***
Просто отпустите меня, я продолжаю переживать случившееся. О, это так травматично!..
На часах пять утра. У Астрид прозвенел будильник, и она как по команде встаёт с постели. Девушка уже привыкла к такой жизни, у неё всё как по расписанию. Но сегодня она решила несколько нарушить свой типичный график. Первое, что она делает, так это набирает номер своего друга. Один гудок. Второй гудок. Третий гудок. — Да? — слышится хриплый по ту сторону трубки голос. — Привет, Иккинг… Ты как? Хэддок, кажется, не ожидал, что ему позвонят так рано. Тем более Астрид… — Пойдёт. Ты чего так рано звонишь? — Только проснулась. Больше мне некогда звонить. Каждая минута на счету. — Ты не устала от этого всего? — задаёт вопрос Икк, немного шмыгая носом. Он только-только успокоился после ворошения воспоминаний, — Танцы, репетитор, тренировки… — Некогда уставать, Иккинг. Я уже привыкла, — говорит девушка, слабо улыбаясь при этом. На самом деле она действительно устала, но молчит об этом; зачем жаловаться? — Раз ты позвонила, я хотел сказать, что не приду сегодня в школу. Иду на психотерапию. — Ох, понятно. Просто я тоже хотела кое-что сказать… Сегодня вечером в моей студии будет спектакль, и я там выступаю… Не хочешь сходить? Иккинг недолго молчит, возможно, обдумывает предложение. Его опять накрыла пелена прошлого: она когда-то уже приглашала его… — Буду рад, но не обещаю. Тебе же можно будет перезвонить? — Да, конечно! Тогда если что, всё расскажу позже… Ну, ладно, мне уже нужно идти готовить. — Да, хорошо. До встречи, Астрид. — До встречи. Хофферсон отключается, спешит на кухню. «Хотя бы не отказал», — думает она. Хэддок кидает телефон куда-то в сторону, потирает ладонями лицо и глаза. Сидит, ссутулившийся в три погибели, прислушивается к шорохам в зале. Отец собирается на дежурство. — Самое главное, чтобы на этом спектакле не было ___, — говорит шёпотом вслух Иккинг, глядя куда-то в стену, — иначе я прямо там слягу от панической атаки. Но ты же справишься? Да хер его знает. А если всё будет нормально? Тогда всё будет просто чудесно! И тебе пора бы прекращать разговаривать с самим собой, псих ты никчёмный! Хэддок встаёт с кровати, идёт в зал. В прихожей уже обувался Стоик. — С добрым утром, сынок. Я уже убегаю. Закроешь дверь? — мужчина улыбается крайне угрюмому сыну. — Угу, — Иккинг кивает, в одних трусах подходит ко входной двери, — Мне звонить Цеппели по поводу терапии? — Я уже написал ему, он в курсе. И, пожалуйста, будь добр одеться потеплее, на улице жуткий холод. — Холод всегда мне был по душе, — цитирует кого-то безэмоционально парень на просьбу отца. Стоик лишь вздыхает на это, открывает дверь и уходит. На Иккинга слегка дунул холодный ветерок, успевший пробраться в дом. Дверь закрывается и дома снова начинает царить лютый мрак, отныне такой родной для Иккинга. На часах половина седьмого. Иккинг сидит в полной темноте на диване и тыкается в свой телефон. Он листает страничку Астрид, смотрит её фотографии. Неожиданно находит одно фото, где он тоже есть в кадре. Только с ним в кадре ещё есть его бывшая. Чёрные волосы, зелёные глаза… Но, несмотря на то, что Икк помнит её внешность до сих пор, он забыл её имя. Да, дезипрамин явно помог ему «оклиматься». «Шельма», — злобно бормочет парень, листая ленту дальше. На глаза попадается одна фотография, сделанная, судя по дате, в тот момент, когда Иккинг и Астрид были на турбазе. Астрид сидит на пенёчке и мило улыбается, сияет как солнышко. — Я её не фотографировал, — бормочет Иккинг, мотая головой, — Не помню этого… А если это была… Чёрт возьми! — восклицает Иккинг; его осиняет: — Так получается, что они познакомились там! И я с ней тоже! Иккинг кладёт телефон экраном вниз. Опять пялится куда-то в темноту. — Надо будет обсудить это с мистером Пастернаком… Как думаешь? Да, стоит. Только смотри, а то опять расплачешься и хер успокоишься. Это да. Я же такой эмоциональный. Парень уже привык говорить так, будто он ведёт с кем-то диалог. С одной стороны, это