///
Второй спуск проходит лучше, Роун делает такой вывод для самого себя, хватаясь за барную стойку. Давон выглядит безразличным, протягивая стакан воды, боевые оружия, что ранее были нарисованы на его одеждах, теперь переместились на запонки и пуговицы и были выгравированы изящной резьбой. Широкая лента, что удерживала пучок волос, теперь служила поясом, Роун заметил надпись, вышитую серебряными нитями: «Первой жертвой войны, становится правда». Давон поймавший его взгляд цокнул языком, так будто его поймали на чем-то постыдном. — Это все Инсон. — Это все правда, — Роун улыбнулся и отпил воды из предложенного стакана, — сегодня нам нужно будет прогуляться, это ничего? — Ничего, спустились ведь уже. Куда пойдем? — Искать влюбленных, хён — он улыбается. — Это человеческое обращение? — юноша отвлекается на последнее слово игнорируя шутку. — Да, — юноша кивает и открывает дверь, колокольчик, как и прежде игриво звенит. — Звучит хорошо. Какое-то время они иду молча. Улочки извиваются строя перед ними маршрут, Роун осматривает все вокруг так, будто готов вспомнить все, когда мимо проходит толпа школьников он замирает. — Не переживайте, они вас не видят. — О, правда? — Абсолютная, никто не сказал? — В прошлый раз, мы были только на территории бара. — Это место-проводник, — Давон лениво потягивается и продолжает, — люди там могут нас увидеть, а здесь нет. Хотя и здесь бывают промахи. Например, если мы хотим или если мы были в прошлом связаны. Объясняет он на деле не хуже Инсона, возможно второй оказал такое влияние, а может быть обычно ему мешает вспыльчивость свойственная богам войны, Роун не уверен. — Я запомню, спасибо. Воздух сухой и жаркий, никак не вязался с временем года, Роун выделяет это особенностью дня, списывая на ситуацию в поднебесной. На улицах, — акварельный городской пейзаж из витрин магазинов и жилых домов, — было не так много людей. — А где мы? — Кёнджу, Кампхоып, — ответил Давон и оглянулся задумчиво, вся его нетерпеливость будто испарилась — хотя обычно здесь больше людей. Школьники и студенты. Роун кивнул, мысли перетекали из одной в другую, но крутились вокруг порученного дела. — Говорите вы здесь второй раз? — Да, это странно? — юноша посмотрел на нарциссы, те медленно, дымкой оттенков поменяли цвет из белого в темно-синий. — Не особо, обычно за божеством закрепляется территория, — Давон потянул через трубочку из стакана напиток и поморщился, кажется это был лимонад со смесью сиропов. Роун догадался, что второй успел его сделать в баре, — в основном это связано с человеческой жизнью, для тех, кто вознесся. Так что есть вероятность, что это ваш город. — Хён, — юноша улыбнулся, — а можно «на ты»? Ко мне все почему-то обращаются «на вы». Это звучит очень непривычно, я хоть и не помню ничего, похоже только школу заканчивал. — А Инсон? — Он естественно перешел «на ты», — Роун мягко улыбается и останавливается, до этого улица вела их под гору и теперь они, кажется, нашли нужный адрес. Давон хмыкает, продолжая потягивать напиток, все еще морщится с каждым сделанным глотком, но вместе с этим бросает изучающий взгляд на Роуна. В прошлый раз хрустальный шар показывал, как он изучал воспоминания девушки, это побуждает интерес к тому, как божество неразделенной любви собирается решить проблему в этот раз. У Роуна плана нет, он смотрит на лестницу с боковой стороны здания, затем переводит взгляд на блокнот, тканевый переплет по цвету напоминает свитки со дворца, знак императора вышит серебряными нитями, те переливаются в свете солнца. Юноша тянет за тонкую веревочку, распуская маленький бант, удерживающий содержимое и маленькие пылинки, тоже начинают серебрится в воздухе. — Это комната на крыше дома, — Давон жестом указывает на вверх, он щурится, заглядывая в блокнот, пока Роун неподвижно изучает текст. — Пойдем, нужно взглянуть, — он направляется к лестнице, поэтому Давон просто следует за ним. Солнце на верху палит даже больше, чем под зданием, Роун на мгновение