Интерлюдия: Авитус
31 марта 2020 г. в 12:09
После стычки с наёмниками и магами Авитус медленно повёл порядком поредевший отряд солдат к центру города. Это был единственный шанс. Древний город Калх имел необычную планировку: весь город пересекали три главные улицы: Судейская, Мирная и Центральная. От них по кругу вились закоулки и проулки, рассекая город на ровные окружности. Уже в нескольких сотнях метров от ратуши улицы упирались в арки, а остальной город был отделён каменной стеной. И так получилось, что прорваться с восточной части города в западную было возможно только через три главные улицы, площадь, окружённую стеной, и ратушу. Этим стоило воспользоваться.
Авитус не знал, почему враги атаковали только с западной части. Но точно был уверен в одном: он имел шанс спасти хотя бы половину жителей города и большую часть разрозненной армии. За недолгое время, пока отряд Авитуса отступал, спасая из завалов выживших, пару раз им на пути встречались ватаги наёмников.
И снова пела сталь о сталь. Хорошо хоть наёмники были без магов, и столкновения прошли хоть и с большой кровью, но в пользу Авитуса. Наёмники — не разбойники, очень редко, когда они платили виру больше, чем два к одному. А то и вовсе, калхийцы умирали не реже чёрноплащевых.
На шум боя к Авитусу стекались солдаты и перепуганные мирные жители, вооружённые чем попало. Вскоре отряд, насчитывающий уже пятьсот голов, дошёл до площади Правосудия, которая сейчас была больше похожа на разъярённый улей. Солдаты сновали под выверенные и рубленные команды сотников.
Вокруг развалин ратуши — видать, Сэмюель уже вывез казну и подорвал сокровищницу — в восточную часть города бежали жители столицы. Отряд Кесселя в сегментарных доспехах особенно тщательно обыскивал подозрительных личностей. Обеспечение доспехами зародилось когда-то давно в герцогстве. Стража ратуши всегда на казённые деньги оснащалась маладбарским полным доспехом. Правда, до Авитуса гарнизон был не менее пятидесяти стражей, а, когда герцог его распустил, сегментарные доспехи достались ещё и самым верным сотникам. Экономно. Стража же правящей семьи оснащалась, опять же на казённые деньги, керамитовыми доспехами гномов.
Но вернёмся к делам насущным. Жители города бежали не абы как, а даже навьючив пару коней продовольствием и кое-какой нужной в походах мелочью: от тёплых пушных спальников, до ложек и огнива. Такая уж жизнь здесь, на землях баронств и герцогств: каждый день может внезапно вылиться спешным бегством с родной земли. О том, как захватчики относились к мирному населению, и говорить нечего. Дорогой и штучный товар.
— Благодарю за службу, орлы! Вольно. Пятьдесят золотых каждому в добавок к паю, — на слова герцога солдаты ответили радостным гулом и улыбками. Пятьдесят золотых — это как два пая воинов, большие деньги, на которые разгуляться можно в сладость.
После этого все расслабленно разошлись, кто куда, возбуждёно переговариваясь; некоторые побежали к другим сотням, импульсивно жестикулируя и громко передавая весть. Авитус готов был поклясться, что они рассказывали о том, как убили магов. Проклятых магов — грозу и страх захолустья. Нет, герцог любил свой дом и земли, хотя прекрасно понимал, что те же регулярные армии Святой земли, Маладбара или Союза Трёх с лёгкостью, умело и без страха смогут убить мага. С потерями и причём большими, но это было обыденно в долгой войне. А тут вряд ли даже сотня солдат раньше встречала таких грозных врагов, как маги, в бою. Но пусть, пусть говорят. И сердца солдат поймут: маги смертны, и их надо убивать, если сражаются на стороне недругов.
— Милорд, враги через полчаса будут здесь. Три тысячи солдат собраны и готовы к защите площади Правосудия. Казна вывезена, к ратуше ещё стекаются жители города, но это последние, кто успел вырваться. Ваше поручение выполнено, — герцог вздрогнул и, не показывая слабости, развернулся, встретившись с карими внимательными и расчётливыми глазами Джерарта. Ох, умеют же стражи подобраться незамеченными. Качнув головой, смуглый житель далёкого королевства внимательно оглядел герцога на наличие ран. А то ведь герцог, он такой, никогда не покажет слабость, а бывает даже не заметит серьёзных ран. Удовлетворёно дрогнув уголками губ, южанин протянул длинный узкий свёрток.
