Профессия, которая ей не подходит

— Дело номер восемьсот двадцать четыре, (Твоё имя) (Твоя фамилия), — Дзёно бесстрастно положил папку с файлами на стол, где светилась твоя монохромная фотография. — Запомните лишь одно правило: не лгите и останетесь живы. Если уловлю Вас на лжи, это закончится плачевно. Я слеп на зрение, но не на чувства. Вредить девушке, знаете ли, не очень хочется, несмотря на обязанности. А я очень уважительно отношусь к своей работе. Его улыбка — бритвенный оскал, полосующий нервы, самообладание и выдержку. Он говорил ласково, бархатисто и одновременно плутовато — истинное воплощение жестокого кицуне, который норовил сомкнуть челюсти на беззащитной жертве. Ему не обмануть тебя своей фпальшивой приторностью, за вуалью которой прятался откровенный изувер. — Но сами-то Вы лжёте, — парировала ты с легкокрылым смешком; брови полицейского изумлённо взвеялись. — Моё зрение как раз таки в порядке, чтобы определить, что Вам доставляет удовольствие причинять боль нарушителям закона. Сайгику ощутил трепет девиантного рода. Ему показалось, что он попал в глубокую хлябь, где ты, как подобает злому лягве, пыталась утащить его на самое дно, где гладный ил поглотит его идеалы. Нет, ты была сиреной или океанидой, которая заманивала своими мелодскими способностями, чтобы всё было по добровольному согласию. Твой глас, вопреки грубому контексту, был тягучим мелликратом. Скорее, даже оксимелем, который смягчал простуду. А точнее, был жалким паллиативом, чтобы усыпить бдительность и вызвать доверие для более лёгкого обмана. Дзёно стало интересно, как ты выглядишь. Должно быть, у тебя внешность Нефертити, облегчающая твои злобные деяния. Хорошо, что он был слеп. Ещё лучше, что на допрос вызвали именно его — того, кто бездушно судит. Если бы здесь был дуралей Тэттё, он бы наверняка стал жертвой твоих чар — у него же нет ничего, кроме силы. — Да, хорошо, что в нашем мире есть те, кто ещё умеет пользоваться таким великим даром, как глаза, — сардонически усмехнулся Дзёно. — Но сейчас идёт речь не о моих увлечениях. Однако, будьте уверены, Вы доставите мне наслаждение своим крахом. Такова суть женщины — ублажать мужчин, — на его вызывающее высказывание ты рефлекторно нахмурилась; негодование растеклось по венам, и чутьё Дзёно, как ищейка, уловившая амбре селезня, довольно ощетинилось. Как же были прекрасны твои эмоции: от злости до мрачной радости. — Итак, каковы Ваши мотивы? — Могу ли я для начала узнать Ваше имя? Эспер повёл бровью. Впервые он не мог прочитать, что руководит человеком при таком вопросе. — Не знаю, для чего преступнику нужно моё имя. Может, чтобы проклясть его перед казнью? — ядовито предположил он, намереваясь задеть канат, на котором ты балансировала. Но ты осталась в том же положении, к его сожалению. И уже тогда ты сама почувствовала разочарование собеседника, которое подкуплялось азартом. — Дзёно Сайгику. — Спасибо, — ты мягко улыбнулась. Полицейский внял твоему сменившемуся тембру. «Ты умеешь быть и такой послушной?», — подумал с заинтересованной ухмылкой он; ему нравилась музыка, что лилась из твоих уст, когда ты делала голос нежным. — Зная, с кем я говорю, мне будет легче адаптироваться. Я буду доверять Вам и мои ответы будут честнее. Психология во всей красе, Дзёно-сан. — А Вы не такая уж и простая, (Твоё имя)-сан, — подметил с сытой ухмылкой Сайгику. — Среди всего прочего отребья Вы — наиболее увлекательный экземпляр. Жаль, что ненадолго, — демонстративно вздохнул он. — Так каковы Ваши мотивы? Ты подняла голову, опустошённо вглядевшись в потолок. На нём были обрисованы кровавые события прошлых ночей, которые иногда мучили тебя кошмарами. Ты сомкнула вежды, настраиваясь вырвать из себя с корнем сантименты. Близкий человек погиб уже давно, но возмездие было свершено только сейчас — чувств почти не осталось, даже ликования. Душа была пуста, в ней изредка мельтешили лишь саркастичные комментарии и чёрный юмор, сглаживающие острые углы злости. — Банальная месть за смерть любимой сестры. Дзёно недоверчиво изогнул брови. — Я ожидал более интересную историю от такой личности, — он разочарованно вздохнул, положив ногу на ногу. — А Вас даже сломать не пришлось. — Вы так расстроены тем, что не заставили кого-то страдать? — подразнила