Экзамен по литературе

Крупные капли дождя разбивались о наши спины, заливали лицо, будто пытаясь проверить на стойкость. Мокрые волосы Каулитца были разбросаны по лицу и плечам. Он улыбался сквозь нескончаемый поток воды. — А мне ещё автобус ждать, — засмеялся учитель и смахнул с лица прядь. — Герр Каулитц, вы время то видели? Автобусы уже вряд ли ходят, — я положил руку на его плечо, — У меня дом через остановку, предлагаю добежать, согреться, а потом я вам такси вызову. Он смутился. Его и до того розовые от холода и сырости щёки запылали огнём цветущей сакуры. Каулитц опустил глаза и осторожно кивнул мне в знак согласия. Мы снова побежали по лужам, которые уже напоминали маленькие озерца, отражающие тучи. Прорываясь через стену дождя, мы будто бежали за самой ценной в мире наградой. А ведь самая ценная награда — это счастье. Может, мы действительно бежим за счастьем, пытаясь ухватить увёртливое чувство за крылья? — Том, я не успеваю за тобой, — запыхавшись простонал учитель. — Ещё немного. Представьте, что это вечерняя тренировка. — А сколько там осталось? — Метров десять. Я схватил его за руку и просто потянул за собой. Бережно и очень аккуратно. Ладонь Каулитца была пылающим льдом, так бессовестно прожигающим мою руку и вместе с тем что-то в районе рёбер. Сплетённые в одну рукоять пальцы, бушующая вокруг стихия, его до безобразия милый кончик носа и острые плечи. Это всё так напоминает те самые чувства, что описаны в книгах. Не знаю теперь, знакомо ли мне это на самом деле. Я тянул преподавателя за собой, не соображая, что вообще творю. Я не имею права. Я его ученик. Хотя какая уже теперь разница, если всё, о чём я сейчас мечтаю — коснуться его губ своими. — Мы добрались, — не до конца вылезая из размышлений, произнёс я. — Том, мне неловко… Я глупо улыбнулся и не разрывая сцепленные руки, потянул его за собой в подъезд. Что я делаю? Я обязан немедленно извиниться и отпустить руку своего преподавателя. Так нечестно. Плевать. — Мам, я дома. — окликнул я, убирая ключи в карман. Тишина. Мамы дома не оказалось. Оно к лучшему. Внутри себя я ликовал до предела. Ведь при маме я всё равно не смогу вести себя настолько открыто. — Проходите, — рукой я указал ему на дверь в гостиную, — Мокрую одежду снимите пока, я Вам сейчас толстовку принесу. Я удалился в комнату. Видеть его полуобнажённым, да ещё и с невероятно сексуально спадающими на плечи волосами — это выше моих сил. Не позволю себе изнасиловать своего преподавателя. Представляю, как стыдно было бы мне, если бы я носил такие же брюки, как он, ибо мой организм уже давно решил всё за меня. Я взял чёрно-белую толстовку и направился в гостиную. — Возьмите. Здесь уже смутился я. Человек, который, профессионально занимался футболом, человек, который в свои восемнадцать лет занимался сексом уже бессчётное количество раз, а половые партнёры были старше лет на десять точно. Я смутился при виде бледного, хрупкого, пропитанного женственностью в каждом его сантиметре тела своего учителя литературы. Я отвёл взгляд. Угомонись, парень, ты сможешь. Я начал водить глазами по потолку, стараясь подумать о чём-нибудь постороннем. Боковым зрением я всё же не мог не видеть его торс. О, Боже! На молочной коже ярко выделялись неестественно лиловые синяки. Откуда? Выходит, синяк у него не только на скуле. Клянусь, я прослежу за ним, узнаю его квартиру и выбью все мозги его парню, мужу, сожителю, соседу — кому угодно. — Я пользуюсь твоей мазью, — будто услышав мои мысли, выдал Билл спустя напряжённые минуты нашего молчания. — Помогает? — Ты не поверишь, но да. — Отчего не поверю? Я действия этой мази вдоль и поперёк знаю, — я опустил голову. — Не понял? — Я спортом занимался, — сухо сказал я. — Что произошло? — Перелом шейки бедра. Позвоночник сломан был и два ребра. — Извини… — Я в порядке. Не стоит переживать. Хотите какао? Моё — самое вкусное во всём Гамбурге. Мы, конечно, в Лондоне. Но это не так важно. — Хочу, — улыбнулся учитель и ещё больше закутался в мою безразмерную толстовку.