— Замечательно, ты не видел дворецкого и Рихарда? — нравился этот скупой на слова солдат Авитусу. Да, конечно, он докладывал королеве Аннет обо всех важных событиях. Но и не страшно, ведь Маладбар не грозил Калху ни войной, ни другой опасностью. Так что пусть докладывает, но в то же время верно служит. Что самое интересное, у отряда, который Кессель лично отбирал, были странные понятия о тайне.
Ратушу защищали шестнадцать воинов с востока, которые никому, кроме герцога, не открывали своего лица. Да и то, только когда они были одни, без свидетелей. Выучка, чёткость и ясность докладов дали бы фору даже Сэмюелю. А боевое искусство… Сюда бы три тысячи этих воинов. Битва пошла бы по-нашему. Эх.
А ещё герцог любил слушать по вечерам о солнечном Маладбаре, где почти не бывало снега и холода, о диковинных фруктах, вкусив которые мог растаять от сладости и неги. Их иногда привозили воины с ежегодных месячных выходных, а точнее, полноценных докладах королеве или кому-то из её приближённых. Магическая связь — это здорово и удобно, но ничего не бывает лучше доклада лицом к лицу. Тогда герцог, не скупаясь, угощал всё герцогство, ну, или, по крайней мере, старался это сделать. Последние несколько лет вместе со стражами приходили и караваны, полные яств, чудных женщин в лёгких одеяниях и другие красоты востока. Конечно, за злато, но по доброй цене, которая была явно ниже ярмарочной. Почти каждую неделю Авитус приглашал к себе молчаливого воина, который с удовольствием рассказывал о своём доме.
— Я их видел у сокровищницы милорд. Они должны были уже прийти, — Авитус хмуро посмотрел на развалины ратуши. Вот как, это плохо. Неужели и эти двое сегодня умерли? Так глупо. Не верю. — И ещё… Милорд, приходили донесения от разных сотен. Видели отряд калхийцев, прорывающийся по Судейской улице. Ведомые воинами — в гномьей броне.
До скрипа сжав свёрток, Авитус покачал головой. Сын такой же недалёкий, как и он в молодости. Надеюсь, сегодняшний день будет ему хорошим уроком: когда надо бежать, а когда наступать. Тарнис, почему ты пошёл не в матушку свою? Или в деда? А именно в меня.
— Тогда держать ратушу, пока они не дойдут до нас. После привести прямо ко мне. Передай всем сотникам — держать оборону. И можешь отдохнуть, — воин поклонился и пошёл к группе сотников, обсуждающих предстоящий план сражения. Авитус проводил долгим взглядом маладбарца, а затем посмотрел на свёрток в руках. Как же сильно давило чувство силы. В нём томилось желание использовать это, наплевав на цену. Принять всё, отринуть человеческий страх и сдаться. Сдаться этому водовороту силы. Не устоять пред соблазном.
Как в тумане, Авитус потянул конец свёртка вверх с лёгким металлическим звоном. Перед глазами замелькали картины, как он стоял на неестественно белой каменной стене. Плащ реял за спиной от сильного ветра, будто знамя на вершине ратуши. А за спиной горел восхитительный город. Город веры: Арвес. Огонь ласкал белую твердыню, жадно её пожирая, а внизу гремел звук боя. Уже выигранного. Ткань, скрывающая предмет, почти соскользнула, и из-под неё показался тёмно-зелёный камень, от которого исходил яркий свет.
— Сэмюель, чтоб тебе жилось хорошо! Чтобы я ещё раз вытащил твою задницу из передряг. Авитус! — тяжело опустив руку на плечо герцогу, Рихард прервал его транс. Вздрогнув, Авитус одёрнул руку от зелёного камня. Вогнал меч обратно в ножны и потуже замотал его. Тяжело выдохнув, оглядел своих пыльных и грязных товарищей. Хм. Выбрались всё же. Улыбнувшись, герцог кивнул Сэмюелю. Надменная восковая маска на лице дворецкого дрогнула, показывая едва видимо приподнявшийся уголок губ.
— Не бурчи, орясина. Мы живы, под солнечным небом, а не в недрах земли. Или же… Ну, конечно. Ваша братия любит горную породу и пещеры. И как только ты пересилил свои инстинкты и не остался там? Удивительное дело, — сказал достаточно тихим менторским голосом Сэмюель, обратив внимание на свёрток в руках герцога. Впрочем, это не помешало ему достойно ответить рыцарю.