прикрывает глаза, а затем тень от маленькой постройки скрывает его от лучей. Юноша осматривается, сверяет с описанием в блокноте и кивает. Затем его взгляд цепляется за ловца снов, разноцветные перья сквозняком раскачивает из стороны в сторону. — Ну и? Нам нужно найти жителя? — нетерпеливо интересуется Давон и вращает по кругу полу пустой стакан, кусочки льда мелодично бьются о стенки. — Нет, — божество неразделенной любви отвечает быстро, почти механично, затем довольно осознано смотрит на него, — в этот раз, не думаю, что воспоминания нам помогут. — А что поможет? — он приподнимает бровь. — Еще не уверен, — кончиками пальцев юноша касается перышка и нарциссы на его манжетах меняют оттенок синего к более насыщенному, Давон отвлекается на подростковый голос и шаги на металлических ступеньках, когда Роун с легкостью выдергивает его. Даже если он не знает, божественные атрибуты знают это лучше него, перышко не принадлежит этому миру, — у нас еще минимум пять адресов, если хотим закончить сегодня, лучше поторопится. Император сказал: «Думаю это ловушка от демонов, возьми с собой Давона, он тебя защитит.» — но сколько бы Роун не обдумывал его слова, с правдой это мало вязалось. Демонические ловушки работают не так, они пленяют человеческую душу, наполняют будни страданиями, доводят до отчаяния и после забирают. Здесь этого не чувствовалось. Это была безответная любовь, но все еще любовь. Все подростки продолжали заниматься своими хобби, гуляли с друзьями, чувства пусть и безответные не причиняли им боли. Наверное, поэтому, когда парень проходит мимо них поднимаясь к себе домой, он обсуждает что-то смешное с кем-то по телефону и улыбается широко, Роун заглядывает в его глаза, там блики ожиданий и стремлений к будущему мерцают подобно солнцу в лазурной небесной глади во время рассвета. — Ты в порядке? — неожиданно спрашивает Давон и придерживает за локоть, этот жест вырывает юношу из мысленного потока. — Я в порядке, — Роун улыбается, — просто думаю. Какое-то время они вновь идут молча, юноша выбрасывает в мусор пустой стакан. Второй дом выглядит почти так же, как и первый, они поднимаются сразу на крышу, солнце лениво ползёт к горизонту. — А здесь видимо девушка, — указывает Давон на сушилку и вещи. Роун кивает, интересующая его деталь попадается на глаза сразу же и вопреки его надеждам, перышко тоже оказывается там. — Давон, — он окликает его, выдергивая деталь из плетения. — М? — он заглядывает в маленькое окошко, расхаживает от одного края постройки к другому, отчего начинает казать, что вокруг поднимается ветер. — То, что вы по возможности наказываете демонов, это очевидно, — начинает Роун и идет в сторону лестницы. — Очевидно, — юноша кивает, ему ни раз приходилось сражаться с подобными существами. Третья точка назначения находится на почти таком же расстоянии, как и первые две, они идут уверенней и быстрее, наверное, оттого, что Роун уже догадывается, что должен искать. Он вытаскивает карандаш из-под переплета и рисует несколько точек для самого себя пытаясь сложить догадку в своей голове, на бумаге тот час в самом деле появляется карта с отмеченным расположением. — А божества? — серьезно спрашивает Роун, к этому моменту они достигают третьей крыши. — Что? — Давон потерявший нить разговора останавливается, взгляд его становится хмурим. — Божества не ошибаются? — пытается улыбнуться и выдергивает очередное перышко из плетения ловца снов. — Что ты пытаешься сказать? — видно, что он свирепеет, на шее вздуваются венки и юноша сжимает кулаки, если прислушаться, можно уловить лязг мечей и копьев. Роун качает головой, так словно это не важно и останавливается задумчиво, существует еще три адреса, он внимательно рассматривает карту в блокноте, Давон его выдергивает взгляд его блуждает по содержимому. — Разве это не треугольник, — бормочет он и руки опускаются. — Не совсем, — Роун забирает блокнот обратно и ставит еще три точки, затем ждет пока карта адаптируется под