ты. — Вы уже пострадали от своей глупости, (Твоё имя)-сан, — по-лисьи усмехнулся эспер. — Ваши мотивы приземлённы. Глядя на Вас, я рад тому, что не являюсь узником этих ослепляющих чувств, которые ведут прямиком в тюрьму. А после — в ад, — на последнем предложении его улыбка стала ещё шире, ещё зловещее, ещё потустороннее. Пожалуй, в этот раз его слова задели тебя за живое. Баталия двух темпераментов разжигала костёр адреналина, в котором ты заживо плавилась, не боясь что-либо потерять. Потому что нечего. У тебя остались лишь острый язык и жажда раздробить защитную скорлупу этого полицейского. Словесный бой с ним единственное, что заставило тебя почувствовать себя живой и полноценной. Ты никогда не замечала в себе садомазохистских наклонностей. — Вам уже и ослеплять даже нечего, — язвительно заметила ты. Дзёно внутренне напрягся, но внешне отразил твою тёмную шутку нервной полуулыбкой. — Какого Вам не видеть звёзды? Они такие красивые… Твой мечтательный тон был подобен хуле. Дзёно уже привык видеть глубокую мгу, и, более того, он продал ей душу, чтобы обрести идеальный слух. Он не потерял ничего. Потому что уже не помнил, что у него было на руках, когда он обладал нечётким зрением. Оно упускало многое из виду и, пусть и раскрывало красоту природы, но не замечало зло, таящееся даже в обычной кофейне. В полной темноте ложь была особенно ощутимой. Но всё же, твоя оскорбительная беззаботность выудила из аквариума воспоминаний неприятное событие, которое вскрыло старый шрам. Но ненадолго. Дзёно не позволял себе слабости. Тьма забирает чувства, но взамен даёт власть, требующую полной отдачи. — Скоро мы станем понимать друг друга, (Твоё имя)-сан, — ядовитая улыбка посетила его лик, отравив твоё временное веселье. — Ведь Вы тоже перестанете видеть звёзды после казни. Да, это то, чего он добивался — твоё отчаяние. Его вкус был подобен амброзии. Дзёно жадно слизывал каждую каплю, потому что алчная тьма требовала подпитки. — Дзёно-сан, — тихо позвала ты, изрядно удивив полицейского своей резкой безропотностью. — Мне будет скучно в камере, поэтому… навещайте меня иногда. Будем взаимно издеваться друг над другом. Вам ведь нравится эта игра? Это звучало нелепо, абсурдно и до идиотизма невинно. Совершенно несочетающаяся смесь. И зачем Сайгику, который получил своё, тратить время на опозоренную преступницу? Совсем скучно. — У меня слишком много дел, поэтому, боюсь, Вам придётся гнить в гордом одиночестве, (Твоё имя)-сан, — с притворным сожалением пожал плечами полицейский, удалившись из твоего тесного закутка. Тем не менее, он подумал о том, что напоследок с твоими чувствами можно поиграть. Чтобы сломить окончательно. … Вся неделя, вопреки обещаниям Дзёно, была заполнена его визитами. Он ехидно улыбался, утверждая, что ты для него лишь забавная зверушка. А ты считала его своей единственной отрадой в этой коморке. Обмен любезностями и психологические споры незаметно связывали единой толстой вервью, из которой нельзя было выпутаться. Взаимные конфронтации порождали искры, чьё электричество жалило нервные окончания. Достойный соперник превратился в достойную одержимость. Запретные узы с ним оживляли тебя и, теряясь в бесполезных разговорах с ним, ты уже беспечно очнулась на перине неизведанных чувств. Они казались нелепыми, но… на грани жизни и смерти, когда рассудок теряет нить главного повествования, любой порыв кажется естественным. Ради сестры ты совершила необдуманный поступок, который привёл тебя на эшафот, ведь без неё ты чувствовала себя совершенно мёртвой. Сейчас, находясь на ещё одной грани, ты снова зацепилась за чувства. Даже на смертном одре человек жаждет любить. Потому что без любви и жизнь, и её кончина бессмысленны. Почему бы не потратить последние дни на безумную эйфорию? — Дзёно-сан, почему люди совершают преступления? — Потому что они хотят этого. На самом деле иначе они не могут показать себя. Преступления олицетворяют человеческую слабость, но нарушители закона превращают это в силу, потому что больше им нечем кичиться, — беспристрастно ответил Дзёно, откусив кусочек сочной груши. — По-Вашему, я тоже совершила преступление из-за хваствовства? — Нет, — он неожиданно подкинул фрукт в твои длани. Ты удивлённо хлопнула глазами; раньше он