Ценность

Этот день напоминал Варфоломеевскую ночь: багровый дождь, падающий рубиновыми овалами с кончиков волос, истошные крики горожан, как тревожное токкато Баха, и сыплющиеся на голову проклятия и рессинтименты. Преступник, совершивший грех, полз к Тэттё полурастоптанным червяком, усилием воли волоча за собой раздробленную руку. Суэхиро не дёрнулся, когда нижнюю часть его обмундирования схватили цепкими пальцами. На него смотрели глаза человека, который не осознавал свою вину – на него смотрела жертва несправедливого орудия кары, чьи идеалы неожиданно уничтожили, словно тонкую тиссью. - Монстр! – прошипели его обескровленные губы, прежде чем его осквернённый дух отправился в пандемониум. Тэттё думает, что после собственной гибели его воинский дух отправится по праву в Валльхалу. Но окружающие люди смотрят не него так, будто он прислужник Белиара, держащий горящий факелом меч во тьме. И последние слова преступника кажутся не коротким и будничным упрёком, а длинной рацеей, от которой закладывает ватой уши. А человеческое понятие праведности превращается в рудимент. Каждый знает, что рано или поздно его настигнет расплата за дурной поступок. Так на кого же сетовать за это, если не на себя? Но в Ищейках всё равно видели угрозу и беспощадным убийц, чьи клинки не смывались от крови невинных агнецов. И безразлично другим, что бессмысленная резня запрещена, а за каждого павшего отвечаешь головой. И всё равно, что военная полиция нужна не для деструкции, а защиты. И пусть сам Тэттё желал, чтобы бомб на складах никогда не существовало, а вместо ярости, играющей на кончиках пальцев, присутствовала расслабляющая вибрация от достойно проделанной работы. Страх вместо уважения. Пагуба вместо возмездия. Порицания вместо баллад. Тэттё грезил увидеть в людских сердцах спектр иных эмоций; он мечтал стать в чужих глазах благородным рыцарем, рассекающим любые преграды к благодати, но, беря на себя постороннюю кровь, становился разорителем. «Нет. Это один из способов выполнения выбранной мною обязанности», - мысленно отвечает на брошенное оскорбление мечник. Отвечает твёрдо и невозмутимо, словно чеканя давно заученный полицейский устав. Пока в душе омерзительно скребутся тигринные когти. Но молодой человек не произнёс и слова вслух. Лишь провёл пальцами с нарочитым умиротворением по лезвию меча, что за несколько лет управления стал легче пера селезня. Говоря слишком много, рискуешь наткнуться на непонимание, а истину нельзя вбить в макушку за один разговор. Кто-то осознаёт суть за решёткой, у других разум вырабатывает правильное решение за секунду до свершения злодеяния. Противник Тэттё пренебрёг даже самой возможностью задуматься, поэтому получил билет в хтонический мир без лишних церемоний и реверансов. Но справедливость торжествовала в могильной тишине, а красный дождь продолжал отбивать свой чёткий ритм в ушных каналах Суэхиро, который пытался сейчас выбраться из подкинутых виражей тягостных мыслей. - Наконец-то мечник Ищеек сделал хоть что-то полезное за день, - скрипнул, как тяжёлая дверь, голос Дзёно неподалёку. Он был спокойным удавом среди происходящего шабаша, пока внутренний заяц Тэттё аккумулировал угрызения совести. Напуганные заложники ещё не успели отойти от шока: рослый мужчина причитал о коррупции, из-за которой полиция не спешила подкинуть в их паническую трясину спасательный круг; впечатлительные женщины впали в длительную диссоциацию; одна девушка, абстрагированная от шумного улья, судорожно прижимала к груди пожухшие цветы. Тэттё понимал, что почти ничем не отличается от этих людей; различие в том, что его смятение имеет иную окраску, а демонстративно жонглировать им запрещено по кодексу. И почему-то взгляд, падающий тенью на отрешённую незнакомку, которая не обвиняла полицейского в случившемся