Напарники

      Наоки Фуджиту взяли вечером того же дня прямо на выходе из офиса издания, где он являлся главным редактором. Хорошенькая новость для завтрашнего утреннего выпуска.       Как и ожидалось, на допросе он не проронил ни слова. Ни увещевания Тодороки, ни угрозы Бакуго, ни пугающая серьезность подоспевшего немногим позже Мидории не возымели эффекта. Однако оставался один абсолютно беспроигрышный вариант.       Хитоши Шинсо пришёл в себя несколько дней назад и теперь был полностью готов включаться в процесс расследования. Несмотря на обычную для него внешнюю невозмутимость, он был в бешенстве. То положение, в которое его поставил злодей, причудой заставив напасть на собственного ученика — непростительно. Худшее, что злодей мог сделать для самого себя — заставить стольких сильных героев считать это дело личным.       Шинсо прибыл в геройское агентство Старателя после звонка Тодороки так быстро, как только смог. Пожав руку в качестве приветствия Шото и Изуку и обменявшись взаимным снисходительным взглядом с Кацуки, он прошёл в комнату, где держали Фуджиту, оставив троицу наблюдать за допросом сквозь зеркало Газелла.       Фуджита излучал уверенность в себе и собственной безнаказанности, но лишь до тех пор, пока не увидел, кто именно вошёл в комнату. — Мой наставник говорил мне, — сказал Наоки, не дожидаясь пока Хитоши начнёт диалог, — что, если меня поймают и приведут к человеку с фиолетовыми волосами, я должен идти на крайние меры.       Шинсо достал из пачки одну сигарету и, сильно сдавив пальцами фильтр, презрительно усмехнулся. Наставник, значит? Всегда смешно слышать это слово от злодеев. У Хитоши был наставник, да и что уж там, он сам надеялся стать им для кого-то из своих учеников, будущих героев. Человеком, что поможет простить, отпустить обиды, двигаться дальше и становиться лучшей версией себя изо дня в день. Как может ублюдок, что наставляет людей на путь зла и ненависти носить это гордое звание? Тем более тот трус, что прячется за трупами доверившихся ему людей. Смешно. — Поразительная осведомленность, — Хитоши сжал зубами фильтр сигареты, намереваясь закурить, — твой «наставник» не глуп. Расскажешь мне о нем?       Фуджита всем своим видом показывал, что он тоже не идиот, и вовлечь себя в диалог не даст, однако мысли его были совсем не об этом. Он рассеянно вздрогнул, будто не расслышав что именно сказал Шинсо. — Неужели тебе совсем нечего сказать о человеке, которому ты так предан? — невинно поинтересовался Хитоши, кривя губы в усмешке.       Такое поведение во время допроса не было для него чем-то новым. Пустяки. Каждого рано или поздно удавалось разговорить. Фуджита выглядел так, будто его мысли беспокойно метались по черепной коробке из стороны в сторону. Обычно это означало, что человек готов вот-вот расколоться.       Из раздумий Шинсо вырвал утробный нечленораздельный вопль. Сигарета, что так и осталась незажженной, от неожиданности выпала изо рта, а вместе с ней с приглушённым звуком на пол прямо перед ним шлепнулось что-то ещё. Судя по звуку, что-то мокрое и маленькое.       Хитоши ошарашенно взглянул на Фуджиту. Изо рта мужчины струйками текла кровь вперемешку со слюной, капала на пол и на его колени. Шинсо перевёл взгляд на пол и подавил настойчивый приступ тошноты. Прямо под его ногами валялся окровавленный язык.       Фуджита откусил себе язык. Осознание ударило в голову мгновенно и безжалостно, не щадя ничьих чувств и психики. Когда-то давно Хитоши читал в книгах о ниндзя, которые попав в плен откусывали себе язык, дабы истечь кровью и умереть, не выдав секретов врагу, но никогда и помыслить не мог, что столкнётся с этим в реальной жизни. Отличная звукоизоляция скрыла топот и крики, приближающихся к комнате людей.       Троица шумно ввалилась в комнату. Кто-то звонил в скорую, кто-то спорил между собой о том, что вывозить из агентства уже второй труп за неделю — слишком, а Фуджита продолжал, поскуливая от боли, сидеть на стуле, закованный в антипричудные наручники и умиротворенно улыбался окровавленным ртом. Он был верен учителю до последнего. На его взгляд, его смерть будет более чем достойной.       