помогает ему с психоанализом, но, с другой стороны, это выглядит очень стрёмно, особенно если он начинает говорить так при людях. Но ему стало плевать на это. «Я же придурок, мне можно». Так обычно говорит Иккинг, ловя на себе взгляды толпы, когда он начинает психоанализ на ровном месте. Он встаёт с дивана, идёт на кухню. Совсем забыл, что ему нужно принять золофт и симбалту: новые антидепрессанты, что ему прописали на днях. — Эх, отец столько денег отдал за эти пачки… Сколько? По-моему, около двухсот. Хера себе. Да, дороговато. Но что не сделаешь ради того, чтобы не было побочных эффектов и привыкания, правда? — говорит Иккинг, вертя в руках небольшие коробочки, — Ну-ка, посмотрим… Ага, побочные эффекты — боль в животе, сухость в рту, тошнота. Отлично просто. А что с симбалтой? Ха, бессонница, снижение полового влечения, похудание… Жесть, не думаешь? Блин, вот с половым влечением грустно как-то… Я что, зря видео на Порнхабе коллекционирую что ли?! — негодует Иккинг, кидая коробки на стол, — Как же я без этого жить-то буду?! Может и переживу, но моя жизнь станет менее красочной. Да она и так не красочная! Да, тут не поспоришь… Да блин! Покрякая от негодования ещё минут пять, Иккинг всё же выпивает таблетки. — Если у меня больше не встанет, это будет фиаско, — комментирует Хэддок угрюмо, убирая препараты в коробку, — Так и попрошу написать на моём могильном камне. Где-то в зале начал звенеть телефон. Иккинг быстро берёт трубку. — Да? — Доброе утро, Иккинг. Как ты? — Пойдёт. Собираюсь на психотерапию. — А, понял. Твой отец написал мне эсэмэску. Не забудь взять справку. Директор теперь требует с меня их постоянно. — Вечно он придирается к вам из-за меня, — комментирует Хэддок в своей привычной манере скептика. — Это потому, что ты болеешь и часто не появляешься в школе. Он же следит за посещаемостью, сам в курсе. — Его пристальное внимание за моей персоной может развить у меня ещё один недуг, — невзначай говорит Иккинг, заходя в свою спальню. В горе вещей он пытается найти хоть что-нибудь, в чём можно пойти на улицу и при этом не выглядеть бомжем. — Не беспокойся, мании преследования точно не будет. Директор же не посылает за тобой спецназ. — Ещё бы посылал, — фыркает Иккинг, доставая за кончик левой штанины свои чёрные джинсы; кидает их в сторону — он уже решил, что наденет именно их, — Мне зайти в школу после терапии? — Если можешь. — Хотя, стойте… Меня подруга пригласила. — Что за подруга? — Ну, моя знакомая. Вы её, наверное, не знаете, — начал бормотать Иккинг, пытаясь одной рукой достать что-то откуда-то из глубин. — Дай угадаю. Астрид Хофферсон, да? — Откуда вы... — Я давно её знаю. Её отец — мой хороший друг. — Мир так тесен, знаете… — Иккинг рывком вытягивает за рукав свою растянутую чёрно-белую водолазку в полоску: такую древнюю, но такую любимую. — Не спорю. Ну, ты собирайся, а мне пора. До свидания, Иккинг. — До свидания. Иккинг отключается; задумчиво смотрит в экран. Через секунд сорок уже набирает номер Астрид. — Да? — Когда у тебя спектакль по времени? Слышно было, что Астрид завтракала. На долю секунд она растерялась от того, что ей позвонил Иккинг. — Ну, в половину шестого. Но я буду ещё раньше в студии. Выступаю всё-таки. — Окей… А приблизительно ты когда по времени будешь в студии? — В пять. Плюс минус пятнадцать минут. — Я просто так поразмыслил… Студия же находится на Твин Пике, да? Я недалеко оттуда буду ближе к четырём, мы могли бы заранее встретиться… — Да… Да, конечно! — восклицает Астрид, аж вскакивает с места; благо парень этого не слышит и не видит, — Где именно ты будешь? — На Савеж Гарден. Психотерапия, все дела. — Поняла… Ну, отлично. Если что, созвонимся. — Ага. Ну, до встречи? — Да, до встречи, Иккинг. Астрид начинает скакать по кухне, как угорелая. Минутный порыв эмоций стремительно закончился, но с лица девушки не исчезает улыбка. Неужто Иккинг?..***
Я не помню ни твой голос, ни твои слова… Помнишь дом наш, помнишь море? Так вот, я сломал... Опомнись!
