***
Ненавижу сильно-сильно, в отражении просто гнида…
Холодное январское утро. На улице ещё стоит мрак, а будильник уже звенит, требует, чтобы его выкинули в стену и тем самым отключили. Данную просьбу любезно исполняет его хозяин, правда с долей безжалостности: летит аппарат прямо экраном на пол. Хотя он и так разбит, хуже уже и быть не может. Из-под одеяла вылезает рука, потом голова, следом и всё тело, такое худое, что и страшно представить. В тишине комнаты слышится лишь тихий утробный рык. Худое тело идёт в сторону ванной вялой походкой, немного при этом пошатываясь. Щёлкает переключатель, ванную комнату освещает слабый белый свет. Напротив зеркала стоял угрюмый и сонный подросток. Немного тряхнув головой, чтобы убрать с глаз свою длинную и лохматую чёлку, он следом скажет (***
… Так смотри, как горят мои крылья, как горят они в огне. Не развеивай пепел, не нужен церковный хор…
Около кабинета истории столпилось много народу. Хэддок оглядывается, не находит своих одноклассников. Весь «А» класс стоит, уткнув свои носы в книжки. Белч никогда и никого не пускал в свой кабинет до звонка. Да, это тупо, но все уже привыкли готовиться к уроку в коридоре. Иккинг с опаской обходит толпу вокруг себя. Почувствовав на своём плече чью-то ладонь, тут же шугается, широко распахивает глаза. — А, это ты, Иккинг. Прости, пожалуйста, постоянно забываю про твой недуг. Мистер Белч, низкорослый толстячок со смешными усами. На вид добрый, на деле сущий Дьявол. Он протягивает Иккингу руку, широко улыбается. Иккинг молчит, бросает несколько злобный взгляд на мужчину и его широкую ладонь. — Ах, точно… Ещё раз прости. — усмехается Белч, убирая руку в карман штанов, — Как себя чувствуешь? Всё также? Иккинг недолго молчит, потирает своей ладонью место прикосновения. Другой класс с некоторым удивлением следит за ними. — Ещё болею, как видите, — наконец отвечает Иккинг, чуть расслабляясь. — Вижу… Эх, бедный парень. Ты это, готовился к сегодняшнему уроку? — Не особо, — признаётся Икк, немного отводя взгляд, — Но я отчитаюсь, если нужно. Белч одобрительно кивает. — Это хорошо. Сегодня у моих тотальный опрос по Первой Мировой… Могу дать тебе небольшой тест, он простенький, для непрофильника в самый раз. — Ну, можно… Хотя у нас вообще сейчас другая тема, но ладно… — бормочет парень. — Тест по параграфам составлен, так что все ответы можешь найти в учебнике. Получишь свою оценочку и можешь быть свободен до конца этой недели. — машет рукой историк; звенит звонок на урок, он обращается к толпе учеников, — Так, заходим, занимаем быстро места! Иккинг заходит один из последних, потому что привык пропускать всех вперёд. Оглядывает свободные места, коих почти не осталось. — Икк, не стой столбом. Вон, садись к Хофферсон! — Белч указывает на парту, где сидела девушка. Хэддок не глядя на соседку садится на первый вариант, достаёт учебник и пенал. — Привет, — говорит она спокойным тоном, глядя на парня из-под чёлки. Иккинг глядит на девушку, пару раз моргает. На пару секунд он и забыл, что они хорошие знакомые, даже имя сразу не вспомнил. — Привет… Астрид… — говорит с расстановкой парень, всё разглядывая её. — Давно не виделись, — продолжает она, читая при этом вопросы в конце параграфа. — Угу. Мне даже показалось, что я забыл, как ты выглядишь, — делится Иккинг, добавляя чуть тише, — Долбанный дезипрамин. — Как ты себя чувствуешь? Всё нет возможности написать тебе… — Астрид закрывает учебник, переводит на парня взгляд. — Пока никак. Не сплю ночами, мотаюсь вот по врачам… Как обычно, в общем. — Она не писала тебе? Иккинг тут же мрачнеет. В глазах его на секунду