извержении, отыскивал личный аминазин для внутреннего психомоторного возбуждения. Зубцы на его электрокардиограмме задвигались стабильным путём. - Работа с ними не входит в нашу сферу, - поспешил монотонно напомнить Сайгику; его голос, подражая выражению лица, был твёрд и непробиваем, подобно вараке. – Идём, Тэттё-сан. Дзёно безмятежно двинулся вперёд, оставив Суэхиро одного в этой патовой ситуации. Мечник со скрытой тревожностью всматривался в окружающий ландшафт, подобно волку-санитару, который искал в догоревшем лесу обездоленных. Но пробоина была лишь в его невидимой кирасе; Тэттё был ранен людским субъективизмом. Герой, которого он выпестовывал годами для света, неожиданно начал увядать. Для него не нашлось места во всеобщей светлице, и усердно выращенный сорняк отправился преть в тёмном углу. Он срезал неправильные и даже опасные цветы, которые затесались между беззащитными, но из-за собственной слепоты люди, привыкшие к присутствию зла, приняли его дар за угрозу. Тэттё никогда не покажет, что ему, как борцу за справедливость, было больно получать вместо благодарности презрение и позорный испуг. Уповать на будущее понимание следующего миллениума стало в последнее время угнетающей привычкой. Человеческое поведение – вечная энигма, моральная диверсия и запутанный лабиринт Лонглит; единственное, что ему не разрубить своим верным мечом. От осознания данного факта Тэттё ощущал себя без брони. И он бы двинулся вперёд покорной гончей, забыв о случившемся, если бы не задели его наручи. Ищейка обернулся без энтузиазма, заметив перед собой ту самую девушку, - белоснежная ворона, ристающая между чёрной стаей, - и его глаза, похожие не застывший янтарь, в котором застряла апатия, растаяли уже вересковым мёдом. - Спасибо вам, - прошептали нерешительно твои губы, будто слипшиеся от пролитой Тэттё сласти. - Вы, эм… вроде наши герои! И улыбка, что отливала шальным переливом золотых монет, сыграла на сердце успокаивающей мелодией банджолеле. Твоя персона среди тьмы в кобальте, среди мерцания звёзд и луны на небе, среди эрозии, снедающей город, кажется хрупкой в своих трогательных и неумелых откровениях. Долг Тэттё – защищать простой народ. Он должен быть сильным для того, чтобы другие были слабыми; чтобы другие верили в существование героев; чтобы другие не теряли надежду даже в самых укромных уголках бездны. Оборачиваться в правонарушителя было почти привычно. Но своими словами ты сгустила проснувшуюся магму в его груди, распаляющую обжигающую; животрепещущую, цельную, правильную и дышащую. - Наш долг обязывает защищать человечество. Где бы мы ни были, – под землёй или в глухих горах, - я разрублю любое препятствие на своём пути, чтобы исполнить своё предназначение. Суэхиро вычищает глубинную гордость десятками фильтров, прежде чем выпустить их в словесном коктейле, но процедить удаётся лишь половину – тон мечника плещется слабым волнением. На первый взгляд чистый, ровный, отсвечивающий блеском иридия, Тэттё в царапинах и выбоинах на внутренней стороне сердца, закрывает его и говорит, что всё в порядке. У Суэхиро иней в радужках глаз слишком долго сходил и мог легко завиться обратно снежным узором. Он не расскажет кому-либо, что несправедливость долгое время выжигала в нём орнаменты боли, превращаясь в пирографию. Единственная сфера, где его прямота атрофируется по команде. Собственные самокопания напоминают поток бесконечного, как платки кудесника, сознания. И он запоздалое замечает, что цветы, благодаря которым он запомнил твою фигуру, частично исчезли, словно призраки, нашедшие свой дом на будущие веки. - Должно быть, я случайно подрезал Вам цветы, пока ликвидировал зло. Ты следишь за спускающимся взглядом мечника, неловко подмечая, что в действительности держишь вместо соцветия астр лишь их огрызки и