Таким, как мы, никто уже не поможет

— Ты домой собираешься приезжать? Есения шумно выдохнула, протерев сонные глаза. Когда Стеклова в очередной раз проснулась, на улице уже стемнело, но ориентироваться в чужой спальне стало проще, ведь уставшие глаза больше не ослепляли солнечные лучи — на стареньком шкафу, где хранился её мобильный прошлую ночь, стояло несколько черно-белых фото. Мальчишка лет шести с дыркой вместо переднего зуба задорно улыбался, на фоне двух задумчивых и серьезных взрослых фигур — женщины и мужчины. На втором фото он же, в отглаженной белой рубашке, шортах и с машинкой в руках. Скорее всего, фото школьное. Вот каким был Бергич, пока не окунулся в психиатрию с головой. — Есеня, ты еще тут? — Да, Жень, — девушка перевернулась на спину, сжимая в руке мобильный, который не на шутку нагрелся, словно считывая состояние мужа на том конце провода, — я целый день сплю, из-за таблеток. Я тебе говорила. Как только приду в себя, сразу приеду. — Тебе не обязательно садиться за руль самой. Я могу тебя забрать. — Не надо, — слишком резко ответила Стеклова. Женя усмехнулся: — Где ты, можешь хотя бы сказать? Гостиница какая-то? Палата у Бергича? — Я не могу раскрыть карты, потому и не называю место. — Ты у Меглина? Голос Осмысловского прозвучал так отстраненно и холодно, что в ответ на его вопрос Есеня заметила рой мурашек, начавших свой бег по рукам. — Я думала, отец тебе рассказал. — Теперь понимаю, почему он уходил от ответа так же, как и ты, — усталый мужской вздох. — Я просила отвезти меня в лофт, после случившегося. Он решил, что это небезопасно. Вот и все. — Конечно, его ослушаться ты никогда не решалась. И таблетками, наверное, он тебя напичкал? — Нет. Я сама попросила, — нижняя губа девушки тут же оказалась укушена, как и всегда, когда она нервничала. Меглин как-то обращал на это внимание, а теперь заметила и она. — У меня такое чувство, будто я попал в чей-то идиотский сон. Такой, какие обычно после хорошей гулянки снятся — яркие, но слишком размытые и без всякого связного смысла. — Ты ждешь, что я оправдываться начну? Этот вопрос явно вогнал Женю в тупик — он ответил не сразу. — Я думал, злиться сейчас полагается мне. — Злиться на что? Так сложились обстоятельства, и ты это знаешь. Вместо претензий, для начала, мог бы узнать, как я. Если ты забыл, подругу мою вчера убили. — Именно по этой причине меня беспокоит твое отсутвие дома. И именно по этой причине я пытаюсь дозвониться до тебя со вчерашней ночи. Наличие рядом с тобой Меглина — последнее, что меня волнует. Предлагаю прекратить этот бессмысленный спор и обсудить все дома. Жду тебя. Не задерживайся. Пожалуйста. Тишину в темной спальне разрезал звук коротких гудков. Женя вовремя прекратил нарастающий конфликт, и, пожалуй, за это Стеклова была ему благодарна. Сегодня она не в силах сдерживать свои эмоции. Из коридора донесся характерный скрип — последняя ступенька лестницы оповещала о приближении мужчины, что сейчас всем телом навалился на дверной проём, и толкнул дверь в спальню, чтобы та открылась полностью. — Пойдем ужинать. Его низкий, хриплый голос идеально вписывался в обстановку мрачной старой комнаты, которую Есеня успела полюбить за те часы, что провела здесь. Особенно подушку на его части кровати, ведь от неё так знакомо пахло. — Я не хочу, — Стеклова перевернулась на бок, поджав к животу ноги. Раньше эта поза спасала её от тошноты в беременность и приносила чувство безопасности. Именно так она провела почти все дни в лофте, когда Меглин «умер». — Надо. Спускайся. Разговор есть. Родион знал, что последняя фраза подействует на неё как призыв к действию, но не был уверен, что она в состоянии что-то обсуждать. Но все же попробовать стоило. Как только мужская фигура исчезла, в открытую дверь проник такой манящий запах жареной говядины, что желудок Стекловой буквально умолял её съесть хотя бы кусочек. Не справившись с искушением, Есения медленно