На часах два дня. Иккинг находится у своего психотерапевта, мистера Пастернака: лежит на полу, на мохнатом коврике, в абсолютной темноте. На полу рядом лежит мужчина, слушает подростка. — И представляете, я понял, что в тот день они познакомились! И, получается, что после этого я разлюбил Астрид… — Если бы ты любил, друг мой, ты так быстро бы не переключился на другую. Согласен? — Не совсем, — возражает парень, тыкая пальцем в потолок, — Вот, представьте себе ситуацию: вы со своей супругой попадаете куда-нибудь на курорт, и вдруг, откуда не возьмись, на вас идёт красивая дама. Такая красивая, что прям аж оторвать взгляд нельзя! И вы быстро так влюбляетесь, прямо с первого взгляда! Такое было и у меня, понимаете? Я словно под гипнозом стал. Да таков и остался… Дурак, — с горечью завершает размышление Иккинг, опуская руку. — Ну, вы, подростки, очень чувствительные, ветреные. Тебя, и подобных тебе, можно понять, — психотерапевт немного ёрзает, лёжа на коврике рядом с пациентом. Ему хочется встать и включить свет; но, что не сделаешь ради того, чтобы твоему клиенту было комфортно и душевно спокойно, правда? — В общем, ___ оказала на тебя сильное впечатление… — Да. Очень сильное. И я, видимо, на неё тоже. Спросила мой номер, я её. Потом понеслось всё это, ну, вы сами знаете: конфеты, цветы, подарки… Поцелуи, объятья… Чёрт возьми. — За половину года ты успел сильно привязаться к ней, Иккинг. Она не казалась тебе какой-нибудь подозрительной, нет? — Ничуть, — говорит Иккинг, кладя под голову свои руки, — Ничего не замечал странного. На глазах как бельмо было. Слеп полностью. Да и если бы заподозрил что-то, промолчал бы. — Почему? — Я не хотел ущемлять её, ограничивать. Все девушки любят свободу в какой-то степени. Мистер Пастернак горько усмехается, когда слышит это из уст Хэддока. — Вроде ты и смышлёный парень, Иккинг, но всё же в некоторых аспектах ты не совсем прав, — мужчина всё же приподнимается, но не встаёт: сидит на пятой точке рядом с Икком, — В зависимости от ситуации и привязанности, нужно оценивать степень свободы. Возможно, если бы ты следил за ней, она бы не убежала от тебя так рано к неизвестному парню. Ты показал ей, что ты лоялен, и это, с одной стороны, ей нравилось, но с другой, ты показал свою слабость, что в тебе нет ничего такого, за что она могла бы уцепиться. Потому и ушла на сторону. Ты — пай-мальчик, которого можно обвести вокруг пальца. Что она и сделала. И ты сам это прекрасно понимаешь, — Иккинг несильно хмурится, когда слышит это из уст мужчины, лишь шумно вздыхает, — Наблюдая за тобой и твоей реакцией, когда мы обсуждали её персону, я сделал вывод, что ты очерствел. Хоть я и не знал тебя ранее, твой отец очень грамотно описал твой психологический портрет до произошедшего. Вы с ним в очень хороших отношениях, да? — Можно и так сказать, — соглашается Хэддок, — Мамы у меня нет, друзей — с гулькин хрен. Мне просто не с кем общаться. Когда отец бывает дома, мы с ним подолгу разговариваем. Буквально сегодня ночью разговаривали по поводу Астрид и моего отношения к ней. — Это хорошо. Общение с родными всегда идёт на пользу, — улыбается слабо Пастернак, — А теперь я попрошу тебя рассказать о твоей фобии, Иккинг. Я заметил, что она всё прогрессирует, судя по отчётам твоего школьного психолога… — Я стал чаще видеть