Да и вообще. Авитус был уверен, что равным себе Сэмюель считает только Рихарда. Ни с кем другим старик в камзоле не вёл себя так насмешливо. С самого дня их встречи на собрании вельмож молодой парень и уже немолодой попрошайка возлюбили друг друга, словно муж и жена. Как наяву герцог вспомнил, как дерзкий рыцарь посмел плюнуть в сторону бродяги, которого накрыл дюжий словесный поток язвительности, в котором упоминались все его родные, а также советы, с кем стоит Рихарду завести потомство достойное троллей. Опешивший рыцарь только и мог, что хватая ртом воздух замереть, как столб. А после, не ответив на обидные слова ничем, кроме как смехом, попросил Авитуса взять этого сумасшедшего старика на службу, настаивая на том, что ещё одного ополоумевшего в их компанию не хватает. Так их будет уже трое, что намного веселее. Так несуразно смешно Авитус и Рихард приняли на службу будущего друга и хорошего советника.
Неожиданно прервав пререкания, перед герцогом будто из-под земли выскочил Джерарт с мечом и кинжалом на перевес. Рихарда и Сэмюеля взяли в кольцо стражи ратуши. Так и не оправившийся от дурмана герцог непонимающе оглядел происходящее вокруг, молча ожидая продолжения этого глупого театра умалишённых. Что примечательно: ни рыцарь, ни дворецкий не схватились за оружие, а, пусть и с удивлением, но спокойно, ожидали объяснений. Тишина затягивалась, пока заместитель Кесселя не встал по правую сторону от герцога и, напряжённо поглядывая на рыцаря и дворецкого, повернулся к герцогу.
— Они не те, за кого себя выдают, милорд, — выпучив глаза, Рихард засмеялся пуще прежнего, а Сэмюель надменно поднял бровь, с большим интересом и уважением взглянув на Джерарта. Авитус потряс головой. Либо у него всё ещё в глубоком дурмане разум, либо со всеми в округе произошло что-то не доброе в течение пяти минут.
— Я знал, я знал, что твоё сегодняшнее безумие передается по воздуху, Авитус. Хех. Я зна-ал. Все вокруг тебя и недомерка теряют разум, — сгорбившись и упёршись в налокотники, смеялся Рихард. С его стороны уже во всю были слышны всхлипывания и покашливания.
— Да, милорд. Теперь я также думаю. Боюсь, наш недалекий тролль повредился умом от недавних событий, — под смех Рихарда Сэмюель, сам с трудом сдерживая смех, прикрыл глаза и полной грудью вдохнул воздух. Авитус перевёл взгляд на напряжённого маладбарца.
— Милорд, я смотрел на ратушу с момента взрыва и готов поклясться, никто оттуда не мог и не успел бы вырваться. Они — морок врагов! — вот оно что? Интересно. Авитус посмотрел на веселящихся друзей. Ну, ведут они себя как обычно. Во всяком случае, так кажется. А вот морок? Могла ли такая магия прорваться за магическую защиту ратуши? Этого герцог не знал, поэтому медленно шагнул к друзьям и, резко вынув меч из ножен, крутанул им над головой. Тёмно-зеркальное лезвие меча сверкнуло на солнце. Сэмюель и Рихард получили по едва заметному порезу на щеках. Теперь улыбка Сэмюеля стала более ощутима. Он улыбался, не отрывая взгляда от меча. А Рихард, тяжело дыша, наконец, пересилил смех и посмотрел прямо на герцога с лёгкой усмешкой.
Свои. От сердца у Авитуса отлегло. Хлопнув по плечу обоих, Авитус обернулся к настороженному стражу и, покачав головой, двинулся к нему.
— Видишь, я не знаю мага и какие-либо иные силы, которые смогли бы преодолеть влияние Разорителя. Они свои, — сглотнув и вогнав обратно меч в ножны, Авитус откинул снова вспыхнувшие в его голове видения о горящем Арвесе и повернулся к друзьям. — Отдыхайте. Но далеко не уходите, вы мне ещё понадобитесь.
Джерарт отрицательно покачал головой, не зная, как себя вести. Он слышал об этом мече и не был уверен, смогла бы даже королева обдурить этот древний меч. Но, он ведь видел, что никто не успел бы спастись! Или оба выскочили, когда он отвлёкся? Вполне возможно. Джерарт снова растворился в толпе солдат. А в этот момент его провожали два внимательных серьезных взгляда.
Пока воины вели разговоры, бой уже вспыхнул на подходах к площади Правосудия. Наёмники и армии баронов кружили вокруг бастиона, проверяя на прочность верность и силу обороняющихся. А чего бы не проверить? Почти всё стрелковое оружие со стрелами уничтожено точечными ударами магов. Единицы солдат, а точнее, караульные, которые обязательно брали на дежурство луки, были в количестве не больше пятидесяти. А запасных тюков стрел не было. Уничтожили. Вот и не боялись стервятники атаковать, но и не шибко наглели. Сегодняшний бой показал, что калхийцы умеют держать оружие и город без боя не отдадут.
