Божество неразделённой любви

Джухо плавно ведёт рукой и каждое созвездие повинуясь невидимой силе выстраивается на своем месте в узор. Жесты его отточенные, но в тоже время плавные направляют звезды по верному пути, и это подобно танцу отображает его истинное я. Строгость и упрямство. Изумрудные драконы, вышитые изящной гладью на его длинных рукавах, будто живые извиваются, освещая пространство мягким зеленым сиянием, создавая сильный контраст с черным цветом одеяния. В дали кто-то играет на флейте, воздух обдает его лицо ночной прохладой, листья в саду около площади шуршат. Это событие — ежедневная работа повелителя ночного неба, божества способного предсказать будущее по звездам. Джухо хмурится, продолжая свое движение, складка залегает меж его бровей и капельки пота начинают собираться у висков. Дурное предчувствие отображается картинами в подсознании, глаза его при этом меняют цвет становясь похожими на северное сияние. Он глубоко вдыхает воздух и шумно его выдыхает, завершая ночное таинство небожителя. Мастерство Джухо не то, что можно получить, просто возносясь на небеса, а то, что требует долгих и упорных тренировок. В дворец он входит без стука, но почтительно склоняя голову пред человеком сидящем на троне: — Мой господин, — юноша опускается на одно колено сводя руки в приветственном жесте, все ещё не глядя на собеседника напрямую, — Верховный император, позвольте доложить новости. — Встань, ты же знаешь, мне не нравятся эти условности. Особенно с тобой, — он качает головой из стороны в сторону, выражая лёгкое разочарование и желание помочь встать. Джухо отряхивает одежду вставая, драконы на его рукавах меняют положение: — Император Ёнбин, скоро вознесётся новый небожитель, — он наконец поднимает взгляд и натыкается на спокойное лицо, мысли его тоже под чужим взглядом успокаиваются, — но… — Что? — Его нет в списках кандидатов, его даже нет в списках богов. Этот человек — не является ни одним известным божеством, — Джухо вновь опускает взгляд и начинает теребить изумрудную кисть от пояса, черная ткань струится к полу, и эта деталь от пояса, кажется ему слишком яркой. Ёнбин встаёт со своего места, медленно спускаясь по ступеням, у него прекрасные белые одежды с серебряными узорами и знаком императора. Никто не помнит, как именно появились верховные императоры среди небожителей, но все знают, что это необходимость нужная для поддержания мира. Император, как незаинтересованный судья, решающий, как распределить работу среди божеств, как направить их в нужные части мира людей, как помочь собрать больше благодати, как избавить их от бессмысленных конфликтов. Император, как закон. Когда Ёнбин появился в Поднебесной, мало кто, осознавал его значимость, но Джухо уже ждал его. Он протянул ему руку, помогая встать после сильного потрясения, он же привел его в небесную канцелярию и громким уверенным голосом заявил: «Прибыл человек, рождённый под звездой дракона, Ёнбин небожитель, что будет нашим императором», — гул тут же пронесся по внутренней сети общения. К тому времени, предыдущий император, уже угасал — его духовная сила иссякала и, хотя в Поднебесной, целые реки были насыщены ей, никто не знал, почему император продолжает исчезать, потому весть о новом драконе, была по истине благой. Всего три года, Ёнбин днём и ночью изучал трактаты и мемуары, будучи по истине талантливым, он сдал все необходимые экзамены с первого раза, и император со спокойным сердцем отдал ему трон, а после ушел на покой. И Ёнбин никого не разочаровал. Всякий, кто приходил за советом, поддавался магии его голоса, даже боги войны со своими генералами в тронной зале становились спокойнее, отвечали чётче и в редких случаях признавали, что погорячились. — Небеса разразятся громом и молнией трижды, — дополняет свой доклад Джухо и вздрагивает, когда чужая ладонь опускается на его голову. — Ты хорошо потрудился, — Ёнбин улыбается, — отличная работа. Тебе помогают? Флейтист играет для тебя? Они заботятся о тебе в небесной канцелярии? Все хорошо? — Мой господин, — тихо отвечает он и мягко отводит чужую руку, — премного благодарен за вашу заботу. Музыка играла сегодня вдали, спасибо. Мне не нужны помощники. Все в порядке. — Имя, — кивает юноша, зная, что тот не хочет продолжать этот разговор, но в тоже время улыбается, видя подаренную нефритовую заколку, в угольно-черных волосах. — Что? — удивлено переспрашивает Джухо, теряя нить разговора. — Имя нового небожителя, мне нужно знать, чтобы поприветствовать его вовремя. — А… это. Я не могу сказать. У него нет имени. Но я доложу вам, как буду об этом знать. Они стоят друг на против друга ещё какое-то время, молча рассматривая черты лица. Небесная гладь усыпанная звездами, сгущается, тяжелеет прямо на глаза, но не шумит. И новая весть разлетается по сети: «Вознесение. Возможно вознесение.» — это всплывает отчётливой мыслью в головах и растворяется ещё до расчета. Небо даст ответы на их вопросы со временем, небо лучше знает, чем закончится завтра и чем было лучше вчера. Небо их давняя и достигнутая при жизни мечта. /// Небо действительно раскалывается молнией трижды, ровно так как пророчит Джухо. Сначала небеса содрогаются от грома, и раскат его проносится по всей поднебесной, оповещая о прибывшем госте. На площади вознесения, собирается толпа и шум разносится по округе то тут, то там. Кто-то из богов музыки трубит в горн и это боевым кличем заставляет небожителей оживится, так небеса раскалываются молнией впервые. Когда возносятся божества, каждый из них имеет свой собственный цвет. Алый, голубой, изумрудный, для каждого божества в зависимости от его сферы