спустилась, всматриваясь в каждую ступеньку, чтобы не упасть. В доме оказалось довольно прохладно, солнце его больше не обогревало, и девушка обхватила себя руками, желая унять озноб. Она замерла на пороге кухни, радуясь тому, что здесь воздух был чуточку теплее, наверное, из-за газовой плиты. Запах еды еще больше скрутил живот — на зажженой комфорке стояла белая кастрюлька, то и дело выплевывая наружу кипяток. Рядом, на сковороде, шипел в масле небольшой ароматный кусок тёмного мяса, приправленный базиликом. Меглин завершал картину — он стоял рядом с плитой, то и дело поглядывая на говядину, и пытаясь налить в стакан томатный сок. Есения сдержанно улыбнулась, в душе очень надеясь на то, что мужчина не обернется в этот момент. Даже мрачный антураж старого, одинокого дома вдруг показался ей очень уютным и домашним на этой кухне. — Ну, че стоишь-то в дверях. Садись давай, — Меглин поставил на стол стакан с красным напитком и отодвинул стул, жестом приглашая сесть. Затем бросил на Стеклову хмурый взгляд и почему-то быстро вышел из кухни. Есения тут же схватила стакан с соком, жадно выпивая все содержимое — голод разыгрался не на шутку. — Я еще хотел сказал, что другого нет. Думал, не любишь томатный, — усмехнулся Родион, бесшумно подойдя к ней со спины. — У тебя просто вкусно пахнет. Едой, — попыталась оправдаться девушка, стерев остатки сока с губ. — Просто ты сутки не ела. Тут и кусок хлеба покажется аппетитным, — Меглин протянул то, за чем уходил, — на вот, надень. Сейчас печку затоплю. — Спасибо, — смущенно выдавила Есеня, принимая из рук мужчины размера на два больше неё самой чёрный свитер, — твой? — Бергича, — Родион присел на корточки, закидывая в печь поленья, — картошка, мясо — на плите. Тарелку в сушилке поищи, над раковиной. Стеклова с большим удовольствием нырнула в свитер с высоким воротником и крупной вязкой вместо принта. Ткань покалывала голую кожу рук и плеч, но моментально согревала. Почему-то она сама себе в этот момент показалась забавной, и, улыбнувшись, покружилась вокруг себя, размахивая слишком длинными для неё рукавами. Меглин хоть и был занят розжигом, все же один раз бросил любопытный взгляд на девушку, и она это заметила. — Тебе положить? — Есеня подлетела к плите, закатывая длинные рукава свитера по локоть, — кусок очень большой для меня. — Не буду. Ешь давай. Губы Стекловой расплылись в улыбке, но этого уже Родион точно не мог увидеть, находясь за её спиной. Следующие пятнадцать минут на небольшой кухне старого дома голосов слышно не было, лишь треск поленьев в печи и звон от вилки по стеклу, что быстро перемещалась из тарелки ко рту голодной Есени и обратно. Меглин тем временем восседал на излюбленном диване, курил и потягивал томатный сок из небольшой чашки, что явно осталась здесь от прежних хозяев — похожий рисунок Стеклова уже видела в детстве на старом родительском сервизе. — Согрелась? — первым заговорил мужчина, когда Есеня включила воду и принялась мыть за собой посуду. — Стало теплее, но свитер пока не отдам. Меглин усмехнулся, потушив сигарету в пепельнице: — Да хоть себе забирай, там такими половина шкафа забита. Девушка выключила воду, обтерла сырые руки и задумчиво посмотрела на свободное место рядом с Меглиным. Затем села, обхватив колени руками: — Спасибо. Давно не ужинала с таким удовольствием. — А я давно не видел, чтобы мою стрепню с таким удовольствием поглощали. Пожалуйста. Стеклова опустила подбородок себе на колени, закусив при этом губу. — По какому поводу опять нервничаешь? — Мы должны поговорить, а я не знаю, с чего начать. И не уверена, что готова. — Я не настаиваю. Езжай домой, успокой взбешенного мужа. Успеем еще. — Не хочу домой, — Есеня взглянула на мужчину. Меглин нахмурился, затем шумно выдохнул, отведя взгляд в сторону. — Это не намёк. Я еще немного побуду у тебя и поеду, правда. — Только глаза такие жалостливые не делай. Я не выгоняю. Спустя пару минут тишины, Есеня