Прошло шесть месяцев с момента ареста Цумуры Рюсея. После успешного закрытия нашумевшего дела, рейтинг геройского агентства Старателя резко возрос.
Отгремели на первых страницах заголовки о помолвке двух героев из топа (сложновато было скрывать этот факт, когда на том-самом-пальце героя Шото появилось колечко с камнем внушительных размеров). Украсила журналы и Очако, вовсю демонстрируя округлившийся животик.
Секретарша Наракава все реже превращалась в волкодава, а пресс-секретарь геройского агентства Старателя выдохнул с облегчением и взял долгожданный заслуженный отпуск.
В UA снова царил покой и порядок, и директор Аизава наконец мог спать спокойно. Жизнь возвращалась на круги своя.
Три часа до свадьбы.
В квартире, принадлежавшей чете Мидория, с утра стоял переполох. В воздухе летало буквально все, что не было прибито к полу. Изуку мысленно благодарил Всемогущего, Гран Торино и всех, кто когда-либо тренировал его, потому что только это сейчас и позволяло ему защититься от собственной разъяренной жены. Что бы вы думали? Снова причуда злодея? Хуже. Гормоны.
— Я прибью Кацуки! Будет висеть под потолком пока не извинится! — кричала Очако, размазывая потёкший макияж по покрасневшим от слез щекам, — и почему они назначили свадьбу именно сейчас, когда я выгляжу как… — девушка обречённо опустила взгляд на свой круглый живот, — как… Как булка?!!! — она рухнула на диван и разразилась новой порцией слез.
— Ну-ну, милая… — Изуку, осторожно и изо всех сил стараясь не рассмеяться, подошёл к жене и, опустившись перед ней на колени, вытер её слезы, — ты выглядишь прекрасно. Как и всегда.
— Подхалим, — всхлипнула Очако, улыбнувшись сквозь слезы, — продолжай.
— Моти хочешь?
Волшебные слова, заставившие девушку мигом забыть причину недавних слез, и, довольно растянувшись на диване, разворачивать заветную коробочку из любимой кондитерской. Ещё когда Очако была беременна Ичиро, будущий отец открыл для себя этот трюк, который про себя называл читерским.
Жаль, что полгода назад спасительной коробочки под рукой не оказалось…
Шесть месяцев до свадьбы.
Раскрытие громкого дела и поимка злодея — событие несомненно радостное, но вместе с тем надолго обеспечивающее задействованные агентства бумажной волокитой.
И пока Изуку не вылезал из своего кабинета в попытках разгрести личный бюрократический ад, Очако надоело скрывать от мужа столь важные новости о своём интересном положении. Кто же виноват, что Мидория не спал более суток и с большим трудом воспринимал информацию…
— Изуку, я должна тебе кое-что сказать, — заявила Очако с порога.
— Конечно, милая, — не отрываясь от документов, проговорил парень.
— Это важно. Ты внимательно меня слушаешь? — усомнилась девушка, взглянув на замученного мужа и содержимое его рабочего стола, состоявшее из вороха бумаг и нескольких пустых стаканчиков от кофе.
— Конечно, милая, — повторил он, пытаясь попутно вникнуть в содержание одного из документов.
— Ты снова станешь отцом!
Очако замерла в предвкушении его радостной реакции. Изуку завис на секунду, стараясь, видимо осознать сказанное женой. Ощущение, что Очако сказала что-то безумно важное, только вот что?
«Соберись, Мидория, мальчик мой!» — возник в голове образ Всемогущего.
Изуку медленно положил отчёт на стол и уставился на Очако.
— Чьим? — наконец деловито поинтересовался он, сложив руки перед собой.
Ох и криков тогда стояло. Возмущённый до глубины души вопль Очако, радостный вскрик горе-папаши, когда до него все же дошло, слезы счастья от мамы Изуку, которой они незамедлительно позвонили, чтобы сообщить, что нянчить ей теперь двух внуков. Но это дела давно минувших дней…
Два часа до свадьбы.
По комнате носился Ичиро, в радостном предвкушении скорых событий. В своём юном возрасте он ещё не понимал, что такое эта свадьба, но мама, папа, дядя Шото и даже страшный дядя Каччан были очень счастливы, когда говорили о ней, поэтому будучи в списке приглашённых, он не мог не испытывать радостного возбуждения.