оголённые, как саксаул, стебельки. Улыбка превращается в скромный бутон, пока ещё стесняющийся радовать глаза случайному свидетелю его рассвета, и на ямочках разливается смелый румянец. - О, нет-нет, Месье Герой! – играешь ты фразами, чтобы немного охладить нарастающий накал неуюта, и озорливо машешь рукой с той же растерянной улыбкой. – По правде говоря… я их съела. Узкие, как у тибетской лисы, глаза Суэхиро слегка увеличились; он дал понять, что несколько удивлён твоими трапезными предпочтениями. - Почему? - Нууу… - ты замешкалась, вгоняя себя в ещё более густую консистенцию алого; вы повисли на тонкой леске молчания, пока твоя прямолинейность не сорвала её с петель. – Во время стресса мне обычно хочется есть, поэтому там уже не до осмысления, что съедобно, а что – нет, - призналась твоя персона, спеша сгладить ситуацию очередной невинной полуулыбкой. – Но благодаря тому, что Вы так быстро справились со своей задачей, некоторые цветы выжили. И я бы хотела подарить их Вам. В своём забавном признании ты выглядела в глазах Тэттё ещё более хрупкой, точно амфора. У него были грубые ладони, натёртые черенком клинка, и сейчас он будто прикасался к чему-то непривычному, что смягчало его кожу, подобно целебному крему: что-то мягкое, гладкое, тёплое, пульсирующее и живое. Повседневная крепатура после физических нагрузок сменяется лёгкостью; тело Тэттё почему-то превращается в сито, которое пропускает через себя усталость сегодняшнего дня. Так легко-легко, что хочется взлететь. Но железные крылья не умеют летать, а на плечах Суэхиро слишком большая ответственность перед земными существами, которым ещё понадобится его помощь. Даже если она найдёт лишь кощунство, а не желанную благодарность или хотя бы бедную улыбку бродяги. Левитация была добровольно попрана, но шатен сохранил в сокровищнице памяти это странно-терпкое ощущение. Ищейка не выражает никаких эмоций, принимая твой скромный подарок, но на душе законно фиксируется состояние атараксии. Он мысленно повторяет свой девиз, напоминая себе, что главное быть защитником. Даже для одного-единственного, возможно, последнего человека, который оценит такой труд. Остальное неважно. Пока чужие губы размыкаются во влюблённой улыбке, реакция остальных кажется на её фоне сущим пустяком; ещё одним туманом, который рано или поздно рассеется над озером его счастья. - Одними цветами невозможно наесться. Здоровое питание – залог успеха в любой борьбе. Не составите мне компанию за поеданием риса с зефиром? Тэттё движет фуцианство, потому что он не знает, как объяснить свой неожиданный порыв. Между вами будто пролетает алхимическая реакция, перевернувшая весь организм и сломавшая его естественный ход. Суэхиро будто состоит из цветных смальт, которые потерялись, уничтожив часть его жизнерадостного портрета, а ты вдруг находишь их, помогая установить равновесие в его внутреннем мире. И он не находит ничего другого, кроме как неловко пригласить твою смущённую персону на обед. «Еда объединяет», - по-детски думает Тэттё, у которого никогда и не было нормального детства, как у его беззаботных сверстников. Полицейский будто уже родился с мечом в руке и с долгом в сердце, который не отнимут даже руки преступления. Твоя реакция прозрачна, как плексиглаз, но ты стараешься придать себе для вида лишние размышления. А затем попросту плюёшь на приличия, позволив себе побыть немного безрассудной – день всё равно был сумасшедшим, так стоит соответствовать ему до самого конца, пока ночь не подожжёт светлый подол небес. А сердце бьётся быстро уже не от паники – лишь от прилива сумбурных чувств к своему герою. - А почему бы и нет? Гулять так гулять! – весело спохватилась ты. – Зефир я люблю. Рис не очень, но, думаю, придётся пересмотреть свои взгляды на жизнь и понять, что это вполне хорошая