кошмары. Каждый раз один и тот же: стою в тёмной жиже непонятной и ко мне тянутся ладони. — Помню, — кивает мужчина, — Тебе прописали новые препараты? — Да, сегодня начал новый курс. Золофт и симбалта, — психотерапевт одобрительно кивает, — Сегодня вообще не спал. Не вышло как-то, как не пытался. Хандра настигла. — Что за хандра, Иккинг? — Ну, знаете… — Иккинг грустно вздыхает, немного приподнимается, — хоть у меня и фобия, я хочу… Я просто с самого детства привык, что мне нужно кого-то обнимать, касаться кого-нибудь. Тактильная привязанность. Сегодня вспоминал, как я держал в своих ладонях ладошки Астрид… Я так хочу, так хочу снова прикоснуться к ней, прижать к себе и не отпускать! — выделяет слова Иккинг, крушась; прикрывает ладонями глаза, что словно начали пылать огнём; с минуту молчит, — Но я не могу. Мне страшно. Не знаю, что с собой поделать. У меня появляется беспричинный страх, когда я вижу ладони перед собой. Когда кто-то касается меня, место касания зудит и колется. Голова кружится, становится очень плохо… Пастернак понимающе кивает, и, как не парадоксально, хочет в этот момент положить свою ладонь парню на плечо, успокоить и поддержать. — Я знаю одну методику, что поможет тебе справиться с гаптофобией. Как ты относишься к танцам? Иккинг вскидывает бровями, с сомнением уставился на своего психотерапевта. — Чего? — лишь говорит подросток. — Ну, танцы, Иккинг. Когда музыка хорошая и подвижная, что ты делаешь? — Ничего… Я вообще ничего не делаю, — он несколько смущён, не ожидав такой странный вопрос. — Даже нет желания подвигаться? — Не-а, — отрицает Хэддок. — Ну-ну… Тогда будешь учиться. Есть знакомые, что ходят на танцы? Хэддок вздыхает, сквозь зубы говорит: — Да. — Прекрасно. Советую записаться в «Топ Бразил», студия тут не далеко, на Твин Пике. — Знаю… Туда Астрид ходит. — О как… — задумчиво тянет Пастернак, — ты же туда собираешься, да? Ты говорил при встрече, что тебя пригласили на спектакль. — Угу. Какое совпадение, не правда ли? — угрюмо отвечает Иккинг. — Опять мрачнеешь, друг мой, — отмечает Пастернак; глядит на часы и понимает, что сеанс подходит к концу, — Ну, можем закругляться. Икк облегчённо вздыхает, про себя благодарит Фортуну, что сеанс наконец окончен и он может быть свободен. Хэддоку, с одной стороны, нравится общаться с Пастернаком. Точнее сказать, вообще ходить на психотерапию. Но, с другой стороны, спустя несколько часов общения с мужчиной у парнишки появляется желание с криками и воплями уйти куда подальше, при этом всё разгромив. «Он ещё не оклимался», — так обычно говорит Цеппели, когда общается с Пастернаком и обсуждает с ним эмоциональные порывы Иккинга. Иккинг знает одну тайну мистера Пастернака, поэтому дольше трёх часов он не может общаться со взрослым. Несмотря на то, что у мужчины жена и двое детей, причём ровесников Иккинга, психотерапевт на стороне мутит с мистером Цеппели. Да-да, так и есть. Они не только обсуждают состояние Иккинга, но и таким образом остаются наедине и занимаются своими «взрослыми делишками», как это сам Иккинг успел обозвать. — Мистер Цеппели сегодня в школе? — интересуется Пастернак, открывая жалюзи и освещая помещение. — Угу. У вас с ним сегодня свидание, да? — Иккинг! — недовольно восклицает мужчина, аж краснеет. — Чего это вы возмущаетесь? Я не прав что ли? — Иккинг