Шинсо отпаивали коньяком из кабинета Шото, потому что: «предупреждать о таком надо, уебаны». Несмотря на обширный опыт допросов и геройской деятельности, парень пребывал в таком шоке, что даже, казалось, извечные синяки под его глазами вмиг разгладились.       Не в меньшем ступоре находилась и остальная троица, и, пока Шото настоятельно просил Изуку не рассказывать об этом неприятном инциденте Очако по причинам, пока ещё неизвестным Мидории, Кацуки клял его на чем свет стоит и на правах нового главы агентства общался со скорой, городским моргом и полицией.       Последние оказались особенно дотошными. Своей смертью Фуджита подложил героям последнюю и самую крупную свинью. Пришлось предоставить полиции полную запись допроса с видеокамер, дабы доказать, что их руки чисты перед законом, а то, что случилось с этим умалишенным — не более чем самоубийство.       После скоропостижной смерти Фуджиты у них оставалась последняя зацепка, упустить которую они не имели права. Аналитический отдел был мобилизован для поиска любой информации о человеке по имени Сугимото Шин ещё вечером. Бакуго рвал и метал, обещал тройные премии за срочность работы, но поиски дали результаты лишь к утру.       Отчёт лежал на столе в кабинете, и, измученная после бессонной ночи, держащаяся из последних сил и лишь на коллективной силе воли собравшихся, троица приступила к его изучению.       Сугимото Шин погиб шесть лет назад при штурме убежища группировки Восемь заветов Смерти в возрасте 26 лет. Из семьи у него была только престарелая тётка, отошедшая в мир иной полгода назад. Причуды не имел. Служил офицером полиции.       Глаз зацепился именно за последнюю фразу. Вспомнились единственные слова, что они слышали от несчастного запуганного Мацуситы, сказанные словно в бреду: «Он коп». Тот, кого они искали был совсем близко. — Имя! — взревел Кацуки, остервенело пролистывая скреплённые степлером листы отчета, — мне нужно гребанное имя его напарника!       Изуку и Шото переглянулись на секунду и вновь зарылись носами в содержимое документа. — Вот, — наконец произнёс Тодороки, — Цумура Рюсей, жив, так же не имеет причуды. — Да блять! В копы что, идут только беспричудные? — закатил глаза Кацуки, — сначала козел — Ватанабэ, теперь эти двое! — На самом деле в этом есть некоторая логика, — Изуку смущенно почесал затылок, — в те времена, когда у меня ещё не было «Один за всех», многие рекомендовали мне идти в полицию. Туда идут те, кто мечтает помогать людям, но героем стать не может. — Я и смотрю, как наш злодей делает мир лучше! Каждый сраный день несёт частичку добра! — Кацуки нервно стукнул кулаком по столу. — Почему ты думаешь, что это именно Цумура? — сдержанно поинтересовался Шото. — А у тебя есть другие идеи? — хмыкнул Бакуго, — как бы то ни было, надо с ним переговорить. Не он первый в этом деле, кто скрывает факт наличия у себя причуды.       Спешно перебрав в голове пару вариантов и не найдя ни одного достойного, Тодороки был вынужден с ним согласиться. — Прямо сейчас поедем? — Шото удивлённо изогнул бровь, наблюдая за готовым «бить ебала» Кацуки. — А чего ждать?! — нетерпеливо гаркнул Бакуго. — Может стоит подготовить группу захвата или оцепить его дом на случай, если это действительно окажется наш злодей? — осторожно предложил Изуку. — Хуесли, — резюмировал Кацуки, уже стоя в дверях кабинета, — я и не сомневаюсь, что этот болван и есть тот, кого мы ищем. — Тогда нам тем более следует подготовиться, — возразил Мидория. — Слышь, Деку, недооценивать нас вздумал?! С его причудой что он может противопоставить? Я взгрею ему жопу голыми руками, если начнёт артачиться, — он хищно улыбнулся, — ну, идёшь, двумордый?       Шото тяжело вздохнул и поднялся из кресла. В конце концов, он знал на что шёл, выбирая Кацуки в напарники. Терпеть его необдуманные выходки он согласился до конца своей жизни. И не жалел об этом ни секунды. Он здесь, чтобы своей холодной рассудительностью уравновесить пыл Бакуго. И, черт возьми, в соревновании на лучший дуэт, посторонитесь, Изуку и Очако. — Я присмотрю за ним, — коротко бросил Шото, обращаясь к обеспокоенному Мидории, — позаботься об Очако и Ичиро. — Как и всегда, — Изуку ободряюще улыбнулся той самой улыбкой символа мира, что дарила людям спокойствие и надежду в самые темные времена.