сверкнул огонь ярости. — Нет. И не напишет. Я её в чёрный список кинул. — Она хотела извиниться. — Пошла она знаешь куда со своими извинениями? — Я понимаю, Иккинг, что она сделала тебе больно... — Ну раз понимаешь, тогда зачем напоминаешь? Астрид тут же грустнеет. — Извини… Просто ей действительно жаль, что так всё вышло. — Ты сама-то слышишь, что говоришь? Астрид, этой шлюхе море по колено. Ей никого не жаль. Да, я сам виноват, что доверился ей… Грёбанный слабак, — словно плюётся Иккинг, тряхнув своей головой, и следом угрожающе шипит: — Слушай, если она так рвётся извиниться, передай, что Иккинг Хэддок лично пробьёт ей черепушку, если ей вздумается приблизиться к моему дому меньше чем на двадцать метров. Девушка пристально смотрит на Иккинга, на его болезненные глаза, измученное в целом лицо. — Передам, — утвердительно отвечает она, отводя от Иккинга взгляд. Тот пару раз помаргивает, опять трясёт головой. — Прости за это. Мне действительно противно и больно вспоминать об этом. — И ты меня извини… Не надо было начинать это. Я просто думала, что она достучалась до тебя. — Я её к себе больше не подпущу. Больше нет, — отрицательно мотает головой Хэддок, тоже не смотря на знакомую, — Будет лучше, если мы вообще больше с ней не увидимся. — Угу, — кивает Астрид, — Я скажу ей об этом. С твоего позволения, конечно же… Вообще, я хотела сказать тебе, что я хочу перестать с ней общаться. Иккинг медленно поворачивает голову в сторону Астрид; вскидывает бровями, неверяще распахивает глаза. — Вы же лучшие подруги… Столько лет дружите. — Да, это так. Но она стала другой… И после всего случившегося я не могу больше смотреть на неё, нет сил общаться с ней. То, что произошло… Нет. — Астрид... — Она виновата во всём, Иккинг, — перебивает она Иккинга, — она чуть не погубила тебя, и я не намерена иметь какое-либо отношение к этой… Убийце. — Так, Хофферсон, готова отвечать? — громко говорит Белч. Девушка на секунду дёргается. — Да, — тут же отвечает громко учителю она, тихонько шепчет Икку следом, — Потом договорим.***
Прыжок веры лицом в асфальт, пропали стрелы в наших сердцах…
Лучшая подруга Астрид встречалась с Иккингом около полугода. Парень так сильно любил её, что, казалось, жизни без неё себе не представлял… Каждый божий день виделся с ней, гулял, водил в кафешки, тратил деньги на маленькие и большие подарки, помнил все важные и не очень даты… В один из дней она не отвечала на звонки. Полностью игнорировала. Но когда ответила, сказала: «Слышь, отвали от меня, Хэддок. Задолбал ты меня конкретно. Чао». Он ничего не понял, сразу стал искать её, где она могла быть. Нашёл на какой-то вечеринке, полупьяную, потрёпанную, в объятьях какого-то крутого парня. На часах девять вечера. «Какого чёрта, ___?!» — восклицает Иккинг её имя, чувствуя, что он сейчас взорвётся. Вокруг него все смеются, тихонько потягивают пивко и что-то ещё более крепкое. «Ты не в курсе? Это — мой бойфренд, Нил», — любезно представляет она своего нового ухажёра, — «И у нас сегодня годовщина. Полгода вместе. Сечёшь, о чём я, малыш?». Иккинг испытывает много эмоций в этот момент. «Извини, малыш, но ты не давал мне, поэтому мне пришлось вести двойную игру… Надеюсь ты меня поймёшь…» — говорит она, немного щурясь. Хэддок молчит, разворачивается и бежит сломя голову прочь с вечеринки. Когда домой с дежурства вернулся отец Иккинга, Стоик, не заметив сына, тут же начал ему звонить. На часах половина одиннадцатого. Его до сих пор нет дома. Всех друзей и знакомых Иккинга обзвонили. Подключились полицейские, начались поиски парня. Астрид поехала со Стоиком искать Иккинга в без пятнадцати