Pocket Change

      Чуя проснулся с сухостью во рту, раскалывающейся головной болью и запахом бекона, наполняющего воздух. Слава богу, он не чувствовал себя слишком больным, иначе его бы вырвало только при этом запахе. Он провел рукой по лицу, с трудом садясь и медленно моргая, приспосабливаясь к солнечному свету, проникающему через окна.       Он был… в комнате Дазая. Точнее, в его постели, под одеялами. Он заставил себя испуганно посмотреть вниз, вздохнув с облегчением, когда увидел, что он все еще в своей одежде, без шляпы, пальто и жилета.       Он планировал рассказать Осаму, что он чувствовал к нему, прошлой ночью, желая просто снять эту тяжесть с сердца, чтобы он мог перестать зацикливаться на этом, даже если он не ожидал, что что-то из этого выйдет. Судя по тому, что он помнил, он пьяно болтал о любви к шатену, но не сказал ничего такого уличающего.       Накахара застонал, перекинув ноги через край кровати, глядя на воду и ожидающий его аспирин. Не теряя ни секунды, он выпил таблетки, умоляя их действовать быстрее и потягивая воду. Да, Дазай не был бы таким милым, если бы сказал что-нибудь прошлой ночью.       Поставив теперь пустой стакан на тумбочку, рыжик заметил маленький клочок бумаги, который лежал рядом с ним.       «Чибикко~ Я готовлю тебе завтрак, потому что уверен, что тебе будет плохо (настоящий завтрак, по-американски, без крабов, обещаю). Иди прими душ и почисти зубы. Я сложил тебе новую одежду, она на стуле. Я принесу тебе завтрак в постель, так что не задерживайся, хорошо?»       Чуя тепло улыбнулся, прижимая бумагу к груди со счастливым смехом. Может быть, он мог бы просто сказать Дазаю о любви сегодня, возможно, даже за завтраком. Не то, чтобы это разрушило их дружбу, он знал это наверняка. Они оба любили друг друга слишком сильно, чтобы позволить чему-то настолько глупому встать между ними. Лучше убрать эту неизбежную неловкую фазу раньше, чем позже.       Поэтому Накахара принял совет из записки, размял мышцы, когда встал, и забрался в ванную. Да благословит Бог Осаму за то, что у него есть регулируемые светильники, так как он мог поставить их достаточно высоко, чтобы можно было видеть, не стукаясь о них головой. Рыжик почистил зубы, позволяя воде в душе согреться. Шатен заранее принес в ванную для этого зубную щетку и зубную пасту, а также шампунь, кондиционер и средство для умывания.       Парень серьезно был обязан этому человеку крабом. Может быть, рулоном бинтов или даже двумя.       Душ был горячим и невероятно успокаивающим, когда Чуя стоял под ним, позволяя воде расслаблять его мышцы и очищать голову. К тому времени, когда он умылся с помощью геля Дазая, так как они все равно использовали один и тот же, его головная боль уменьшилась до легкой пульсации у основания черепа. Все еще раздражает, но намного более терпимо.       Он был еще счастливее, когда увидел одежду, которую мужчина оставил для него. Чуя схватил свои трусы и свою любимую рубашку Осаму. Это была просто большая вытянутая светло-серая рубашка, которая была мешковатой на них обоих, но это также была самая уютная вещь, которую когда-либо носил Чуя, и он брал ее так часто, как мог. Накахара был почти уверен, что это была именно та вещь, которой шатен укутал его в ту, первую ночь, когда он забрал рыжика и привел к себе домой.       Чуя только закончил натягивать ее на голову, когда услышал, как открылась дверь, повернулся и увидел, что Дазай подталкивает ее ногой, удерживая деревянный поднос с двумя тарелками и двумя дымящимися чашками чая на нем в руках. — Доброе утро, Чибикко. — сказал Осаму, и странное волнение окрасило его тон. — Как ты себя чувствуешь?       Накахара забрался на кровать напротив шатена, наблюдая, как мужчина накрывает им стол, чтобы они могли одновременно есть и говорить. — Не так плохо, на удивление. — сказал он со смехом. — Аспирин и вода помогли, но у меня действительно была только головная боль.       Он поднял с тарелки кусок бекона, хрустящий и все еще шипящий, и, когда он укусил его, счастливый стон завибрировал в горле. Что он мог сказать? Он не очень-то понимал Американцев, но их завтрак был одним из немногих хороших их качеств. — У тебя есть Акутагава, чтобы поблагодарить за это. — Дазай рассмеялся над ним, выкапывая яйца и счастливо жуя. — Он, очевидно, заставлял тебя пить воду всю ночь. — Я пошлю ему корзину с фруктами. — пробормотал Чуя, жуя тост. — Спасибо за заботу обо мне вчера вечером и за завтрак. Это мило с твоей стороны.       