щурится, широко лыбится, — Вы же сами говорили, что жену и детей вы отвезли тётке, хата у вас свободная дня на три… Самое то для свидания! — Вообще-то Цеппели должен отдать мне твою карточку, — пытается оправдаться мужчина. — Да-да, оправдывайтесь теперь! — смеётся Иккинг, наблюдая, как у Пастернака краснеют кончики ушей, — У вас кое-что зачесалось, потому он вам и нужен! Соскучились небось по его ласкам, а, мистер Пастернак? — Прекрати ёрничать, сейчас же! — завопил Пастернак. Хэддок вновь заливисто смеётся. — Ладно, последнее, что я скажу: тайное всегда становится явным. И если ваша жена узнает об этом, а она узнает, вам — крышка. — Иди уже. — бурчит мужчина, кладя ладонь на потный лоб; разнервничался. Иккинг лишь хмыкает на это, уходит наконец прочь.***
Преступление — быть таким слабым! Будущее — просто сказка!
Студия «Топ Бразил» — одна из самых популярных и знаменитых студий города. Астрид ходит в неё уже как три года — занимается современными танцами, иногда ещё и йогой, когда как. На данный момент в студии закончилась неделя мастер-классов, и завершается всё это небольшим спектаклем. Естественно танцевальным. Не сказать, что Хофферсон переживала насчёт мероприятия. Скорее её волновало то, что Иккинг всё же придёт поглазеть на неё и её танцы. А они бывают несколько откровенны. Ну, в некоторых эпизодах спектакля. Сейчас она сидит на скамейке в небольшом парке и ожидает Иккинга. Парень не спешил пока появиться, потому она терпеливо ждёт, поглядывает на часы на телефоне. Через полчаса ей нужно будет идти в студию: ещё нужно немного прорепетировать перед началом. — Астрид! Да, это Иккинг. Кричит ей в спину, несёт в руках стаканчик с кофе. Ай да молодец, Астрид как раз захотела выпить чего-нибудь горяченького! — Как ты вовремя! Так ещё и с кофе! — восклицает радостно девушка, спеша подойти к другу; он аккуратно протягивает ей стаканчик, старается не касаться её пальцев, — Спасибо огромное! — Около клиники построили небольшую кофейню. Я так подумал, почему бы мне не взять для тебя кофейку. Ты же кофеманка, — комментирует Иккинг, суя ладони в карманы куртки. — Да, самое то перед выступлением… А то уже мигрень начинается. Почему ты себе не взял? — интересуется Астрид, делая небольшой глоточек; улыбается, ибо это был латте — Иккинг как знал… — Запретили. Да я и не особо люблю кофе. Мне чай больше по душе. Хотя, я уже и чай не пью почти. Только вода, только хардкор, — усмехается парень, присаживаясь рядом с девушкой. Ему всё ещё боязно, но он пытается держать себя в руках. — Понимаю. А я вот только кофе и пью. Зависима от него стала до ужаса, надо бы отвыкать. — Это тяжело, — невзначай говорит Иккинг, — от кофе отвыкают месяцами. Дольше, чем от антидепрессантов. — Насчёт антидепрессантов, ты уже новый курс начал, да? — Угу. А что? — Да вот, друг начать пить хочет, но он не хочет записываться на приём. — Без врача он ни черта не купит, они все по справке. Они приравнены чуть ли не к наркоте из-за побочек и прочего дерьма. Даже если ему и продадут какие-нибудь таблетки, провизора за это могут уволить или даже посадить. Так что пусть он не мается хренью и сходит к специалисту. У него вообще как с самочувствием? — Ну, он стал тоже страдать от бессонницы. Плюс у него дёргается глаз. — Понятно. Знаешь, просто переход на антидепрессанты — это очень серьёзный шаг. Это тебе не витаминчики пить по три месяца, это полноценный курс, который может не закончиться вовсе. Закончится, когда в морг сляжешь, ага… — несколько угрюмо фыркает Хэддок, — Плюс препараты подбираются индивидуально. Я вон переменил херову тучу, и то не факт, что новые подойдут. Чтобы ты понимала, на эти коробочки у отца уходит ровно половина его зарплаты генерал-майора. А ты сама знаешь, сколько мой отец зарабатывает, — Астрид кивает ему, наблюдает, как тот слегка хмурится, когда говорит об этом, — Я не знаю, как у твоего друга с финансами, но если он всё же решится, пусть готовится тратить бешеные бабки на маленькие коробочки, которых бывает не хватает даже на неделю. — Что тебе прописали? — Золофт и симбалта. У них такие интересные побочки, что я просто хотел кинуть их в топку. Но они чертовски дорогие, и отец мне голову оторвёт, если он узнает о том, что я их выбросил, — горько усмехается парень, — Если тебе так интересно, то симбалта, например, снижает половую активность. Типо, всё, бай-бай нормальная половая жизнь до конца дней! На крышке гроба попрошу написать: «Здесь покоится Иккинг Хэддок, который стал импотентом в 15 лет»! — Астрид на это коротко смеётся, допивает потом до конца кофе, — Так что, если твой друг опять-таки решится пить антидепрессанты, пусть готовится расстаться с таким понятием как «порно в три часа ночи». — Так и передам ему. Ну, ладно, пойдём в студию, пора уже по времени, — говорит Астрид, всё улыбаясь. Иккинг остался таким же Иккингом, несмотря на то, что произошло. На входе в студию толпилось огромное количество народу. Иккинг и Астрид кое-как протиснулись внутрь. — Астрид, ты как раз вовремя! — к девушке подбегает, видимо, её знакомая. — Нам нужна твоя помощь! А это кто с тобой? — Это Иккинг, мой хороший друг. Пришёл на спектакль ко мне, — Иккинг мило улыбается незнакомке. — Ах, как мило… Ну, так что? Быстренько переодевайся и беги в актовый зал, тебя ждут! Астрид и Икк быстро переодеваются. — Как-то тут всё… — Ярко? — Да, — Иккинг оглядывается вокруг, аж щурится. Слишком много цветов, слишком много света, — Аж в глазах рябит. — Ты ещё мою студию не видел. Там всё в цветах радуги. — Не сомневаюсь, — хмыкает Хэддок, задерживая взгляд на огромном пятне на стене цвета фуксии. В актовом зале студии было много нарядных парней и девушек. Все гонялись туда сюда. Хофферсон побежала разбираться со своими неожиданно возникшими проблемами, а Иккинг демонстративно присаживается на первый ряд пустых скамеек и с интересом наблюдает за процессом. Ближе к половине шестого начал потягиваться народ, участники спектакля скрылись за кулисы и бегали уже там. Икку лишь оставалось прислушиваться и тыкаться в свой телефон. Астрид умудрялась писать ему попутно, пока занималась своими делами. «Много людей уже сидит?» «Нет. Человек семь, наверное, пришло. А, нет, толпа большая идёт. Теперь много» «Чёрт… Ладно, до встречи. Скоро начнём» «Да, давай. Буду ждать» К Иккингу начали плотно подсаживаться всякие девушки, и не только. Становится всё больше некомфортно, но он держится молодцом. Он знал, на что шёл. Как говорится, «шоу запузырилось». На сцену выбегает та энергичная знакомая Астрид, что Иккинг видел на входе в студию. Она очень громко начинает что-то объявлять. Иккинг не помнит, как точно