Покажи мне Амстердеам

Слэш
NC-17
Завершён
202
автор
Clockwork Alex бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
12 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
202 Нравится 27 Отзывы 30 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Кэп, а откуда ты родом? Логан отрывается от рассматривания шедевров Руди на письменном столе и вскидывает голову, в удивлении подняв брови. — Чего вдруг такой вопрос? — Да просто любопытно стало. Нельзя? Рóга лукаво улыбается и щурит черные глаза. Он лежит на боку прямо на дощатом полу. Рядом же валяются его черная безрукавка с портупеей и сапоги. В штурманской рубке полумрак — света всего-то от лампидального фонаря* да луны из-за незанавешенных окон. На столе среди бумаг и канцелярского хлама навигатора выделяется початая бутылка сидра и мисочка с пурпурными ягодами продолговатой формы, название которых Логан уже позабыл — заботливо принесенная Джо-Джо накануне. За пределами штурманской рубки — ночь и несильный ветер, треплющий убранные паруса и с легкими ударами облизывающий волнами обшивку корабля. Логану в очередной раз не спится — потому и зашел в штурманскую рубку в поисках какого-нибудь интересного чтива. Рога же, будучи в эту ночь на вахте, по мнению Логана, просто отлынивал от работы — хоть он как капитан и понимал, что уж кто-кто, а боцман при любых обстоятельствах оставался начеку, и чутью его позавидовали бы многие. Ровно как и нахальству. — Я же рассказывал уже, — нехотя тянет Логан, откидываясь на спинку костяного кресла-черепа — трофея с доисторической Пангеи. — Ты рассказывал в общих чертах. Просто что тебя забрали в рабство те уроды. А откуда, собственно, забрали — так и не обмолвился. Логан хмыкает — больно уж ехидное у боцмана сейчас лицо. Но оттого и красивое, стоит признать. Да и не только лицо — когда он, недавно из душа, лежит одетый в одни штаны, подперев голову кулаком и перекинув ногу на ногу, им только и остается, что любоваться. Черные волосы еще влажные, поджарая грудь мерно вздымается от ровного дыхания, глаза искрятся, лучась тем самым безмерным ехидством и теплотой. И вот в такие моменты, когда подобное удивительной красоты и силы существо лежит в твоих ногах, купаясь в лунном свете — это настоящий экстаз. И черт, да Логан ему хоть что готов рассказать! Знает же, зараза черноглазая, чем брать… — Гуденес Дот, — отвечает капитан, рассматривая Рогу из-под приопущенных век. — Не спрашивай, что значит — сам не знаю. Как-то никогда особо не интересовался историей своего острова. Даже не уверен, что на нем и родился — бабка как-то не говорила, а я и не спрашивал. — Вот как… — задумчиво произносит Рога, участливо улыбнувшись. — По звучанию похоже на наречия Северного края, вроде бы. Даже странно, что островок в Синем океане получил такое название… Боцман замолкает, уставившись куда-то в окно. И видно — явно пытается что-то вспомнить, думает. Едва ли сквозь глаза не видно, как шестеренки в мозгу работают. Логан даже хмыкает этой мысли — в его собственном случае, наверное, точно видно. С его-то правым механическим протезированным глазом. — Ну, а ты? — М? — Рога выныривает из размышлений и поворачивает голову. — Откуда ты родом? Как родной остров называется? И, видимо, то ли боцман ожидал этого вопроса, а то ли сам хотел перевести тему — но отвечает он с удивительной готовностью. Да еще как! Глаза загораются, улыбка расползается до самых ушей. Он поднимается на четвереньки и медленно ползет к Логану, тихо проговаривая на каждый шаг: — Скажи, кэп… Ты когда-нибудь слышал легенду об Амстердеаме? Логан едва дергает уголками губ и мотает по спинке кресла головой. И смотрит, не отрываясь, как перекатываются мышцы под кожей друга. Как гуляют вверх-вниз лопатки — точно тяговое дышло. Как описывают легкую восьмерку крепкие узкие бедра, обтянутые черной тканью штанов. Все, каждое движение — вызывающе-зазывающее. Настолько, что Логан невольно раздувает ноздри и шире разводит ноги, подтягивая шорты. — Не слышал, — зачем-то подкрепляет он качание головой словами, между делом подхватывая из мисочки горсть пурпурных ягод и отправляя их одну за другой в рот. Кисленькие. Последнюю, чуть помедлив, оставляет