двенадцать. За ними ехал конвой из полицейских машин. — Куда он мог пойти, Астрид? — Он пошёл к ___. Она не отвечала ему на звонки. Мистер Хэддок, я клянусь, я сама не знаю, где он может быть! В этот момент Астрид звонит её подружка. Громко плачет в трубку: — Астрид, он позвонил мне! Астрид, я не знаю, что делать! Он больше не отвечает! — Где он, ___?! Что стряслось?! — Я… Я повела себя ужасно! Астрид, он сказал не искать его больше! Мне кажется, что он- Рация трещит в этот момент, раздаётся гробовой мужской голос: «Стоик, мы нашли его». Едут в сторону моста. Выбегают из машины, испуганные до ужаса, с бешеными глазами. Иккинг лежал на спине, на небольшом склончике под мостом. Предплечья порезаны, но не сильно; кровь уже успела засохнуть. В левой ладони кусочек зелёного стекла, видимо, от разбитой бутылки. Бледный как смерть, с полуоткрытым ртом, потрёпанными волосами… — Бригада едет. — говорит Стоику мужчина, что доложил о нахождении Иккинга, — Пытался покончить с собой, но, видимо, от вида крови потерял сознание… — Иккинг! — Астрид пытаются остановить, но она всё же пробивается, бежит вниз, под мост. Всё тело её дрожит; падает на колени перед Хэддоком, трогает его своими ладонями. Спустя мгновение в воздухе слышится истошный крик девушки. В тёмное ночное небо взмывает одинокий чёрный ворон, что сидел на небольшом деревце и словно следил за происходящим. Спустя пятнадцать минут подъезжает карета скорой помощи. Астрид уже сидит в машине Стоика, пытается дозвониться до подруги, но та не отвечает. Отец Иккинга садится в машину, вытирая при этом красные глаза. — Дозвонилась? — первое, что он спрашивает, обращаясь к Астрид. — Нет. Она отключилась. — Понятно… Ладно, поехали. Отвезу тебя домой. — А вы? Вы потом в больницу? — Конечно. Надо заплатить за всё… — Стоик включает зажигание, — Твои родные звонили, сказал, что ты со мной. — Спасибо… Ох, Иккинг… — по щекам девушки всё ещё текут бесконечным потоком слёзы, — Как же так… — Это из-за ___. Он недавно говорил мне, что они поругались… — Она сказала, что повела себя с ним очень плохо… Перед тем, как сбросить трубку. — Понятно, — твёрдо заявляет Стоик, крутя рулём, — Как только Иккинг придёт в себя, я поговорю с ним об этом.***
… Я больше не страдаю по тебе, хотя я тот ещё плакса…
Многочисленные капельницы, горсти разноцветных таблеток, белый потолок, зелёные стены… Иккинг забыл, где он и кто он такой. Его совсем недавно выписали из больницы, но просто так его не отпустили и вряд ли отпустят. И вот, он вновь вливается в социум: вроде и знакомый, но такой чужой. А ещё он забыл, как точно зовут его бывшую девушку, что всё это время лишь пользовалась им — буква «з» у неё в середине имени или всё же «д»? Он и знать этого больше не хочет. Его волновало больше другое: почему он был так слеп. И почему он именно резался, а не пошёл в воду, почему именно на чёртов мост он прибежал… Астрид сказала, что его мозги были «под осадой». И она права. После урока истории Астрид и Иккинг пошли в столовую. — Не знаю, рассказывал ли тебе отец, но я поехала с ним искать тебя тогда, — говорит тихо Астрид, наблюдая за тем, как Иккинг кушает небольшую сахарную булочку, купленную ею специально для него. — Говорил. И я признателен тебе за это… Отец ещё говорил, что ты кричала… В общем, где-то в глубине сознания я тебя слышал. Иногда слышу твой крик в ушах, когда начинаю дремать, — Астрид чуть шире распахивает глаза, — Да, у меня звуковые галлюцинации случаются. Побочный эффект от мапротилина… Благо больше не пью его и такое случается реже. — Чёрт возьми… — ругается тихонько Астрид, крушась. — Когда