Он покраснел, опустив голову и сосредоточившись на поедание яичницы. Он сможет сделать это, верно? Это было всего несколько слов, пара предложений. И тогда все будет кончено, и ему больше не придется волноваться об этом. — Мне нравится заботиться о тебе, Чуя. — щебетал Дазай. — Это часть моей любви к тебе. Но не слишком привыкай к завтраку.       Накахара почувствовал легкую дрожь в животе, когда Осаму сказал, что любит его, инстинктивно желая, чтобы он имел в виду именно то, что ему больше всего хочется услышать. Хорошо, возможно, это будет не так просто, как он думал, но признание не может быть слишком трудным.       Завтрак они завершили в уютной тишине: шатен сидел со скрещенными ногами, а рыжик позволил одной ноге выпрямиться, упершись стопой в колено мужчины. Когда они закончили — и Чуя заметил, что Дазай меньше времени уделял еде, но, по крайней мере, он ел, поэтому он позволил себе промолчать — Осаму взял поднос и положил его на тумбочку.       А потом отодвинулся назад к краю кровати и лег на одеяло. — Шляпная стойка. — скулил он, протягивая руки к Накахаре. — Иди сюда, я скучаю по тебе.       Рыжик засмеялся над ним, закатывая глаза, но подполз ближе и свернулся в крепких руках шатена, забрасывая руку ему на талию, прижав голову к груди мужчины. Может быть, он мог сказать ему это? Тогда ему не придется смотреть ему в глаза. Но он сможет почувствовать, как Осаму напрягается, когда произнесет отказ, почувствовать это отвращение физически, когда тот оттолкнет его. — О чем ты так много думаешь? — спросил его Дазай, лениво проводя рукой по позвоночнику Чуи, теребя волосы, а затем снова прижимая к себе ближе.       Как сказать, что я влюблен в тебя? — Просто пытался вспомнить половину прошлой ночи. — легко солгал Накахара, смеясь над своей трусостью. — После того, как Ане-сан подарила мне Петрюс, все дальнейшее выглядит, как размытое пятно.       Дазай почувствовал, как его насквозь пронзил трепет и его сердце забилось чуть быстрее. Это было абсолютно идеально. Он мог сделать все таким естественным, таким легким, и Чуе не пришлось бы ни о чем беспокоиться. — Я не знаю, чем ты занимался до того, как я пришел, но я могу рассказать тебе, что случилось после этого. — поддразнил Осаму, сжимая ребра рыжика. — О, да, я уверен, что так много всего произошло. — саркастически сказал Накахара, ущипнув шатена за бок. — Дай угадаю, я заставил тебя в основном нести меня обратно. Может быть, меня стошнило, а потом я заснул?       Мужчина задумчиво напевал, с улыбкой поглядывая на макушку парня. — Отчасти это правильно, хотя тебя не тошнило. — усмехнулся он. — Хотел бы ты, чтобы я дал тебе подсказку?       Чуя поднял на него взгляд, растерянность превратилась в раздраженную ухмылку. — Пожалуйста, я просто умираю, так хочу знать. — он растягивал слова лениво, закатив глаза.       Так что Дазай не терял времени, давая ему подсказку.       Он резко наклонился, не дав Накахаре времени среагировать, прежде чем он сжал их губы. Это было просто, просто легкое прижимание рта ко рту, но оно посылало тепло прямо вниз по позвоночнику Осаму, чтобы сжаться пульсирующим жаром в его животе. Губы рыжика были мягкими, гладкими и такими теплыми, и шатен был уверен, что если он откроет глаза, его встретят широко распахнувшиеся голубые очи, уставившиеся на него в шоке.       Но он позволил себе просто долго держать так Чую, обнимая его более уверенно и притягивая его вплотную к своему телу. Он просто упивался наконец — тем, что так давно хотел почувствовать; тем, что наконец-то держал рыжика в своих руках и шел правильным путем; и, наконец, что просто имел Накахару.       Когда он отстранился, широко раскрыв глаза со счастливой улыбкой, его встретили потрясенные голубые глаза, как он и ожидал. Чуя открывал рот и пытался что-то сказать. Рыжик совершенно не сопротивлялся, только чувствовалось его бешеное сердцебиение. Он таял в руках Дазая, но Осаму все еще держал его запястья. — Вчера вечером ты сказал, что не думаешь, что вспомнишь это, поэтому моя работа — помнить твое признание за нас обоих. — мягко объяснил шатен, прежде чем Накахара успел что-то сказать. — Но я не думал, что просто воспоминания было достаточно, поэтому я решил, что напомню тебе этим.       