перекатываться между указательным и средним пальцами левой руки, пачкая их липким соком. — Я много про что не слышал — некого было слушать. Какая легенда? Рога подползает вплотную и устраивает ладони на его разведенных коленях. А затем слегка наклоняется и с придыханием обхватывает ягоду вместе с пальцами губами. Логан шумно вбирает носом воздух, чувствуя, как пальцы нежно обводят языком. Внутри — горячо и влажно. Рога губами обхватывает фалангу за фалангой, ласкает языком по кругу — изящно демонстрирует, на что способен. Туда и обратно. Глаза закрыты, и он еле слышно постанывает, плавно извиваясь в такт всем телом. Широко разводит ноги, отклячивает задницу, ползет загребущими руками выше — забираясь пальцами под шорты. Внезапно дергает длинными ресницами и смотрит — глаза в глаза. И все это выглядит так недвусмысленно и пошло, что Логан сам, поддавшись порыву, начинает водить пальцами вперед-назад, задавая ритм нахальным губам, надавливая подушечками на кажущийся таким обжигающим язык. Легкое усилие — и Рога тут же покладисто раскрывает рот, податливо выгибает шею. А смотрит… Ох, сука… Смотрит так, что Логана начинает крыть. — Говори, — хрипит он, и собственный голос кажется ему еще более охрипшим, чем обычно. Прокашливается, стравливая дискомфорт и вслед сглатывая вязкую слюну. Рога выпускает изо рта пальцы, в будто последней провокации облизывает губы и отстраняется. Но продолжает ласкать бедра руками, вырисовывая узоры поверх многочисленных шрамов и рубцов — одних из тех, что уродливым кривым кружевом оплели все тело капитана. — На самой границе Южного края существует остров, называемый Амстердеам. Самое порочное и распутное место на всем белом свете. Рай и для мужчин, и для женщин, и для каждой падкой на плотские удовольствия души. Где ты можешь воплотить в жизнь свои самые сладкие и желанные фантазии, сколь дики они бы ни были… Голос его льется патокой, обволакивает, гипнотизирует. Томный, грудной, бархатистый. Рога потирается щекой о механическую правую руку, проводит губами по металлическим пластинам, выдыхает слова в щели между ними — туда, в самые недра протеза, оплетая теплотой канаты нейроволоконных трубчатых тросов. Логан прикосновения к руке чувствует слабо, притупленно, но одно только наблюдение за боцманом заставляет сердце в груди заполошно долбиться о ребра. И он готов отдать душу в обмен на то, чтобы хоть на секунду прочувствовать сполна этот эфирный, клубящийся в отголосках мышечной памяти кайф. Но ему остается довольствоваться лишь пробегающими по телу мурашками и ознобом вдоль позвоночника, наблюдая за мягкими губами, так раскованно ласкающими его механизированную часть тела. — Там не существует табу; там никто и ни в чем тебе не откажет. Границ нет никаких — на Амстердеаме все дозволено. Именно там каждый осознает своих внутренних демонов и сливается с ними в единое целое. Тысячи, сотни тысяч моряков желают найти это место — ради того, чтобы навеки там остаться. Представь: едва ты сходишь на берег, а о твой живот потирается своим животом самая охрененная женщина из твоих грез. Она обвивает тебе шею руками и целует в губы, умоляя тебя взять ее прямо там. А за ней — другая. И снова, и снова… — он неуловимым движением оттягивает в стороны края кожаного плаща и принимается покрывать невесомыми дразнящими поцелуями шрамированную кожу. Нежит языком обширные ожоги с правой стороны, покусывает соски, очерчивает мокрым следом границы мышц — и Логан от каждого из этих касаний подрагивает и напрягается. — И не только женщины — стоит только захотеть. Любые, любой внешности и с любыми извращениями в голове. И выпивка течет рекой, и самая чистейшая и отменная дурь, и еда — такая, что ты ничего в жизни вкуснее не ел и не поешь после. Этот остров — рай для каждой порочной души, цитадель греха… — царапнув зубами живот, Рога закрывает глаза и целует вздыбившийся бугор возле ширинки капитана, сбивчиво шепча: — Просто… представь… Логан невольно сглатывает и облизывает пересохшие губы. В единственном уцелевшем глазу мутно — он пытается сморгнуть накатившую поволоку, но выходит плохо. Пальцы стискивают костяные подлокотники до хруста. В шортах и плаще, пусть