***
Клеменс стоял перед зеркалом в ванной, вглядываясь в бегущую воду. Он резко поднимает голову и сталкивается с своим отражением и узкими зрачками, которые будто с ненавистью рассматривали его. — Черт! Опять? — Клеменс снова смотрел на себя и заметил, что на лице не было ранки, что посадил утром лезвием бритвы. Это не может уже быть просто бэд трипом. Это что-то серьезней. В туалет постучали, он немного озираясь по сторонам, открыл дверь, просверливая взглядом двух парней. Те видно сочли его чокнутым, но разошлись мирно. Парень даже не подошёл к Ронье и Эйнару, а сразу отправился забрать косяк, чтобы тут же отправиться выяснять, что же это такое. Он выхватил сигарету прямо из гуд Хаяльти, что недоумевающим взглядом проводил маленькую фигуру Клеменса, что на выходе накинула на себя шубу. Забрав машину Эйнара, Ханниган отправился в город. Он совершенно не смотрел по сторонам и просто давил газ в пол, чтобы как можно скорее попасть в бар Олфассона, понять что за дрянь ему подсунули и больше никогда не употреблять в своей жизни. Он вломился в бар, где его встречала большая толпа. Казалось будто в Исландии меньше людей чем в этом баре. Он пытался аккуратно пробиться, но то и дело, его кто-то задевал, пытаясь нарушить равновесие. Надо было найти вход в подвал, где должен быть Гарольд, но казалось, что это было самое сложное в его миссии. Откуда вообще здесь столько народа? Когда все же он сумел пробиться к входу, его встретил мужчина с довольно суровой внешностью, в кепке, в футболке со скрещёнными на груди руками. Ханниган разглядывала его секунду, задавшись одним вопросом «нафига тебе кепка», но вслух этого не произнёс, но сказал другое. — Гнев восторжествует, — мужчин кивнул в сторону прохожу и Клеменс довольный спустился вниз. В глаза ударил неоновый красный, он прошёл дальше и неоновый красный сменился синим и жёлтым. Свет раздражал, однако это не помешало разглядеть трёх сидящих мужчин, один из которых был Олафссон. — О! Клеменс, давно не виделись, с днём рождения! — парень на секунду впал в ступор, они же уже виделись? Нет? Но до него сразу дошло, что цикл начался сначала, все опять не то чем кажется. Клем помотал головой и сразу спросил, подходя ближе к столу, где помимо Гарольда сидел второй, с лысой головой и в очках. — Что в нем? — Клеменс старался сохранять спокойствие, но в глазах были молнии. Он тихо, но глубоко дышал. — А Израильские, в них кокаин, — мужчина рядом отрицательно покачал головой. Этого Клем и ждал. Ждал подвоха, наконец зацепка. — В них спец. К. Я занимался препаратами для облегчения депрессии, — он говорил с каким-то увлечением, но Клеменс уже все понял, он знает, что это за спец.к. — раковые больные дают хорошие результаты, и он сейчас уходит в массы. — Вашу мать кетамин… я конечно все понимаю и рад за раково-больных, но у меня вечеринка не раковая была, — Клеменс был возмущён до предела, да как они смели ему такое подкинуть, — а теперь! Я постоянно умираю! — Ханнинган сорвался на крик, — утром я решил побриться и по-неосторожности порезался, — он попытался показать место, где должна была быть царапина, ее попытались рассмотреть, но увидели лишь лёгкую щетину, — потом я умираю и бац! Все нормально. Даже одежда другая! — Олафссон и Доктор кто-то. Он скорее всего им был, потому что просто так над такими препаратами не работают, каков шанс, что его лишили лицензии, смотрели на него как на ненормально и последовал логичный вопрос. — У вас в семье были родственники с психическими отклонениями, — перед Клеменсом будто красной тряпочкой помахали, он обозлился, он ненавидел, когда речь заходила об этом. — Дело не во мне! Боже, нормальный я! Дело в вашем сраном кетамина! — Клеменс потёр переносицу и снова обратился к своим жертвам, которые попали под его горячую руку, — простите меня, что ору… просто у меня бесконечно долгий и смертельно опасный вечер. Спасибо! На громкой ноте Клем покинул бар через заднюю дверь, не хотелось снова пробиваться через эту адскую толпу. Ему срочно надо было покурить. Нервы на пределе. Ответ ему казался очевидным, не надо было