влияния свой цвет. Для императоров золотистый или серебряный, иногда цвет настолько невыраженный, что встречающим сложно определить их оттенок и все же есть цвета, которые встречаются при вознесении крайне редко. Вот почему, когда в центре площади загорается насыщенное фиолетовое сияние, изумленные возгласы остальных заполняют площадь. Затем свет это принимает форму вытягивается по росту, облачается одеждой, и все вновь удивлено восклицают. — Кто это? — Кто? — Что за божество? — Разве кто-то подобный есть в пантеоне? Джухо спокойным шагом пробирается сквозь толпу, подходя к самому эпицентру явления и мягко улыбается, когда ловит наконец растерянный и измученный взгляд. У юноши пред ним, изящные фиолетовые одежды, вышитые серебряными нитями, на рукавах и подоле ханбока множество нарциссов. Джухо протягивает руку, осевшему парню, площадь гудит молвой, но никто не удивлен этой слабости, мало кто способен устоять на ногах после такой сильной моральной и физической встряски. — Добро пожаловать домой, юный господин, — в его интонации, есть что-то невыносимо теплое и по истине домашнее, — пожалуйста назовите ваше имя. Он смотрит на него так, будто не понимает вопроса, но руку протягивает чтобы подняться, рукав усыпанный цветами съезжает, обнажая кожу и взгляд его цепляется за кровоточащий шрам. Боль от него ощущается слабым эхом, парень присматривается, в момент когда он наконец поднимается и уверенно стоит на своих двоих, приходит осознание себя: — Ро... — начинает он, небеса раскалываются молнией во второй раз и парень осматривается по сторонам, — Роун, — повторяет и сердце его вздрагивает. Джухо кивает, все еще мягко улыбаясь и оборачивается взглянуть на императора, тот кивает в ответ. Имя они узнали. — Но что это за божество? — Да, кто он? Роун в этой толпе чувствует себя неуверенно, будто находится в центре внимания, для него что-то новое и не изведанное ранее, и, хотя он определенно выше многих других, все равно чувствует себя маленьким и лишним. Ёнбин поднимает руку вверх и площадь затихает из-за этого жеста: — Господа, нам стоит поприветствовать его должным образом, не создавайте сплетни на пустом месте. Это новое божество, впервые взошедшее к нам. Бог неразделенной любви. — Неразделенной? — громко интересуется Давон. Будучи западным богом войны, он многое повидал в поднебесной, а потому абсурдность некоторых божеств, заставляла его сыпать издевки, впрочем, нрав у него всегда был веселый, а потому на самом деле он никого не обижал. Тем не менее, вспыльчивости ему было не занимать, — да разве будет ему кто-то молится? — Будут, — спокойно одергивает его Инсон. Как божество литературы, он несколько раз сталкивался с подобным званием в сказаниях людей. Божество, которому хочется молится, когда искренне желаешь забыть свою любовь. Божество способное подарить облегчение, во время любовной болезни. Но даже так, до этого момента никто так и не смог вознестись с подобным званием. Давон фыркает, собираясь неприлично пошутить, когда небеса раскалываются молнией в третий раз. Поднебесная в этот раз содрогается особенно сильно и на самой ее окраине позади остальных роскошных дворцов, точно высший создатель поглумился над кем-то, на дождевом облаке появляется маленький храм с единственной изящной деталью — именная вывеска, гласящая «Роун». Впрочем, есть еще кое-что скрытое от посторонних глаз. Вся задняя стена — дощечки, выстроенные ровными рядами со словами благодарности. Ровно сотня, благодарственных надписей только что родившемуся божеству. И пока все разбредаются по своим местам, только один человек остается неподвижным. Мелкий чиновник, не реализовавшее себя божество дождя, не пришедший на площадь в этот день. Чани, точно ноги приросли к месту, стоит позади храма и завороженно рассматривает таблички, решая для себя свою будущую судьбу. Раз уж это божество заняло его дождевое облако, то служить ему будет достаточно. Он на ватных ногах идет к входной двери и читает имя, написанное там, словно пытается высечь его в своей памяти. Раз уж так вышло, просто служить кому-то видимо его истинное предназначение. В тронной зале императора, Роун чувствует себя еще не уместнее, чем на площади. — Вам стоит сходить в лазарет, — спокойно произносит Ёнбин, жестом указывая на ткань, просочившуюся кровью. Джухо упоминал, что шрам это явно ранее вырезанное имя. Обычно при восхождении шрамы полученные в мире людей исчезают, но этот наоборот вновь начал кровоточить. — Разве божества болеют? — Боги войны, часто получают травмы. Должно быть место, где они могли бы, восстановится, здесь много вещей, что абсолютно не отличаются от мира людей, ты поймешь это со временем. - Хорошо, — Роун задумывается, глядя на окровавленные нарциссы своего рукава, затем продолжает, — могу я спросить? — Конечно, — отвечает Ёнбин и кивает, только что прибывшему обратно во дворец Джухо. Между ними особая связь, необходимая зависимость и взаимопомощь. — Может быть, — начинает парень и сомнение проскальзывает на его лице, он рассматривает свои руки, будто в них может быть ответ на вопрос и его не стоит задавать, но так и не находит ничего, потому продолжает, — Может быть, вы знаете кто я? Джухо роняет золотой бокал, из него на мраморный пол выливается красное вино, слуги тут же начинают суетится, убирая его. — Ты не помнишь? — уточняет Ёнбин удивленно. — Не помню ничего. Небо светлеет, маленький храм стоит на чужом месте, но кроме этого больше ничего не говорит о том, что сегодня возносилось какое-либо божество. Чжухо хмурит брови в который раз за сегодня и вздыхает. Уникальный случай, тут и не скажешь больше ничего.