меня только привезли в больницу, отец сказал моему дяде, что я пытался покончить с собой и сейчас в больнице… и его хватил инфаркт… В общем, я разрушил всё, что только можно, — говорит Иккинг, смотря куда-то в пространство, — Чёртов психопат… Астрид молчит, прижимает ладошки к груди. — Я знаю, что ты не любишь, когда до тебя докапываются, но… — говорит спустя минуту она, несколько боязно глядя на Хэддока, что был мрачнее тучи, — можно мне помочь тебе? Иккинг резко переводит взгляд на Астрид, внимательно изучает её. — Меня всё задолбало, Астрид, — признаётся Хэддок, немного наклоняясь вперёд и облокачиваясь о стол, — Я боюсь, что смогу обидеть тебя своими выпадами. А они часто бывают. К тому же… — Я понимаю. Я хочу исправить всё за неё. Хочу помочь тебе прийти в себя. — Только не приплетай её сюда. Давай забудем о ней. Вот насовсем, — просит Иккинг; он даже слегка улыбается. — Идёт? Астрид вздыхает, спустя мгновение быстро кивает. — Хорошо. Идёт, — она тоже улыбается ему; на глазах её, как и тогда, наворачиваются слёзы.***
Моё сердце — общая могила без имён, его тащит моё сломанное тело…
В одну из бессонных ночей Иккинга посетили странные мысли. Он просто задал себе вопрос: «Почему Астрид так печётся обо мне? Она же это не из-за ___ делает, она же перестала с ней общаться…» Парень встаёт с кровати, стоит по середине комнаты как вкопанный. Он стоит так минуты три, о чём-то смутно думает. И когда осознаёт, тут же хватается за голову. Спешит выйти в зал, где сидел Стоик — он смотрел телевизор, немного прикрыл глаза от того, что он задремал. — Папа… Я дурак. — начинает Иккинг, садясь рядом с отцом; мужчина открывает глаза, немного потягивается. Парень всё ещё держит ладони на голове, облокачивается на колени и смотрит на экран телевизора. На циферблате мигает время — «02:47». — Что стряслось? — бормочет Стоик, протяжно следом зевая. — Как думаешь… Я нравлюсь Астрид? — Вполне возможно, — отвечает спустя минуты три мужчина. — А ты только это понял? — Я же говорю, дурак я! Причём самый главный из дураков! — Ты просто об этом до этого не думал, сынок. Такое бывает… А она тебе нравится? Икк округляет глаза, переводит шуганный взгляд на родителя. — Я не знаю, — бормочет парень. — В смысле ты не знаешь? — Стоик начинает расплываться в улыбке. — Не знаю! — уверенно заявляет Иккинг, — Я до этого не думал об этом! — Тогда пора бы задуматься. Но только не сейчас. Поздно уже. — Стоик опять зевает. — Ёперный театр… — чертыхается Иккинг, — Вообще-то сейчас самое время обсудить это, пап! Только ночью я нормально могу думать! — А я — нет. Сможешь сам поразмышлять? Мне ещё на дежурство ехать рано… — Блин… Ладно, иди. Я подумаю сам, — смиряется Хэддок. Стоик встаёт с кресла, направляется в сторону своей спальни. — Доброй ночи. — И тебе, сынок. И не засиживайся долго. — Угу. На экране телевизора мелькали какие-то разноцветные обрывки. Из-за плохого зрения Иккинг не сразу понял, что это был какой-то музыкальный клип, а канал в целом оказался музыкальным. Переходы на экране были настолько резкими, что глаза заболели, а в ушах противно что-то зазвенело. Но несмотря на это и жуткую мигрень, Иккинг всё же стал думать. Хэддок смутно вспоминает, как он и Астрид гуляли вечерами, что-то обсуждали. Как они смеялись, иногда обнимались под ночным небом… В голове Иккинга что-то щёлкает в этот момент; начинает ощущать, как к щекам его хлынула кровь, а ноги стали ватными. — Ты же понимаешь, что всё очень плохо? — говорит сам себе вслух Иккинг, приобнимая свои худые бока ладонями, — Всё это время о тебе заботилась и заботится девушка, которую ты френдзонишь. И