компания для моего желудка. Ты засмеялась, и над Тэттё рассеелись тучи. И кровавый дождь перестал больно стучать по вискам, сбивая ложную истину о том, что благодарности и понимания не существует. Смех, что переливался кристалльным ручейком и школьным колокольчиком на первое сентября, который собрал его по кусочкам. - Тэттё-сан, я, конечно, ничего не понимаю в прелести вести девушку не совместное отравление, но нам пора выдвигаться в штаб, - голос Дзёно, как гром среди ясного небосвода, на минуту разделил между вами пространство. Ты разочарованно вздохнула, не решаясь вступить в дискуссию с персоной, не сулящей своим саркастическим тоном доброту. Но Тэттё, пренебрегая наказам товарища, поставил твёрдую точку в их коротком диалоге и своём решении – ткнул напарника с каменным лицом в живот вытащенным из ремня эфесом клинка. Сайгику сгорбился, ухватившись за покалеченное место, и издал хриплый полустон: «Какого чёрта, Тэттё?!». Ты недоумённо наблюдала за складывающейся картиной, пока Суэхиро, уверенный в своих действиях, не произнёс: - Пока главнокомандующий отсутствует, я имею полное право ликвидировать твой командирский тон. Кроме того, наша задача заключается в том, чтобы поощрять человеческую добродетель. Это редкое и ценное качество обязано найти свой оплот, - его стальной голос резко изменился, потеплев, и смягчённый взгляд резко переметнулся на твою сторону, найдя несмелый отклик. - Именно поэтому я хочу доказать этой девушке, что её голос не был напрасно подан. Тэттё испытывает ренессанс своих чувств, которые по обычаю натыкались на холодную стену, перевитую колючей проволокой. Всё это время он чётко и выверено шагал за своим долгом, не позволяя себе отдохнуть. Ныне подвернувшийся шанс искупить вину перед изнурённым организмом являлся Божьим даром. Героям тоже нужен релакс. На сегодня образ воина отправляется в отпуск, чтобы пробудиться завтра с новыми силами. Потому что без вдохновения невозможно вести войну: как старую, так и новую. Ты застенчиво улыбаешься, будучи готовой принять ухаживания нового знакомого, который со скрытой неловкостью помещает меч обратно в ножны – ему трудно отказаться от своей деятельности даже на время, но почему-то сердце чувствует, что так будет правильно. Суэхиро вечно повинуется долгу – это его личный круг Сансары. Но в этот раз кажется вполне естественным покинуть зону комфорта и стать другим человеком для своей музы. Пока вы направляетесь в кафе, между вами виснет правильное молчание. Это безмолвие, облачённое в смысл, это пролог целой истории, строчки которого вы ищете во всём, что вас окружает. И лишь недовольный Сайгику, оправившийся от удара, шепчет вслед удаляющей паре: - Чтоб ты подавился своим зефиром. Тэттё учится быть не солдатом, а простым человеком со своими слабостями. Это слишком сложно, будто учёные пытаются перестроить систему векового робота, вселив в него человеческий разум. А робот не хочет быть человеком. Потому что анализ даёт сигнал о том, что жить без переживаний гораздо проще. Лучше быть безжизненной жестянкой с чувством долга в груди, которая не испугается быть придавленной реальностью. Тэттё дышит, чтобы сражаться. И он будет бороться до тех пор, пока не закончится запас его кислорода. Но теперь, наблюдая за тем, как ты мирно колдуешь над однотонным варевом в кастрюле, он понимает, что быть обычным человеком не так уж плохо. Его единственная слабость – твоё существование. И вместе с тем ты единственная, кто вдохновляет его прятать её и верно защищать, не позволяя душе воителя отмереть. Дзёно говорит, что Суэхиро падает на низину развития. Но мечник точно знает, что это его личная эволюция. И ты раз за разом доказываешь ему это, подтверждая его рост и значимость для себя. И для людей, которые тайно ценят его безвозмездные подвиги. - Сегодня