и на голое тело — нестерпимо жарко. Или такой жар исходит от этого порочного черта возле его потяжелевшего паха? Он уже не понимает. Путается в мыслях. И когда Рога широко проводит языком по всей длине стояка прямо поверх такой ненавистной сейчас ткани, Логан может только выдавить: — Не получается… представить. Покажи мне… Амстердеам. Боцман судорожно выдыхает и выпрямляется в спине, проводя руками себе по груди и так призывно оттягивающему ткань штанов члену. — Мой? Или твой? — интересуется он, кусая губу. — Наш, — выдыхает Логан, пожирая Рогу глазами. И терпит, терпит из последних сил, поддерживая эту затеянную любовником игру, чтобы не накинуться на него и не начать вдалбливать в дощатый пол рубки. Ничего, пусть тоже помучается, пакость бесстыдная. А потому Логан вцепляется в подлокотники сильнее, стискивает зубы и чеканит — строго и хлестко: — Раздевайся. Рога восторженно скулит и стягивает с себя штаны — торопливо и нетерпеливо, без какой-либо фальшивой соблазнительности. Откидывает их в сторону, встает назад на колени, расставляя их максимально широко, прогибается в пояснице, открывает сильную шею, поигрывая кадыком. Молчит. Ждет. Дальнейших действий Логана, его слов — только слишком часто облизывает губы, глядит умоляюще и неприкрыто дрочит. Вот, мол, смотри. И Логан смотрит — на поджарое тело, сильное и гибкое; на ворох непослушных черных волос; на очерченные скулы, дуги губ, бездонные в своей черноте глаза в обрамлении трепещущих пушистых ресниц… И на член — крупный и ровный, блестящий от размазанной по нему ладонью смазки. Рога весь — горячий и голодный. Хочет, хочет ужасно — едва не путался ведь, когда скорее избавлялся от штанов, но по-прежнему ждет, не смея брать инициативу… От этой покорности и доверия Логан теряется, до сих пор не зная толком, как реагировать. Власть над живым существом пьянит, льстит и, чего уж лукавить — она действительно ему нравится. Вот только… стыдно как-то за такое отношение. Приказывать? Сейчас вопрос субординации попросту смешит, да Логан никогда особо и не придавал ей значение — команда была в первую очередь друзьями, семьей, боевыми товарищами, и в самую последнюю очередь — подчиненными. К статусу капитана Логан относился наоборот как к большей ответственности за свои слова и действия. И не считал, что стоит выше над другими. А оттого если и отдавал приказы, то в самых крайних случаях, когда его слова были решающими. И таким случаем уж точно не были ситуации бытовые. Или постельные — в случаях с Рогой. Сейчас же… Логану казалось, что, обращаясь подобным образом с лучшим другом, он унижает его. Ставит себя выше и важнее. Будто удовольствие для него — честь и награда, которые нужно заслужить. Но ведь это не так! Это неправильно. Подобное отношение — токсично и ущербно. Все равно как… господство. Сухое потребительство. Рабство… И от этого противоречия в собственных чувствах Логану хочется выть. — Кэп? — голос Роги тихий, вкрадчивый. Он видит все — душа как на ладони. И глаза щурит — как и всегда в подобных ситуациях. Это смущает, раздражает — на Логана сразу накатывает чувство, будто он все портит. Хотя вроде наоборот не портить старается! — Что?! — огрызается он сердито, эмоционально всплеснув ладонью. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?! Рога едва заметно усмехается, поцарапывая себе грудь и живот короткими ногтями. — То, что ты хочешь сам. Зачем ты думаешь о чем-то? О каких-то правилах, нормах, приличиях. Это — пустая и лишняя хрень. Ненужная нам. Я хочу свободного тебя. Твоих голых желаний, не сдерживаемых ничем. Ни стыдом, ни страхом, ни какой-либо другой чушью. Ты же свободный. Мы свободные. И здесь — только наша свобода. Наши желания, — он потягивается всем телом, кривит лицо в мучительной гримасе, капает на доски смазкой, дрожит. И тянет — раскатисто и сладко, почти выстанывая: — Так покажи мне наш Амстердеам… Хозяин… Прошу, я так хочу… Хочет, да… Так, что едва не плачет. А потому, наверное, это не будет таким уж страшным и непростительным? Ведь выходит, что если он Роге откажет, тем самым не прислушавшись к его просьбам — оскорбит сильнее. В конце концов, это ведь всего лишь игра, да? Притворство. Оно