— А вообще, — продолжала жаловаться Очако, пряча за щекой очередной кусочек любимой сладости, — Кацуки пропустил нашу свадьбу, так что нам стоило бы поступить так же!
— Но ты ведь этого совсем не хочешь, — Изуку улыбнулся в ответ на её возмущенное бурчание.
В последние месяцы Бакуго доставалось от неё едва ли не больше всех. Возможно, это как-то связано с тем, что больше никто не смел систематически шутить о том, что в новом положении она выглядит аутентично своему прозвищу.
— Конечно нет, — вздохнула девушка, — а стоило бы! — снова нотки праведного гнева в голосе.
Но косметичку, чтобы поправить свой потёкший макияж она все же достала. Что бы Очако не говорила, но, когда Кацуки и Шото сообщили им, что собираются пожениться, она была счастлива настолько сильно, будто это ей предстояло в скором времени идти под венец. И если Изуку какое-то время не мог привыкнуть к мысли, что его лучшие друзья женятся, да ещё и друг на друге, то его жена мгновенно предложила свою помощь с организацией торжества.
— Нам пора, милая, — Изуку немного утихомирил разбушевавшегося сына и теперь держал его на руках, стоя у входной двери.
— Конечно, — Очако тепло улыбнулась.
Ждали только её. Боже, главное не разреветься на свадьбе от счастья за этих балбесов.
Полтора часа до свадьбы.
Весна — всегда волнующая пора: обновление чего-то старого, начало чего-то нового и значительного. И, черт возьми, да, весна — это просто красиво. Этим они и руководствовались, выбирая дату торжества. Ослепительно белое кимоно, которое было надето на Шото, нежные лепестки сакуры за окном, парящие в воздухе, подгоняемые свежим ветерком.
Слишком прекрасно, чтобы быть правдой, слишком жестоко, чтобы быть сном. Бакуго хотелось ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что происходящее не коварный сон или игра воображения. А если бы это и было так, он продал бы душу, чтобы сделать это реальностью.
— Ну что скажешь? — Шото устал ждать хоть какой-нибудь реакции на свой вид от стоящего, словно каменный истукан, Кацуки, — я чувствую себя странно.
— У меня нет слов, — пробормотал каменный истукан, смутившись своей глупой реакции.
Гребанный двумордый был прекрасен. Прекраснее, чем когда-либо. В белом свадебном кимоно с красной окантовкой, подчеркивающим аристократическую бледность кожи, со сверкающими от счастья разноцветными глазами, он был похож на фарфоровую куклу, самую дорогую и редкую в коллекции, к которой будешь прикасаться с трепетом и благоговением. А Кацуки стоял в дверях комнаты и вовсе не в силах пошевелиться.
— Вау, вот это необычно. Чтобы Кацуки Бакуго и не знал, что сказать. Кто ты, черт возьми, и куда ты дел моего жениха? — иронизировал Тодороки с озорной улыбкой.
Долгожданный подарок по особому случаю, который не терпелось скорее развернуть, чтобы узнать, что же там под этой красивой бело-красной оберткой.
— Завались и иди сюда, — выпалил Бакуго, ногой захлопнув дверь в комнату.
— Вот это уже похоже на тебя, — Шото легко запрокинул голову и рассмеялся.
Не дождавшись мгновенного выполнения своей просьбы, Кацуки сам подлетел к Шото, еле сдерживаясь, чтобы не ускориться с помощью взрыва. Создавать лишний шум было ни к чему. Так как свадьбу они решили провести в семейном доме Тодороки, бдительные родственники этажом ниже могли почуять неладное, ведь Кацуки, по-хорошему, сейчас нельзя здесь находиться.
Шото на секунду закрыл глаза, чтобы в следующий миг увидеть лицо Кацуки напротив и почувствовать на своих губах долгожданный поцелуй.
Если бы Бакуго попросили описать Шото одними словом, он не нашёл бы всего одного, долго перебирал варианты и наконец ответил бы: «засранец». Систематически делать что-то до трясучки вымораживающее, а затем ловко заглаживать этот неловкий момент каким-нибудь простым, но обезоруживающим жестом.
Например, медленно потянув за позолоченный шнурок пояса оби и уронив его к подолу своего кимоно. Что должно быть под красивой праздничной оберткой? Ещё одна обёртка. Ну вы знаете эти традиционные японские наряды.
