Война... Продолжается?

№22.Вроде. Когда наступил тот самый злополучный обед, до которого Младшего Немца почему-то зверски не будили и не требовали что-то делать, Наци уже смог нормально проснуться, игнорируя своё довольно нестабильное состояние. Вот только как оказалось, его не тревожили только по тому, что всё так и должно было быть. На тумбе должен был лежать странный костюм. Там же должна была лежать злополучная записка с указами, которые нужно выполнить. Третий злобно хмыкнул, оскалившись, подходя к интересной вещичке, которая так и притягивала. По своему опыту он знает, что людей можно сломать по разному, но к каждому нужен свой отдельный подход, и вот этот самый индивидуальный подход. Через унижение. Рейх взял кожаное изделие в руки, разглядывая замки и ремешки, всё так же смеряя всё  это скверным взором. Это не его тело, не его боль, не его место. Но стыд будет общим, хоть и разделенным пополам, хоть этого и не хочется, хоть и было желание избежать всего этого. Хотя, если он всё же сможет побороть первого, и ослабит его на весь день, то ему не придется так страдать, он сможет хоть чем-то помочь этому мальчонке в сложном жизненном пути. Так и было решено. Немец вполне мог позволить себе пренебречь осторожными и плавными движениями, быстро скидывая с себя одежду и оголяясь. Пришлось приложить немало усилий чтобы понять как это нечто надеть, и кое-как, через множество ошибок он смог примерить новый наряд. К счастью ткани было достаточно, чтобы не замёрзнуть в прохладном доме, хотя для многих остальных стран, придерживающихся, кончено же показатьльно, культурной точки зрения, это будет выглядеть слишком вызывающе. Наряд больше похож на склеенные полоски ткани, чем на что-то полноценное, но с этим придется смириться. Добавкой и некой издёвкой было дополнение к наряду, тоже из черной кожи, пластика и прощупывался металлический каркас, уши какой-то животины. Фриц невольно сравнивал форму с настоящими, конечно пытаясь понять какую утварь они копируют, в итоге конечно пришел к выводу, что это псовые... Из него хотят сделать псину, но кто сказал что пёс не может укусить кормящую руку. Украшение было надето, и можно было выходить. Чувство стыда мало как касалось лица и эмоций Арийца, что позволяло мыслить здраво, и скорее уж интересоваться как отреагирует Садист. Никуда не спеша он шёл мирным шагом, таким образом обходя весь дом, да всё никак не мог найти нужную комнату с признаками жизни в ней. Ему пришлось сделать ещё примерно два круга, чтобы убедиться, что в доме он один. Стало спокойнее, и он решил позавтракать. Ещё при первом просмотре он присмотрел что-то на плите, но подойти посмотреть захотел только сейчас, гонимый лёгким голодом. В железной таре была греча. Слегка нахмурившись он без какого либо зазрения совести полез в чужой холодильник и пошарил по полкам и конечно же в клодовке, которую было довольно тяжело найти, и был доволен находками. На стол были выложены не особо многочисленные продукты, из которых он собирался сделать себе манную кашу, а так же возможно несколько блинчиков. Молоко было поставлено закипать, а у ней была добавлена мука и щепотка ягод и сахара. Рядом уже дожаривался первый блин, кстати не комом. Когда тесто закончилось, на столе уже лежала стопка блинов, примерно дюжина, а так же ароматная манка с ягодами. В довершение этого завтрака был заварен ягодный чай. От такого тихого и прекрасного обеда-недо-завтрака мир заиграл яркими красками, тело расслабилась и стало так спокойно на душе. И эту резко нахлынывшую радость не смогла сломать даже гора посуды, которая была вымыта в считанные минуты и позже убрана по своим местам. Если уж он так быстро закончил с трапезой, то вот со скукой будет справиться сложнее. Хоть дом и был велик по сравнению с традиционной хатой в стандартной многоэтажке, в нём отсутствовала такая деталь как некоторые электронные коммуникации, удивительно что Империя не пользуется до сих пор свечами, а не лампами и электричеством. Выбор остаётся за малым. Можно зарыться в книги или же вновь пойти и поспать, что навряд ли удастся. Про выход на улицу в таком наряде даже думать нельзя, хотя если приспичит то можно, и не важно что можно навредить чужой психике. Эти мысли были обдуманы на диване, с пристальным взором