ведь только для секса, без переходов на остальную жизнь… Так почему бы не пойти другу навстречу и не дать ему то, что он хочет? Плевать, пусть даже хозяином называет, если ему так угодно — от такого отношения и обращения Логан на прах не рассыпется. А оттого — хрен с ним, пусть. Тем более, если это фактически совпадает с собственными глубинными желаниями. Глубинными?.. Черт его дери, да он уже готов спустить от одного взгляда на зрелище перед собой! Гори все синим пламенем. — Покажи мне… — одними губами произносит он, сдаваясь на милость захлестнувшего его с головой возбуждения. И, сам не зная, отчего вдруг, но ему очень уж хочется… — И надень сапоги. Наверное, дело в ягодах. Точно, да, в них. И в сидре тоже. Надо будет Джо-Джо допросить, откуда ушлый кок их припер… Рога счастливо улыбается, мягко кивает — «как пожелаешь». Плавно поднимается, проводя по торсу ладонями снизу-вверх. Разворачивается, стрельнув через плечо глазами. И направляется к куче своей одежды, грациозно переставляя сильные ноги. По пути заруливает к двери, закрывая ту на замок. Обувается он быстро и четко, облачая икры в черную кожу. И этот контраст, черной кожи и белой, смотрится так… вульгарно и притягательно. Рога проводит по телу руками, садится на корточки, напоказ распахивает перед капитаном колени, водит бедрами вверх-вниз — так и не терпится усадить его на себя, вот до капающей слюны. А следом он подмигивает, разворачивается и… Логан сперва недоуменно хмурится, сбитый с толку, наблюдая, как Рога копошится со своей портупеей, отстегивая от нее острые метательные звездочки. Как перестегивает карабины ремней между собой — легко и уверенно. Как вынимает ремень из штанов и ловко просовывает его в одну из петель — точно оно так и создавалось. Как… — Какого… Что ты делаешь, мать твою? — удивленно вскрикивает Логан, стоит Роге застегнуть на своей шее один из ремней, закинув остальное плетение за спину. — Извини… Ты же сам хочешь, — утверждает. Не спрашивает. Потому что знает, видит и чувствует. — Застегнешь? Боцман явно истолковывает его смятение неверно! Неверно ведь… Подходит, разворачивается спиной, заводит руки за спину, обхватив себя за локти. Смотрит из-за плеча испытующе и прямо всем видом подстегивает: «давай, чего ждешь?». Такой доверчивый, открытый. Логан дергает губой и осторожно, будто боясь обжечься, проводит холодными металлическими пальцами вдоль траншеи позвоночника. Тело под ними так приятно глазу дрожит, покрывается мурашками. Ох, как жаль, что он не может сполна ощутить чужой трепет протезированной конечностью… Отказаться от этого? Логан не может. Не желает даже пытаться. Он хочет его, черт побери. И да, да! хочет видеть его затянутым в эти черные кожаные ремни. Хочет трахать его обездвиженного и покорного, мучающегося от невозможности себя коснуться… Руки застегивают ремни сами. Конструкция достаточно простая, чтобы разобраться сходу. Натянуть кожаную полоску от импровизированного ошейника, перевить запястья, перестегнуть крестом все между собой. Туго? Недостаточно!.. — Хозяин… — выстанывает Рога, выгибая поясницу. Логан кладет на нее распахнутую ладонь, скользя средним пальцем по самому основанию трещины. Так красиво. Так доступно. Боцман под его руками в изнеможении горит — тянется за движением ладони, выпрашивая ласку. О, Логан знает, чего именно он просит. Схватив другой рукой черные волосы, капитан дергает назад голову Роги и проводит языком по очертанию нижней челюсти. — Я буду иметь тебя, пока у тебя не откажут ноги… — хрипло шепчет он ему в ухо, тут же облизывая раковину — знает, что для боцмана подобные действия и его голос как красная тряпка для минотавра. — Действуй! Не хочу больше терпеть. Под стон Роги, он разворачивает его к себе лицом и дергает за волосы к паху. Боцман скулит и рвано дышит, тычется в ширинку носом, облизывает ткань, обхватывает губами, выдыхает воздух. И Логану остается только диву даваться, когда эта похотливая тварь умелым языком высвобождает пуговицу и тянет вниз зубами язычок молнии… Когда стало так жарко? Не терпится настолько, что Логан приподнимается и скидывает шорты самостоятельно — встает, переступает ботинками и отшвыривает в