Закон подлости или как влюбить в себя капрала за 12 шагов. Пособие для чайников

— Совсем ещё юна, — Смит прервался, обдумывая, что сказать дальше. — Ладно. Это единственное, что ты помнишь? Я снова кивнула. — Хорошо. Ривай! — он крикнул так громко, что я сильно вжалась в стул, от чего он предательски скрипнул. Я тихо выругалась, чтобы два капитана этого не услышали, потому что светить своим распутным языком не хотелось от одного взгляда на эту парочку. — Жрать меньше надо, и стулья скрипеть не будут. — лениво отвесил капрал. Будто ему было тошно рядом со мной. На такую колкость я фыркнула, но сказать что-то не решилась. Спорить с ними, и показывать свой характер мне не очень хотелось, ведь я никогда не отличалась особой сдержанностью. Самые ярые случаи проявления подобных эмоций я запомнила навсегда, особенно тот, когда поссорившись сильно с семьей и проклиная матом весь мир, я выпрыгнула из окна и убежала прочь. Мне повезло, что жила я на первом этаже, и уйти от наказания в виде домашнего ареста для меня труда не составило. Спустя какое-то время я, конечно возвратилась, но с мамой не разговаривала ещё несколько дней. Только мои сёстры помогли мне с примирением. Я отвернулась, навострив уши. Ведь сейчас, пребывая в своих мыслях, совершенно забыла про то, что сейчас решается моя судьба. — Глаз с неё не спускать. Я что-нибудь придумаю. И ещё, — он жестом подозвал капитана к себе. Ривай склонился, подставив ухо. Эрвин что-то прошептал ему, эта информация меня очень заинтересовала, хотя весьма странно, что я интересуюсь подобным. Мне должно быть плевать с высокой колокольни на их перешептывания, лучше б думала, как обратно попасть. Но что же он ему сказал? Капрал только кивнул на это и, схватив меня за плечо, повёл к себе в кабинет. Прошло два часа. Попытки Ривая разговорить меня очень даже смешили, только показывать этого нельзя было. Я не хочу в первый же день своего пребывания здесь драить коридоры корпуса. — ... — Нет, — в ответ на это. — ... — Не знаю. — ... — Нет, — доносилось из кабинета. — Тебя за стеной слышно. Не ори. — слишком мрачно сказал капрал. Повисла напряжённая тишина. Мужчина смотрел на меня с презрением и недоверием. На миг в его глазах мелькнул интерес и требование объяснений. Так обычно смотрел на меня отец, когда я что-то натворю, а потом нам приходилось выяснять, почему его уже восьмой раз за месяц вызывает моя классная руководительница. Отец мой — доброй души человек, никогда и ничего мне не запрещавший. В обмен на такое доверие он просил взаимности в этом. Я безусловно, доверяла ему как другу. Ближе его для меня никого не было. Мы часто с ним сидели на кухненочью, когда все спали, а мы практически каждую ночь собирались у холодильника с одной целью. Я первый раз попробовала с ним алкоголь и напилась в ебеня вместе с ним, после чего он понял, что нельзя меня пускать пить с другими людьми, пока не научусь хоть чуть-чуть себя контролировать. Просил он меня лишь о двух вещах: во-первых, никогда не пробовать наркотики, а во-вторых, чтоб ему не было стыдно за меня на улицу выходить. Иначе говоря, чтоб в народе не считали меня шлюхой. Он был свой в доску и очень любил нас с моими тремя сёстрами. Хоть самой старшей и было уже двадцать, она все ещё жила с нами в большом уютном доме, где мы могли почувствовать себя в безопасности и любви после тяжёлого дня, туда хотелось скорее вернуться, завалиться на диван и смотреть фильмы, а иногда даже мультфильмы с самой младшей, которой на данный момент было всего семь лет, но детство в одном месте играло всё ещё не хило. Ривай снова пытался провести допрос, но опять безуспешно. Как бы он отреагировал, узнав, что я совсем не отсюда? Я очень давно смотрела это произведение и, к сожалению, не помнила каждую сцену. Основное всё же осело в моей памяти, но, опять же, я поняла, что раскрывать подобную информацию я просто не имею права, неизвестно, как поменяется давно известный мне ход событий, если я раздавлю какую-нибудь бабочку в этом мире. Пока я размышляла над этим, капрал лениво встал со стула и прошёлся к окну, вглядываясь в пейзаж за ним. — Капрал. — Чего? — как обычно спокойно спросил Ривай, не отворачиваясь от окна. — Где я жить буду? В камере снова? — пожалуй, этот вопрос интересовал меня больше всех. — Со мной. — без эмоций ответил тот. Казалось, что его совсем не смущал этот факт. Он всё так же казался невозмутимым, холодным Риваем. Мои щёки слегка покраснели, но на лице я старалась не выражать эмоции. Уж слишком много их за сегодняшний день. Я уставилась на капрала с сотней вопросов в глазах, надеясь, что он это заметит. План сработал. — А, нет. Считай, Смит тебе доверился. Мой взгляд поднялся на глаза только развернувшегося ко мне капитана. Такие глубокие, но слишком холодные и как будто неземные. Иногда казалось, что он вообще не