на часы, жаль конечно что время само решило напомнить о себе и подтолкнуло к нему занятие на вечер. В двери щёлкнул замок, значит что он всё же был заперт, и дверцы отворились, меж них прошел хозяин дома. Сгорбившись и устало выдохнув, видимо вымотался. При виде такого мучения Рейх лишь из последних сил сдерживал ухмылку и ядовитый смешок, не нужно ему сейчас получать от этого нервного и измотанного существа, а то убьёт ещё ненароком. Потому он и продолжил сидеть на насижанном месте, поглядывая как второй снимает плащ и мокрую, уличную одежду, небрежно сбрасывая всё на пол. Пока никто не собирался молвить ни слова в сторону другого. ГИ прошёл дальше, в гостиную, где бросил благосклонный и усталый взгляд на Младшего, и потом вновь скрылся за поворотом, скорее всего направляясь к себе в кабинет, или опочивальню. И как только он пропал из зоны видимости, Нацист тихо хмыкнул и издал смешок, понимая, что всё же вечер так же будет тих. Возможно Империя поспешил с тем договором, банально ошибся и сейчас сам не понимает что делать с невольным гостем или пленником. Время тянулось слишком медленно, и скука быстро настигло возбуждённый от радости разум и тело, из-за чего пришлось натурально страдать фигнёй. Примерно через час валяния и занятием "йогой" он нашёл нужную и удобную позу и разлёгся как только мог. Было слишком тихо и спокойно, и это от части напрягало, даже слишком, било по вискам и давило изнутри. Когда из-за угла вышла знакомая фигура с чем-то маленьким и светящимся в руке, Фюрер дернулся, принимая сидячее положение и вглядываясь в тьму, где тот всё ещё стоял и кажется не особо спешил показываться. Возможно тот чего-то ждал, ведь он неистово мял предмет в ладони и смотрел на своё дитя. На деле же он держал тот самый "камушек", лазурный и потрескавшийся от всего этого напора, он пытался увидеть агонию, боль, хоть что-нибудь, но это невозможно, ведь Наци отдыхает в тишине и под защитой, не ощущая и капли той боли, которую мог пережить обычно. Сейчас до Младшего наконец дошло всё это, было достаточно мелкого свечения "камня" и он решал, что же ему теперь делать... Подыграть или же просто продолжать сидеть на месте? Подыграет, но тот может не поверить и все кончится плохо, а если оставит всё так же, то может выйти ещё хуже. Где-то в глубине души над этой ситуацией хочется посмеяться, но всё же Фриц выбрал самый верный и напрягающий его вариант, проверить свою мастерскую игру, которую он не практиковал лет так сто. Лицо пришлось скривить по максимум от несуществующей боли, до судорог напрягая мышцы лица, хотя для Младшего это были скорее всего гримасы, чем лицо наполненное страданиями. Так же для полноты картины он упал с насиженного места, хватаясь за грудь, ведь это он заметил когда страдал Наци, и почему бы не прибавить этому шоу правдоподобности, хотя куда уж больше. Приходилось извиваться как уж на сковородке, или даже как припадочный, выгибать спину до хруста позвонков, делать вид что он едва ли может контролировать конечности и конечно же повизгивать, что было самым трудным, ведь просто орать как-то не очень, надо было с чувством и всей болью, которую он должен был достаточно детально вообразить и прочувствовать... Так же ему приходилось мельком поглядывать, давит ли его Попечитель вовсе на этот бедный камушек, или он вовсе стоит и корчится от смеха и эта клоунада была зря. А тот стоял. Стоял и правда давил, Империи хотелось больше этих криков, больше страдания, но при всем этом ему не нужны лишние улики, а Фюрер же специально поддразнивал того, лишь тихо шипя и очень редко и тихо поскуливая, хотя это скорее просто глубокие выдохи в порыве удержать жуткий порыв смеха. Когда Нацист услышал и даже почувствовал шаги, которые приближаются к нему, он принял схожую позу с эмбрионом, но №22.Вроде.2.    