сторону. Но даже не успевает подтолкнуть чужую голову — только кладет на нее ладонь, а Рога уже сам нанизывается на член ртом. Резко, быстро, до самого конца. Без прелюдий и не дразня. Логан запрокидывает не по годам седую голову и выстанывает на выдохе, быстро перехватывая инициативу. Трахает размашисто и уверенно, наслаждаясь горячей влажной теснотой. Язык же Роги вместе с тем творит что-то невероятное — кажется, он везде и всюду. А сам он стонет, одуряюще неприлично хлюпает слюной, массируя вибрацией горла. Как только не давится — для Логана до сих пор загадка. Он сам, например, сколько ни пробовал, все равно вскоре начинает давиться… Хотя, не все ли равно? Зарычав, он рывком отдирает Рогу от себя, нехотя высвобождаясь из сладкого плена. Слишком сладкого — а кончать еще рано. Боцман смотрит на него шало и расфокусировано. Раскрытые губы распухшие и красные, покрытые слюной. Этот рот хочется иметь вечно… — Еще… Прошу… — Рога вытягивает язык, тянется им к члену, умоляюще скулит. Логан скалится, дразняще проводит головкой по влажным губам, удерживая при этом голову за волосы и не давая наклониться. Рога кривится, переступает коленями, жадно обхватывает конец губами, щекочет языком уздечку. Слишком нетерпеливо. Слишком невмоготу. Все-таки, Логан стальной только частично. А потому плюхается назад в кресло, откидывает голову и дает Роге полную свободу действий. Разум затуманивает поволокой единственного желания: вот так, сильнее, еще. Он жадно хватает ртом воздух и подмахивает бедрами навстречу упругой хватке. Легкое касание до взъерошенного затылка — и ритм скольжения меняется; становится медленным, тягучим. Редкие волосы на лобке щекочет жарким дыханием, вместе с тем, как яйца обласкивают языком. Рога осторожно, столь невинными на общем фоне касаниями потирается о его икры напряженными бедрами, и Логан одновременно и хочет, и не может открыть глаза, чтобы посмотреть вниз и увидеть, что там вытворяет Рога. Потому что знает — чокнется тогда наверняка. Вытянувшись струной, он балансирует на грани, упиваясь этой сладко-острой негой. И чувствует, чувствует, чувствует… Нарастающее, приближающееся неотвратимо, как готовая разразиться буря. Все быстрее, все медленнее. И Рога — чувствует. Отстраняется внезапно — чпокающий звук оглушает. Горячий член парадоксально обжигает дуновением холодного воздуха. Дрожащий полустон. Мягкие прикосновения губ к сверхчувствительной коже выкручивают тело морскими узлами. Логан скулит сквозь зубы и требовательно дергается навстречу. А эта подлая пакость нарочно отстраняется — трется носом о живот, очерчивает кубики языком. И принимается за шрамы — свое любимое, почему-то. Легкие нажимы на рубцы и ожоги отзываются покалыванием где-то в глубине. Губы? Язык? Логан уже не разбирает. Будь это кто другой — он бы уже оттолкнул, наверное. Потому что это слишком тяжело — терпеть столь пристальное чужое внимание ко всему этому уродству. Но Рога — уже привычный. Ему можно. От него — уже не смущает, перед ним не стыдно. Вот он — живой, искренний, на коленях перед ним, потирается грудью о влажный член. И ползет — выше, выше. Накрывает языком сосок. Кусает ключицы, стонет в оплетенную вязью ожогов, точно мицелием, шею. Надавливает языком на уязвимо-хрупкие хрящики кадыка, едва касается кончиком нежной обожженной кожи подбородка, невесомо очерчивает линию нижней челюсти. Провокационно выдыхает в ямку под нижней губой… Этот блядский язык точно сведет Логана в могилу раньше чего бы то ни было. Какой там шторм, какая дикая фауна, какие аномалии, какой Патруль! Когда тебя от таких нехитрых ласк выкручивает сильнее, чем от всех перенесенных пыток вместе взятых! Все же хорошо, что он его связал — иначе если были бы задействованы еще и пальцы, Логан наверняка уже сгорел дотла. В следующий раз нужно будет вообще его всего обездвижить и любоваться, как он извивается на смятых, обконченных простынях… Мысли связывают внутренности в один пульсирующий ком, голова плывет. Логан целует Рогу первый, сам — по-прежнему не открывая глаз. Просто поворачивает голову и находит — счастливое, голодное. Сминает мокрые губы, захлебывается дыханием, сплетается с гибким языком. Мало, так