начинался спектакль. Он просто всё прослушал и проглядел: ему резко захотелось спать и просто куда-нибудь спрятаться. С ним начала разговор какая-то девчушка: — Не интересно? — интересуется она. — Интересно, но я плохо себя чувствую. — отвечает тот более-менее связно, начиная закатывать глаза. — Ох, ты и правда бледный… Тебя отвести к медсестре? У нас медперсонал здесь есть. — Не, спасибо, я справлюсь. — Нет, серьёзно, парень, ты прям не очень выглядишь. — Благодарю, но пока помощь мне не нужна, — повёл головой Иккинг. В ушах слегка зазвенело что-то, — Я дам знать, окей? — Окей… Я Даника. — Иккинг. — Погоди, а ты случаем не бывший ___? Хэддок, услышав имя, которое не хотел слышать, словно получил удар током. Или больной удар в спину. — К сожалению, да. Мне неприятно об этом говорить. — Извини… Она ищет тебя. — Пусть. Мне всё равно. — Ты же… Пытался жизнь самоубийством покончить, да? Сочувствую тебе. — Да вы все сговорились… — рычит утробно Иккинг, метнув гневный взгляд на девушку, — Знаешь, я эту девку видеть и знать больше не хочу! Мне глубоко похер, что она пытается докопаться до меня и извиниться через таких, как ты. Она уже всё сделала для того, чтобы быть полностью вычеркнутой из моей жизни насовсем. Всё. Баста. — Извини, Иккинг, я... — Заткнись. Просто заткнись. — чеканит Хэддок, мрачно зыркая исподлобья на знакомую бывшей. На сцену тем временем выходит Астрид со своим партнёром. Иккинг тут же переключается на действие впереди себя, начинает потихоньку остывать от гнева, нахлынувшего на него с головой. Заиграла красивая музыка, три пары на сцене начали синхронно танцевать под быстрый бит. Иккинг не отрывает взгляда от Астрид, что выглядела чертовски горячо в своём несколько бунтарском чёрном костюме. На ней бряцают всякие цепочки, шипы на плечах… Он начал сильно завидовать её партнёру, что мог касаться её талии, трогать её ладошки. Вообще мог её касаться, блин, и при этом не быть убитым в три счёта. Иккинг немного щурится, хмурится. С одной стороны это красиво и круто, но с другой это выглядело как-то… Слишком откровенно? Астрид слегка повиляла бёдрами, и Хэддок тут же вспыхнул как рачище. Потому что она мельком взглянула на него. Пытается держать себя в руках, низко опускает голову и бормочет про себя проклятья. В толстовке стало слишком жарко, а в джинсах слегка тесновато. — Я бы ей вдул, — слышит откуда-то сбоку Иккинг; подозревает, что знает, кто это. Поворачивает голову и узнаёт в говорящем парня ___. Танец заканчивается и Астрид убегает за кулисы. Спустя час всё завершается. — Хэй, парень, — Иккинга останавливает тот парень, которого он узнал, — моя тебя искала… Просила передать тебе кое-что. Можно? — Смотря что, — цокает Иккинг, — Кулак в лицо? Я прав, Нил? — выделяет Иккинг; выглядит он несколько устрашающе. — Эм... — Нет, ты, наверное, меня не понял, когда я говорил, что со мной не стоит разговаривать. — Чел, я понимаю... — Ну раз понимаешь, какого хрена ты здесь-то?! — выпаливает Иккинг; он начинает плеваться слюной, — Не надо мне ничего передавать, вы меня этими подачками и просьбами затрахали уже! Оставьте меня все в покое! — Чел... — ВАЛИ ОТСЮДА НА ХРЕН, ПОКА Я ПОЛИЦИЮ НЕ ВЫЗВАЛ! Нил действительно сильно напугался резкого выпада парня, поспешил уйти прочь, так что-то и не передав. — Ещё раз увижу, ружьё принесу и