пряча лицо в пол, делая позу слегка неудобной, но он не хотел раскрыть себя улыбкой, поэтому пришлось пожертвовать комфортом ради такого дела. А шаги не утихали, тот шёл как на параде, босиком отдавая ритм и создавая слегка гулкий стук, пока не подошёл совсем близко, и как видел второй, не наклонился над ним, пряча камешек в кармашек, и сразу же протягивая руку к лицу Фрица, убирая волосы с лица, которое морщились, казалось бы от ещё ощутимой и несошедшей боли, после чего Старший приподнялся и наступил на него, после делая лёгкий пинок, переворачивая и вновь прижимая к полу, но уже с большей силой, сжимая и сплющивая внутренние органы, пытаясь буквально впечатать того в пол. На этот раз ощущения боли были настоящими, и единственный безопасный способ избежать её, принять поражение и подать голос, сорвав его на крик. Но упрямый Нацист держался до последнего, пока ему не показалось, что что-то уже повредилось и только тогда, он позволил себе вопль. Нет, это был не душераздирающий или печальный крик, ор и всё тому подобное, это скорее был резкий вскрик, в котором читалась боль, но никак не боль или желание вызвать сочувствие и слёзы с состраданием. Получив желаемое, хоть и не насытившись до конца, Германская Империя убрал ступню, и довольно хмыкнув вышел из комнаты, будто бы сейчас и вовсе ничего не было, ничего не случилось. "Oh Scheiße!" (Вот д*рьмо!) Тихо ругался младший, востанавливая дыхание и со злостью смотрел в потолок, вдумывался. Злость была не спроста. Делая логические выводы, Фриц всё же пришел к выводу, что возможно Опекуну просто захотелось выбить дополнительный крик, что ему было просто мало, но так же он не отвергал варианты про то, что его раскрыли, и проверить он это сможет только потом, да и это будет сто процентов тогда, когда он не будет ожидать этого, в случае с Этой Империей реакция трудна в любом понимании этого слова, Он мог просто не показать того, что понял, или уже пойти готовить план или идею, уловку, да что угодно. Закончив свой мысленный монолог, Немец нарочно стукнулся затылком об пол, как бы приводя себя в чувства, сжимая челюсти от слабенькой боли, и всё же поднялся, собираясь направиться к себе. Осталось дотерпеть совсем чуть-чуть... Вновь поднявшись в опочивальню он не заметил серьезных изменений, разве что спальная одежда, то бишь ночная рубаха, да лёгкие штаны, в которые тот с радостью переоделся, ведь эти куски кожи уже давно раздражали и из-за них началось раздражение и хотелось люто чесаться. И потом, свершилось чудо. (Автор) Он вспомнил про существование в этом самом доме ванной, куда и помчался как гнедая, при этом осторожничая, не намереваясь встречаться с возможно блуждающей Империей. Тело с радостью перенесло все процедуры, сияя от чистоты тот всё же оделся и позволил себе упасть на кровать, зарываясь в одеяло и подушки, отворачивая голову к шкатулке, и вновь резко подскочил. Тот камень находится все в той же рубахе. Рейх схватился за голову и в немом крике открыл рот, оголяя клыки, пытаясь успокоиться. Пришлось вновь делать вылазку из комнаты, благо время позволяло это сделать и он довольно быстро нашёл старую рубаху и камень в стиральной корзинке. Возвращался тот с довольным лицом и гримасой, что так и гласила, что он горд собой за такие смелые поступки, не смотря на то, что сомнение всё же гложило его где-то глубоко внутри. Теперь уже со спокойной душой он завалился спать, с тихой мольбой уснуть побыстрее и как можно глубже. --- –Хей, ты цел? Был тихо задан вопрос таким привычным, слегка хрипучим голосом, от этого Наци дернулся, приподнимаясь. Он вновь ничего не понимал, как он тут оказался, почему так долго спал, да и спал ли вообще? –Да, а не должен?... Довольно резво, но с долей страха и неуверенности тот ответил, обводя взглядом уже знакомую тьму. Сейчас он сел поудобнее, упираясь назад руками, делая опору, и запрокинул голову, виляя или скорее разминая ноги. Было так спокойно, и такие вещи уже перестают удивлять, просто привыкаешь к ним и это становится чем-то обыденным. –Ну, скажу честно, не уверен. Нацист прискорбно и со стыдом почесал затылок, опуская голову, было и в правду не по себе, он ведь рисковал его жизнью и телом, и не был до конца уверен, всё ли будет в порядке, потому даже хотел извиниться, но видимо не потребуется, раз уж все в порядке. Наци же тем временем сидел и думал, попытаться убить того сейчас, или попозже, но более усердно? Было слегка обидно, что он был под неким риском, хотя он был не против, ведь итог мог окупить всё. –Хааа. Ладно... Тяжело выдохнул тот, собираясь подняться и с радостью принял руку помощи, после чего стоя на против оппонента и уже не делая попытки узнать кто это, решил задать главный вопрос, который волновал