употреблять, но сколько это будет продолжаться этот бесконечно-ебанутый вечер. Он стоял под лампочкой, что слабо освещала задний вход бара, ноги морозило из-за того, что он стоял в одних туфлях, но внезапно что-то привлекло его внимание. Или кто-то. В конце улицы появилась фигура, та, что он видел в свою первую смерть, человек, которого чуть не сбил тот болван, что его увёз. Все казалось ему очень знакомо, даже слишком. Осанка, короткая стрижка, куртка, кажется, он даже успел разглядеть профиль. Ответ вертелся на кончике языка и что-то ему подсказывало, что он что-то может разъяснить. — Эй ты! Стой! Мы знакомы? — ответ Клеменс не узнал, последнее что он услышал был странный хлопок, и он снова врезается в эту жалкую дверцу открытого склада и снова сворачивает шею.***
— Блять Клеменс стоял перед зеркалом в ванной, вглядываясь в бегущую воду. Он резко поднимает голову и сталкивается с своим отражением и узкими зрачками, которые будто с ненавистью рассматривали его. — Да вы издеваетесь! — он со всей силы бьет по крану и чуть не выламывает дверь, не дождавшись стука. Когда снова появились те парни, он как ненормальный чуть не замахнулся на них. Он вышел в центр зала и завопил, — дамы и господа! Дурь не брать! В них один ебанутый добавил кетамин! Я сваливаю, au revoir jamais! — он знал, что смерть его опять где-то поджидает, но он не намерен здесь оставаться. Эйнар смотрел на друга с какой-то злостью, скрестив руки, а Ронья была перепугана поведением жениха, видимо в их головы пришла одна неприятная мысль, которая желательно бы должна была оказаться ложной. Клеменс пошёл к выходу, взял свою шубу и на ступеньках поскользнулся и упал с крыльца. Он в очередной раз удвоился головой и замертво упал в снег.***
— Да твою мать! Клеменс стоял перед зеркалом в ванной, вглядываясь в бегущую воду. Он резко поднимает голову и сталкивается с своим отражением и узкими зрачками. Он кричит в зеркало, расплескивает воду и даже не закрывает кран. Он уверен что это вышло случайно. Случайно свернул себе шею. Опять. Клем снова вышел в зал и подошёл к каждому кто курил подаренные косяки, сказав, что в них кетамин, с чувством выполненного долга он снова вышел на улицу. Вцепившись в перила, он начал медленно спускаться, но кто-то случайно толкнул его в спину и вот снова его труп лежит холодеющий в снегу.***
Клеменс стоял перед зеркалом в ванной, вглядываясь в бегущую воду. Он в срочном порядке закрыл кран, вышел из туалета и пошёл в зал. Он встал перед Роньей и Эйнаром и со слезами на глазах провыл. — За что вы так со мной? — - Они не поняли о чем они начали петь именинную песню, чтобы поднять настроение, потому что выглядел он не очень. Клеменс просто ушёл, не оглядываясь по сторонам очень расстроенный, он вышел на улицу. Просто покурить. Даже не бежать, потому что казалось, что выхода нет. Он начал спускаться по лестнице, но кто-то случайно толкнул его в плечо, каблуки соскальзывает и он ударяется снова головой. Если бы трупы оставались на том месте, где Клем умирал, то под этой лестницей уже было бы три.***
Клеменс стоял перед зеркалом в ванной, вглядываясь в бегущую воду. Он молчал, просто смотрел в воду. Все внутри него рухнуло. Он закрыл кран. И снова полвторого обряд возвращения к празднику. Сначала вышла поздравлять его Ронья и сказала ему о радостной новости, затем Эйнар. Только вот это больше не радовало. Он спокойно облокотился о стойку, что разделяло пространство на кухне. — Этот вечер как день сурка, а я в нем Билл Мюррей, — Эйнар рассмеялся из-за данного сравнения, только вот сам Клем ничего смешного не услышал, — ты меня не понимаешь. В косяках, что ходят по вечеринке, — Ханниган повернул голову и как же он разозлился, когда увидел, что Эйнар сам закурил один из этих треклятых косяков, он выхватил и начал кричать — Вот сука в этой херне не кокаин, а кетамин! И только не говори, что тебя не глючит! Я не помню, чтобы я его пробовал, но это самые отвратительные ощущения, что я испытывал на своей памяти! От кетамина глючит! Алло! Я один это понимаю? — Кто тебе сказал про кетамин? — удивлённо