Авитус не вступал в эти частые яростные, но незначительные бои. Он устал. В отличие от Рихарда и Сэмюеля, которые часто совершали поездки не только по герцогству, но и далеко на север, Авитус почти безвылазно сидел в кабинете, разбирая судейские дела, доклады и всё прочее. Хорошо, если к вечеру удавалось выкроить время на тренировки, чтобы хоть как-то поддерживать физическую форму. Поэтому сейчас, после бурного дня, герцог чувствовал непреодолимую усталость в теле. Не было в нём былой молодецкой удали. Засиделся. Заржавел.
— Милорд! — повернувшись на крик, Авитус обмер. К нему бежала, спотыкаясь, дочка. В разрезанном платье, чумазая, вся в ссадинах и пыли. Но живая. Только успокоившись, Авитус напрягся снова. Где другие? Где отряд, который вёл его сын? Остановившись, Эния, хватая ртом воздух и не давая вставить ни единого слова, указала на запад бастиона, где шла битва, и ткнула себе за спину. Вблизи бастиона на Судейской улице над домами поднялось зелёное зарево.
— Две сотни солдат, живо! На Судейскую улицу! — прижав к себе дочку и успокаивающе поглаживая её по спине, Авитус с беспокойством смотрел в ту сторону. Один из самых расторопных сотников без промедления повёл солдат в спешном беге, забыв о боевом порядке. Жизнь наследника важнее жизней сотен солдат. И сотник поставил всё на кон, стремясь как можно быстрее оказаться у зелёного зарева, которое к тому времени уже потухло. Эния подрагивала, но, тем не менее, быстро успокаивалась. — Всё хорошо, милая? Ты не ранена?
Слабо кивнув головой, Эния уткнулась в сталь доспеха. Не поранилась бы. К ним приблизились Рихард и Сэмюель. Они прекратили переругиваться и замерли, так же нервно шаря взглядом по арке на Судейскую улицу. Через пару десятков минут, за которые рыцарь и дворецкий начали снова препираться, вызывая слабую, но весёлую улыбку на устах дочери, Авитус напряжённо прикидывал возможные выходы из ситуации. А если Тарнис погибнет? Кто займёт его место? Эния? Выдюжит ли она? Справится? И самое главное, Тьма. Неужели и Тарнис впал в неё? Ох, ему будет мало гонений с баронов, дак ещё и Арвес возьмётся.
— Авитус, несут… — тихий голос Рихарда прошёлся по спине герцога, как удар плети: кого несут?! Отец и дочь одновременно вздрогнули, устремив свои взгляды к арке. И герцог едва не открыл рот от удивления. Впереди шагали две сотни бойцов. За ними, оголив оружие, в плотном строю шагали около пяти десятков солдат, возглавляемых Кесселем и, по нашивкам, сотником. За их спинами виднелась толпа мирного люда, которая несла на руках Тарниса. В угольно-чёрной броне он лежал на руках мужей, женщин и стариков. — Авитус, это что, они собираются воевать с нами? Со своим герцогом? Хех. Ты точно являешься оплотом безумия.
Поймав на себе бешеный взгляд герцога, Рихард склонил голову низко, пряча улыбку. А Сэмюель просто хмыкнул и, неожиданно расширив глаза, со страхом посмотрел на Энию. Переведя взгляд на дочь, герцог побледнел. В её ясных голубых глазах мелькали искры зелёного цвета. Без трудностей вырвавшись из объятий отца, девочка побежала к вооружённому до зубов отряду, который немедленно пропустил её за свои спины и снова сомкнул щиты.
— В первый раз вижу, чтобы гномья броня чернела. Да она не ржавеет, даже пролежав сотни лет на дне океана. Да даже маги не могут оставить подпалины на доспехе. Разорвать могут, расплавить и заморозить — тоже. Но такое… — бубнил Рихард, облокотившись на своё меч, с тревогой следя за процессией. Авитус решил промолчать.
— Милорд, я приготовлю чаю. И, пожалуй, не стоит сейчас тревожить этих солдат опрометчивыми поступками, — высказав это, Сэмюель затерялся среди собравшихся сотников и свободных от боя воинов. А Авитусу было плевать, кто видит и что будет дальше. Он скорбно прикрыл глаза, изнывая от дикого желания кричать, что есть мочи. Его дети… Почему именно они? Катар и Синия. За что? К нему приблизились Кессель и сотник и, преклонив колени, начали рассказывать. Появился Сэмюель с семью кружками крепкого ароматного чая на травах.