Шёлковая ткань легко соскользнула с плеч, с тихим шорохом опустившись на татами. Нижнее кимоно не было таким роскошным, хотя кого он пытается обмануть? Тодороки идёт любая одежда. А ещё больше — её отсутствие.
Будто в доказательство этому, с озорной улыбкой на устах, Шото обнажил краешек бледного плеча. Словно команда «фас». Бакуго, не теряя ни секунды, припал к открытому участку тела, прикусывая светлую, почти что жемчужного цвета, кожу, оставляя красноватую отметину от зубов, целуя.
— Нравится выводить меня из себя, да детка?
— Не представляешь себе, насколько, — улыбка стала ещё шире.
— Настолько, что ты согласился делать это всю оставшуюся жизнь, — ухмыльнулся Кацуки, прикусывая мочку его уха.
От его хриплого голоса по телу пробежала мелкая дрожь.
— Пока ещё не согласился, — рассмеялся Шото.
Кацуки решил не распыляться, отвечая на эту дерзкую провокацию, и лишь сильнее сжал его талию Тодороки, показывая мол: «хера с два ты сбежишь от меня». Шото и не собирался. Он снова запрокинул голову, открывая доступ к беззащитной шее, и Бакуго, голодный до его тела, отрывается на ней по полной. Придётся одолжить у Фуюми тональный крем, чтобы спрятать это безобразие.
Рука Бакуго скользит по плечу, залезая под кромку лёгкой шёлковой ткани, а вторая — гладит спину сквозь одежду. Шото щурится и прикусывает губу. Черт. Контакт нежной шёлковой ткани и обнаженной кожи под ней заставляют нервы накалиться до предела.
То, что происходит между ними, медленно превращается в мучение для обоих, но Кацуки не спешит, оттягивает момент, когда нижнее кимоно упадёт к их ногам. Шото начинает это раздражать. Сильно. Настолько сильно, что нехитрой подсечкой он опрокидывает Кацуки на татами и усаживается на него сверху.
Терпение у него едва ли лучше, чем у самого Бакуго. Самостоятельно избавившись от последней одежды, Шото остался лишь в белых носочках таби, и это заводило настолько, что Кацуки почувствовал себя гребанным фетишистом. Доказательство этому предательски дернулось под бёдрами Шото.
Пояс на чёрном кимоно Кацуки поддался ватным пальцам Тодороки не сразу. Не видеть нихрена от пелены желания, застлавшей глаза, ведь в порядке вещей, верно? Шото нагибается для поцелуя, вжимаясь в тело Бакуго настолько сильно, насколько это возможно, обвивая пальцами его мускулистую шею. Переплетаясь языками, кусаясь, жадно хватая воздух, больше похоже на соревнование кто-кого-выведет-из-себя.
Руки Кацуки рваным движением проводят вдоль позвоночника, беспардонно лапают ягодицы и наконец останавливаются в одной точке. Совершенно определенной точке. Не встретив практически никакого сопротивления, пальцы наконец проскальзывают внутрь. Шото сильно стискивает зубы, стараясь не шуметь, и издаёт какой-то звук, похожий на скулёж.
Воспользовавшись его секундным замешательством, Кацуки резко поворачивает его на спину и нависает сверху. Любуется видом, продолжая трахать Тодороки пальцами. Кайфуя от вседозволенности, наблюдает, как тот разметался по вороху шелковых кимоно, горит то ли от желания, то ли от смущения под пристальным взглядом, держится из последних сил, чтобы не закричать во весь голос, такой раскрытый и доступный, стонет шепотом его имя.
— Твою мать, детка, мой член сейчас взорвётся нахуй, — хрипит Кацуки.
Можно только представить, насколько диким сейчас был его взгляд.
— Нам нужно через час быть в храме, — на секунду опомнился Шото.
— Значит времени у нас ещё дохуя.
Почему у свадеб бывают репетиции, а у первой брачной ночи нет? Целый час, чтобы исправить эту вопиющую несправедливость. Бакуго убирает пальцы и удобно пристраивается меж раскинутых ног Тодороки.