живой. С безразличным лицом он убивал титанов, избивал Эрена, смотрел на смерти. — Да, пока в камере. — выдохнул Ривай, отводя взгляд. Я томно вздохнула и, не зная, чем себя занять стала вспоминать семью. Папа, три сестры, мама и собака. Любила и буду любить их всех самой сильной любовью, хоть и не знаю, как вообще сюда попала, и тем более как планирую возвращаться обратно. Я решила успокоиться и не терять трезвость мыслей. В голову стали пробираться воспоминания о старшей сестре Адель, которая, несмотря ни на что, всегда приходила на выручку. Когда я была меньше, надо мной часто издевались, а иногда даже били, я уже не говорю о том, как моими вещами одноклассники могли перебрасываться в классе или топить мою сменку в унитазе. Адель всегда приходила и разбиралась, а если вдруг одноклассники не понимали, разбирались уже с родителями этих детей. Адель психолог по образованию, причём очень даже хороший. Она часто помогала мне выйти из депрессии после очередной ссоры с мамой, затем проводила беседу с матерью, после чего мы тут же кидались друг другу в объятия. Вспоминая сестру с улыбкой, не могу не припомнить тот случай, когда мы возвращались поздно домой и до нас докопались явно не местная пьянь, ибо местная нашу семью хорошо знала из-за нашей средней сестры, постоянно успевавшей вступить в драку с каким-нибудь мальчишкой и обычно она одерживала победу, чем завоевала своеобразное уважение среди неуважаемых людей, всегда наблюдавших такие сцены. Папа с семнадцатилетней Джанет не так часто возился, как со мной или с Адель. Джанет не могла сойтись характером с папой, но это не значило, что их любовь друг другу была меньше, чем ко всем остальным. Отец старался уделить внимание каждой из нас. Единственное, в чём они могли сойтись — это безумная любовь к игре в шахматы. Я конечно, тоже играла отлично, но не фанатка этого, как папа или Джанет. Пьянь подошла (хотя скорее приковыляла) к нам с Адель, пытаясь познакомиться или как-то прикоснуться к нам. Но их затея с треском провалилась. Ведь тут в бой вступили мои дипломатические способности. — Ребят, сейчас мы с сестрой очень торопимся. Но если завтра в это же время в этом же месте мы встретимся — это судьба. Они, глупо почесав затылки, согласились и пропустили нас. Больше мы не виделись. И слава богу. Воспоминания о Джанет повлекли за собой мысли о том, как она играла с нашей любимой немецкой овчаркой Найдо. Он был верный и ласковый пёс, готовый в любой момент как и вступиться за любимую семью, так и поиграть и побеситься со всеми. Особенно с самой младшей из нас — с малышкой Женевьевой. Она хоть уже и пошла в первых класс, для меня она все ещё оставалась той маленькой и миленькой девочкой-ангелом. Она никогда не перечила родителям, и они уверяли соседей, что из неё вырастет очень прилежная и послушная девочка. Так и вышло. За первые несколько месяцев учебы ещё ни разу не получила ни одной двойки. Помню, как она с радостью прибегала к маме, прыгала к ней на кровать, с гордостью демонстрируя свой дневник с очередной пятеркой. Мама трепала её по голове, говоря, что она ей очень гордится и что ей очень нравится ходить на собрания, где хвалят её младшую дочь. Мама любила нас всех одинаково, хоть и у нас бывало много ссор, где моя дипломатия не помогала. Я всегда старалась ставить себя на её место, дабы лучше понять. Но если были ссоры, то ссоры были крупные. Но они всегда хорошо заканчивались. — Чего ревёшь? — резко спросил капрал, выводя меня из мыслей своим стальным голосом. Я и сама не заметила, как влага на глазах заметно увеличилась и даже стекала на щекам, что не скрылось от зорких глаз Ривая. Я поспешно вытерла слёзы, сообщая, что всё нормально, что просто эмоции вышли наружу и ему не стоит об этом беспокоиться. Капрал кивнул и вернулся к работе. Только я расслабилась, как в кабинет ворвалась девушка и, отдав честь, сказала: — Сэр, пришли отчеты солдат в южной части стены Роза, где были обнаружены трёхметровые титаны… — Да, я в курсе. Положи. — даже не подняв глаз, ответил Ривай. Он сосредоточено что-то заполнял, и девушка, явно не желая отвлекать капрала от работы, положила стопку на стол и добавила, что пришло письмо от какого-то Стива Коккингса. Ривай поднял глаза и забрал письмо из её рук. — Спасибо, Петра, свободна. Та отдала честь и, развернувшись на каблучках, покинула кабинет, взглянув на меня с любопытством. Через несколько минут капрал решил приступить к осмотру документов, которые принесла Петра. Взяв верхний листочек и прочитав всё до конца, он быстро поставил свою роспись. Потом прочитал ещё пару листочков и без эмоций отложил их в сторону. Я уже совсем ушла в себя, когда капрал подскочил на стуле с удивленными глазами. — То есть? Как это? — недоуменно спросил сам себя Ривай и, не взглянув на меня, кинулся из помещения в сторону кабинета Эрвина.