продолжила: — Извини за вчерашнее. Я не в себе была. — Мы же договорились не обсуждать то, что произошло. По крайней мере, сейчас. — Извиниться все равно надо было. — Когда-то ж ты должна была разозлиться на меня. — Ты Надю не убивал. И Анюлю тоже. И злилась я на собственную беспомощность, а не на тебя. Просто ты под руку попался. Вот за это и прошу у тебя прощения. — А перестать меня оправдывать не пробовала? Есения перевела на мужчину полный непонимания взгляд. — Загибай пальцы: я оказался жив, чем привнёс в твою жизнь массу проблем. Заставил тебя сомневаться в собственном муже. Отказал в сексе, хотя до этого бесцеремонно поцеловал у всех на виду, нарушив элементарные личные границы и моральные принципы. Напугал у ресторана, играя в маньяка, а до этого нахамил и буквально выгнал из дома. Неужели этого мало, чтобы не появилось желание врезать мне по лицу? И это я ещё прошлой жизни не знаю. Есеня, я больше не твой наставник, я тебя ничему не учу. Хватит так покорно принимать любые издевательства с моей стороны. — Я привыкла к твоему хамству. И сегодня, на мой взгляд, ты прекрасно реабилитировался, накормив меня ужином и позволяя укрыться в собственном доме, хотя знаешь, что мой отец может в любой момент нарушить своё обещание. И ещё ты меня спас. Вчера, на мосту. Это важнее всего остального. — Жертва всегда найдёт, как оправдать своего Палача, — усмехнулся Родион, дотронувшись пальцем до иглы кактуса, что стоял на оконном подоконнике. — Ты изучаешь литературу Бергича? Меня напрягли твои слова про личные границы сразу, но я не придала этому значения. — А что ещё мне делать? Я же теперь за маньяками не бегаю. Пока, — Меглин задумчиво посмотрел на девушку, — ты в курсе, что твоя привязанность к бывшему учителю неномальна? — Хочешь провести мне консультацию? Этим ты с пациентами Бергича теперь занимаешься? — Я серьезно, Есеня. Никогда не задумывалась, почему я? — Мне не нужно искать причин для того, что происходило само по себе. И я не жертва. — Чего ж тебе нормальной жизнью-то не живется, я понять никак не могу! И муж уже появился, и ребенок. Мечта любой девушки, а она продолжает сбегать к старому, вечно бухающему психу. — Это намек, чтобы я уезжала? — Стеклову этот психоанализ начинал напрягать все больше. — Я разве похож на того, кто намеки раздавать будет? Если бы хотел, тебя бы уже здесь не было. — Значит, у тебя тоже есть причины для того, чтобы я осталась. Какие же? — все-таки лучшая защита — это нападение. — Какой нормальный мужик откажется от общества симпатичной молодой девушки? У меня, может, и есть проблемы с головой, но не настолько. — Тогда почему оттолкнул меня вчера, в лофте? — Я все ждал, когда ты спросишь, — усмехнулся Меглин, — у тебя без меня проблем хватает. — Какое благородство вдруг, — фыркнула Есеня, прекрасно понимая, что честного ответа не дождется. — Хочешь переспать? В чем проблема, пойдем в спальню. Стеклова бросила на мужчину полный возмущения взгляд. — А что не так-то? Ты ж сама предложила. — Мне не нравится этот разговор. Такое чувство, что ты меня провоцируешь. — На что? — На то, чтобы я разозлилась. Уехала. Забыла. Ты во снах то же самое делал, вечно заставлял меня жить дальше. — Во снах? — Кошмарах, скорее. Которые снились после твоей смерти. На кухне повисло молчание, во время которого оба погрузились в свои мысли. — Ты права, провоцирую. Хочу снять с тебя розовые очки. — Даже в этой жизни ты пытаешься меня чему-то учить, — улыбнулась Стеклова, — что-то никогда в тебе не изменится. — А чему учил раньше? Помимо маньяков. — Жизни учил. Быть внимательнее к людям учил. Не быть жертвой. — В таком случае, я лишь продолжаю свой авторский курс, — вздохнул Родион, — правда, жертвой ты всё равно осталась. Может, не для всех маньяков. Но для одного точно. Они переглянулись. — Маму твою я убил? Есения никак не ожидала подобного вопроса — она тут же опустила ноги на пол, выпрямив спину, и каждой мышцей чувствуя