Шото цепляется за его плечи и впивается засосом в шею. Пусть этот ублюдок тоже где-нибудь поищет себе тональник. Это же помогло заглушить вскрик, потому что Кацуки никогда не был слишком нежным в сексе. Но Шото и не сраная принцесса, чтобы нежничать с ним, поэтому загнать ему резко, по самые яйца — в порядке вещей.
Сдерживать стоны для обоих сложнее, чем казалось, но есть в этом что-то сексуальное. Риск быть замеченными накалял воздух до предела. Тела сплелись в одно целое, горящее, плавящееся. Настоящее безумие.
Полчаса до свадьбы.
— Идея устроить свадьбу в традиционном стиле была охуенной.
Кацуки тяжело дыша, словно после спринта, поцеловал макушку пристроившегося у него на груди Шото.
Где-то в сумке должна лежать пачка сигарет и Бакуго лениво потянулся за ней. Сейчас для полного счастья не хватало только сигаретки.
— Отец не любит, когда курят в доме, — меланхолично проговорил Шото.
— Он и меня не особо любит. Но вот он я, — Кацуки развёл руками.
Тодороки тихо рассмеялся и поджег его сигарету причудой, а после, немного подумав, взял одну и для себя.
— Слушай, наверное, мне стоило спросить об этом раньше, — задумчиво произнёс он, — но ты знаешь, как это надеть обратно? — спросил Шото с намеком на кимоно, на котором они лежали последние минут 10.
— Не имею ни малейшего понятия. А что?
— Блять, — резюмировал Тодороки, — Фуюми убьёт меня. Она помогала мне одеваться. Теперь придётся просить её снова.
— Ну удачи тебе с этим, — Кацуки лукаво усмехнулся и, накинув своё кимоно, поспешил ретироваться.
— Заебись, — закатил глаза Шото.
5 минут до свадьбы.
Возле скромного, даже по меркам людей, не любящих лишнюю шумиху, синтоистского храма собралась небольшая толпа. Только самые близкие. Мир будто замедлился в тихом предвкушении. Лишь далекий щебет птиц, вездесущие лепестки сакуры, и приглушенное пение, подметающей храмовый дворик, жрицы. Какая-то старая и очень знакомая песня, названия которой, увы, никто не мог вспомнить.
***
Церемония заключения брака в присутствии японских богов, в маленьком синтоистском храме — вещь торжественная и довольно старомодная. На церемонию кроме служащих храма допускались лишь будущие супруги и их семьи.
Строгое соблюдение традиций позволило допустить лишь присутствие Изуку и Очако, как самых близких друзей пары. В какой-то мере это и хорошо, ведь кому пришло бы в голову притащить на церемонию не в меру шумного Киришиму или чуть менее безумного, чем Сумасшедший Шляпник, Мнемоника.
Нынче модному среди молодых пар бракосочетанию в западном стиле не сравниться с традиционным Японским по красоте и изяществу. Омовение рук, чинные поклоны, приглушённый, почти интимный скрип открываемых ворот алтаря, передача ритуальной зеленой веточки с пожеланиями.
Со стороны это, должно быть, выглядит завораживающе. Каждое движение изящное и выверенное, словно на постановке в театре. Ни одного лишнего жеста, взгляда. Можно только представить, насколько тяжело было, сдерживая бурные эмоции, радостное волнение, предвкушение, нервозность в конце концов, строго следовать правилам. Дрожала, казалось, каждая клеточка тела.
Традиционный ритуал сан-сан-кудо. Ритуал объединения душ. В знак любви и верности они должны отпить по три глотка сакэ из трёх чаш. Когда юная жрица мико поднесла для ритуала освященное сакэ, Кацуки еле сдержался, чтобы не осушить его залпом от нахлынувших нервов.
Всего девять глотков, и уже после первого, перед богами они будут считаться супругами. В почтительной тишине храма сердце колотится непозволительно громко. Отпить из первой, самой маленькой, за объединение семей. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Из второй. Шото казалось, что вот-вот причуды выйдут из-под контроля. И, наконец, из третьей — за атмосферу любви, свободную от ненависти, в доме молодоженов.
Руки Кацуки било мелкой дрожью, когда он взял ледяную руку Шото в свою и надел на его палец тонкое золотое кольцо. Обычай, заимствованный с запада, но лишь добавляющий церемонии гармоничности и завершенности. Мир вокруг них будто перестаёт существовать, когда Бакуго поднимает глаза и видит широкую счастливую улыбку на лице Шото. Дрожь проходит, и сердце наполняется долгожданным спокойствием.
