beautiful ones

      Тарья постепенно привыкала к Арнштайну, и её жизнь снова стала одинаковой и спокойной.       На следующий день первые два урока Туомас всё ещё сидел рядом с ней, не решаясь заговорить с Марко. Но на большой перемене, когда Тарья в столовой уже чуть ли не пихала его из-за стола, он всё же неуверенно подошёл к сидящим за одним столом Марко, Флор и ещё каким-то одноклассникам, имена которых Тарья пока что не запомнила. Их разговора она не слышала, однако видела, как Марко и Туомас отошли к большому окну и почти всю оставшуюся перемену о чем-то разговаривали, а потом обнялись. — Тарья, мы помирились! — оповестил её Холопайнен, подбегая к ней и поднимая свой рюкзак. — Ты не будешь против, если я буду сидеть там, где раньше сидел? — Да нет, конечно, сиди. Я за вас рада, — Тарья искренне улыбнулась, потрепав Туомаса по плечу. — Если бы не ты, я бы, может, так и не подошёл к нему, так что спасибо! — поблагодарил тот. — Ой, да ладно тебе. Тогда он бы сам к тебе подошёл первый.       Теперь Туомас и Марко снова сидели на соседних партах. Они с Тарьей начали чуть меньше времени проводить вместе, но по-прежнему оставались хорошими друзьями. Зато теперь она чаще общалась с Хеленой и они снова шли в школу и из школы вместе, если только Тарья не договаривалась куда-то пойти с Туомасом, а Хелена — с кем-то из своих подруг или парнем. Всю эту историю Турунен, конечно же, ей не рассказала, зато во всех подробностях поделилась с Шарон. Та только повторяла «капец» и «ну вообще», качая головой (Тарья её не могла видеть, но знала, что она в эти моменты качала головой), и спрашивала, как у них с Флор.       А как у них с Флор?       Тарья — самая обычная девушка. Сидит за второй партой у стены, подсказывает оттуда своему чуть ли не единственному другу, сидящему в другом конце класса. Относительно неплохо учится, помогает родителям по дому, планирует получать высшее в Голландии и по вечерам, делая уроки и играя в компьютерные игры, часами говорит по телефону с Шарон. Любит запах корректора и бутерброды с сыром, не очень комфортно себя чувствует в больших компаниях и ждёт окончания школы и своего переезда, чуть ли не дни считает.       Тарья — самая обычная девушка с самой обычной жизнью. Так было в Тампере, в Барселоне и Берлине, так остаётся в Арнштайне и так, скорее всего, и будет в Амстердаме и везде, куда бы её не занесла судьба. Всё у неё было обычное, в какие города бы они не переезжали, и сколько бы она ни повторяла себе, что зато она всегда знает, что делать, и у неё нет каких-то сложных серьёзных проблем, простого и прямого решения которых не знали бы ни родители, ни друзья, ни книги, ни она сама, спустя семнадцать лет обычности уже тошнить начинало.       Всё было обычным. А ещё была Флор.       Уж кого-кого, а Флор Янсен нельзя было назвать обычной. Она могла прийти в школу в пледе с тиграми, чтобы позлить герра Брауна и защитить одноклассниц, или вообще подвыпившая. Когда шокированная фрау Хофманн сказала ей выйти и без родителей не возвращаться, Флор только бросила «удачи» и слегка нетвёрдой походкой вышла. Больше её в тот день в школе не видели. Казалось, её вообще ничего не волновало — ни оценки, ни рекомендации, ни репутация, ни угрозы учителей, вот прямо ничего.       И Тарья завидовала. Она смотрела на Флор, прямо говорящую физруку, что не собирается ходить на его предмет и пусть ставит что хочет, ей плевать, и думала: вот бы также сказать, что ей этот дизайн нахрен не сдался и ей просто нужно… а что ей нужно? И тут же одёргивала себя: ей нужно хорошо закончить школу, поступить в Роттердамский университет, хорошо закончить его и жить как все нормальные люди. Хватит с родителей её бисексуальности — они не знали, но, скорее всего, догадывались и, к счастью, гомофобами не были. Может, ей повезёт и она полюбит парня — тогда всё совсем просто будет. А Флор всё равно однажды придётся разгребать все последствия такого отношения к жизни, если она уже их не разгребает.       И всё равно постоянно на уроках оглядывалась на Янсен, сидящую на задней парте, скорее всего, в наушниках. И всё равно по ночам представляла идеальную жизнь, которой у неё никогда не будет, потому что это невозможно. И всё равно приходила три раза в неделю к ней на тренировки, пытаясь подольше поговорить с ней, побольше узнать.       