мало. Такой невероятно-тонко-вкусный, что сложно уловить самое яркое. Столь малым насытиться попросту невозможно — хочется съесть всего, целиком. Кусать язык, губы, слизывать обильную слюну — все равно недостаточно! А запах… Как же от него пахнет, Боги… Кружит голову хлеще всей выпивки в мире. Черт, как же мало. Как же слишком. Руки оглаживают плечи боцмана, шею, предплечья. По спине — в обход ремней, пересчитывая гребни позвонков; от загривка — и ниже, ниже. Отвлекаясь на упругие впадинки между ребрами, расширяющимися в такт сбитым вдохам. Оглаживая тазовые косточки, нажимая на соблазнительно-трогательные ямочки поясницы. И резко, грубо — со шлепком обхватывая ладонями железно-сильные ягодицы, что есть сил впиваясь в них пальцами, раздвигая, переминая… — Оседлай меня, — приказывает Логан, проскальзывая пальцами в щель. И не сдерживается — давится задушенным восторгом от удивления и сжавшего тисками возбуждения. Потому что Рога там — уже подготовленный. Хитрая шельма… — Чертов демон… Такой горячий… — пальцами — вглубь, растягивая больше, вырывая из груди тягучие стоны. Пьянея, сходя с ума окончательно. — Такой влажный… Нет, на подобное нельзя не смотреть. Просто преступление. Рога ловко запрыгивает на колени, поддерживаемый за задницу. Выгибается, запрокидывает голову. И опускается, смывая волнами стонов последние остатки самообладания. Мучительно медленно для обоих, сладко-тянуще. Покачиваясь из стороны в сторону, извиваясь всем телом, подобно пойманной в кулак змее. Морщит лоб, кусает губы, раздувает крылья носа. Стянутая ремнями грудь качает воздух точно мехи — быстро, глубоко. Глубоко, глубже… Логан проваливается в него всего — в жаркую тесноту тела, в ураган чувств, в утягивающий омут пряного наркотического запаха. И в черные, не знающие стыда глаза — подернутые пеленой, блестящие, затягивающие. Беспроглядные колодца, дыры в самой сути человеческой природы и вселенской материи. Скрытые за густыми ресницами, не просто нереальные в своей черноте, а поражающие все пространственное мироощущение сквозящей в них бездной. — Что ж ты делаешь со мной… — выдыхает Логан, смаргивая позорно выступившие от распиравшей ребра эйфории слезы в левом глазу. Рога победно улыбается, нарочито медленно облизывает губы, приковывая к ним неотрывное голодное внимание. — Седлаю. Так простодушно-невозмутимо, и вместе с тем так нагло. Убивающе-невероятно. Выворачивающе наизнанку. С-сука с-сумасшедшая… Логан впивается ему в бедра пальцами и нанизывает на себя до упора, срываясь на бешеный темп. Звонко бьет по заднице, впивается зубами в изгиб шеи, несдержанно рычит. Упирается локтями в подлокотники, напрягает ноги и подкидывает низкорослого любовника на себе так, что тот подвывает от дикой скачки. Глубже, сильнее, быстрее. Мало… Мало! — На пол! — отчеканивает поставленным командным тоном Логан, отталкивая боцмана за шею и стягивая с себя плащ. Тот торопливо стекает на доски безвольно-бескостной медузой, утыкается в них лбом и грудью, покорно поднимает задницу. Мычит, стоит обхватить его за пояс и скользнуть внутрь. И сладостно взвывает, как только Логан натягивает за волосы его голову. Сильнее, сильнее, еще сильнее! Удар металлической ладонью по раскрасневшейся ягодице. Сдавить за плечо, поднять к себе, притянуть… Недостаточно близко!.. На загривке, шее и плечах один за другим расцветают бордовые засосы и рельефные следы укусов. Логан точно обдолбавшийся наркоман маниакально слизывает скудные капельки крови, местами выступившие из прокушенных ранок; упивается запахом взмокших волос и смазки, текущей с оставленного без внимания конца Роги почти что ручьем. Боцман скулит, откидывается ему на плечо, поворачивает голову. И Логан впивается ему в губы изголодавшейся пиявкой. Такой вкусный… Подставляется, вжимается всем телом. Шея — крепкая, мускулистая, но так приятно вибрирующая от стонов под пальцами. Трахея кажется такой хрупкой — сломать невероятно легко. Он весь — в его руках, и это подстегивает, как удары кнута по оголенным нервам. Логан скользит рукой по груди, животу — туда, вниз. И не может отказать себе в удовольствии провести по шву горячей мошонки, сграбастать в кулак тяжелые