В какой момент его жизни все повернулось так, что для счастья ему стало необходимо лишь одно? То, что было прямо перед ним. Человек, что ловко перехватит его руку своей и, надев кольцо на его палец, одними губами в оглушительной тишине храма произнесёт: «Я люблю тебя». Те же слова, что сейчас кричало его собственное сердце.
Этого дня они ждали так долго. Каждый по-своему. Три года. В Японии или в Америке. Отрицая и сожалея об упущенных шансах, злясь и печалясь. Все ради этого момента. Все, что происходило в их жизнях порознь или вместе, привело их в эту самую точку вселенной в эту самую минуту. Минуту, когда Кацуки мог в первый раз поцеловать своего мужа. Теперь уже официально: Бакуго Шото.
***
Лишь на выходе из храма мать Кацуки даёт волю эмоциям и в слезах бросается обнимать Шото, потому что: «Спасибо, Шото-кун, я думала, что мой сын с его гадким характером умрет в одиночестве!!!»
А Старатель, смахнув скупую мужицкую слезу, выдаст кое-что покруче обычного зычного «ШОТОООО!!!» и обнимет новоиспеченного зятя.
— КАААЦУУКИИИ, СЫНОК!!!
Получилось не менее громогласно, чем обычно. Присутствующие подпрыгнули от неожиданности и округлили глаза. Очако тихо ойкнула. Изуку нервно хихикнул.
— Аргх, отвали, старик, не сын я тебе! — пытаясь выбраться из крепких объятий Энджи, проворчал Кацуки, — вон твой сын, иди заливай соплями его!
Шото, которого теперь обнимала за плечи Фуюми, прыснул от смеха.
— Да-а, кто бы мог подумать, что с возрастом папа станет таким сентиментальным, — улыбнулась Фуюми.
— Мы, конечно, дали ему достаточно времени привыкнуть, но чтоб «сынок»… — все ещё изумлённо проговорил Шото.
— Держись там, братик Кацуки! — крикнула Фуюми и заливисто рассмеялись в отместку за литры тональника, потраченные на форменное безобразие на шее Шото, которого не было ещё с утра.
Звуки смеха, семейные подшучивания, ворчание Кацуки, тихие всхлипы гордых за своих детей родителей и расчувствовавшейся Очако тонули в шелесте весенних лепестков сакуры, разлетающихся по воздуху от лёгкого дуновения весеннего ветерка и тихой песне храмовой жрицы. Они выбрали чудесный день для свадьбы. Момент, что они так ждали, полностью оправдывал ожидания.
Впереди был банкет, где их ждали все друзья, старые и новые.
Невероятно смущающий тост, от приехавшего по такому случаю Киришимы, с историей о том, как в академии он зашёл в комнату Кацуки и обнаружил там раскиданные вещи Шото, и ведь дурак такой, не догадался тогда ещё что к чему.
Слишком официальное поздравление от заикающегося от волнения Файрвола, в последствии получившего от своего нового наставника, Хитоши Шинсо, подзатыльник, потому что: «будь увереннее, Арата».
Подвыпивший Изуку, произнесший, со слезами на глазах, длинную душераздирающую речь о том, как был бы счастлив увидеть этот день Всемогущий.
Травящий дурацкие шутки Мнемоник.
Банкет, который они покинут через несколько часов, как только гости немного отвлекутся на караоке. Чтобы прямо в свадебных нарядах бродить по вечернему городу, периодически фотографируясь с узнавшими их фанатами. Ведь каждый фанат мечтает о такой фотографии с любимыми героями. Кажется, рейтинг геройского агентства Старателя ещё немного подрастёт.
Чтобы убегать от случайно заметивших их журналистов. Чтобы взять по бутылке пива в мини-маркете, и, устроившись на набережной, смотреть вслед заходящему солнцу.
Чтобы говорить ни о чем, спорить о глупостях и просто наслаждаться друг другом. Кацуки назовёт Шото двумордым придурком, и крепче сожмёт его руку в своей, а Шото назовёт его болваном и положит голову ему на плечо.
И так будет всегда, потому что вопреки всеобщим убеждениям, свадьба — не идеальное окончание идеальной любовной истории, а лишь её начало.
