Зверьё моё

      Руки, сердце и хвост!                     Лёшка был странным, так все говорили во дворе. И то сказать, парню уже двадцать пять, давно пора бы с девушками гулять, а то и коляску с малышом катать, а он всё один и один. Пробежит мимо вездесущих бабулек, поздоровается и шмыг в подъезд. Соседушки ему вежливо ответят, а сами, ну — шушукаться, ну — обсуждать. Хотя что там обсуждать? Внешность у Лёшки обыкновенная, нос кнопкой, веснушки и вихры на голове — так-то и не сказать, что он уже не мальчик, а вполне взрослый человек. Зато кот у него был… всем котам — кот. Роскошный белоснежный красавец с голубыми глазами и маленьким черным пятнышком на кончике хвоста. Лёшка его на помойке нашёл, маленьким таким комочком. Просто шёл мимо, а навстречу полз замурзанный кроха, замёрзший, голодный, почти дохленький — уже и кричать не мог, только рот открывал.       Лёшка его в носовой платок завернул и домой — отмывать и откармливать. Блох там было… десяток на квадратный сантиметр, ушки забивала серая гадость с мелкими шевелящимися клещами, и под шкуркой только косточки перекатывались. Ужас просто, даже сказать больше нечего.       Хорошо, что Лёшка тогда был в отпуске и мог заняться подобрышем — в ветеринарку свозил, лекарства, лоток, миски, лежанку купил. Корм ему специальный… кстати, вот его найдёныш есть не стал, зато котлету только так схомячил. И не поплохело ему ни разу.       Время шло, котик рос… рос… и вырос… весь двор завидовал и восхищался, когда Тимофей — только так и никак иначе — сидел на подоконнике. На улицу кот не выходил, боялся панически, видно настрадался ещё в котячьем возрасте. А Лёшка и рад, не хотелось ему своего мурчалку потерять. Вот так они и жили вдвоём, молодой парень и кот-котофей. Мать у Лёшки вышла замуж второй раз и уехала в другой город, сразу, стоило тому поступить на бюджетное отделение, только раз в месяц присылала денег на «поддержание штанов», и парень давно привык полагаться на себя. А отец погиб давно, попал в аварию на шахте.       — Привет, котище!       — Муррр…       — Жратиньки хочешь?       — Мяу…       — Погоди, сейчас рыбку дам. Рыбку будешь? Будешь… держи, а я себе плов подогрею.       Вечер прошёл тихо, за просмотром какого-то боевика, а вот ночью во дворе собрались на тусовку подростки и устроили локальный армагеддец. Смех, громкая музыка, визг… они перебудили едва ли не всех. И на просьбы вести себя потише или вообще свалить куда подальше, не реагировали. Наконец, у кого-то окончательно сдали нервы, и вскоре во двор завернула патрульная машина. Шум резко стих, подросткам сделали внушение и разогнали по домам. А Лёшка, уже собиравшийся снова лечь спать, задержался, рассматривая красавца патрульного, вежливо и тихо выговаривающего что-то главному заводиле. Видимо, аргументы оказались убойными, раз именно после этого тусовка рассосалась. Хотя если посмотреть на «аргументы» в виде здоровенного овчара, смирно сидевшего у ноги патрульного, сразу становилось понятным, почему буйная молодёжь предпочла уйти: с таким не поспоришь!       Лёшка свесился из окна, пытаясь запомнить все детали, и сам не понимал, зачем ему это нужно. До этого момента, его не интересовали разборки во дворе, он был вообще неконфликтным парнем, а тут, посмотри-ка! И как оказалось, не одному ему стало интересно, что там за шум. Тимофей, до сих пор с истинно кошачьим высокомерием отказывающийся от прогулок дальше подоконника, выскочил прямо на газон, нисколько не опасаясь разбиться о твёрдую землю. Хотя что там было высоты? Первый же этаж, недалеко лететь. Но Лёшка всё равно напугался и, от волнения, пискнул:       — Ти… Тим… офей!       Патрульный оглянулся на придушенный крик, зато кот — вот наглая морда — даже не ухом не повёл, величаво шествуя прямо к овчару. Извечный страх к собакам, видимо миновал этого поганца, и вскоре изумлённые хозяева домашних любимцев, могли наблюдать, как котище, распушив хвост, трётся о лапы и морду не менее изумлённого и ошарашенного пса.       — Лорд… фу… — прохрипел патрульный.       — Тимофей! — Лёшка попытался придать своему голосу суровости и твёрдости. Не преуспел, но патрульный уже не просто оглядывался, а смотрел прямо на него. — Ты, наглый мерзавец! Домой, скотина пушистая!       Тут до парня дошло, что орать он может до утра, а выходить на улицу в одних трусах неприлично, и, проорав, чтобы за котом присмотрели, помчался одеваться. Редким к тому времени зрителям — соседи, уяснив, что шум прекратился, расползлись по кроватям — предстало замечательное зрелище. Второй акт Мерлезонского балета состоял из растрёпанного парня в тренировочных штанах и футболке наизнанку, удивлённого патрульного, водителя машины и белоснежного кота, с упоением намывающего морду изумлённого овчара.       — Тимофей, как тебе не стыдно! Ты зачем…       — А почему мне должно быть стыдно? — внезапно поинтересовался патрульный.       — Что? Не знаю. Ты! Ты, бессовестный комок шерсти! Оставь бедного пса в покое! Ко мне, Тимофей, иди ко мне!       Патрульный дёрнулся, потом перевёл взгляд на кота и расплылся в улыбке. Поднял толстое белоснежное чудовище и ласково произнёс:       — Иди к хозяину, тёзка. Вот, забирайте своего нарушителя спокойствия.       Лёшка прижал к себе кота, понял, почему так странно реагировал на его крики патрульный и жарко покраснел, вспомнив, какими эпитетами его награждал.       — Спасибо, — пролепетал он, пятясь к подъезду. — Спасибо!       — Салфетку лучше принеси, твой кот Лорду всю морду обслюнявил.       Лёшка быстро-быстро закивал и, вернувшись в квартиру, тут же сунул в руки патрульному полотенце, благоразумно не выходя из дома — через окно подал.       — Зачем? Салфетку бы дал и всё.       — Да ладно, там вытирать и вытирать, возьми лучше полотенце.       Возражать больше патрульный не стал, кивнул и направился к машине, у которой так и сидел тщательно намытый овчар. Лёшка закрыл окно, отсекая шум и звуки улицы, тщательно задёрнул шторы и сполз по стене, закрывая глаза. В руку ткнулся холодный нос и басовитое «мау» заставило выйти из непонятного оцепенения.       — Бессовестный ты кот, Тимофей, — слабо проговорил Лёшка. — Вот совершенно… а он… как скала… как думаешь, а, котище? Как думаешь? Он такой… такой… эх… мне бы такого друга... надёжного.       Но сидеть на холодном полу, предаваясь унынию, оказалось скучно и жёстко, и Лёшка перебрался в кровать, подтянул к себе странно тихого кота и уснул. В ночных грёзах к нему пришёл патрульный Тимофей, почему-то в образе кота, серого с полосками, рядом с ним бегал овчар, а на псе восседал его собственный кот и смотрел по сторонам голубыми глазищами. Проснулся Лёшка от странного томления, которого не испытывал с подросткового возраста. И это было так странно! В комнате витали запахи спермы, дождя и мокрой шерсти. Откуда? По подоконнику, стеклам, листьям деревьев стучали редкие капли, умытое солнце рассыпало солнечных зайчиков по лужам, низкая серая туча, почти полностью излившись на ночной город, уходила куда-то за крыши домов, в приоткрытую форточку тянуло свежестью. Парень потянулся, просыпаясь и стряхивая с себя сонную одурь. В ярком жёлтом пятне растянулся Тимофей, подставляя пузико тёплым лучам.       — Доброе утро, страна! — пропел Лёшка. — Доброе утро, кот! Доброе утро, я! Завтракать пойдём?       — Ма?       — Корм дам… или хочешь рыбку, Тима-Тимофей, котик-котофей? Хотя... корма и нет, так что без вариантов.       — Мау…       Тимофей шествовал на кухню, Лёшка скакал следом, смеясь, когда распушённый хвост щекотал его голые ноги. И в квартире так и стоял запах мокрой шерсти, уже чуть выветренный лёгким сквозняком.       — А скажи-ка мне, драгоценный хвостатый, что это у нас псиной пахнет?       — Мяв? Мяу! — возмущенно ответил кот, словно говоря, что никаких псов, кроме вчерашнего овчара, он не знает. Да и с тем знаком буквально шапочно, вернее, лапно-мордочно.       — Да ладно! Разве не ты вчера вылизывал этого овчара?       Кот возмущённо топорщил усы, фыркал и тыкался лобастой головой в ладонь хозяина, будто поощряя не болтать, а дать уже рыбку, наконец. Получил и вгрызся всеми зубами, вызывая умиление у хозяина.       — Ах, ты ж мой маленький хищник… — улыбнулся Лёшка. — А вот интересно, большие хищники так же терзают добычу? Наверное… зубы же у них есть…       Парень рассуждал вслух, как привык за годы проживания с котом — своим единственным, подчас собеседником. На работе у него — у Лёшки, не у кота, конечно — как-то не сложилось: коллектив был большой, работа у каждого своя, и сотрудники почти не пересекались. По жизни друзей тоже не было, так… приятели, пивка выпить. И то редко: не нравился парню вкус этого пенного напитка, от водки он сразу засыпал, а от вина чесался по страшному. Короче, ни собутыльник, ни сотрапезник, ни рыбак, ни охотник. Хотя на речку ходил, да… поваляться на берегу, позагорать, даже искупаться мог, где не глубоко — после того, как чуть не утонул в детстве, предпочитал чувствовать дно под ногами. А из всех развлечений предпочитал тихий вечер с книгой или хорошим фильмом, в общем, Лёшку считали скучным человеком. А он думал, что просто не любит людей.       Утренний кофе взбодрил, а его аромат перебил, наконец, запах мокрой псины. Омлет получился на редкость удачным — пышным, с кусочками овощей и ветчины, впереди были выходные, а вчерашнюю жару прогнал ночной дождь.       — Жизнь прекрасна, Тимофей!       — Мау… — согласился кот, вылизываясь.       — Вот и я говорю, что суббота — это хорошо. Только вот убраться бы не мешало, а то на полу какая-то грязь. Откуда, интересно?       Проговорив эти слова, Лёшка вдруг понял, что грязь на полу подозрительно напоминает чьи-то следы. Парень присел рядом с ними, положил на пол ладонь, сравнивая размеры и присвистнул:       — Них… ну, нах… вот это лапка… Тимофей, это точно не ты наследил?       Кот укоризненно посмотрел на хозяина голубыми глазищами, мол, рехнулся, хозяин? Нет? Ну, и не болтай тогда ерунды. Лёшка смотрел, как на морде котяры меняется одно выражение на другое, пока не появилось «а не пойти ли мне спать», и хихикал. Несмотря на странные следы, ночной дождь, непонятные запахи, настроение было отличным. Парень быстренько помыл пол, смахнул пыль и счёл уборку законченной.       — Ура! Пришла зима! Выпал снег! Вернее, дождь! — дурачился он, вспомнив глупую рекламу, которую крутили по местному радио — было у них и такое, а диктор вечно скучным голосом начитывала такие же скучные объявление на тему «продам», «раздам» и «дайте денег, а то будет плохо». Лёшка обычно не прислушивался, но занудный голос, вещавший, что лопаты и снегоуборщики можно купить в соседнем городе по цене мини трактора, пробивался даже сквозь наушники.       На улице светило солнце, у подъезда лениво шаркал метлой дворник — молодой, но уже грузный дядька с тупым выражением на лице. Лёшка подозревал, что этот «фейс» у него исключительно для работы, а дома или на прогулке, он совсем другой. Как его звали, парень не знал и точно был уверен, что и не успеет узнать — дворник едва шевелился, явно не желая работать вообще и метлой в частности.       — Привет…       — Доообрый день…       — Много воды? Или ты разогнал?       — Само высохнет.       — А-а-а… — протянул понимающе Лёшка. — Ну, пока!       — Бывай…       Лёшка шёл по улице, навстречу солнцу и жмурился, когда яркие лучи выныривали из-за домов и деревьев, кусая всех, кто попадался на пути. Хотя нет, вон тот пёс точно наслаждается, выгнулся весь, подставил пузико в жёлтых подпалинах на серой шерсти. Парень присмотрелся и хмыкнул — знакомая собака… а вот и хозяин.       — Доброе утро, — Лёшка замялся, вспомнив, что так и не спросил имени патрульного.       Хотя о чём это он? Кто же спрашивает как зовут тех, кто «обслуживает» вас? Продавцы, консультанты, медсестры, полиция… все они безликие винтики в машине, которая должна обеспечивать ваш комфорт и безопасность. А у этого патрульного появилось лицо — не функция. Что тому виной, вечерняя помощь, симпатичный пёс, к которому проникся симпатией даже подозрительный Тимофей, или просто яркое солнце и хорошее настроение.       — Меня Лёшкой зовут. Алексей Симаков, — шутливо шаркнул ногой парень.       — Тимофей Бусый.       — О! То-то ты вчера так на моего кота среагировал! — засмеялся Лёшка. — Тоже Тимофей. Приятно познакомиться, доблестный страж порядка! Со смены идёте?       — Ты уж реши, на ты мы, или на вы, — усмешка была не обидная. — Можешь звать меня Тимохой, а то твой кот парень серьёзный, может и обидеться на тёзку.       — Это точно, он у меня… ух! — Лёшка сжал руку в кулак. — Всем котам кот! Я тебя Тимом звать буду. Ты домой?       — Домой. Хочешь проводить?       — А можно?       — Почему нет? Пошли, только я на окраине живу. В Волчьей, не испугаешься?       — Чего? Слухов? Так я не из пугливых и сомневаюсь, что у вас по улицам волки бегают.       Про Волчью пажить болтали многое: будто селиться там стали ещё лет пятьсот назад, а жители там странные, чуть ли не оборотни, в полнолуние перекидываются и воют на луну. Хотите — верьте, хотите — нет. Лёшка не очень доверял слухам, но ещё с детства помнил, что туда лишний раз не заходить: не загрызут, так отлупят. Мальчишки там были — волчата, вот честно, чужих не любили. Не били, конечно, но гнали до самого края Волчьей. И всё равно лезли… а интересно же, как оно там? Получали… не больно, но обидно. Некоторые возвращались, стараясь пробраться незаметно — искали обходные тропы и лазы, да всё зря, а другие бросали безнадёжное дело и переключались на что-нибудь другое. Лёшка аж три раза ходил! Но после порки от матери за разодранные брюки и сбитые коленки больше не пытался. А вот теперь, когда ему предложили пройти в Волчью пажить легально, с сопровождением, вспомнились детские страхи и… любопытство.       И сейчас, проходя по улицам Волчьей, Лёшка не мог сдерживаться, с почти детским восторгом рассматривая прямые улицы, аккуратные домики по обеим сторонам, цветы в палисадниках, собак — их тут было великое множество, детские площадки, полные ребятни. И женщин… статных, гордых, красивых и не измученных работой. Было видно, что все дела им в радость, и везде рядом мужчины — помогают. Хотя… заметив очередную сценку, где под берёзой на лавочке сидели двое, причём в очень двусмысленной позе, Лёшка жарко покраснел: они оба были парнями.       — А…       — У нас это нормально, — бросил в ту сторону мимолётный взгляд Тимофей. — Тебе… неприятно?       — Нет… да… не знаю… странно, везде же… ну…       — Такие отношения запрещены, ты хотел сказать?       — Ну, да. А тут открыто, и никто не пялится, не…       — У нас это нормально. Понимаешь, душа и сердце пола не имеют, кого полюбил, того и любишь. А мы выбираем пару один раз и на всю жизнь, — пояснил Тимофей.       — Тим… а ты… уже с парой, да?       — Я? Я встретил свою пару, а вот…       — Она не знает.       — Нет… — «он» говорить это вслух Тим не стал. — Сюда.       Парень толкнул калитку и посторонился, пропуская вперёд Лёшку. Тот ступил на дорожку, выложенную кирпичом, и жадно огляделся, отмечая и качели в тени деревьев, и гамак, и столик под шатровой крышей беседки, и мангал, и бочки для воды, расписанные весёлыми картинками. Всё вокруг было сделано с любовью и добротно — для себя, не для того, чтобы похвалиться. Крыльцо, чисто вымытое, желтело свежей краской, двери были оббиты «кожей молодого дерматина», Лёшка аж умилился, когда увидел такое: уже лет тридцать не встречал.       — Так теплее, — понял его Тимофей и широким жестом пригласил гостя в дом. — Чай будешь? Извини, я кофе не пью, не люблю.       — А? Можно и чай, мне нормально — чай, — Лёшка повёл носом, вычленяя запахи трав, с примесью псины. Или ему уже всюду мерещится этот запах? Впрочем, последнее было понятно: здесь же овчар живёт.       — А Лорд с тобой дежурит, ну, служебная собака и всё такое? — спросил Лёшка.       — Нет, Лорд только мой, я его вчера с утра закинул в ветеринарку, на прививку, а там бардак: привезли сбитого машиной пса. Пришлось оставить Лорда на день в клинике, сам понимаешь, не таскать же его весь день в машине, я-то на смене был. А вечером нас в тот район вызвали, вот я его и забрал, всю ночь со мной был. Почти... — слегка коряво попытался объяснить вчерашнее Тимофей, не сказав, что уже под утро прогулялся к дому Лёшки: проверил, что там и как. И не утерпел... ох, узнали бы старейшины, надрали бы Тиму... уши.       — А тут снова бардак, уже в нашем дворе.       — Угу… садись, у меня там печенье было… кажется.       — Не нужно, — торопливо проговорил Лёшка. — Я… не люблю печенье, лучше просто чай.       — А бутерброды?       — А давай я гренки поджарю, — Лёшка с сомнением посмотрел на засохший кусочек сыра и печальные остатки колбасы.       — Ага, — Тимофей откровенно обрадовался. — Я что-то устал... прости.       Завтрак общими усилиями соорудили быстро: Лёшка готовил, а Тим путался под ногами, а потом очень хорошо посидели, разговаривая ни о чём. И расстались только ближе к вечеру, провожая друг друга до бесконечности. По крайней мере, то, что они уже седьмой раз проходят мимо приметной сосны, Лёшка заметил лишь, когда сгустились сумерки.       — Ой... извини, я тебя заболтал, а ты с суток, устал поди. Пока, Тим!       — Заходи!       Лёшка шёл по улице, не замечая ни прохожих, ни машин — у него ещё никогда не было такого друга. Вообще не было друзей… и Тим… он… надёжный, спокойный и с ним можно поговорить о… чём? Вот ни за что сейчас не вспомнить, про что же ребята говорили несколько часов. О Лорде и коте, о них самих, о новом фильме, о маринованных грибах, о мотоциклах и клубнике. Даже про сказки упоминали… кстати, о сказках. Вернее, о легендах — что же такое рассказывал Тим? Лёшка остановился, вспоминая, потом махнул рукой: ещё раз спросит.       Тимофей-котофей встретил хозяина подозрительно спокойно, обнюхал, пофыркал и удалился в комнату, распушив роскошный белоснежный хвост. Лёшка быстренько насыпал ему корма, сменил воду, почистил лоток и уселся у окна. Зачем, и сам не знал, просто смотрел и вспоминал прошедший день. Впервые он чувствовал себя… влюблённым? Странно, да? Они оба парни, в стране подобное не приветствуется, хоть и не запрещается: Лёшка помнил, что есть какое-то исключение, когда однополым парам даже позволяют заключать браки. Только там вроде бы община то ли религиозная, то ли по идейным соображениям, то ли традиции, настолько древние, что их боятся трогать власть имущие. Парень уселся на подоконник, бездумно уставился в темноту, почесал за ухом мурлыкнувшего Тимофея.       — Влип я, котяра. Как муха в мёд, — Лёшка облизнул губы, как будто почувствовал сладость. По спине пробежали мурашки, и на миг показалось, что кто-то смотрит из темноты, следит за каждым жестом. — Знаешь, кот, мне же никогда парни не нравились, почему с ним так? Я будто его всю жизнь знаю, веришь, нет?       Лёшка поёжился — ощущение чужого взгляда никуда не делось, а кот сидел рядом, подставлял голову под ласкающую руку и мурлыкал, негромко и басовито. И, кстати, беспокойства не проявлял, будто рядом кроме хозяина никого и ничего, в том числе — странного.       — Ладно, сидеть так можно до опупения, а завтра у нас воскресенье, выходной, надо бы порядок в доме навести. Ты как, кот, согласен?       Тимофей прищурил голубые глаза, выражая своё презрение к мелким человеческим делишкам, и отвернулся.       — Нечуткий ты, котяра, невнимательный! Нет, чтобы пожалеть меня, несчастного, так ты ещё и добавляешь беспорядка.       — Мяу? — возмутился Тимофей.       — Да? А не ты наполнитель по всему туалету раскидал? Или это Лорд пришёл и напакостил?       — Мяв!       — Мяу, мяу… а убирать-то мне! Эх… нет в жизни счастья, а так хорошо день прошёл.       Лёшка помыл посуду, оставшуюся после завтрака, поругал сам себя, за то, что не сделал это вовремя и остатки гречневой каши присохли к тарелке намертво, прибрался на кухне, раз уж всё равно ждать, и, наконец, добрался до кровати ближе к полуночи. Засыпал он в уютной норке между пледом — жарко, и котом — ещё жарче. Но Тимофея, в отличие от покрывала, на пол не скинешь. Наверное, потому и сны парню снились странные, тревожные, будто бежит он по лугу, а за ним стремительная тень — вот-вот догонит, уронит и… и? Нападёт? Вряд ли: угрозы не чувствуется, зато явно хочет повалять в траве от души. Зачем вот только? Почему-то грезилось, что там не один зверь, а двое — большой и клыкастый, напоминавший волка с чрезмерно лобастой головой и умными глазами, и поменьше, серый и… знакомый? Хотя зубы у него были тоже зачётные.       Лёшка спал и не видел, как кот мягко прыгнул на подоконник, примерился и в один мощный бросок оказался на приоткрытой форточке. Потоптался немного и вот уже по газону крадётся белоснежная тень. Глупый у него хозяин, если не взять всё в свои лапы, так и будет ходить кругом, да около. Тимофей принюхался, повертел головой и побежал туда, где жили самый замечательный овчар с хозяином.       Утро началось с того, что кто-то ругался под окном, визгливо и противно отчитывая наглых животных. Лёшка полежал, послушал как красочно описывает соседка, что она сделает, когда поймает наглого зверя, который вытоптал клумбы, и встал, эту даму со второго этажа, скандальную, но ответственную, он недолюбливал, несмотря на то, что та делала для благоустройства двора. Конечно, благодаря ей появились и детская площадка, и ухоженные газоны, и стоянка, и даже беседка с лавочками, но при этом всё сопровождалось потоками грязи, выплеснутой на всех, кто подвернулся под руку. Парень потянулся, попытался поймать солнечного зайчика, не успел — даже подумать, откуда тот взялся, и встал.       Кухня сияла чистотой, вот не зря вчера убирался, и пустотой. Сначала Лёшка не понял, а потом всполошился: Тимофей не тёрся об ноги, выпрашивая вкусные кусочки. Обычно кот появлялся сразу, стоило только открыть дверцу шкафа, чтобы достать очередной пакетик: по утрам Тимофей вкушал только специальный, сбалансированный корм, а рыбку предпочитал употреблять во время вечерней трапезы. Вот кого надо было назвать Лордом! А Тимофей-котофей… никакой экзотики!       — И где ты? — вопросил Лёшка, ещё не беспокоясь: может, спит слишком крепко. — У тебя сегодня… м… «нежная индейка в сливочном соусе»… Блин, когда это я такое купил?       Лёшка вытряхнул корм в мисочку и открыл холодильник, рассматривая содержимое. Нутро белого ящика укоризненно сияло пустотой. Не считать же наполнением пакет кефира и три яйца? Набор продуктов не вдохновлял совершенно, и парень закрыл дверцу.       — Так… и что я буду на завтрак? В магазин сходить, что ли? До уборки? А то не закончу, упаду в голодный обморок. Везёт же котам! На работу не ходят, в доме не убираются, всей заботы только яйца отполировать, а жрут лучше человека. А где, кстати, кот? Тимофей! Завтрак подан, Ваше Сиятельное Величество, господин Кот!!! Тимофей! Ты где?       