изменения. — Звезда Давида, — осеняет Давона стоит только увидеть рисунок, он поднимает удивленный взгляд. — Давай проверим, — Роун вновь идет первым. — Да, что еще проверять, — он спускается следом, звук эхом разносится по улочке между домами. Юноша отмахивается, упрямо следуя по намеченному маршруту. — На счет божеств, — Давон пытается вывести его на разговор, чтобы понять, что произошло, потому что не видит оснований для этого разговора, шестиугольную звезду шутки ради часто используют люди, — чаще всего они просто отрабатывают наказание под присмотром небесной канцелярии, в особенных случаях есть темница грома и молнии, — он не поспевает за ним, потому что ниже и шаги меньше, — в худших случаях божество ждет низвержение. Роун! Юноша останавливает и заглядывает в блокнот, затем все же смотрит на второго, и мягкая улыбка появляется на его лице. — Прости, хён, я задумался, — он чуть кланяется и старший толкает его в плечо. — Не важно, у тебя ведь есть доказательства? — божество войны хмурится. — Это могло быть случайностью, — Роун подразумевает, что это могло случится из-за его появления, затем кивает, — но раз это случилось, то если найдем один предмет здесь, это в каком-то смысле будет закономерностью, тогда у Императора прибавится работы. Подниматься наверх вдруг пропадает желание. Правильная Звезда Давида — это белая лилия, что означает невинность. Но, как и у монет, что имеют две стороны, у лилии значения противоречат друг другу, так за святостью идет власть, за чистотой порок. И раз уж это мир людей, где одно всегда может опрокинуться другим, тогда добрые намерения могли лишь на мгновения пошатнуться и запятнать все вокруг чувством неразделенной любви. — Чего ждем? — Давон выходит вперед, от него, как и подобает божеству войны, веет стойким духом и смелостью, Роун ощущает это взглянув на его ровную спину, — некоторые вещи неизбежно нужно пройти. — Тоже Инсон? — юноша шутит, ощущая, как с плеч сваливается напряжение. Божество войны бросает на него возмущенный взгляд и тяжелым шагом поднимается по ступенькам. Четвертая крыша дома, почти ничем не отличается от предыдущих трех, но вид здесь раскидывается незабываемый, стечение обстоятельств и времени. Город раскаленный знойной погодой, будто горит и плавится под палящим солнцем, акварельные краски невидимого художника, кто-то заменил на тяжелый масляные оттого все предметы начали отбрасывать длинные темные тени. Давон остановился, пропуская юношу вперед. Ловец снов здесь знатно потрепало сквозняками или дождями, часть перьев облезла, но нужная деталь все равно присутствовала, Роун указал на нее, и легкое дуновение ветра заставило предмет шелохнуться. — Мы можем возвращаться, — он протянул ему еще три пера, тот принялся их рассматривать, а после коротко подметил: — Грифоны проживают только в поднебесной. Уходим. Когда Роун кивает и прежде, чем Давон хватает его за локоть, перед глазами мелькает багровое солнце вокруг которого сгущаются облака, принимая оттенки гранатов и спелых слив в это сумеречное время, заставляя его память вздрогнуть в приступе ностальгии. Крыша дома остается пустой.///
Это не скандалы в прямом смысле этого слова, это холодные войны, которые тянуться в семье долгое время. — Соку обязан соответствовать статусу, — говорит отец тихим голосом, он сам по себе спокоен и упрям в какой-то степени. Постороннему показалось бы, что он безразличен в этот момент, но госпожа Ким по этим ледяным ноткам знает, что это не так. — Какому статусу? — насмешливо спрашивает женщина и отпивает глоток вина из бокала. — Он слуга нашего Хвиёна, а значит должен получить образование, если мы хотим, чтобы он помогал ему в будущем, — это рациональный довод, но кажется, будто женщина пропускает его мимо ушей. Именно среди этих словесных перепалок, Хвиён взбирается на свой стул за обеденным столом, ноги его все еще не достают до пола. Отец ловит его заинтересованный взгляд и использует самый банальный из способов, чтобы добиться