***

      Кацуки рвался в бой. Пожалуй, даже выражения «чесались кулаки» не хватит, чтобы описать его нынешний боевой настрой. Он буквально не мог усидеть на водительском месте, нервно подергивая ногой и судорожно затягиваясь сигаретой, в ожидании не торопящегося спускаться Шото.       Не та ситуация, чтобы медлить. Один пойманный и обезвреженный злодей отделял Бакуго от его личного «долго и счастливо», от момента, когда собрав близких друзей, они сообщат им, что скоро поженятся, от вытянутого лица старика-Старателя и радостного визга и неожиданно крепких объятий двумордой сестренки, когда они вручат им приглашения на свадьбу, от слез счастья родителей Кацуки, когда они узнают, что кто-то согласился связать свою жизнь с их непутевым сынком.       Может это и лицемерно, стремиться закончить расследования ради собственных целей, но сейчас Бакуго было глубоко плевать. Герои — не машины, вершащие правосудие и несущие в мир добро и справедливость вопреки своим желаниям. Герои — люди, а все люди хотят быть счастливыми.       Когда знакомая макушка все же показалась из-за двери черного входа в агентство, Кацуки всплеснул руками, жестом показывая: «Почему так долго?». Шото снова тяжело вздохнул и ускорил шаг. — Прости, пришлось задержаться, раздать указания ребятам, — сказал он, усаживаясь в машину, — мне пришлось делать это самому, потому что нынешний глава агентства — безответственный мудак, — Шото не удержался от ребяческой усмешки. — Если я пропишу тебе прямо сейчас, до свадьбы заживет, — прикинул Бакуго. — А если так? — Тодороки мягко взял его за подбородок и развернул лицом к себе.       Шото скользнул пальцами ниже по его шее и, дразня, провёл кончиком языка по чужим искусанным от нетерпения губам. Кацуки шумно сглотнул и подался вперёд, отвечая на ласки и перехватывая инициативу в поцелуе.       Никто не усмирял его внутреннего зверя так эффективно и так сексуально, как делал это Тодороки. Хотя, скорее не усмирял, а лишь переключал его внимание на себя. На тяжёлое прерывистое дыхание, руку, что медленно, чуть больно оттягивает за жесткие короткие волосы, закрытые глаза с томно подрагивающими ресницами и прохладные губы, что скользят где-то в районе мочки уха. — Но, наверное, ты прав, — Тодороки, усмехаясь, отстранился, — нам нужно спешить. Я наспех собрал группу героев, они подстрахуют нас в случае непредвиденных обстоятельств. Не будем заставлять их ждать. — Ушам не верю, — недовольство Кацуки вмиг вернулось, — тоже меня недооцениваешь?! — Нахер твою браваду, — яростно сверкнув глазами, отчеканил Шото, — этот злодей умудрялся удивлять нас до последнего, и у него ещё могут быть козыри в рукаве. Если хочешь глупо сдохнуть, то моя задача не позволить тебе этого! — Очень своеобразное «я люблю тебя», — Бакуго нахально улыбнулся, заводя машину, — но мне нравится.