Кот не отзывался, Лёшка вернулся в комнату. Тишина и пустота. Под кроватью — никого. В шкафу — тоже. Встревоженный парень кинулся в ванную, снова на кухню, проверил шкафы, ящики… на призывные выкрики никто не отвечал. Зато на них откликнулась соседка, визгливо заявив, что чьи-то лапы отпечатались на её клумбе. Лёшка выглянул в окно, убедился, что скандалистка права, но даже тогда ничего не заподозрил. Через час парень убедился, что кота нет нигде. Вообще. И тогда начался кошмар! Куда делся кот? Он же никогда дальше подоконника не ходил — боялся. И тут Лёшка вспомнил, как буквально накануне, Тимофей выскочил к Лорду — к собаке! Сам! А, может, и сейчас кот пошёл искать на улице своего нового друга? И парень выскочил на улицу в безумной надежде найти Тимофея на газоне, в траве, на дереве, в подвал, где угодно, главное — живым.       Лёшка носился по улицам, звал кота, заглядывал под кусты, в подвалы, в мусорные баки и звал, звал, звал. Тимофей как сквозь землю провалился. Ночь прошла ужасно — парень подскакивал на каждый шорох, но всё бесполезно. Утро началось в пять утра, когда не выспавшийся Лёшка вышел на улицу, ёжась от свежести и снова начал марафон по району, уже охрипшим голосом выкрикивая:       — Тима, Тимочка, где ты, сволочь хвостатая?       — Лёш? Что случилось? Ты почему в таком виде?       На Тима глянули полубезумные глаза, и парнишка прошептал:       — Тимофей пропал.       — Куда? Тьфу, когда?       — Не знаю! Утром встал, а его нигде нет. Вчера утром, — уточнил Лёшка.       — Та-а-ак… что искал — вижу.       Парень задумался, покусывая нижнюю губу, словно решал что-то важное. Лёшка не сводил с него полного надежды взгляда.       — Так… Лёш… ты… в общем, я наверное, смогу помочь. Не испугаешься? — Тимофей внимательно посмотрел на парнишку.       — Чего? Помощи? — не понял тот.       — Нет, другого…       Лёшка сначала с удивлением, а потом и с беспокойством, смотрел, как Тим снимает с себя одежду. Куртка. Рубашка. Кроссовки. Носки. Брюки. Горка вещей росла на траве, пока парень не остался обнажённым. Лёшка метнулся взглядом, чтобы не смутить, но помимо воли успел рассмотреть атлетическую фигуру, тёмную дорожку, сбегавшую вниз в трогательные кудряшки. В прямом смысле — трогательные: так и хотелось запустить туда пальцы, ощутить свежесть, чуть прохладную на утреннем ветерке.       — Бесстыдники!       Но Тим даже не повернул голову, опустился на колени, окутался серой дымкой, и вот перед Лёшкой выпрямляется большой матёрый зверь. Чутко шевельнулся мокрый нос, ткнулся в ладонь парнишки — перевёртыш же! Настоящий! И вот уже стремительная тень стелется по траве. Лёшка проводил его взглядом и уселся рядом с вещами — сторожить. Вернулся оборотень не скоро и не один: из пасти вяло свисал комок, некогда белоснежный, а ныне серо-кровяной.       — Тимка! Тимофей… Тимочка… маленький мой котик, — Лёшка принял в руки окровавленного зверька, прижал к себе, не боясь испачкать рубашку, и беспомощно посмотрел на Тима, уже поднявшегося на своих двоих. — Что же делать?       — Идём, я на машине, кота нужно срочно к врачу, его собаки подрали, еле отбил.       — Да-да, идём… скорее!       Как они искали дежурного врача — отдельная песня. Оказалось, что в их городке круглосуточной клиники для животных нет, нужно ехать в соседний, а туда ни много ни мало, а шестьдесят километров. И Тим гнал, успокаивая Лёшку, а тот прижимал к себе кота, шептал что-то успокоительное, чуть не плача, ругал себя, что не уследил за мохнатым другом. Клиника, по счастью, работала. А врач, красивая молодая женщина с роскошной пепельной косой, выгнала вон причитающего Лёшку и взялась за кота. Что она с ним делала, парнишка не знал, никуда не уходя, он все три часа просидел под дверью кабинета, вцепившись в руку Тима, и подорвался, когда врач выглянула:       — Забирайте, — улыбнулась она.       — Как Тимофей? Что с ним?       — Нормально, жить будет, раны я зашила, обрабатывать… — она подала рецепт, — вот этим. Пусть ваш врач за ним понаблюдает. А так… ничего страшного, бывает и хуже.       — Но реже… — пробурчал Тим.       — Просто присматривайте за котом получше и не позволяйте ему гулять.       — Он сам выскочил, никогда же раньше! Только к Лорду… а так никогда же раньше… И теперь никогда…       — Я прослежу, — кивнул Тим. — Спасибо… Ксения Петровна.       — Да, — рассеяно подтвердил Лёшка. — Спасибо!       Занятый котом, он даже не заметил, как Тим оплатил счёт за лечение.       — Домой?       — Да…       Только когда машина остановилась, Лёшка увидел, что Тим привёз его к себе.       — А…       — Поживёте у меня, — непререкаемым тоном проговорил тот. — Лорд присмотрит за Тимофеем, а я за тобой.       — А работа?       — Увезу утром. Всё, выходи, пора кормить тебя и его.       И Лёшка вышел.       Встретил их Лорд, обнюхал, потом улёгся рядом с котом и обнял его лапами. Так и пролежал весь день, вставая только на улицу и поесть.       Лёшка на удивление спал хорошо, и, проснувшись, сразу побежал проверять котейку. Картина была умилительная! Огромный овчар, защищавший белоснежного зверька. Когда-то у Тимофея белой была шерсть, а теперь — бинты.       — Бедный ты мой…       — Выспался?       — Да, спасибо…       Лёшка отвёл глаза, стараясь не пялиться на полуобнажённого Тима.       — Отлично. Сейчас завтракать, потом я отвезу тебя на работу, а в обед будь готов, поедем в нашу управу.       — Зачем? В какую управу?       — В нашу, общинную, на свадьбу.       — А? Какую свадьбу? А кто женится? — спросил Лёшка.       — Мы.       — Что мы?       — Мы, только не женимся, а заключаем союз.       — Э… Тим, объясни, пожалуйста, я ничего не понимаю, — жалобно проговорил Лёшка.       — Я оборотень, как ты успел узнать. Мы чувствуем свою пару. А ты — как раз моя пара. Так что в обед мы с тобой заключим союз.       — Я же парень, — Лёшка пытался объяснить, что это неправильно.       — И что? Когда это мешало? — удивился Тим. — Мы выбираем пару один раз и на всю жизнь. Вот я и сказал старейшинам, что нашёл тебя. И мы с тобой сегодня заключаем союз. Они ждать будут.       — А спросить мог? А то получается, без меня, меня женили? Или замуж выдали? — ехидно спросил Лёшка.       И рассмеялся, когда Тим покраснел, потом крякнул и пробурчал, что забыл, что имеет дело с человеком, мол, оборотни сразу всё понимают.       — Угу… так то ж оборотни! Я-то не оборотень, мог бы и сказать, — продолжал язвить Лёшка. — Так и так, мол, люблюнимагу, становись моим мужем. И вообще, где предложение руки, сердца и хвоста?       — Хоть сию минуту! — рассмеялся Тим. — Лёш, вот честно… — оборотень прищурился и выпалил: — люблюнемагу, бери меня всего, с потрохами, хвостом и шерстью.       — Ну… не знаю… — Лёшка критически осмотрел жениха. — Ты линяешь поди.       — Вычёсывай! Заодно и шерсть на носки будет.       — Если только шерсть… ладно, уговорил… беру тебя целиком и полностью. В обед, говоришь?       — В обед. Я бы раньше, да ты же на работе, нельзя же так.       — Вот кстати, а ты когда на смену? Завтра?       — Неа, я отгулы взял, на свадьбу.       — Ну… ты… наглый комок шерсти!       — Стоп-стопэ!* — выставил вперёд руки Тим. — Ты уже согласился! Тим глянул на своего кошачьего тёзку и улыбнулся: животные хорошо их чувствовали, даже слишком. Вот и этот пошёл к вожаку их маленькой стаи. Или к Лорду? Кто знает, что творится в голове этого зверька? Только он сам, но не расскажет же...       — Куда я теперь денусь? — Лёшка кивнул на Лорда, нежно обнимающего лапами кота. — Меня и не отпустят отсюда.       — Правильно. Завтракать будешь? Оладушками?       — Буду! С вареньем!       Это был второй совместный завтрак… и, как оказалось, впереди у ребят их было ещё очень и очень много. На заключении союза гуляла вся улица, поздравляя молодых и желая им долгих лет жизни. На самом деле долгих — оборотень делился со своей парой долголетием. Правильно говорили в сказках: жили они долго и умерли в один день.       Но до этого было ещё очень и очень далеко…                     Конец.                     _______________       *не поправлять!