Слушая рассказ о решении Тарниса идти к площади Правосудия, страхе сотника о потере молодой госпожи, неожиданном воссоединении с молодым Милордом, последнем бое в проулке, огне тьмы, о страшных ожогах от огня и о том, что его сын мог погибнуть, герцог с каменным лицом прихлёбывал чай. Сэмюель хранил молчание, а Рихард хмыкал в неожиданных местах повествования.
— Так значит ты, Кессель, и ты, сотник, считаете моего сына герцогом Калха? Милордом? И вы на стороне того, кто продал душу тьме? — услышав это, Рихард захлебнулся чаем, а Сэмюель задёргался и шагнул вперёд, устремив руку под камзол, где покоились кинжалы. Интересно, он сейчас собирается защищать Тарниса или принять сторону герцога? Спешно взял слово сотник.
— Милорд, вы можете нас казнить за ересь и предательство. Но вот те на, я вам скажу, не таясь. Молодой милорд за нас шёл на смерть. Опрометчиво или же рассчитав всё заранее, не знаю, но он пошёл в атаку вместе с Кесселем. Тяжек был бой, милорд, очень тяжек. Наёмники были явно посильнее нашего. Мы могли оплошать, а там — детишки и люд мирской. Нет-то, а молодой милорд был готов отдать жизнь за них и за нас, простых солдат. И, как вы говорите, отдался тьме тоже из-за этого. Не от страха пред смертью. Нет, в нём такого страха не может быть. Я видел. Мы видели. И мы пойдём за ним, хоть на эшафот, хоть в сам Дарквуд, — переведя взгляд на Кесселя, герцог встретил молчаливое согласие со словами сотника.
— Вот оно что. На эшафот? Возможно, это предстоит вам быстрее, чем вы думаете. Свободны, отдыхайте и выпейте, наконец-то, чай. Зря что ли Сэмюель готовил, — облегчённо вздохнув, уже без опаски два солдата, не чураясь, взяли кружки чая и медленно отпили, даже причмокивая (Сэмюэль умел заварить восхитительного вкуса чай). Затем оба отвечали на уточняющие вопросы Рихарда. Это послужило сигналом для отряда солдат, который до этого всё ещё держал, по сути, круговую оборону. Строй распался: мирные жители начали нагружать поданных коней снастью и под требовательные приказы дворецкого отправились с сотней бойцов обратно в путь по Судейской. Вот умеет он уговорить любого. Иногда даже зависть берёт. Послушались ведь, не посмели ждать приказов герцога. Вскоре к их маленькому кругу, где так и остались сидеть Кессель и сотник, шагнули Эния и Тарнис. По молодому парню даже и сказать нельзя было, что совсем недавно его ждала смерть от ожогов, нанесённых магическим огнём.
— А где же невиданные ожоги? Кессель? — Рихард удивлённо поймал взгляд уставшего война и вздохнул. — Неужели и она?
— Вот ты орясина, пошевели мозгами. Империя Калх. Там и ищи ответ, — скупой ответ Сэмюеля заткнул рыцаря, впавшего в размышления. Все остальные хранили молчание. Наследие империи Калх. Неужели дар пробудился так явно и в такой важный момент? Наследники проклятой всеми империи. Лицо Тарниса пусть и было в едва видимых отметинах, создавая впечатление, будто бы по нему со всей силы ударили забралом шлема, но было очищено от ожогов. Их еле заметные следы остались лишь на левой щеке, которая блестела, как восковая маска. Разглядывая свои чёрные доспехи, Тарнис даже не заметил, как подошёл к герцогу, и опомнился только после покашливания отца.
— Отец, — прикусив губу (глупая привычка), Тарнис помялся на месте, а затем всё же шагнул вперёд.
— Сын, — и Авитус, не долго думая, ударил Тарниса раскрытой ладонью в латной перчатке. Брызнула кровь. Эния было вскинулась, но тут же утихла, поймав спокойный взгляд отца. — Это тебе на будущее, глупый мальчишка. Как ты посмел ставить на кон жизни своих будущих подданных, ведя их к ратуше? Как ты посмел рисковать вашими с Энией жизнями? Вы — будущее герцогства! Ты не имел права ставить под удар жизни тысячи солдат и мирного люда, поддавшись желанию выделиться и подраться. Ты — Герцог Калха, а не подмастерье кузнеца. И ты должен думать о своих действиях и их последствиях на десять лет вперёд. Ты понял меня, Тарнис?
— Да, отец. Понял, — увидев в глазах сына осознание своих ошибок и стыд, Авитус качнул головой. Этот урок сын запомнит надолго, во всяком случае, Авитус так надеялся. Поэтому он шагнул и крепко обнял сына, сжав его в тисках. Постояв так некоторое время, отстранился и вложил в руки сына Разоритель в кожаных ножнах. — Я покидаю вас в самое трудное время — время невзгод и лишений. Используй это оружие с умом. Правь мудро и справедливо. И главное — береги Энию.