Тишина растянулась между ними на одну секунду, две, три. — Что? — Чуя практически визжал, его тело напряглось в тисках мужчины. — Что… что ты… о чем, черт возьми, ты говоришь, Дазай?       Усмешка Осаму потускнела на полсекунды, и он почти отпустил его, почти не двигался дальше. Но нет, это был рыжик, он никогда не позволил бы ему уйти, не сдался ни за что и никогда, кроме самого Накахары, который сказал бы ему «нет». — Я не смогу забрать это сейчас, Чибикко. — с нежностью сказал он, прижимая еще один быстрый поцелуй к все еще шокировано приоткрытым губам Чуи. — Если ты не солгал мне прошлой ночью и хочешь меня, теперь ты мой, и я никогда не отпущу тебя.       Накахара, казалось, был не в состоянии вдохнуть достаточно воздуха, выплескивая наполовину сформированные слова, когда он быстро моргал, до конца не веря. — Я влюбился в тебя три года назад, Чуя, но я останавливался, говоря себе, что ты никогда не почувствуешь то же самое. — вздохнул шатен. — А если нет, если прошлой ночью произошла какая-то странная ошибка, я не буду настаивать. Но если этого не произойдет, если по какой-то невероятной случайности ты тоже меня любишь, ни в коем случае, черт возьми, я не упущу свой шанс получить тебя.       Он ждал, что Чуя что-то скажет, и в его груди бешено стучало сердце. По прошествии нескольких часов, но, вероятно, на самом деле прошло не более тридцати секунд, он начал тянуть руки назад, полностью готовый запереться в ванной на несколько часов и позволить себе заплакать.       Тонкие пальцы Чуи схватили его запястья, прежде чем он смог сбежать: — Ты… — прошептал он, и глаза Дазая метнулись по всему его лицу. — Это ты имеешь ввиду? Ты хочешь меня? Я нравлюсь тебе?       Осаму позволил напряжению стечь с его тела, наклонившись вперед, чтобы прислонить лоб к рукам рыжика, потом провел большим пальцем по мягкой коже. — Накахара Чуя, Шляпная стойка, Чибикко, я влюблен в тебя. — сказал он невероятно твердо, и улыбка снова начала танцевать на его губах. — Я всеми силами хочу иметь тебя, и я буду лелеять тебя столько, сколько ты позволишь мне делать это.       У рыжика перехватило дыхание, пальцы сжались на рубашке Дазая. Он поднял голову, улыбнувшись ярче солнца. Их губы почти соприкоснулись, когда он заговорил: — Ты сможешь иметь меня так же долго, как и я. — пообещал он. — Чуя… — выдохнул Дазай. Его голова кружилась от осознания того, что это действительно происходит. — Я дам тебе все, что ты захочешь, и я буду наименьшим из этих вещей.       Накахара засмеялся, покачав головой, прижался ко рту Дазая в настоящем поцелуе. Его губы неспешно двигались к губам шатена, язык слегка касался губ Осаму, дразня его. Мужчина простонал при первом вкусе языка рыжика, неуклюже ловя его своим языком, когда они крепко сжимали друг друга. Вспышка собственнической гордости пронзила его, когда он осознал, что это, должно быть, первый поцелуй Чуи, несмотря на то, что с противной крысой это уже происходило.       Они оба затаили дыхание, когда Накахара отстранился, их глаза были влажными от счастливых слез, хотя ни один из них никогда не признался бы в этом. — Глупая мумия. — пробормотал рыжик, улыбаясь губами Дазаю. — Ты всегда был величайшим подарком, который я когда-либо получал.       Шатен снова поцеловал его, впитывая вкус рыжика в его руках, греясь от ощущения, как Чуя прижимается к нему, притягивая его ближе, погружаясь в невероятное блаженство. — Привет, Чибикко. — тихо сказал он.       Глаза Накахары мрачно открылись, довольная улыбка изогнула ее губы так красиво, что Дазаю потребовалось время, чтобы оценить это. Но когда он встретил эти счастливые голубые глаза, он не мог сдержать слова, которые сами выскочили из его рта: — Я люблю тебя. — прошептал он, мягко поглаживая высказывание по губам рыжика.       Чуя тяжело вздохнул, словно оправляясь от удара, услышав это, и точно зная, что сейчас имел в виду шатен. — Я тоже тебя люблю. — пробормотал он в ответ, совершенно благоговейно, проводя пальцами по великолепному лицу Осаму. — Теперь ты мой.       Мужчина усмехнулся, притянув рыжика к груди и положив подбородок на эти превосходные огненно-рыжие волосы: — И ты тоже мой.