на обед у нас лапша удон! – величаво объявила ты, торжественно разложив на стол приборы и тарелку, от которой исходил дурманящий, как аромат твоих духов в первую встречу, запах. – Кушай и не обляпайся. Смех по-прежнему звучит колокольчиком, а воспоминания живут в стальном сердце и греют, всё чаще открывая замок и выпуская наружу нечто человеческое и уязвимое. Мечник явственно ощущал, как с твоим приходом в его жизнь багровый дождь закончился, шлейф из несправедливых оскорблений оборвался, а запах крови стал не таким острым для чуткого обоняния. Он думает, что такая мирная жизнь совсем не для человека, который служит в военной полиции; говорят, что воин расклеется и станет сахарной подстилкой для домохозяйки. - Эй, мачо, хватит думать за столом! Ты не сможешь дать по заднице злу, если будешь так хиленько питаться, словно дошкольник, - строго, словно родитель, сетовала ты, призывно стуча ложкой по тарелке. – Ешь и набирайся сил для следующей битвы. Но ты поддерживала его боевой дух. И твоё присутствие стало неотъемлемой частью его смысла сражаться. Оно закрепилось нитью, которая стала прочнее горлиева узла. И железные крылья, вопреки физике, научились гордо рассекать свободное небо. - Помнишь тот день, когда ты заела стресс цветами? – вдруг напоминает Тэттё, задумчиво прокручивая вилкой макароны, свивая их в спираль и птичье гнездо. Ты поперхнулась не самым лучшим воспоминанием, которое было в твоих глазах диким конфузом, но невозмутимость на лице собеседника не позволила замять разговор. Суэхиро совершенно не понимал намёки. Даже если бы ты дважды подавилась или бы упала в конвульсиях на пол, он бы ни за что не догадался, что причиной этому является его смущающий вопрос. - Ну, с кем не бывает, - неохотно подала голос твоя персона, как можно безразличнее пожав плечами. Мечник изучающе прощупывает жёлтую лапшу, похожую на гибких змей, и параллельно рассматривает свежие цветы в стеклянной вазе. Он почему-то часто представлял, как та уже знакомая незнакомка морщится, проглатывая горьковатый лепестки, и изредка улыбался. Лишь с тобой серьёзность сходила на нет, прорываясь защитную плёнку для банальных эмоций. Тэттё считал это ненужным в повседневности, - разве только грех не усмехнуться над самонадеянностью ворчливого напарника, - но с тобой любое действие, пожалуй, обретало какой-то смысл. Пока ещё неясный для него, но крепкий, дающий полное ощущение того, что всё идёт так, как надо. - Бархатцы будут хорошо сочетаться по цвету с удоном, - спокойно заявил Тэттё, сорвав один из цветков, до которого дотянулась его рука, столь редко увитая будничной одеждой, а не узкой и неудобной формой. У нормальных людей закружилась бы голова от непонятного, как лабиринт, разума мечника. Но ты начала уже потихоньку привыкать к его девиантному поведению. В конце концов слишком тривиальные люди скучны, как вызубренный график дня, а тебе всегда не хватало оригинальной романтики. - Ты сумасшедший едок, ты знаешь? – хохочешь ты, присоединяясь к его трапезе, вопреки собственным словам. Твоя рука плавной бабочкой ложится на соседний цветок, срывает яркую желтизну и кладёт в свою тарелку. Никто не поймёт прелесть, кроме вас двоих. И замечательно. В этом была своя главная ценность. – И я хочу быть соучастницей твоих извращений, мой потрясающе странный Герой. Одна кокетливая улыбка простреливает грудина Тэттё в очередной раз. Вонзается пулей тысячной влюблённости, которую переживаешь, как первую. И когда раны зарубцевались, не пролив бисер крови, ваши губы, держащие жёлтые лепестки, ставшие по вкусу не такими горькими, соприкоснулись. Вы с треском проваливаетесь в омут сокрушительных чувств, забывая о трапезе. Лишь с тобой, даже несмотря на свои странности, Тэттё становится простым человеком, который умеет улыбаться и любить.