спросил Стефанссон, кажется эта информация его практически не смутила, — и даже если так не в этом ли чуть половины веществ? — Олафссон и его «Доктор кто» сознались! — Ханниган пытался доказать свою правоту, что его день рождения, его жизнь была подпорчена дерьмовыми наркотиками. Говорил ему один человек из прошлого завязывай, а он не послушал… — Все высказал? — спокойно сказал Эйнар. Клеменс кивнул, как маленький ребёнок, — во-первых, насколько мне известно там кокаин, но даже если кетамин и это во-вторых, ты пробовал кетамин на дне рождении Берни и на сколько мне известно все прошло нормально, — Ханнинган впал в ступор. Он забыл про это. Он напрочь забыл, что ничего такого не было. Будто память включили заново. Теория с бэд трипом разрушилась как карточный до основания. Она и так была пошита белыми нитками, но хлопок от их разрыва был просто оглушающим в голове Клеменса. Следующая теория: он сошёл с ума, становилась все более актуальной. — Клем, — Эйнар приобрёл своего друга, что выглядел крайне потеряно, он обрывистости дышит, а его глаза методист из стороны в сторону, кожа стала более прежнего и видно, что он был напуган, — мы устроили эту вечеринку, пригласили людей, достали то что поднимает тебе настроение лишь по одной причине мы люби… — Не-не-не все не может быть так просто, — он взял себя в руки, но его Ладони дрожали, он выбрался из полуобъятий и развернулся, — ты считаешь меня тараканом! Но я не таракан, это ты таракан! — Почему ты назвал меня тараканом? Когда я называл тебя тараканом? Что за чушь ты несёшь, — это вызвало смех и очередную порцию недопонимания, только вот Клеменс снова чуть не плакал. Он ощущал себя маленьким потерянным ребёнком в магазине, только ему давно за двадцать и ситуация куда более сложная, чем супермаркет. Скорее бесконечная икеа, из которой нет выхода. — Эйнар, мне нужна твоя помощь, — руки потянулись к его другу сами, но тут же от безнадежности упали, слеза одиноко покатись по щеке, оставляя темный след на бледной коже, только Стэфанссон выглядел совсем невозмутимо, потягивая в своих губах самокрутку, — а ты не помогаешь, совсем не помогаешь, — дым вырвался прямо ему в лицо, видно, что его друг больше не мог сдерживать своего раздражениям что вполне предсказуемо, но сейчас совсем не к месту, — ты только путаешь. — Не веди себя как чокнутый, — защитный механизм сработал в долю секунду. Задели его больную струну и реакции долго ждать не пришлось. Слёзы исчезли, зрачки сузились, грусть сменилась гневом. — О Боже! Я не чокнутый! Ясно! — люди начали оборачиваться на крик, никто и не знал, что тот может так истерично вопить. Музыка будто пропала и вот уже все столпились вокруг и снова эта петля невидимая петля на шее начала сжиматься, хотя Клем не сразу заметил толпу вокруг, будто это было на подсознательном уровне — Я ненавижу, когда люди называют меня чокнутым! — только через секунду он оглянулся, бегая с одного осуждающего взгляда на другой. Где-то был испуг, где-то злорадство, где-то вообще пустота. Его голова металась туда-сюда он должен был что-то сделать, он начал медленно кивать, понимая, что сейчас совершенно не соответствую словам, как злая шутка, — хорошо я понимаю! Да, я веду себя как сумасшедший, но это лишь защитная реакция! — он выставил указательный палец на Эйнара, будто в первую очередь, пытаясь доказать ему, что все нормально. — А по мне так совсем с катушек съехал, — Стефанссон сказал это совсем непринужденно, определенно понимая дальнейшие последствия и реакцию Клема. Его ноздри раздулись, а лицо залилось краской. Он подошёл чуть ближе к нему и плюнул в пол рядом с ним. Раздались ошарашенный гул среди людей, отдаленно можно было расслышать «что с ним?», «не может быть» и далее-далее. Парень развернулся на своих каблуках пошёл к выходу, пробираясь через толпу, полностью погруженный в свои мысли. Он не верил, что сошёл с ума как… но ему пришлось тут же вынырнуть из этого жуткого омута, услышав непринужденный тон Эйнара, который совсем не был удивлён и призывал своего друга остановиться, — ты не можешь просто взять и