***

      Двухэтажный частный особняк в японском стиле в элитном районе города, аккуратный дворик с прудом, где тихо плещутся карпы, и распахнутые, будто в ожидании дорогих гостей, ворота. Входить в убежище потенциального злодея через парадный вход странно, но не страннее всего того, что происходило с ними в последние дни. Они, не произнося ни слова, прошли к самому входу в особняк и остановились. Мир будто замер в предвкушении. Как быть? Приличия предписывают позвонить в дверь. — Не заперто, — Шото вероломно нарушил тишину и тихонько толкнул пальцами входную дверь.       Дверь распахнулась. Опасения найти хозяина дома мертвым, как безвинно погубленного свидетеля по делу, не оправдались. Их взгляду предстал небольшой коридор, ведущий в гостиную. В гостиной на небольшом диванчике кто-то сидел спиной ко входу. — Долго же вы. А я ведь ждал, — ровным тоном произнёс человек, — не могли бы вы разуться, перед тем как войти?       По правую руку от входа чинно стояла обувь хозяина дома. Они, не сговариваясь, разулись и поставили свою рядом. Что-то было в голосе этого человека, что заставило их выполнить его простую просьбу без лишних слов, хотя и ситуация не располагала, и задержание подозреваемого обычно выглядит совершенно иначе.       Он не бежал, не пытался скрыться и спастись, просто сидел в своём доме, в своей гостиной, величественно, словно капитан, отказавшийся покинуть тонущий корабль и идущий ко дну вместе с ним. Опустошённый, но не потерявший достоинства. — Цумура Рюсей, — человек встал со своего места и с вежливым поклоном представился, — ваши имена мне известны, нет смысла тратить время на знакомство. Тем более, мы знакомы уже давно. Простите мою рассеянность, сколько времени прошло? Неделя? Больше? И все это время вы искали меня. Это огромная честь, если вдуматься.       Мужчина пытался шутить, но его лицо не выражало никаких эмоций. Казалось, будто он пуст внутри, если бы не одно «но». То, что заставляло Бакуго и Тодороки безмолвно присесть на предложенные места и слушать внимательно каждое его слово. Невыносимая горечь.       Его слова отдавались тяжестью в сердце, будто заставляя его каждый раз отпускаться на сантиметр ниже. Человек перед ними не был обычным злодеем, творящим хаос ради хаоса. За его действиями стояли причины, вероятно более серьёзные, чем хотелось бы. Ведь куда проще бросать за решетку злого человека, но не человека, разочарованного и опустившегося до злодеяний по вине этого самого разочарования. — Выпьете со мной? — он предложил запросто, словно старым друзьям, — не беспокойтесь, не отравлено, — мужчина разлил дорогой коньяк по трём бокалам и отпил из одного из них, — теперь вам нечего бояться, кроме разве что, непрямого поцелуя.       Даже его улыбка была пустой. Тодороки не помнил такой давящей ауры, исходящей от человека, со времён встречи с Пятном. — Мне искренне жаль, что я доставил вам столько неприятностей. Поверьте, я не имею ничего против вас как личностей. И, в знак моего искреннего сожаления, прошу, разделите со мной бутылку этого великолепного коньяка.       Он подвинул бокалы ближе к ним, сел напротив и сделал жадный глоток из своего. Гости же к своим не притронулись. — Не хотите? Ваше право, — Цумура пожал плечами, — и правда, вы ведь не за этим пришли. Вероятно, вы хотите знать, почему я совершал то, что совершал? Все просто: я ненавижу героев. Не людей, нет. Символы. Пустые символы, что дают надежду на мир, а затем безжалостно её отнимают. — Сугимото Шин, — тихо выдавил из себя Шото, — его не спасли, верно? — Совершенно верно, — снова пустая, горькая улыбка, — как и жену Фуджиты-куна, как и многих других. Все они были потрясающими людьми. Шин с детства мечтал стать таким как вы, защищать мир, помогать другим, но не имел такой возможности… А потом его герои его же и подвели. Он был самым близким человеком для меня, единственным, но его не стало. Нет смысла говорить, что я разочаровался в геройском обществе раз и навсегда, верно? Это и без слов ясно. — И твой выход из этой ситуации… — Кацуки заговорил с ним раскованно, закинул ногу на ногу и, взяв со стола бокал, сделал большой глоток обжигающей жидкости, — допустить ещё больше жертв среди невиновных людей? Чего ты пытался этим добиться? — Хороший вопрос, — мужчина одобрительно кивнул, — видите ли, я не оправдываю своих деяний и искренне скорблю по каждой капле крови, пролитой по моей вине. Как я уже сказал, я не имею ничего против людей, что стоят за обложками журналов и пластиковыми фигурками. Я хочу разрушить символ, если угодно, само геройское общество. Прошу прощения, если путано объясняю, — он поднял взгляд на своих озадаченных гостей, — как я уже сказал, я долго ждал вас и очень много хочу рассказать.       