— Отец! — Тарнис отшатнулся, с непониманием смотря на отца. А Авитус махнул рукой.
— Молчи! Я слишком стар для всего этого гнойника. Кто-то должен отвлечь врагов. Отправляйся в Арвес. Требуй аудиенции у епископа. Ни в коем случае не признавайся в пробуждении Тьмы. Только епископ может прекратить явную охоту на вас с Эни, как прямых наследников герцогства Калх. И никогда, ни при каких обстоятельствах не признавай себя владыкой белого трона. Никогда! А теперь ступай. Бери с собой стражу ратуши и три сотни бойцов из резерва. Армия догонит тебя за стенами Калха.
Сжав меч, Тарнис долго смотрел в лицо отца, запоминая образ сильного, доброго и, временами, строгого, одновременно волевого и ранимого мужчины. Да, их отношения нельзя было назвать идеальными: отец растил Тарниса как правителя земель и относился к нему по-воински жёстко. Но в минуты, когда они оставались одни и сидели в тишине или когда отец рассказывал ему и Энии о матушке, раскрывалась та глубокая любовь герцога к своим детям. Сжав губы, Тарнис склонился и, круто развернувшись, зашагал к уже готовым трём сотням солдат. Мужчины не плачут, Тар, не плачут. И что за влага на твоём лице? Дождь пошёл или это пот? С тихим звоном герцог Калха в чёрных, словно воронье крыло, гномьих доспехах опустил забрало на лицо. И, ожидая сестру, начал проверять сбрую поданных коней.
Эния прижалась к отцу и беззвучно плакала, оставляя на металле доспехов слёзы. Поцеловав её в макушку, Авитус погладил по спине дочку. Солдаты и соратники герцога отвернулись, увлечённо споря над тем, как защищать ратушу, тем самым давая им время на прощание. Отстранив от груди Энию, герцог ласково провёл по щеке дочери пальцами, вытирая слёзы. В больших синих омутах блестела влага и ничем не прикрытая боль.
— Прости меня. Прости, что не защитил Софию и сейчас оставляю вас одних против всего мира. Будь сильной, никогда не омрачай этот мир слезами. Я раскрою тайну: когда ты плачешь, мир плачет вместе с тобой. Вот такая ты у меня удивительная, золото моё. Не давай брату делать глупостей. И… — Эния накрыла пальцем уста герцога. А дочка выросла. Она понимает, что эти слова — пустой звук. А всё, что нужно, она прочла в отцовских глазах. Поцеловав лоб дочери, Авитус дрогнул в душе. Как больно было отправлять своих детей в такой тяжёлый путь, прекрасно понимая, что их ждёт. — Мы будет ждать вас и наблюдать за вами. Но не спеши к нам, мы обязательно дождёмся, Эния. Ступай.
Дочка спешно побежала к замершему Тарнису, который нежно приобнял её и посадил на коня. А к герцогу приблизились Сэмюель и Рихард. Оглядев площадь, Авитус подозвал Кесселя и сотника.
— Кессель, сотник. Отведите к площади почти всех солдат. В Калхе должны остаться только воины, у которых нет семей. Это приказ. Даже если матушка живая, солдат должен уйти из города! Выгребайте всё на повозки и отправляйтесь вслед герцогу Калха. На время вы обязуетесь выполнять функции главнокомандующих армии. Кессель, все твои бойцы должны идти вместе с Тарнисом прямо сейчас. Выполнять, — два воина отсалютовали мечами и направились к армии. Герцог же поочерёдно обнял своих друзей и соратников, криво улыбаясь.
— Что ж, видать, сегодня мой черёд умереть, друже. Присмотрите за моими, у нас дурная кровь. Мои предки и мои потомки всегда умели и будут уметь находить неприятности, либо самостоятельно их создавать, — Рихард хмуро покачав головой, сжал плечо Авитуса.
— Всё шутишь, Авитус. Смотри, сам не налажай на той стороне, хех. А то Софи быстро тебя научит уму-разуму. Хех. Присмотрим, не сомневайся. Ты же сам знаешь, они и нам, как родные дети, — Сэмюель с выражением полного отрицания улыбнулся.
— Орясина, ты как всегда сама прозорливость и понимание, что надо говорить, — дворецкий неуклюже приобнял в ответ Авитуса, неуверенно похлопав его по плечу. — Было честью служить вам, милорд. А за детишками я присмотрю. Обещаю.