желаемого: — Хвиён хочешь, чтобы Соку пошел в школу вместе с тобой? — он отрезает кусочек стейка пока спрашивает об этом, слуга наливает младшему арбузный сок. — Конечно, отец! — восклицает он радостно и улыбается, — я все думал, почему Соку не ходит в школу, если он старший, а теперь мы сможем ходить в один класс, вы это планировали, да? — мальчик воодушевленно переводит взгляд от мужчины к матери. Госпожа Ким похоже прилагает физическую силу, чтобы подавить в себе возмущение, потому что ухоженные ноготки ее впиваются в собственную коленку, затем она улыбается: — Конечно, радость моя, именно это мы планировали, — последнее слово она выделяет особенно сильно. Господин Ким усмехается. Соку о случившемся узнает ближе к вечеру, не напрямую, а косвенно, пока женщина тащит его за воротник в комнату. — Учится решил, ты отца упросил тебя в школу отправить, да? Бесполезное ты существо, сказано же было сидеть тихо. — Матушка, я не видел отца очень давно, о чем вы говорите, — жалобно лепечет ребенок и спотыкается о собственную ногу, ткань болезненно впивается в кожу шеи. Она подхватывает его под руку и заталкивает в комнату, Соку пытается понять в какую именно. — Будешь сидеть здесь, — рявкает госпожа Ким и дверь за ней захлопывается. Он осматривается в темноте, стены смотрят на него угрожающе и медленно приходит осознание, что это кладовая уборщиц. Шланги, свисающие со стен словно змеи, рукоятки швабр, копьями торчат из пола, капли падающие время от времени с крана на пол. Запах сырости и едких моющих средств. Мальчик хватается за ручку, но та оказывается закрытой снаружи. Соку вздрагивает из-за пакета, шелестящего в углу, потому забивается в угол, обхватывая свои коленки, и закрывает уши. Кажется, он готов расплакаться в любую секунду. Время идет медленно, мальчик не уверен, как должен отсчитывать минуты наказания, потому что в этот раз никто не обозначил его срок. Кончиками пальцев, он чуть поглаживает свои волосы за ушком, пытаясь успокоиться и не поддаваться панике. Когда щелкает замок, он не сразу оборачивается на дверь, потому что не верит в этот звук. В щель пробивается свет и знакомый голос окликает его: — Хён! Ты что играешь в прятки, не сказав мне? — только после этого мальчик заставляет себя поднять лоб, практически прилипший к коленкам. — Хвиён? Младший манит его рукой, все еще ожидая снаружи: — Ну чего застыл, Соку-хён? Ты обещал, что мы пойдем на прогулку, — он обиженно переминается с одной ноги на другую. Онемевшие ноги отказываются слушаться, мальчик встает, медленно направляясь к двери и Хвиён вырывает его из объятий темноты за ладошку. Сбегая из дома вместе с младшим, Соку ощущает трепещущее чувство в груди, оно выливается в несдерживаемый смех. На пристани, мальчик уверен за ними следует водитель, потому не боясь продолжает идти за Хвиёном, пока тот воодушевленно рассказывает, как здорово будет учится в одно классе и что у них обязательно будет много друзей. Солнце уже касается горизонта. Хвиён отпускает чужую руку так же легко, как схватился за нее ранее, он со смехом взбирается на высокую перегородку и раскидывая руки в сторону несколько раз крутится вокруг своей оси. Море шумит где-то за этим бордюром, крики чаек раздаются то тут, то там и этот смех — все смешивается в какую-то прекрасную картину. Солнце красно-оранжевым драгоценным камнем, светит из-за спины младшего, аметистовые облака смешиваются с рубиновыми, делая этот закат незабываемым. Соку тянет к нему руку, Хвиён мерцает, даже когда наступают сумерки. Его улыбка оказывается самым драгоценным воспоминанием. Улыбка ради которой, даже будучи ребенком решает пройти все круги ада. — Хвиён, ты не один — улыбается он, произнося то, что хотел бы услышать сам, и взбирается к младшему на перегородку.///