Его бокал опустел. Он задумчиво покрутил его в руках, а после наполнил снова. — Пожалуйста, поймите меня правильно, — в голосе слышалась искренняя мольба, — пока есть такие как вы, будут и такие как мы. Мы — обратная сторона героев. Те, что выжили, но не спаслись. Потому что погибли те, кого мы любим. Красивая ложь, о том, чтобы защитить всех, ударила по нам сильнее всего именно потому, что изначально мы верили в неё сильнее всех.       Слышать его слова было больно. Их будто тыкали в лицо их собственными самыми крупными промахами, ведь в жизни каждого героя был тот, кого не удалось спасти. Герои — не роботы, и в этом их самый крупный недостаток, в этом же их главная сила.       Поэтому злодей — человек с тяжёлой судьбой, что сидел перед ними, разочаровавшийся в том, во что верил сильнее всего, не вызывал более желания немедленно казнить его без суда и следствия, а вызывал сострадание. — Никакая жалость мне не поможет, — словно прочитав их мысли, проговорил Рюсей, — я проиграл в своей игре и, видимо, где-то ошибался. Мне жаль людей, что пострадали по моей вине, и жаль тех, кто пошёл за мной, поверив в мои идеалы. Герои победили злодея, — горькая усмешка скользнула по его губам, — так ведь и должно быть?       Мужчина встал, сделал последний глоток из бокала и шумно поставил его на стол, а затем посмотрел куда-то влево. На комоде стояла фотография двух молодых парней в полицейской форме. В одном из них узнавался молодой Рюсей, второй — его напарник, Сугимото Шин. Он подошёл и осторожно, как самое ценное в мире сокровище, взял её в руки, безмолвно посмотрел на неё с минуту и опустил лицом вниз. — Наверное следовало сделать это раньше, не хотелось бы, чтобы он видел, что я сотворил своими же руками. Предал наши с ним идеалы… Может и не так плохи герои, раз не дали мне причинять людям боль и страдания? Я ведь и сам когда то хотел им стать, — он улыбнулся, в первый раз тепло, словно освободился от груза, поедавшего его душу годами, — как бы то ни было, я готов, — он вернулся к ним и протянул руки для антипричудных наручников. — Из вас получился бы замечательный герой, — тихо проговорил Шото, взяв со стола свой непочатый бокал и пригубив его содержимое, пока Кацуки надевал на Цумуру наручники.       Каким, одним словом, можно описать Цумуру Рюсея? Добрый? Не может быть добрым человек, что отобрал жизни безвинных людей. Тогда может злой? Тоже неверно, ведь нельзя назвать злым того, кто жаждал добра и справедливости сильнее многих прочих.       Пожалуй, лучше всего подходит слово глупый. Что может быть глупее, чем во имя своих идеалов предать свои же идеалы? Стать тем, от кого хотел защищать, превратиться в преступника, коих жаждал наказывать.       Но самое печальное даже не наблюдать, как на глазах рушится то, что когда-то наполняло человека, будь то вера в ложные идеалы или верные. Самое грустное, что в одном Цумура был все же прав.       Пока есть те, кто пытается спасти, будут и те, кого спасти не удалось, и те, от кого нужно спасать. Замкнутый круг. Будет и то, что заставляет человека, что спасал и желал быть спасённым превращаться в того, от кого нужно спасать. Такова жизнь, таков мир, такова жестокость геройского общества. И все, что им остаётся — это пытаться, потому что порой для спасения человека не нужно многого.       Бутылка дорого коньяка, три бокала, два почти безмолвных слушателя, одна исповедь. Цумура Рюсей по доброй воле покидал свой дом, свой двор с прудом, где по-прежнему тихо плескались карпы, закованным в наручники, но свободным.       Горечь за него, поселившаяся в сердцах людей, что услышали его историю, рано или поздно сменится верой. Потому что не печаль помогает двигаться вперёд, не слепая уверенность, что в следующий раз они обязательно спасут всех до одного, и даже не высокие гонорары за миссии, их лица на обложках и всеобщее восхищение, а именно вера в то, что у них получится.       А пока их можно было назвать счастливыми. Ведь не много нужно для счастья: надежные плечи товарищей, на которые можно опереться, если жизнь дала трещину, и крепкая рука человека, что пойдёт с тобой бок о бок, несмотря на любые невзгоды. И эти величайшие сокровища у них были.