она, возможно, тебе симпатизирует… М-да, ты псих, Иккинг. Ты просто псих, — выделяет слова Иккинг, немного покачиваясь вперёд назад словно маятник часов; он постепенно повышает голос, — А знаешь, что ещё лучше? Что ты ни хера не чувствуешь, у тебя грёбанная фобия и ты никак не можешь уснуть! — Иккинг, можно потише?! — слышит громогласный голос из комнаты отца парень, он тут же шепчет: — Прости, пап! Стоик выходит, насупив брови, садится к сыну на диван, будто он не уходил никуда. Вздыхает, расслабляет лицо и глядит на Иккинга грустными глазами. — Скоро это пройдёт, сынок. Ты справишься, — говорит отец, пытаясь положить свою ладонь на плечи Икку; тот шустро отсаживается, пугливо таращится на Стоика. Наступило гнетущее молчание. Крупная ладонь так и висела в воздухе. — Мне кажется, что всё это не скоро пройдёт, пап, — тихо говорит Иккинг, опять принимаясь по привычке обнимать себя, — Я чувствую себя таким… Ущербным. Хотя, так и есть… Я не подумал о тебе, когда бежал на мост… Не подумал о тех, кому я не безразличен!.. — Иккинг смотрит куда-то в темноту, тихонько шепчет: «Астрид…» Стоик молчит, не знает, что ему сказать. Но услышав имя девушки, тут же начинает говорить: — Так… Насчёт Астрид… Ты подумал о ней? Насчёт неё? — уточняет следом Стоик; Иккинг чуть ближе подсаживается к нему. — Немного. Пап, я сделал вывод о себе. — Какой же? — Я — придурок. Стоик тихонько фыркает на это заявление. — Опять самобичевание? — А оно и не заканчивалось. Ты же понимаешь, что я Астрид фактически оставил в друзьях? А ведь мы с ней даже обнимались, спали на одной кровати!.. Ну, это когда мы были на турбазе всей параллелью, ну, ты помнишь… Она сказала, что хочет помочь мне выйти из этого дерьма, искупить вину за эту шмару. Но я попросил Астрид не приписывать сей акт доброй воли в её сторону… В общем, как я уже и сказал, я — придурок, — говорит с акцентом на последнем слове Иккинг, устремив несколько выразительный взгляд на отца. — Если ты не ответил ей взаимностью, Иккинг, это не значит, что ты придурок. — Так дело в том, пап, что Астрид мне нравилась! До этой шлюхи! — восклицает громко Иккинг, аж вскакивает с места, начинает активно махать руками: — Но я подумал, что я ей не нравлюсь и постепенно охладел… А потом эта… Как её… Неважно. Стоик чуть шире распахивает глаза; он начинает что-то вспоминать из того времени. — Ты как-то говорил мне, что тебе понравилась одна девочка. Такая красивая и умная, а главное сильная… Но ты сразу пробормотал, что она тебе не ровня, и больше о ней ни слова не сказал. — Ну, возможно, это я говорил про Астрид… Не помню этого момента, — бормочет Иккинг, кладя ладошки себе на шею, немного её потирая, — Я до хрена чего не помню, честно сказать. — Зато ночёвку на одной кровати ты вспомнил, — комментирует Стоик, несколько ухмыляясь. — Вообще-то, — Иккинг тыкает указательным пальцем в воздух, с видом знатока поглядывает куда-то наверх, — я впервые лежал с девушкой! Причём красивой!.. Причём с той, что тогда нравилась… Ай, на хер это всё! — отмахивается Иккинг, — Я спать! Иккинг быстро шагает в свою комнату и хлопает дверью. Стоик глубоко вздыхает, выключает телевизор и идёт в сторону своей спальни. Теперь и ему не спится, как и сыну. Прыгнув на кровать, парень следом тыкается лицом в подушку и мычит. Он вспомнил, казалось, то, что даже самый памятливый человек, и то бы не вспомнил. Видит всё перед глазами, как будто играет роль актёра в каком-то фильме. Всё чётко и ясно.***
… Помимо всего, я ведь просто твой друг…