Наступила неловкая пауза. Трое переглядывались и, плюнув на всё, рассмеялись. Чему-то своему, чего никто никогда так и не поймёт. Быть может, они так безмолвно вспомнили, кем является Сэмюель, или о долгих походах этой непримиримой друг к другу парочке, долгих ночах, когда рыцарь и дворецкий, препираясь, докладывали о чём-либо герцогу. А он от души веселился над этими историями, достойными увековечения в балладах. Так же молчаливо они разошлись, без лишней лирики и слов. Отряд Тарниса тронулся в путь.
Герцог обернулся и с достоинством хмыкнул. Уже почти вся армия была готова к походу. Интересно, это Сэмюель организовал всё заранее? Раз так, то и детям не придётся рисковать жизнью. Три сотни — хорошо, а две тысячи — лучше. Они выступили почти одновременно. Уже тронулись первые повозки. Авитус направился прямиком к трём сотням солдат, один из которых был ему знаком.
— Десятник Марк. Сегодня нам суждено биться вместе, — десятник вскочил, как и три сотни воинов, вытянувшись по струнке. Авитус только махнул рукой, мол, нечего тут устраивать. Не на параде.
— Милорд. Я уже разделил солдат на три отряда, которые будут держать арки трёх улиц. Можете выступать и начинать пускать кровь врагам, — с горящими глазами десятник возбуждённо объяснял герцогу план построения и боя. А герцог только хмыкал, качал головой, не оспаривая решение десятника. Он сегодня руководит боем. И как жаль этих парней, тех, которые пали сегодня и которым это ещё предстоит. Совсем молодые ведь, но, тем не менее, прожили свою короткую жизнь достойнее многих. После недолгого обсуждения, герцог вышел к трём сотням бойцов, оглядел всех и выдохнул. Речь? Опять?
— Я не буду говорить вам, ребятки, о нашей цели. Дак давайте же подохнем, но заберём с собой врагов! Поднять знамя Калха! — солдаты ударили оружием о щиты.
— Калх! — тяжёлый выдох воинов, наверное, был слышен даже за городом. Солдаты разбрелись, выбирая, где лучше станцевать последний танец. Что ж, не стоит от них отставать. Герцог выбрал Судейскую арку. Примерно по сотне бойцов забили собой широкие арки, в которые спокойно могли поместиться десяток солдат в ряд.
За их спиной проехали последние повозки. От западной части бастиона отступили последние солдаты и, седлая коней, рысью устремились вслед уходящей армии. Все они встали намертво в восточных арках. Враги прорвутся, только забрав их жизни. Герцог кинул взгляд на арку — там уже реяло знамя. Белое полотно с чёрным щитом посередине, без орнамента и символики. Катарсис. Память можно стереть, но не символику.
Напротив них, стекаясь в бастион и забираясь на стены, собиралась многотысячная армия. Это были армии баронов вперемешку с наёмниками. Вы умрёте. Три отряда ощетинились копьями и мечами, а герцог покрепче сжал фламберг, найденный в оружейной, и отбросил щит в сторону. Противники приближались, как штормовая волна, грозясь смести горстку нахальных смертных. Калхийцы сжались ещё сильнее и шагнули вперёд, буквально зубами впиваясь в стены арок.Лишь бы устоять.
Враги ударили в строй калхийцев. В первые же минуты боя вокруг солдат герцогства падали десятки врагов. Захватчики заплатили высокую цену, но сумели подбить копья калхийцев и сойтись с ними щитами о щиты. Матерясь, солдаты брались за мечи и топоры, высекая слишком умных врагов лицом к лицу. Герцог стоял несокрушимой стеной в центре строя, скупо раскручивая фламберг и отражая гардой светящиеся удары. Вскоре прямо с арки на строй воинов ударили стрелы и болты. Ряды калхийцев таяли на глазах, но собирали обильную жатву. Не считаясь с болью и усталостью, калхийцы стояли под градом стрел, ударов и криков ненависти, отвечая точечными и выверенными ударами. Вспыхнула ожесточенная резня.
На каждого солдата герцогства наседали по трое и даже больше врагов. Но даже тогда, несмотря на перевес в силе, каждый солдат успевал забрать с собой двух, а то и трёх недругов. В ответ на такую неописуемую удаль, калхийцев буквально рвали на куски, проклиная за смерть своих товарищей. Калхийцы падали, всё чаще и чаще. А герцог, крепивший последние часы силы, бился, не отступая, фламберг пел песню крови и смерти, убивая, казалось, даже мимолётным касанием.