напряжение в теле. Меглин вдруг сделал медленный вдох, отведя от неё взгляд, и едва слышно выругался. — Я сгоряча об этом сказала, там, на мосту. И это последнее, что бы я хотела тебе рассказать о прошлом. — И ты даже после этого не можешь злиться на меня? — Она сама просила. Это была безвыходная ситуация. — Да не бывает безвыходных ситуаций, пойми ты уже, мать твою! — голос Меглина перешёл на крик, — когда ты уже очнешься, Есеня?! — Что ты хочешь от меня сейчас? Что бы я в истерике уехала и проклинала тебя? Хочешь, как и отец, затолкать меня в ту жизнь, которая мне не подходит, потому что вы оба считаете, что так для всех будет лучше? — Ты должна этот вопрос не мне сейчас задавать, а себе. Чего ты хочешь? Вдруг вспыхнувшая ранее волна раздражения утихла — вопрос поставил девушку в тупик. — Вернуть наше прошлое. — Зачем? — Не знаю. Там хорошо было, спокойно и понятно все, — выдохнула девушка, удивляясь собственным ответам, которые так неожиданно к ней пришли. — Это в погоне за маньяками-то спокойно? — Меглин забарабанил пальцами по подлокотнику, — начнем с начала. На стажировку зачем ко мне пришла? — Убийцу мамы найти. И реальной работой заниматься, а не иммитацией в теплом кабинете. — Это уже следствие, после мамы и подруги твоей, на выпускном которую убили, насколько я понял. Изначально на юридический зачем поступала? — Чтобы следователем стать. — Зачем? — уже с ноткой раздражения снова спросил Меглин. — Найти убийцу мамы и отомстить, — тихо отозвалась Стеклова, наконец, откинувшись на спинку дивана и глядя в потолок. — Отомстила? — Нет. Оправдала. — И как? Стало легче? Есения посмотрела на мужчину, в ужасе осознавая, как такие простые вопросы переворачивали её сознание с ног на голову. — Нет. Я его полюбила. Это же как и ненависть, очень сильное чувство. — И как зависимость. Вот у меня, — Родион покрутил перед девушкой пачкой сигарет, — тоже зависимость. Я бросить могу, но для этого надо много усилий приложить, а мне не хочется. И я курю, понимая, что это меня медленно убивает. Я понятно сейчас объясняю? — У всех есть зависимости, что в этом такого? — попыталась оправдаться Стеклова. — Не у всех. Только у слабых или больных. Любая зависимость — в голове. И это патология, уж это ты понимаешь, я надеюсь. — Я и без тебя знала, что у меня есть проблемы, — поджала губы Есеня. — Нет, не знала. Ты вбила себе, что это любовь, и ничего с этим не сделать. Но это не любовь, это зависимость. И из-за этого даже разозлиться на меня нормально не можешь, всем моим поступкам оправдания нашла! Потрясающе устроена человеческая психика, в чем угодно можно себя убедить, если тебе это выгодно. — Ты хочешь, чтобы я поборола свою зависимость. Зачем? — Ну, должен же я хоть раз в жизни что-то полезное сделать. Я тебя в это втянул, я должен и исправить. Иначе не объяснить, нахрена я жив остался. — Ты много полезного делал раньше. То, что другие не могли. — Это было в прошлой жизни, и «полезное» здесь не самое подходящее слово. Убийство никогда не может быть полезным, даже если это убийство самого конченного психа. — Те, кто в итоге не погиб от рук этого же психа, с тобой бы поспорили. — Я понимаю, что ты пытаешься вернуть мне образ того, кем восхищалась когда-то. Но я рад, что многого не помню. И говорю тебе об этом честно. Даже, пожалуй, больше не буду спорить с тобой и Бергичем об этом пресловутом шансе на новую жизнь. У меня было много времени, чтобы все обдумать. — Значит, ты больше не будешь пытаться вытянуть из меня какие-то факты? На самом деле в этом вопросе Есеня больше предполагала себя. Захочет ли он иметь что-то общее с ней? Ведь не зря новый Меглин намеревался вылечить её от зависимости, видимо, самым радикальным способом — исчезнув из её жизни. Снова. — Не буду, но есть одно «но». ТМНП. Сначала закрою вопрос с ним. — Не боишься снова втянуться? Меглин взглянул на девушку, что давно не сводила с него глаз: — Главное, ты не втянись.