уйти! Это же твой день рождения, — крикнул в спину его друг, с каким-то вызовом. Будто намекая Клему, что тот разучился веселиться. Как и многие люди, что не вышли ростом, он счёл это за вызов. Ханниган встал как вкопанный, немного ссутулившись, будто по телу пробежал электрический разряд. Он снова развернулся, сколько он уже разворотов вокруг себя сделал? — Хорошо… твоя взяла, — наконец на лице Эйнара появилась истинно-довольная улыбка. Клеменс снова пустился во все тяжкие. Хорошенько накурился и напился. Во всей вечеринке людей будто не существовало. Будто он был один. Он нечетко помнил как танцевал со своей невестой, держа ее чуть ниже талии, он обрывками помнил жуткое караоке с вроде бы знакомыми ему людьми, но он будто бы и не был собой, а лишь следил за своим телом где-то сверху. Люди напоминали ему смешение красок, которые с вкраплениями звёзд, создавали какую-то неземную палитру. Когда его отпускало и казалось будто он возвращался в своё тело, Клем снова обновлял своё отдаленное от этого мира состояние, чувствуя себя подобием сверх разума. Он нюхал, курил, сигареты, трубки, пил, что попадётся и кроме как тараканом его сейчас не назовёшь, потому что держался он на ногах очень даже крепко и отдаленно, но отдавал себе отчёт. Он решил забить на случайные знакомства, чтобы избежать прошлой ситуации и был предоставлен лишь себе. Все было как в перемотке, его поздравляли, спрашивали как дела, делились новостями, а Клеменс с улыбкой, но полным отсутствием внимания, слушал их, если это можно было так назвать. Решив, что в очередной раз начал трезветь, Клеменс лёг на диван с бутылкой в руке. В глазах все было таким нечетким и на секунду ему показалось, что он перед собой он видит лицо, то что он бы очень не хотел видеть на своём празднике, он боялся, что он будет на его празднике, но глаза сомкнулись и Клеменс не просто вернулся в своё тело, а провалился в бездну и уснул. Утро вышло тяжким. Его разбудил резкий запах алкоголя, что внезапно донёсся до его носа из бутылки, которую он обнимал всю ночь, но во сне казалось, что это была Ронья. Какое было разочарование узнать, что она уже была дома. Однако она была в положении и поэтому ее уход был вполне логичный. Он с большим усилием заставил себя сесть на диван и закурил. В голове промелькнула мысль «сегодня среда?», задавшись вопросом о дне недели он застал другую картину. Посреди комнаты под пледом на ковре лежал его друг, что обнимал девушку с короткими светлыми волосами. Клеменс взял со столика, что стоял у дивана пару крышек от алкоголя и начал бросать их в своего друга. Он, конечно, сожалел, что нарушал идиллию, но тут был вопрос жизни и смерти. — Эйнар… — раз крышечка, — Эйнар, — два крышечка, а третьей не понадобилось. Подобно медведю, взъерошенный и сонный, парень очнулся и первым, что увидел лицо девушки перед собой. Он не особо удивился, но констатировал факт. — Кажется я сделал ей предложение этой ночью, — брови Клема лениво взмыли вверх, он пытался всмотреться в очертания девушки, что совсем не собиралась просыпаться и вспомнил в ней подругу Роньи из ее художественной группы. Милая, симпатичная, имя странное, кстати, как ее?.. — Ты хоть имя ее знаешь? — парень лениво указал рукой с сигаретой на «спящую красавицу», которая даже не собиралась просыпаться, даже несмотря на фоновый шум. — Полное нет, — Стефанссон очень нежно смотрел на неё, он аккуратно поправил ее челку, чтобы увидеть сомкнутые глаза, кажется он влюбился не на шутку, — а вот кратко Соль, — Клеменсу стоило немалых усилий, чтобы не выдать глупый каламбур про перец, но сейчас действительно было не до этого. — Слушай, можешь помочь? У тебя есть лишняя пара обуви? Сапоги там, что-то на чем я не поскользнусь и не умру… — «в очередной раз». — А я думал ты принципиально не будешь их снимать, думал это очередной вызов обществу, есть же причина, по которой ты так одеваешься, — Клеменс лишь смог выдавить из-за что-то на подобии «пф». Подкол Эйнара пролетел мимо, даже в душе, не задев своего друга, что означало встать ему все же придётся, он лениво поднялся и