Герцог забыл обо всём, без устали раскручивая орудие смерти и оставляя после себя трупы. По нему били арбалетные болты и стрелы, но, к счастью, не смогли пробить доспехи, попадая в результате рикошета в своих же солдат. Герцог не стоял на месте: обводил круг, размашисто шагая и выписывая двуручным мечом нескончаемый вихрь стали; фламберг не замедлял свой смертоносный танец ни на секунду. Бессильно скрежетали по доспехам мечи и копья, оставляя вмятины или соскальзывая в связующие части доспехов, но, тем не менее, всё же нанося ранения. Однако, незначительные, за что платили мгновенной смертью. А Авитус продолжал свою песнь смерти. Фламберг мелькал со всех сторон, тяжело разрезая воздух и врагов.
Для врагов, как скажут они позже, Авитус стал воплощением самой смерти. Покрытый алой кровью, как краской, с ног до головы, в измятых и изрубленных доспехах герцог молчаливо кружил, разрубая всех, кто дерзнул подойти к нему на расстояние шипящего вихря восьмёрок и дуговых ударов фламберга. Герцог, наверное, и сам не видел этого, но вскоре под его ногами образовалась гора трупов, по которой, скользя и спотыкаясь, к нему стремились враги. И пополняли собой жатву герцога. Удары Авитуса разрубали солдат даже в доспехах. Никто не знал, как долго шла эта безумная резня, но вскоре солдат отозвали от кружащего герцога, который, поняв, что вблизи нет жертв, остановился и сам.
Когда враги отступили, Авитус замер и, хрипя, поднял забрало шлема. Тяжело глотая воздух, оглядел поле брани. Он остался один, возвышаясь на метр над врагами. Авитус устало облокотился на меч, едва не падая со скользких от крови тел убитых. Сколько он убил? Пять десятков? Сотню? Хм. Какая разница. Кажется, этого времени не хватит Тарнису убраться далеко, однако, даст хорошую фору. Оглядывая врагов, Авитус собирал остатки вражеских сил: солдаты смотрели на него со странной смесью ненависти, страха и уважения. Вот те раз, довёл солдат до кондиции. Всё же мастерство не пропьёшь, Авитус. По рядам врагов пошла рябь и вперёд выдвинулся слегка полноватый светловолосый зеленоглазый муж, который не сильно уступал Авитусу в росте и ширине плеч. Знакомое лио.
— Авитус, мой друг. Отступи. Скажи, где Разоритель и ступай себе с миром. Нагони своих детей. Клянусь, тебя не тронут и помогут тебе догнать своих, — с трудом усмехнувшись, Авитус выпрямился. Гереман. Когда-то он мог доверять этому барону. Как быстро меняется всё в этом мире. Они были дружны настолько, насколько позволяло их положение и благополучие их земель. Нет, раз ты ищешь Разоритель, то лучше умереть; тем паче, София заждалась. Облизнув губы, герцог Калха поднял фламберг.
— Нет, мой друг. Я уйду по-своему. Прощай! — с остатками сил, перебарывая дурман боли, Авитус быстро сбежал с горы трупов и рывком сблизился со строем врагов. Благо они стояли в пяти метрах от него. Удар, должный отрубить Гереману голову всего лишь разрубил бессильно воздух: барон был хорошим воином и успел отскочить, уйти за спины своих воинов. Раскрутив меч, Авитус ударил в строй. Отсек наконечники двух копий и успел отрубить голову трём солдатам всего одним взмахом меча, прежде чем удачливое копьё нашло свою дорожку между шлемом и кирасой герцога, обрывая его жизнь. Авитус, так и не выпустив клинок, рухнул на кровавую улицу Калха.
Барон снова выступил из-за спин своих воинов, грустно улыбаясь. Он не глуп, чтобы сойтись на мечах, наверное, с одним из лучших мечников Эрании. Это безумие. И, несмотря на его возраст, мало кто был способен одолеть Авитуса в честном бою один на один. Как жаль. Барон хотел сохранить ему жизнь.
— Похоронить его подобающе в усыпальнице их рода. И помните, воины, вы видели перед собой достойного правителя: мудрого, волевого и справедливого. А самое главное, честного и сильного воина, — оглядев строй солдат, барон отправился к развалинам ратуши, не вникая в разговоры в строю. Ему осталось только прочесать город и можно было идти вслед калхийцам. Меч-то у них, скорее всего. А значит, погоня за Разорителем началась.
За спиной барона, на красной от крови улице, покоились двести девяносто пять калхийцев и один непримиримый герцог. Конечно, они не надеялись на победу, не надеялись, что проживут даже часа.
Это был их последний бой. Они сражались и умирали за Калх. За честь, доблесть, за павших боевых товарищей. За семьи. Они сражались за герцога.