Джухо расхаживает от одной части тронной залы к другой. — Да присядь, ты прошу, — Ёнбин ловит его ровно по середине и преграждает путь. — Нет ну это же абсурдно, — юноша останавливается, поправляя свой наряд, ему хочется занять чем-то руки, чтобы поскорее наступила ночь. Тогда звезды непременно расскажут то, что он так сильно желает узнать. — Но это правда, что Божество Любви воспользовалось магией, чтобы повысить свои достижения. Даже ловцы снов сделал печатью Соломона, с прописанным в нем именем Любви. И перья грифона использовал чтобы усилить эффект. Инсон даже направил маленькую делегацию в мир людей, чтобы конфисковать оставшиеся перья и разрушить печать. — Правда, но очевидно же, что это не было ловушкой, — драконы на рукавах вдруг начинают рычать и Ёнбин мягко сжимает его за плечи. — Очевидно, — соглашается он, уверенно кивая, — это стало ловушкой, ведь теперь существует противовес. Роун причастен лишь потому что есть, в этом мы не можем его обвинить, понимаешь? — его голос звучит размеренно, Джухо смотрит в его глаза, радужка у императора серебрится, потому он зачарованно внимает каждому слову постепенно расслабляясь. — Мой Император, — шепчет юноша разочаровано, — но ты же понимаешь… — Понимаю, мы расспросим его, как только он проснется, Чани сейчас никого на порог не пустит. — Подумаешь уснул, — Джухо фыркает. — Ты сам часто засыпаешь после возврата на небеса? — Ёнбин наконец отпускает его плечи, но остается стоять рядом рассматривая чужое лицо. Всплески эмоций постепенно угасают. — Наоборот, здесь всегда чувствую себя лучше, — честно выдыхает Джухо и чуть улыбается, император всегда умеет подловить. — То-то же, мы можем только предположить, что его память начала возвращаться, а это хорошая новость. Глядишь, пока он здесь еще несколько богов за мошенничеством поймаем. Будет у нас лучше показатель по ведению императорских дел, — юноша переходит на обыденный тон, теребя в руках изумрудную кисточку от чужого одеяния. Они переглядываются и улыбки проскальзывают на лицах. — Инсон, сказал, что нам удалось починить терморегулирующую машину очень оперативно и мир людей не настигли катаклизмы, — сообщает Джухо. — Видишь полно хороших новостей, — восклицает Ёнбин и выпускает кисть из пальцев, — хочешь перекусить? На сегодня работу можно закончить. — Спрашиваете еще, я уже велел накрыть стол в саду, — он направляется к двери, чтобы отворить ее перед вторым и Ёнбин всего несколько мгновение изучает его спину, прежде чем пойти следом. — Как хорошо ты меня знаешь. — Мой Император, знать о тебе все мой долг. — И этот долг держит тебя здесь? Джухо жестом пропускает его вперед, отвечая лишь после того, как юноша проходит мимо. — Только вы.///
Side story
Ветры омывали побережье морской солью и доносили шум волн, мужчина чьи годы стремительно шли к отметке старость, готовился срубить мандариновое дерево. — Дяденька может не надо, вы посмотрите оно такое молодое, ему просто нужно время, — лепетал бегающий вокруг ребенок слишком взрослые фразы. — Чани! — удивленно воскликнул мужчина, морщинки вокруг его глаз за лучились, демонстрируя искреннюю радость — когда вы прибыли? — Недавно, родители скоро зайдут в гости, — сообщил он с важным видом и топнул ногой, — но вот дерево, дяденька мы же договаривались. — О чем? — Что я вырасту большим и сильным, — мальчик приставил руки к своим бокам, все еще показывая недовольство, — и буду ухаживать за ним, что бы к нему вернулись силы, а потом мы вместе будем есть мандарины. Бесплатные мандарины это вам не шуточки. Мужчина громко рассмеялся: — Ладно, я понял, значит станешь для дерева божеством. — Я Чани, а не божество. Просто буду собой. Чани же отлично мне подходит, — и, наверное, оттого, что он еще был мал, не совсем понимал, мысль, которую мужчина имел ввиду. Это заставило старшего подхватить малыша на руки и громко рассмеяться вновь, давая возможности полетать ребенку в воздухе. — Ты прав, Чани тебе подходит больше всего. А затем, течение времени бурным потоком заставило ребенка повзрослеть и отдало шторму, потому что такова у него была судьба, оставив уже старику мандариновое дерево готовое погибнуть в любой момент, но ждущее своего божества.