На весенних каникулах параллель Иккинга пригласили на турбазу. Не за бесплатно, конечно. Хэддок не хотел туда ехать, но всё же поехал. Астрид, как девушка вежливая, любезно пригласила своего друга поехать с ней. Парень просто не смог отказаться. Правда пришлось знатно попотеть, собирая вещички и укладывая их в чемоданчик, но всё это того стоило. Сели в газельку, тихонько поехали по хорошей дороге. Иккинга жутко укачивает, поэтому он прикрывает глаза; через силу сопротивляется сну и пытается взбодриться, но тщетно. — Иккинг, всё нормально? Астрид сидит с ним рядом, читает какую-то электронную книжку. Сейчас она смотрит на друга и беспокойно наблюдает за его странной реакций. — Меня укачивает. Глаза слипаются. — отвечает Икк, закатывая глаза от того, что он погружается в дрёму, — Я похрапываю иногда, заранее извини. Девушка слегка фыркает, улыбается на заявление парнишки. — Всё хорошо, отдохни. Я толкну тебя, как мы приедем. Иккингу повезло иметь такую подругу, как Астрид. Умная, красивая, заботливая и нежная… Идеальная девушка, как говорится. Только вот они друзья. Хэддок каждую ночь видит в своих снах их будущее, лелеет надежды на то, что они станут чем-то большим. Когда-нибудь. Спустя два часа дрёмы, Иккинга будит Хофферсон; касается ладошкой плеча и тихонько толкает. Сон у Хэддока как рукой сняло. — Мы приехали. Почти. Через минут десять будем на месте, — шепчет она. — Отлично, — бормочет Иккинг, следом зевая и потягиваясь. — Как спалось? — интересуется Астрид. — Пойдёт. Сны бредовые видел, а так ничего. Давно не ездил на автобусах… — Понимаю. Тут пол автобуса спало да храпело. Даже мистер Цеппели задремал. — Ну, это нормально. Ты как, книжку читала всё это время? — Ага. Надоело уже. Эти Буэндиа меня с ума сводят! — Зачем ты вообще взялась читать «Сто лет одиночества»? — Так ты мне посоветовал, забыл, что ли?! Ты же читал! — Ох, это было так давно… На каком ты месте? — Аурелиано расшифровывает пергаменты Мелькиадеса. — Так ты в конце уже! — Да? Ну, у меня желания уже нет завершать это. Что там в конце? — Я не хочу спойлерить, миледи, — Иккинг слегка щурится, но улыбается, — тебе всего-то осталось… Ну, может страниц сорок. Или пятьдесят. — Нет уж, я не выдержу больше. Скажи уже что там да как. Иккинг чуть наклоняется к лицу подруги, тихонько говорит ей продолжение. На лице её проявляется много эмоций: от удивления до ужаса, от ужаса до недоумения, от недоумения до скептицизма и брезгливости. — Чего?! — наконец говорит она, когда Иккинг завершает свой пересказ. Парень лишь пожимает плечами, лыбится, глядя на реакцию Астрид. — А ты что думала? Это магический реализм, Астрид. Маркес, в конце концов! У друзей завязывается громкий и эмоциональный диалог. Нет, они не ругаются, скорее горячо обсуждают прочитанное и делятся своими впечатлениями. Кто-то ругает их и парочка замолкает. Через двадцать минут толпа подростков оказывается на базе, спешит разойтись куда попало. Учителя пытаются всех собрать, но всё тщетно: их ученики плевать хотели на организованность. Иккинг и Астрид предпочли остаться рядом со взрослыми, кружились рядом с Цеппели. — Слишком много пространства, — комментирует Иккинг. Астрид кивает на его слова, поглядывает на мистера Цеппели. — Не переживай так, Иккинг. Идите прогуляйтесь. Иккинг помнит, как он и Астрид опять переключились на тему книг, смеялись и спорили; пару раз касались ладоней друг друга — когда Астрид пыталась поднять на него руку и когда Астрид пожаловалась, что её ладони похолодели. — И правда прохладные. Это из-за наших с тобой споров, полагаю, — говорит Иккинг, кладя её миниатюрные и красивые ладошки в свои шершавые и пылающие огнём ладони; пригревает их, немного трёт, — Нервничаешь? — Есть