обнаружил, что его торс оголён. Клеменс прищурился, рассматривая весьма подтянутую фигуру своего друга, отмечая, что ему такой не видать. — Ты набрал, — он никогда не признаётся, что на мгновение очень сильно запал на своего друга, даже начал завидовать этой Соль, что развернулась на другой бок, но глаз так и не разомкнула. Эйнар потянулся, звонко хрустнув своими костями, от чего у Клема мурашки побежали по коже. — И это ты мне говоришь, со своими боками наружу, — а вот это уже походило на оскорбление. Поэтому без взгляда полного укора тут не обошлось. Эйнар начал ходить по залу и через пару минут принёс тёплые высокие ботинки, обитые овчиной. Клеменс избавился от своих каблуков и быстро надел их. Ноги гудели, но мягкая обивка как-то облегчила его страдания. — Ещё кое-что… ты мог бы меня подвезти к матери? — Клем не церемонился на просьбы, зная, что тот все равно ему не откажет, хотя отсутствие на нем рубашки, может быть на секунду замедлить процесс, но кажется его другу было все равно. Может он даже и рад, что, когда тот отвезёт своего друга, он останется один на один с загадочной девушкой, которой сделал предложение, лишь встретив, прочитав мысли Ханнинган сразу задано очередной вопрос, — ты же не собираешься на ней жениться? — А кто его знает. Кажется, я влюблён, — Стефанссон выглядел как-то по-другому. После бурной ночи он был свеж и сиял. Будто заново родился, он не говорил другу, но его внутри согревало непонятное тепло, а внутри был приятный комок… обычно говорят «бабочки в животе», — ну женюсь, не понравится, разведемся. Так же, по-моему, все устроено в этом мире сейчас… Через полчаса Клеменс был на пороге своего дома детства в том же наряде, в котором он провел вечеринку. Выглядело это, конечно зрелищно. Парню даже стучать не пришлось, на пороге тут же появилась невысказанной светловолосая женщина в очках и в пышном свитере с шарфом. Его мама. Она позвала его на кухню, как в старые времена, приготовив ему чай. — Ну и как после твоего дня рождения? — начала она разговор, — чувствуешь себя старым. Как праздник прошёл? Как Ронья? — Да, уже чувствую как кости начали рассыпаться, — Клеменс не стесняясь, потянулся и смачно хрустнул позвоночником, — праздник ничего так… а Ронья… она… беременна. — Какая чудесная новость, я стану бабушкой, это так волнительно! — Клеменс одобрительно покивал, но он не выглядел очень счастливо, и его мама это заметила. Это была ее работа — замечать подобные вещи. Она была психотерапевтом, — Что тебя волнует? Ты боишься становится отцом? Отказываться от своего образа жизни? Меняться ради семьи? Хочешь это обсудить? — Дело как раз не в отцовстве, что довольно странно, — усмехнулся парень, указывая на свой прикид, — казалось бы для человека с таким образом жизни это должен быть конец света, но нет. Я нормально к этому отнёсся. Это моя ответственность. Дело в другом, — он глубоко вдохнул и плавно на выдохе в полутоне произнёс, — кажется я теряю рассудок. — Мы не говорим так в нашем доме, — нахмурилась женщина и прихлопнула рукой по столу, Клеменс лишь скривился и выпрямился. — Какой у него диагноз? — начал выяснять Клеменс, он хотел понимать, что с ним не так и единственным ключом на данный момент была именно Мама. Он нуждался в ее помощи. — Ты точно не как твой отец. У тебя точно мой характер, — уверенно говорила женщина, не позволяя даже капле сомнения прозвучать в ее голосе, — Я хочу чтобы ты знал, он хороший человек, с непростой судьбой, он очень любит тебя и по-хорошему тебе бы следовало его навестить, а не закрываться от него, — Ханниган не услышал то чего хотел и тогда решил объяснить на пальцах. — Мам, я сегодня умер, — медленно начал парень, но эта фраза возымела должный эффект. Очки блеснули, внимание полностью было сфокусировано на нем, — мне стало нехорошо, я поехал с Роньей домой, а утром упал и свернул шею. И вот я снова на своём дне рождении, — он говорил медленно, жестикулируя руками, будто визуализируя ветвь повествования, — я пытаюсь уйти, но снова спотыкаюсь и пробиваю голову. Я снова на дне рождении… и далее, далее… — Могу порекомендовать