Тайна, покрытая взбитыми сливками

Стоило войти Захарии в допросную, как всё стихло. Дин лежал на полу, повернув голову к вошедшему. Кровь стекала с макушки на глаза через брови, которые вообще игнорировали собственное предназначение. Он лежал на животе, коленом в лопатки ему давил один спецназовец, выкручивая руки. Захария улыбнулся. Он перевёл взгляд на Сэма, которого лицом вдавливали в грязные, забрызганные всяким, стены. Он тоже смотрел на серафима, но в отличии от Дина, его взгляд выражал лишь пустоту и какую-то горечь. Словно оный глубоко о чём-то сожалел. — Кто же это у нас? Не мои ли это любимые Винчестеры? — Захария отодвинул железный стул из-под такого же стола, заскрипев ножками. — Оставьте нас. — Но, сэр... — начал один из спецназа, пытаясь предупредить о неконтролируемости оных. — Вон, я сказал! — херувим стукнул кулаком по столу, но за то время пока их оставляли одних, он успел вернуть самообладание. — И так, умственно отсталые мои, что именно вам было непонятно? Дин молча поднимался на ноги. — Вы сорвали самый масштабный план перехват за всё моё существование! — его глаза снова метали молнии. — Из-за вашего вмешательства эта чёртова сука взорвала лабораторию! За пару секунд до ангельской атаки! — Зато мы не дали вам убить всех людей, работавших там, — всё так же опираясь на стену, проговорил Сэм. Захария рассмеялся. — Я просто забыл насколько же вы ограниченные, — откинулся на спинку жесткого стула. — Теперь Ева продолжит заражать ваш ненаглядный род. Вы же всё ещё не поняли, как она действует? Это вирус. Дебилы. Дин лишь пожал плечами. — Вирус там или нет, но вмешательство пернатых ублюдков никогда не шло на пользу человечеству. Только мы можем это остановить. — А не много ли вы на себя берёте? — выдавил смешок Захария, но тут же посерьёзнел. — В любом случае, вас легче замаскировать. Лейтенант Бакстер возглавляет человеческий отряд под моим неустанным контролем. Вы либо подчинитесь, либо будете гнить взаперти. — Гнить и Захария, — Дин хмыкнул. — Синонимы. — Мы помним, что ты за кусок дерьма, — Сэм сплюнул на пол. — И скорее сдохнем... — По рукам, — сдался Захария. — Дело ваше. Серафим пытался выдавить из себя огорчённый вид, но всё его существо ликовало. Он избавится от Винчестеров. Начальство перестанет его третировать. Благодать... За ним громко хлопнула дверь и скрипнул замок. Но тут же прозвучал ещё один щелчок, и дверь тут же открылась. К ним втолкнули израненного Кастиила без капли благодати. — Совсем забыл сказать, — втиснул голову к ним Захария. — Это тоже по вашей вине. В тоже время на другом конце города... Самандриил был потрясающим любовником. Минутами, которые казались Розе часами, они не разжимали объятий. Он замирал внутри неё, и она, выгибаясь дугой, старалась задержать это мгновение как можно дольше. Вот и сейчас парень наклонился над ней, обхватив её напрягшиеся груди ладонями, от чего их обоюдное наслаждение становилось ещё сильнее. Она открыла глаза и увидела, что Самандриил смотрит на неё и улыбается: – Тебе хорошо? – Да… Да, – прошептала она. Парень выпрямился, обхватил руками её бедра и начал ритмично покачиваться. Чувствуя, как волна наслаждения вновь начинает захлестывать ее, О’Шонесси подумала, что с этим удовольствием не сравнится никакой массаж. *** Никки не хотела распускать сопли. Она и так дала слабину, а это самое последнее, что вообще стоит делать в жизни. Экстер считала, что жизнь и так полна страданий, так зачем же под них прогибаться? Если смотреть на мир с улыбкой, он улыбнётся в ответ. Но каждая боль несёт свой вес. И тяжесть свалившаяся на Никки давила её к земле. Девушка собрала коротенькие волосы в хвост, упрямо глядя на себя в зеркало. Короткие. Не обстрижешь. Разноцветные. Не покрасишь. Всё лицо в пирсинге. Не пробьёшь. — Может тату? Да нет. Это уже слишком. Никки не хотела бы иметь ещё что-то, что ещё больше будет выделять её из толпы. Так что для перемен должно найтись что-то неброское. Что-то такое, что придаст ей сил и одновременно освежит жизнь. Может начать вести дневник? Пла’нер? Попробовать петь или заняться танцами? Но с самого детства её манил лишь один творческий пусть. Краски. Девушка всклочила и побежала на чердак. Её мама была выдающейся художницей. Всё наверху было заставлено её картинами. Она больше всего любила рисовать именно портреты. Сходство с реальными людьми просто поражало. Её холсты походили на фотографии. Красиво, но пугающе. И Никки хотела бы быть как мать. Ведь отец работал судмедэкспертом, пока это не свело его в могилу. Страшно. Грустно. Но давно позабыто. Так что Экстер даже не остановилась перед одним портретом, завешенным чёрной тканью. Там изображён её папа таким, каким она его и не помнила. Добродушным, улыбчивым, весёлым. С горящими страстью голубыми глазами. Никки просто взяла чемоданчик с красками и потащила его вниз. Сейчас не время для воспоминаний. Чистый холст никак не хотел становиться картиной. Экстер сжимала в руке кисточку, с которой ей на колено капала чёрная краска. Она выбрала масло, следуя стропами матери. Хотя и понятия не имела, как оно вообще работает. По привычке набрала воды, мешала с краской, и зависла перед белым фоном. — Хорошо, а что дальше? Она воткнула кисть в хвостик обратной стороной. Взяла карандаш, решив сначала сделать набросок. Так дело и пошло. Часы тихо тикали, а Никки не отходила от холста. Она тёрла прямо по ткани пальцами, растирая краску в нужных местах. Через пару часов, послышался удовлетворительный выдох. — Всё-таки я в папу пошла... — призналась она сама себе. — Вышло просто ужасно. Девушка посмотрела на себя в зеркало, понимая, что вся с головы до ног измазана маслом. Лицо, руки, ноги. Душ ждал её. Но сначала — картина. Экстер любовно подняла подрамник, топая с ним в спальню. Там на стене как раз был гвоздик. Она повесила её и отошла, любуясь. Девушка и сама не знала, почему решила рисовать именно Сэма. Просто его наглая харя так и не шла из головы. Ублюдок. Хотя даже хорошо, что он получился таким уродцем. Всё как в жизни. Немного отойдя, Никки взяла с тумбочки пачку сигарет. Ловко выудила одну из порядка пяти оставшихся и, с помощью валяющейся под кроватью зажигалки, подкурила. Дым приятно наполнил собою лёгкие. В воздухе запахло вишней. Экстер смотрела в окно и курила, думая о чём-то своём. Стоило остаться лишь бычку, как девушка вернулась к холсту. Она всё ещё горящей сигаретой насквозь прожгла холст в пустом верхнем левом углу. Зачем? Скоро узнаете. Как вдруг раздался звонок в дверь. Девушка дёрнулась от неожиданности, но тут же поспешила открывать. На пороге стоял мужчина с белым воротничком. Святой отец. Правда, лицо его было небрито, под глазами залегли тени, а карие глаза смотрели на неё с усмешкой. — А вы верите в Бога? С хитрым прищуром спросил он, и глаза его стали белыми.