Потому что это Флор Янсен, которая не соответствовала ожиданиям другим и не парилась об этом. Потому что это Флор Янсен, которая делала всё, что хотела. Потому что это Флор, мать её, Янсен, и она жила. Не для всех остальных, а для себя.       И Тарья влюблялась, с каждым днём всё сильнее понимая, что с этим надо что-то делать. Но что делать-то? Что? — А чего думать? — отвечала ей Шарон. — Подошла, взяла за руку, поцеловала, как говорится. Хотя в твоём случае это скорее «подошла, взяла за руку, испугалась, вручила шоколадку и убежала», да, Тарья?.. Ладно тебе, я ж не осуждаю, просто вспоминаю. Ну не знаю, признайся ей, если ответит взаимностью — отлично, если не ответит — переживём как-нибудь, хотя я уверена, что ответит… — Всё-таки не советую я тебе общаться с Флор, — хмурилась Хелена. — У вас совершенно разное отношение к жизни, цели, хотя я не знаю, какие у неё там цели и есть ли они вообще. Она ж легко может потянуть тебя за собой, а потом ты опомнишься, но будет уже поздно и никакой тебе Голландии. Да, я говорю как учительница, но я правда так считаю. — Даже не знаю, — вздыхал Туомас. — Я полностью всю ситуацию знать не могу, поэтому и посоветовать тоже ничего не могу. Но ты хотя бы не влюблена в своего гетеросексуального лучшего друга.       И Тарья не знала, кого слушать, как поступать. Впервые в жизни она не знала, что делать, и никто не мог ей посоветовать что-то толковое. Теперь придётся решать всё самой. Непонятно ещё, как и что решать, но если она будет и дальше бездействовать, то к концу года у неё поедет крыша. Если ещё не поехала.       Не зная, что делать, Тарья просто ждала. Ждала, когда сможет что-то придумать. Ждала, пока родители позовут обедать. Ждала конца уроков, выходных. Ждала тренировок, чтобы поговорить с Флор. Ждала осенних каникул, чтобы поехать в Бремен и провести их с тамошними друзьями, хоть и из них теперь общалась только с Шарон, побывать во всех своих любимых местах, выпить самый вкусный в мире кофе в кофейне недалеко от дома. Ждала Рождества. Ждала выпуска из школы и переезда, хоть и было страшно и непонятно, что дальше делать. Ждала хоть чего-то, что могло бы изменить её жизнь. Хоть немного. Хоть что-нибудь. Ну пожалуйста. — Стойте, ребят, сядьте! — попыталась успокоить старшеклассников фрау Хофманн, когда прозвенел звонок. Кто-то крикнул: «Так нам стоять или сесть?», но его проигнорировали. — У меня есть небольшое объявление. На осенних каникулах мы на три дня поедем в Амстердам. Тихо, дайте договорить! — прикрикнула она на радостно зашумевший класс. — Это по желанию, у кого оно есть — завтра подойдёте и запишетесь. Только не забудьте спросить у родителей! Всё, идите.       Тарья тут же начала быстро собираться, не веря своему счастью. Она может поехать в Амстердам! В Голландию, куда так мечтала поехать! Главное — чтобы родители разрешили.       Ну, теперь она ждала ещё и этой поездки. Так вся жизнь и проходит в ожидании.        — Какие люди! — обрадовалась Шарон. — Ты чего вчера трубку не брала? Патрик! Не трогай! — последнее она произнесла, убрав телефон от уха, и это хорошо, иначе Тарья бы оглохла. — Прости, брат опять к синтезатору полез. Так что у тебя там за новости? Надеюсь, ты призналась Флор? — Шарон! — возмутилась Тарья. — Новостей две, хорошая и плохая. Плохая — я не приеду в Бремен на каникулы, прости. — Да блин, как так? — разочарованно воскликнула Шарон. — Мы ж уже планов настроили, я тут жду тебя… А почему? — А это хорошая новость. Я еду в Амстердам! — не сдержавшись, Тарья издала какой-то неопределённый радостный писк. — Что? Тарья! Поздравляю! — теперь уже Тарья убрала от уха трубку, чтобы выдержать громкие вопли подруги. — Как, когда, в смысле? Почему я узнаю об этом последней? — Вообще-то первой после родителей, — успокоила её Турунен. — Сегодня в классе сказали, что на осенних каникулах можно поехать в Амстердам на три дня, на экскурсию. Я спросила родаков, они поставили меня перед выбором: или Амстердам, или Бремен. А вариант, что я поеду на три дня в Амстердам и ещё на три в