тебе клинику для профилактики, там работает мой друг, — она внезапно начала собираться и набирать чей-то номер, явно собираясь действовать, — это одно из лучших мест, тебе там помогут, я бы поехала с тобой, но колени болят жуть, я поеду за тобой на такси, — его будто ждали, машина тут же подъехали и двое парней затянули его в грузовик. Это было больше похоже на кражу, чем на госпитализацию. Он сидел один на один с двумя санитарами, один что-то записывал в форму, что лежала на планшете, упирающимся ему в ноги, а второй внимательно разглядывал Клеменса. Ханниган не совсем понимал такую вовлеченность к своей персоне, будто человек, занимающийся душевнобольными людьми, не видел фриков, коим кстати Клеменс себя не считал. — Имя? — начал санитар. — Клеменс Ханниган. Звучит больше как медовая Клементина, но скажите было бы классное имя для стриптизерши, — он попытался разрядить атмосферу не самой своей удачной шуткой, но холодный прием его ни в коем случае не смутил. — Шнурки и украшения следует сдать, — проговорил санитар, тогда Клеменс посмотрел на свои одолженные шерстяные ботинки. — Простите, мальчики, со шнурками не балуюсь, — потом через секунду он понял, что у него в ушах сережки, что подарила ему Ронья, — а, не. Увольте, мне их невеста подарила, это вроде как, что-то очень дорогое мне. — Вы причиняли себе увечья в ближайшее время, — холодно продолжил парень напротив, которого Клеменс буквально прожигал взглядом, видимо он осознал, что дурка все же не его вариант. — Уж точно не умышленно, — при всей странности ситуации, он был явно не тем человек, который бы умышленно наложил на себя руки. — Если вы хотите, мы можем помочь вам с украшением, уверяем оно будет в целости и сохранности, — брови Клема изогнулись, а его лицо буквально излучало недоверие. — Наверное я пас, а раз я могу вразумительно противостоять вашему психологическому, не значит ли, что я вполне вменяемый, — раскинул руками Ханинган. Кажется, это была не лучшая его идея. Он чувствовал себя вполне вменяем и вполне отдавал себе отчёт. Он. Нормальный, — давайте мальчики так, вы останавливайте свой драндулет, и я тихо мирно иду домой? — Подготовить успокоительное…- которое бросил парень напротив. — Та блять, — Клем начал прорываться и готовиться к прыжку, — выпустите меня! Живо! — Кажется он чувствовал, как вот-вот в его кожу воткнётся холодная игла, что вырубит его на ближайшие пару часов. Только этого не произошло. — Что у вас там происходит? — когда водитель отвлекся на шум в кабине, в грузовик влетела машина и он перевернулся, сплющившись в лепешку. Все погибли.***
Клеменс стоял перед зеркалом в ванной, вглядываясь в бегущую воду. Он резко поднимает голову и сталкивается с своим отражением и узкими зрачками, которые будто с ненавистью рассматривали его. — Никто не затащит меня в психушку, — он так сильно сжал раковину, что казалось она вот-вот сломается, когда постучались он резко отпустил белый кафель и чертыхнулся. Он резко закрыл кран и вышел из ванной, раскрывая дверь двум парням. Выйдя в гостиную ему показалось, что народу было поменьше, либо ему было так все равно, что толпа перестала давить на него. Он просто начал танцевать под песню Дэвида Боуи «Right». В правой руке он держал сигарету, он медленно притопывал, растворяясь в атмосфере, нет, надо менять тактику, перестать паниковать, он умирает в свой день рождения, значит он выжмет из него все что можно. Внезапно кто-то кто-то похлопал его по плечу, и он резко обернулся, крепко обняв перед собой свою невесту, которую по идее он ещё не видел. — Веселишься? — мягко проговорила она, проваливаясь вместе с ним в танец, он держал ее за талию, а ее руки были на плечах Клеменса. — Шутишь? Это же мой день рождения можно делать все что захочешь, — он наклонился к Ронье и мягко коснулся ее лба свои, — лучше дня рождения и не придумаешь. — Ну я очень рада, — она рассмеялась и прикрыла глаза, — мы готовились с четверга. — Звучит как неплохой концепт, как рождения земли! Только рождения бесконечного дня рождения… он никогда не закончится. Мы попали в паутину…