мозги вынесу к хренам собачьим! — кричит он вдогонку, задирая рукава толстовки. Пот потёк по его красному лбу. Нил ещё раз глянул на него, прежде чем скрыться за стеной и раствориться в толпе людей в коридорчике. Иккинг всё ещё злится, посему что-то нечленораздельно бормочет сквозь зубы, трясёт кулаками; доходит до мусорного бака и сильно пинает его. Ему плевать, что на него смотрят как на сумасшедшего. Ему плевать, что к нему подбегает Астрид: вся напуганная, нервная. — Иккинг! — Я тут всех порешаю прямо сейчас! — не глядя на подругу выпаливает парень, сильно топает пяткой по кафельному полу, — Какого хрена вообще происходит?! — Иккинг! — опять восклицает Астрид, хватая друга за плечо. Того будто кипятком ошпарило, он тут же падает на пол от резкого касания. Замирает на долю секунд, смотрит на Хофферсон ошалелым взглядом. — А-Астрид, э-это ты… — Иккинг сразу побледнел, сильно затрясся, — Прости, не увидел тебя, да и не расслышал… Чёртов Нил со своими подачками. — Нил? Здесь был Нил? — Астрид пытается помочь другу встать, но тот не спешит принять её протянутую руку, старается встать сам. — Да. Сказал, что ему нужно что-то передать от ___. Но я его любезно попросил свалить и больше не появляться мне на глаза. Потому-то я так и вспылил, — встав на ноги, Икк опять пошатнулся, — Чёрт возьми… Тут можно куда-нибудь присесть вообще? Астрид и Иккинг присаживаются на скамейку, молча сидят где-то с минуту. — Даника была здесь. Они как сговорились, — начинает говорить Иккинг, потирая зудящее плечо, — Мол, она ищет тебя. И что дальше-то? Я сказал, что всё, хватит докапываться до меня. Потом, когда собирался выйти в раздевалку, этот мне путь преградил. Ну, я и наорал на него. У меня прям так кулаки зачесались, хотелось ему лицо начистить. — Он ничего не передал? — Не-а. Говорю же, он свалил. — Ну и хорошо. Нам же лучше… Меня теперь тоже преследуют. Я же всё, перестала с ней разговаривать. А самой ей подойти либо лень, либо страшно. Я же тоже не прочь кулаками помахать, — говорит Астрид, слабо улыбаясь. Она искоса поглядывает на Иккинга, что натянул на себя капюшон толстовки, — Ты как себя чувствуешь? Получше? — Не сказал бы. Голова кружится. Слабак никчёмный, — ругается тот, потирая пальцами глаза, — И спать хочу. — Может, тогда пойдём? Всё равно спектакль прошёл… — Угу. Я тебя провожу. — Лучше давай я тебя провожу, — слабо хмыкает Астрид. Тот молчит, предпочитает не отвечать и просто встаёт с места.***
… Пока надежда жива — буду жив я…
До дома Иккинга пара шла молча; каждый просто думал о своём. Астрид мельком поглядывает на него: уткнувшегося в большой воротник куртки, с почти закрытыми глазами. — Можно тебя спросить кое-что? — наконец говорит девушка. Парень останавливается на месте. — Конечно. — Не знаю, как лучше и сказать, — признаётся Астрид, начиная краснеть, — Как ты относишься… к касаниям лица? Также болит и жжётся? Иккинг недоумённо выгнул бровь, задумался над этим странным вопросом. — Без разницы. Всё одно, Ас. Если ты хочешь потянуться к моему лицу и поправить мою чёлку, то можешь рискнуть. Потому что я реагирую когда как. Но лучше не стоит, я падаю сразу, — с горечью усмехается Иккинг. — Всё, я поняла тебя… Просто мне стало любопытно, как бы ты мог отреагировать… Астрид недоговаривает окончания предложения. Постеснялась, наверное (