дразнил тебя, провокационно поедая при тебе яства, а теперь поделился грушей — прогресс. — Ты просто ужасно глупа. Испортить себе жизнь ради мести, которая вынуждает человека деградировать — инфантильно. Со своими психологическими навыками ты могла бы добиться большего. Ты задумчиво покачивалась на стуле, наблюдая за Сайгику, который тоже впал в некую прострацию. Он думал о том, что жизнь ужасно криведна; ты импонируешь тем, кто этого не заслуживает, но всё равно непрерывно двигаешься по их траектории. Глупость, кажется, заразительна. У полиции полно дел по поводу различных вирусов, но Дзёно волновал лишь один. — Почему Вы так часто навещаете меня? — Потому что, как бы странно это ни было признавать, ты единственный адекватный человек в моём окружении, — незамедлительно ответил эспер, оперевшись щекой о руку; лицо его стало сумрачным. — Иронично, не находите? Полицейский, который любит уничтожать преступников, нашёл в одном из них хорошего собеседника, — хохотнула ты, ощутив небывалую лёгкость от его заявления. — Тяжёлая у Вас жизнь, Дзёно-сан. От странно-сумбурных мыслей, призванных облегчить твоё беремя, вкус груши стал ещё слаще. Надкусывая ту часть, где виднелись следы от зубов Ищейки, ты ощущала особое сближение с ним. «Кажется, заточение плохо влияет на меня. Ем грушу, а представляю, как целую губы врага. Я сумасшедшая или всё в порядке?», — размышляла ты, вертя в руках вердепомовый фрукт. — Я и сам не в восторге, — пожал плечами молодой человек. — Но когда у тебя в команде ужасный командир, который портит твоё драгоценное обоняние, беспощадная плакса и гора тупых мускул с отсутствием эстетики, другого выбора нет. Отчаянные нынче времена. Ты резко встала со своего места и, ведомая каким-то наваждением, с осторожностью пардуса направилась в сторону сидящего Дзёно. Он прекрасно слышал твои шаги, но не стал противиться. Однако его тревожило, что он не может прочитать намерения по твоему биению сердца. В самый неожиданный момент ты прижалась ухом к его груди, с упоением вслушиваясь в сбитый ритм. — Дзёно-сан, помните, как Вы говорили, что по биению сердца можно понять, когда человек врёт? — В полицейского здесь играю я, — с нарочитой раздражённостью сказал Сайгику, чувствуя себя неуютно от непозволительной близости с врагом. — Поэтому тебе лучше занять своё место. Полицейские обладали крупной популярностью среди особей женского пола. Но Дзёно даже не льстило их внимание. Они называли его героем, а он их — пустышками, сделанными по одному лекалу, которые пускали собачьи слюни на его форму. Чувства были той запретной чертой, которую нельзя пересекать. Впрочем, и ненужной в дополнение. Но к тебе, остроумной и проницательной, тянуло порочным магнитом. Змий-искуситель, что пытался разрушить его личный Эдем. Он наконец-то встретился с тем, кто испивал до дна топливо для полёта его воздушного шара, и, похоже, частично проигрывал эту схватку. — Я всё равно скоро буду казнена, поэтому позвольте мне немного изучить Вас. Всего лишь констатация факта, которую он и раньше самостоятельно подносил тебе на блюдце, фаршируя всё мефистофельской улыбкой, теперь заставил его вздрогнуть. Он научился контролировать свои чувства и переносить боль с воинской выдержкой. Но сердце было неподвластно чудовищным операциям, которые меняли и личность — оно предательски оставалось человечным. — Могу сделать вывод о Ваших чувствах ещё потому, что Вы раньше никогда не делились со мной едой. Вы, Дзёно-сан, ужасный собственник. И если Вы отдали что-то своё, даже если Вам это не нужно, это обозначает привязанность. А Вы та самая скотина, которая держит что-то до протухания, лишь бы оно никому не досталось. Он чувствует твою хитрую улыбку. Чувствует, как чужая кожа расползается в торжествующем жесте. И это раздражает его, делает уязвимым, прорывает все амуниции, которые эскулапы создавали ему годами, чтобы сделать из эспера машину для массового крушения. Дзёно не привык проигрывать. Смеяться и ухмыляться здесь должен только он. Одним резким движением тебя пригвождают к холодной стене. Ты испуганно всматриваешься в безупречное лицо напротив. И понимаешь, что безумие всё больше охватывает тебя. Страх колит холодом, а потаённая страсть растапливает изморозь жаром. Дзёно чувствует, как