такое, — признаётся девушка, немного краснея; она начинает странно улыбаться, — Ты вроде худенький, но жара от тебя как от медведя. — Эм, спасибо? — Иккинг нервно усмехается, невольно вскидывает бровями. — Я серьёзно. Твои ладони очень горячие. — Это из-за гипертензии. Ну, ты сама знаешь. Я же такой больной, — Иккинг тоже слегка краснеет, когда говорит это; её пальчики такие красивые, кожа такая нежная, — Вроде потеплели. — Угу, — кивает Хофферсон; Хэддок убирает свои ладони, — Спасибо. — Не за что, — Иккинг лучезарно улыбается ей; глаза его сияют. Он просто был счастлив. Ближе к вечеру подросткам стали предоставлять комнаты. Иккинга поселили на последнем этаже четырёхэтажного домика. Астрид поселили в соседней комнате. В час ночи, когда Иккинг уже лежал в кровати, но листал ленту в социальных сетях, к нему в комнату постучались. Он напрягся, пошёл открывать ночному гостю дверь. — Привет. — Астрид? Какого фига? — первое, что говорит Хэддок, увидев подругу. — Я всё объясню. Астрид начинает монолог о том, что к ней в комнату ломился один чувак из параллели, причём очень требовательно. — Не знаю, что у него на уме было, но как только я поняла, к чему всё это, открыла дверь и преподала ему пару уроков. — Лицо набила. — Да. По другому не умею, сам знаешь. — И… Теперь ты пришла ко мне. — Угу. Ты же не спал? — Не-а. Но собирался, честно сказать. — Вообще, я теперь боюсь возвращаться… Вдруг этот псих опять придёт. Можно у тебя переночевать? Иккинг широко распахивает глаза, начинает люто краснеть; благо в потёмках это не особо заметно. — Эм, кровать-то одна… Я бы ляг на пол, да он холодный, блин. — Мы можем вдвоём лечь, разве нет? — А не тесно ли для нас двоих? Тебе, возможно, будет тесновато. Тем более я люблю пихаться во сне, боюсь задену тебя, — начинает бормотать Иккинг. — Пожалуйста, Иккинг, не заставляй меня идти обратно! — умоляет девушка. Хэддок чертыхается про себя, потому что он уже искал видео на Порнхабе, но, видимо, не судьба. — Ладно… Мне принести одеяло с подушкой? Икк всё принёс, положил на кровать; поправил простыню, что уже успел смять, пока ворочался туда сюда. Астрид легла первая, справа; Иккинг тоже лёг. Парочка лежала спиной друг к другу. — Доброй ночи, Икк, — шепчет она, приобнимая край своего одеяла. — Спокойной ночи, Астрид, — отвечает он, быстро переключая яркость на телефоне. В браузере всё ещё открыта главная страница Порнхаба; быстренько всё выключает и кладёт телефон экраном вниз на тумбочку. Иккинг хранит в памяти тот эпизод, когда он только-только начал засыпать, а Астрид прижалась к его спине. Даже ладошку на бок положила. Парень готов был взорваться в этот момент. Она тихонько посапывала, чуть уткнулась носиком в его мягкое одеяло. «Чёрт???» — задаёт себе вопрос Хэддок, не зная, как реагировать. Ему стало крайне жарко, — «Душно…» Астрид словно услышала его мысли, тут же отпрянула от него; Иккинг поворачивается на другой бок и видит её спокойное, милое личико. Хочет обнять её, прижать к себе и не отпускать более. Но не смеет. Покорно лежит, прижимает одеяло к телу и прикрывает глаза, пытаясь утихомирить свой бодрый разум, что не хотел отключаться. Иккинг лежит на своей кровати, пялится в потолок. По щекам его текут слёзы. Он готов всё отдать, лишь бы снова лежать с ней рядом, обнимать её и держать за руки. Но он болен. Одни лишь воспоминания заставляют его вернуться в ту пору, когда он лежал под мостом и собирался уйти из этого мира. Что он почти и совершил… Сворачивается калачиком, прижимает горячие ладони к груди; беззвучно всхлипывает и пытается успокоиться. Нет, сегодня он не уснёт. Не в этот раз.