его больше всего. –Так зачем ты меня тут "запер"? Спросил он без запинки, было правда интересно услышать ответ, не спроста же тот его в какой-то мере обездвижил. –Чтобы тебе не было больно... Тихо и спокойно ему ответили, честно смотря в глаза, а второй пытался найти в словах и в глазах хоть каплю лжи, но быстро сдался, понимая что это не равный противник и кивнул в согласии. –Осталось чуть-чуть потерпеть... А теперь иди спать. Уже удаляясь, сказал тот  как некое прощанье, с долей волнения и со смешком. Младший его послушался и устроился уже на приятной, теплой и почти родной поверхности, довольно быстро засыпая. --- Начало следующего утра было сложно описать, ведь Нацист особо так и не поспал, обдумывая варианты, действия и так же вероятный исход. Примерно каждые минут пятнадцать-двадцать он бросал взор на часы, считая время, будто чего-то ожидая, а потом переводил взгляд в окно, смотря как по небу медленно и плавно двигались облака, скрашивая ещё совсем бледное небо. Всё так же вяло поднявшись, ибо просто лежать и водить взглядом туда сюда не так уж и весело, направился умываться, где наконец освежился и холодная вода прибавила чуть больше бодрости. Чувство голода не ощущалось, как и особого энтузиазма идти на кухню и что-либо там пытаться приготовить или перекусить, из-за чего тот лёг в той же гостиной, скорее уж упал на ближайший диван. Было как-то слишком плохо, он ощущал себя опустошенным, усталым и без сил. Было неожиданно, когда на него сели сверху, а лежал он вниз животом, из-за чего его крепко прижали не самой лёгкой тушкой. Лопатки Немца накрыли лапы, надавливая, не слишком сильно, но ощутимо, больше впиваясь когтями. Из-за этого давления, камень в рубашке сильно упирался в грудь, находясь между молотом и наковальней, от этого становилось больно, а давление оказанное на этот камень добавляло масло в огонь, вызывая бурю эмоций на лице Младшего, который уже кривился от неприятных ощущений, сдерживая нарастающий ком в горле, который держал крик. –Heute stimmt etwas nicht mit dir...(Сегодня с тобой что-то не то...) Прошептал ГИ на чужое ухо, наклоняясь, надавливая ещё больше, перенося вес на ладони и в этот самый момент второй не сдержал крика, напрягая горло, которое ещё со вчера не до конца пришло в себя. –Das ist aber nicht mehr wichtig.(Но это уже не важно.) Продолжал он свою речи, сбавляя напор, не желая сломать подопытной мышке пару рёбер, а за одно и солнечное сплетение, что приведёт к печальному концу. Этим по максимуму воспользовался Страдалец, пытаясь выкорабкаться из-под тяжёлого тела, пока на его ноги окончательно не сели, заставляя попрощаться с идеей побега и в некой злости, панике и интереса, Рейх повернул голову в бок, как бы удостоверяясь, что на него сели и вставать не собираются. Когда он уже хотел вновь спрятать личико и не напрягать шею, его схватили за подбородок, не позволяя вернуться в исоходное положение, заставляя поддерживать зрительный контакт, пугая. –Sie können sich einfach nicht vorstellen, wie ich Sie demütigen möchte.(Ты просто не представляешь, как я хочу унизить тебя.) Вы*бать как последнюю пот*скуху, при этом чёртовом коммунисте, чтобы он во всей красе увидел всю твою грязь, какой ты жалкий и мерзкий. Мягко шептала Империя, будто бы рассказывает №22.Вроде.3.    завораживающую историю, или поэму, да что угодно, что может показать голос таким мягким и текучим, возможно это была его губительная особенность. Империя резко замолчал, отпуская чужую челюсть, и вновь переводя ладони на лопатки, едва ощутимо водя по ним, но не долго. Делая рывок и напрягая пальцы, он рвал ткань, кожу и высвобождал алую кровь, которая залила белую ткань, пачка и пальцы Садиста. Сие действие было на много терпимее чем давка, которая сплющивала, благодаря чему Младший не подал голоса, лишь напрягая плечи и скрепя зубами, он перетерпел. Даже когда царапин коснулось что-то мягкое, склизкое и тёплое, по его телу единожды пробежали мурашки и он уже почти смог осуществить попытку нового побега, пока его плечи не сжали, прихватывая за одно и предплечья, фиксируя. Империя остановился только когда утолил свою недо-вампирскую жажду крови, отстраняясь и легко отпуская жертву на свободу. А тот всё так же лежал, не желая осознавать что сейчас произошло.