Бремен, они отмели сразу, говорят, денег нет и нужно что-то одно. — Вот как, — протянула Шарон. — Не, ну Амстердам — это святое, я бы на твоём месте тоже его выбрала, конечно. Но на Рождество ты приедешь? — А как же! — улыбнулась Тарья. — Всё, на Рождество я точно приеду и мы все каникулы проведём вместе. Две недели, Шарон! — Ну, когда-то мы все каникулы, выходные и время после школы проводили вместе, — вздохнула ден Адель. — Секунду… Ладно, меня зовут ужинать, потом перезвоню. — Погоди! — остановила её Тарья. — Ты же не обижаешься? — На что? Наоборот, я очень рада, что ты поедешь в Амстердам! Не накручивай себя, я ж тебя знаю. Всё нормально, правда. Всё, давай, — Шарон отключилась, и Тарья отбросила телефон куда-то в сторону и поудобнее легла поперёк кровати, подложив руки под голову. Интересно, кто из её друзей поедет в Амстердам? Было бы хорошо, если бы и Хелена поехала, и Туомас, и… Тарья широко улыбнулась, неожиданно понимая, что Флор входит в тот небольшой круг людей, с которыми Турунен общается. Не так часто, как с Туо и Хеленой, но общается. Это уже прогресс.        — Извините, можно… — Тарья заглянула в кабинет, куда им сказали подойти и записаться на поездку в Амстердам, но осеклась, заметив, что в кабинете двое человек. Флор, качающаяся на стуле рядом со столом, улыбнулась и помахала ей. Тарья улыбнулась в ответ, проходя в кабинет и сразу же ударяясь плечом о дверной косяк. Ну почему когда в поле зрения оказывается кто-то, кто тебе нравится, ты всегда чувствуешь и ведёшь себя крайне неловко? — Заходи, Тарья, — кивнула ей учительница, имя которой Турунен не запомнила. Вот почему её все знают, а она — почти никого? — Ты по поводу Амстердама? Вот, напиши своё полное имя и фамилию, имя и телефон кого-то из родителей и подпись, — ей протянули лист и ручку, и Тарья, быстро пробежавшись глазами по остальным именам в списке и ничего не успев разобрать, начала писать. — Тарья Сойле Сусанна Турунен? — прочитала вслух Флор, заглянув через её плечо. — Ого. Красиво. — Спасибо. А ты тоже в Амстердам едешь? — спросила Тарья, пытаясь вспомнить номер телефона мамы и выглядеть адекватно. — Ну вообще она здесь из-за того, что курила на территории школы. Опять, — с нажимом произнесла учительница. — Так если вы меня столько раз ловили и всё потом повторялось, может, нет смысла меня таскать сюда каждый раз? — усмехнулась Флор и, разведя руками в ответ на немой вопрос не находящей слов учительницы, повернулась к Тарье. — Но вообще да, я еду. А можно посмотреть, кто ещё едет? — дождавшись, пока Тарья допишет, она сцапала со стола лист и уткнулась в него. — Ага… Мда. Маловато моих корешей едет. Но ничего, найду, с кем общаться, — она вернула лист Тарье, и та тоже начала читать. Ни Хелена, ни Туомас не ехали — из тех, кого она знала, только Флор. — Анетт ещё хотела поехать, но её парень не отпускает, — зачем-то поделилась учительница. — Ну и придурок, — поморщилась Флор. Прозвенел звонок. — Я могу идти? — Да, иди, конечно, — вздохнула учительница. — Какой сейчас урок? — спросила Янсен, когда они с Тарьей вместе вышли из кабинета. — Химия, последний, — вспомнила Тарья. — Вроде контрольная будет. — Отлично, значит, пойду домой. Ну ладно, нам всё равно по пути до лестницы, — они вместе пошли по длинному коридору. — Ждёшь поездки? — Жду. На самом деле я давно хотела побывать в Голландии, но не складывалось, — призналась Тарья. — А ты? — Уехать отсюда хоть на пару дней — это всегда хорошо. Потому что если ты семнадцать лет торчишь в таком месте и никуда не вылазишь, то или застрелишься, или сойдёшь с ума. — И ты вылазишь? — спросила Турунен. — Ну, я пока не застрелилась и не сошла с ума, хотя насчёт последнего не уверена, — хмыкнула Флор. — Обычно на все каникулы куда-нибудь уезжаю и во время учебного года тоже стараюсь периодически сваливать. Передавай привет химичке, — они дошли до лестницы, и Флор быстрым шагом направилась на первый этаж, а Тарья — на третий, задумавшись.              Жизнь продолжала идти своим чередом.       