яйца, собрать ладонью смазку, надавить. Медленно. Еще, еще, еще… — Еще… — умоляюще выстанывает Рога ему в губы, прогибаясь в пояснице; толкаясь и вперед, и назад. Слишком жарко. Логан всхрапывает норовистым конем, почти что останавливается. Двигается еле-еле, тянуще-длинно. Везде: сзади, спереди, сверху. Чтобы помучить, недодать, выдерживая тонкую грань — и самому оттянуть желанный финал. Чтобы насладиться, как извивается на члене Рога, показательно дергая стянутыми руками. Ему мало. И Логану мало. И эта сладкая пытка буквально сводит с ума… И видят Боги — подобные пытки Логану по душе. Впрочем, как и Роге. Пальцы издевательски-бережно поглаживают пах, порхают вокруг сосков, едва касаются губ, не давая их захватить в плен рта. Придерживают за бедро, не позволяя двигаться быстро. Завораживающе. Уничтожающе. Как бы самому умом не тронуться от желания. Но Логан держится. Да. Ровно до тех пор, пока Рога не изгибается, вжимаясь ему в грудь, и не начинает с надрывным криком кончать, стоит Логану одновременно сдвинуть шкурку на члене и проехаться по простате. Внутри сжимает, выдаивает, массирует одуряюще приятно. Логан раздосадованно рычит и выдалбливает из боцмана остатки оргазма, широко качая бедрами. А дождавшись, когда этот чернявый паразит изольется ему в кулак, рывком выскальзывает перед самым пиком. Довольно мыча, Рога переворачивается на спину и осоловело улыбается. Логан тяжело дышит, перетерпливая острое возбуждение, и наконец поднимает на него наигранно-недовольный взгляд. — Вроде, я не разрешал тебе кончать? Вперед капитана, значит, м? — он вопросительно изгибает бровь и подносит ко рту запачканные пальцы, начиная демонстративно их облизывать, пристально при этом сверля партнера единственным живым синим глазом. Улыбка Роги исчезает моментально. Он смотрит не мигая, облизывает губы. Распахивается, разводит колени в стороны потрясающе широко. Просит, извиняется, приглашает. Ненасытная шлюха… Как тут устоять? — Раз так, то ты у меня захлебнешься в собственной сперме; будешь кончать дальше, чем видишь, — хрипит Логан, хищно подходя к распластавшимуся перед ним любовнику и медленно дроча напоказ. — Но перед этим будешь умолять меня об этом. Он опускается между его ног, наклоняется и начинает вылизывать влажную промежность. Широко, длинно, старательно. Такой нежный и гладкий — чем только от растительности избавляется? Рога задушено всхлипывает, отзываясь дрожью на эти смелые ласки. Дышит глубоко и загнанно, подставляясь под язык и пальцы. Пальцы? О, да, он так потрясающе реагирует на это — поднимает голову, распахивает глаза, блаженно стонет. Сначала один — так нестерпимо мало. Затем — два, изгибая их внутри крюком и в одном темпе с ними двигая головой. После — три. Четыре… Жестче, резче! Логан заглатывает вставший наконец член до конца и позорно давится, тут же выпуская его изо рта. Откашливается, стыдливо утирая ладонью слюну и потекшие из носа сопли. И вспыхивает, стоит подметить ехидные нотки в черных глазах и плохо сдерживаемую улыбку. Умиляется он, зараза! — Смешно тебе, да? — рыкает Логан, выпрямляясь и дергая Рогу за бедра к себе, протаскивая спиной и связанными руками по грубым доскам. И тому как-то сразу становится не до смеха, когда его ноги уверенно водружают на широкие плечи. Логан вбивает его в половицы сильными размашистыми толчками, насилуя языком податливый рот. Рога сжимает ему шею со всей силы, холодит шрамированную спину грубой кожей сапог, впивается жесткими пятками обуви под лопатки — в поисках необходимой опоры для них обоих, потому что Логан уже сомневается, что они до сих пор в реальном мире — настолько ему хорошо. Он вгрызается ему в шею, проводит языком — ровно и широко, до солнечного сплетения. И Рога выгибается дугой, оставляя для сцепки с полом только копчик и затылок. Невыносимо крышесносно. Предвкушающе оскалившись, Логан сбрасывает с себя его ноги, разводит их шире. А после, не успевает Рога среагировать, выскальзывает из него и заменяет член холодными пальцами протеза. — Не-ет… — хнычет боцман таким тоном, что завуалированное за этим «нет» умоляющее «да!» срывает Логану крышу ко всем существующим чертям. — О, да-а… А потому следом