Тарья узнала, что в Арнштайне есть ещё и музыкальная школа. Но так как с деньгами у многих преподавателей оттуда было туго, они учили ещё и старшеклассников, которые уже выпустились из музыкалки, но ещё не успели закончить школу и уехать подальше отсюда. Это было вообще-то не очень легально, но такие мелочи никого не волновали. Как говорила Флор, «либо тебе плевать и ты ждёшь, пока свалишь, либо ты уже не свалишь и тебе ещё больше плевать». Говорила она это, правда, когда какой-то младшеклассник на глазах у всей столовой украл булку в школьном буфете, но никто, включая продавщицу, и ухом не повёл, но не суть.       Тарья всё-таки записалась на вокал и клавишные и была безумно счастлива, что спустя месяц перерыва может снова заниматься тем, что так любит с самого детства, не только дома. Как выяснилось, и Флор, и Туомас, и Марко отучились в этой музыкалке и продолжали заниматься. Занятия у них проходили в разное время, но по пятницам вокал у Тарьи совпадал с гитарой у Марко, поэтому возвращались они вместе. Ну и потому что в ту пятницу дождь лил как из ведра, а у Марко был зонт. — Вообще я бы и так дошла, — призналась Тарья, пока они шли, пытаясь не наступать в уже образовавшиеся многочисленные лужи. — Обожаю гулять под дождём. — Да? — Марко о чём-то задумался. — Точно дойдёшь? Просто Туомас собирался сегодня прийти ко мне, но попал под дождь, а у него ничего с собой нет, и теперь я должен забрать его у магазина. — Да без проблем, мне от магазина две минуты идти, — заверила его Тарья. — А как он так попал? — Ну, по его словам, дождь пошёл очень внезапно, — объяснил Марко. — Вообще он живёт буквально напротив моего дома, но ливень начался именно тогда, когда он пошёл в магазин. Что за человек? — усмехнулся он, качая головой. — Вот только он так мог попасть. — А если к ночи дождь будет идти дальше? — спросила Турунен. — Не знаю, зачем мне это, просто интересно. Потому что я когда-то в детстве жила напротив своей подруги и один раз начался сильный дождь, пока я была у неё. Ну мы и сидели до вечера, а потом родители позвонили и сказали доставить меня домой. Было очень весело перебегать дорогу, когда ничего не видишь из-за ливня и зонт слишком большой и тяжёлый. — Бывает, — Марко рассмеялся. — Нет, мы в таких ситуациях просто остаёмся ночевать друг у друга. И сегодня Туо, думаю, тоже останется. А вот и он, кстати, — они вышли из-за угла, подходя к магазину. Туомас, стоящий под навесом в одной футболке (а ведь для такой одежды было уже довольно прохладно!), радостно помахал им. — Тарья, подержи, — Марко отдал ей зонт, снимая куртку и протягивая её Туомасу. — Вот ты скажи, как можно было выйти в магазин именно под ливень? Как ты всё время попадаешь в такие ситуации? И не делай такое лицо, я в свитере, а ты тут в футболке хрен знает сколько торчишь. Тарья, точно дойдёшь? Может, тебя провести, а этот пусть ещё постоит? — Да дойду, всё отлично, — Тарья вернула зонт, улыбаясь Холопайнену. — Тогда желаю не промокнуть. Пойдём, Туо, — они оба направились в ту же сторону, откуда до этого шли Марко с Тарьей, но за угол не завернули, а пошли по длинной улице — длинной по местным меркам. Сама Тарья пошла домой.       Будь она сейчас в Бремене, они с Шарон бы отсиживались в кофейне за тем же столиком, где и всегда, пили горячий и вкусный кофе и болтали без умолку или друг с другом, или с баристой, если людей было мало. Или сидели у кого-то из них дома, смотрели какие-нибудь фильмы, при этом съедая полхолодильника за раз, а может, делали уроки, что бывало очень редко. А потом сказали бы родителям, что уже ложатся спать, приготовились ко сну и полночи тихо, чтобы никого не разбудить, разговаривали обо всём на свете. Тарья обернулась, быстро находя среди немногочисленных прохожих Марко и Туомаса. Те шли быстрым шагом. Марко приобнял Туомаса за плечи, рассказывая что-то.       Будь она в Бремене, она бы сейчас тоже проводила время с лучшей подругой. Но она уже месяц как в Арнштайне.       Уже целый месяц она живёт в комнате с жуткими обоями в цветочек (к которым, впрочем, уже почти привыкла), часто ходила после школы в кафе, общалась с Флор на тренировках, поддерживала репутацию хорошей правильной девушки и даже научилась понимать без уточнения названия, когда и о каком кафе или магазине идёт речь. Уже целый, мать его, месяц.       Очередной одинаковый месяц.