он нащупывает простату и легонько стрекает током, одновременно с этим смыкая пальцы другой, живой руки вокруг напряженного члена любовника. Рога вскрикивает так, что у Логана темнеет в глазах. Он грубо имеет его в растраханную им же дырку почти что всей ладонью и наслаждается зрелищем, как боцман бьется под ним. Толчок, еще толчок. Сильнее, быстрее, глубже, острее. Постепенно увеличивая силу тока и немилосердно пережимая основание текущего смазкой члена. Рога стонет, срываясь на ор, закатывает глаза, извивается, пытается свести ноги — но Логан не позволяет, не отстраняясь и не останавливаясь ни на секунду. И только пожирает его глазами, с жадностью облизывая вниманием каждую деталь: взмокшие волосы, испарину на лице и торсе, неровно вздымающуюся грудь, дрожь в коленях, поттеки слюны из распахнутого в экстазе рта, дорожки слез. Красные полосы на коже от натянутых в неубедительной попытке разорвать их ремней. Расцветающие синяки на бедрах, бордовые пятна засосов по всему туловищу, алеющие ссадинами следы зубов… Так порочно. Так несдержанно и дико. Невероятно прекрасно. Какой же он красивый… Настолько, что еще немного — и Логан кончит без рук, просто наблюдая за ним. В глазу мутно, в горле сухо. А внутри с хлопками разрываются петарды, кипятя дурную кровь. Сладко-болезненные ощущения, которым во всем мире не сыскать аналога. Как и Роге замену ни в жизнь не найти. — Хозя-а-аин… Кэп… Умоля-аю, я… больше не… Едва ли уже соображая и осознавая пространство вокруг, Логан капканами пальцев подхватывает его за бедра и вздергивает вверх, буравя пульсирующее отверстие одним мощным толчком. — К-конча-ай, ублюдок!.. И этого хватает. Чтобы штурманская рубка поплыла и рассыпалась яркими искрами салюта. Чтобы получивший свободу Рога вытаращил глаза и начал с воющим стоном изливаться себе на грудь и лицо, натягивая ремни до жалобного треска. И чтобы Логан, сладко сдавленный внутри, натянул пылающее от страсти тело на себя до упора, с ревом взрываясь следом — до кружащейся головы и ломоты в пояснице, улетая выше самых безумных пределов. Прочь из бренной оболочки тесного тела, с корабля, с этой планеты. Дальше и дальше… Пока Рога не обмякает бесформенным желе, дергано дыша с тихим присвистом. Пока Логан не отпускает его и не отстраняется, плюхаясь на задницу и облокотив дрожащие руки на согнутые колени, опустив голову. Пока окружению не возвращаются знакомые очертания. Штурманская рубка, заваленный бумагами письменный стол, лунный свет. Запах горящего лампидального масла и терпкий запах секса. Бой волн о борта корабля и приглушенная ругань команды снизу — из мужской каюты… Мда, привычные уже, конечно, но наверняка с утра опять головомойку устроят. Особенно Руди: что осквернили его святая святых. Хотя, да и насрать. — Кэп, твою мать… Ты псих, — напускно-ворчливо выдыхает Рога и Логан не может сдержать улыбки — знает, что боцман на самом деле доволен до щенячьего восторга. Эх, такой актерский талант пропадает, даже жаль. — Развяжи, будь другом. Рук уже нахрен не чувствую. Логан расстегивает ремни, и Рога со стоном облегчения раскидывает затекшие, покрытые ссадинами конечности в стороны, распластавшись на досках вялой звездой, умиротворенно прикрыв глаза и восстанавливая перебитое ко всем чертям дыхание. Белесые подтеки и капли пота блестят в бело-оранжевом свете мерцающей росой, и Логан не может отказать себе в наслаждении нависнуть сверху и слизать вязкие лужицы. Остро-пряные, пьянящие, как хороший алкоголь. Снизу — вверх, медленно, смакуя. А после накрыть измученные губы своими, целуя глубоко, лениво и нежно. — Так ты так и не ответил, откуда ты родом, — укоризненно замечает Логан. Рога хмыкает и растягивает в лукавой улыбке губы, привычно сощуривая влажные от блаженства глаза. — Слишком ты проницательный, кэп. И наблюдательный, когда не надо, — он озорно показывает ему язык и сонно смеживает веки. — Вот и думай теперь сам, как хочешь. Логан пожимает плечами, ложится рядом и закидывает руки за голову, широко улыбаясь. — Кх-кх-кх, — хрипло-скрипуче хихикает он, — ага. Думаю, мы обязательно навестим этот твой Амстердеам. Еще раз.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.