эта электрическая смесь мешает тебе спокойно дышать, и тихо злорадствует. Втайне надеясь не попасться на ту же скверную удочку. — Ты бы могла провести этим Тэттё-сана, но не меня. К сожалению, я безжалостный полицейский, для которого чужие крики — всего лишь музыка для ушей, — с ухмылкой шепчет Дзёно; его горячее дыхание приятно опаляет кожу. — Ты боишься. И мне это нравится. Подготовь эту же эмоцию на завтра. — Долго будете оплакивать единственного адеквата в своей жизни? — взяв себя в руки, дерзко парировала ты. Дзёно подумал о том, что действительно будет тосковать. И эта мысль осела испорченной кофейной горечью на корне языка, который хотел проклясть твои чары. — В мире ещё много таких же глупцов, как ты, — усмехнулся он прямо тебе в лицо, словно бросая пыль и вызов, ставя на место. Словно ставя точку, крича в первую очередь самому себе о том, что ваша странная связь скоро оборвётся. — Можно напакостить Вам напоследок? За ширмой дерзости и беззаботности, ты, утратившая смысл жизни и нашедшая его в непонятных узах с искушённым полицейским, горячечно, словно в предсмертной агонии, впиваешься в его губы. Он не отвечает взаимностью, но и не отстраняется. И ты просто замираешь, пока все чувства не выливаются наружу. Теперь можно и умереть. Однако, вопреки мнимому спокойствию, щёки алеют, а лихорадочное сердце умоляюще вопит о том, что оно не хочет умирать. Дзёно был прав; глупый поступок, глупая смерть, глупая ты. Но совсем не глупое действие, которое освободило душу. Сайгику медленно отстраняется, и ты автоматически, утратив с ним обжигающую близость, расслабляешься, опускаясь обратно на пятки. Его лик остаётся непроницаемым, но в груди пульсирует адреналиновая лава. Запретное слияние пробуждает эстаз, присыпая не него пароксизм. — Это было твоим последним желанием? — эспер усмехнулся, стараясь подражать своей первичной натуре, которую невозможно сломать девичьими чарами. — Весьма польщён. Расскажу одному своему заключённому, что он будет популярен не только у гражданских девушек. Незлобливая насмешливость в его голосе заставляет вздрогнуть. Теперь психология не даёт пробиться в его ум. Ты смотришь на его стройную спину, понимая, что это, кажется, эпилог твоей истории. Ты не жалеешь о мести, как самый настоящий глупец, и не жалеешь о своём первом поцелуе, что был отдан палачу. Теперь на душе нет привычной пустоты. Есть принятие и светло-печальная улыбка. Дзёно оборачивается перед уходом, понимая, что ему действительно будет скучно на следующих допросах. Питомец для садистских забав неожиданно стал приближённым. Внутренний инквизитор, поражённый красотой ведьмы, отказался от огня. Да, он не даст её какому-то пламени. Лучше уж сам лично заставит искупить свои грехи. Но позже. Сейчас он хочет… — Ну что ж, перед смертью сделай полезное дело — расскажи мне, какие сегодня звёзды, а то мои коллеги описывают прекрасные явления, как отвратительные аборигены. … В день казни ты не чувствовала страх или смрад смерти. Ты смирно смотрела на часы, ожидая, когда хорошенькой стрелке отрубит голову цифра, которая заставит тебя покинуть стены Ищеек. Финальный тик. Ты смиренно закрываешь глаза, думая, что достигла всего, чего требовал твой мятежный спирит. Дзёно как всегда пунктуально ворвался в твою обитель, принеся за собой вихорь неброских духов. За время заключения к тебе мимолётно заходили почти все члены Ищеек; от Фукути несло пылью, Теруко пахла металлом и птифуром, от Тэттё зачастую чувствовался слабый пот, а Сайгику благоухал чем-то изысканным и лёгким, усыпляющим бдительность. — Дзёно-сан, я рада, что именно Вы проводите меня. Пожалуй, это была твоя первая искренняя благодарность, смешанная с зефирной нежностью. Огрубевшая оболочка полицейского треснула, но он усиленно пытался реставрировать её негодованием. Он ожидал хотя бы перед финалом сойтись с тобой в боевой прелюдии, но ты дала слабину. — Я надеялся, что ты порадуешь меня своим отчаянием, но ты оказалась бесполезна, — вздохнул с сожалением Дзёно, резко положив перед тобой бумагу с какой-то печатью. — Мы решили, что твоё увлечение психологией поможет нашим расследованиям. Если хочешь жить — соглашайся на сотрудничество. Твои брови ошеломлённо поднялись. Ты не могла поверить собственным глазам. Уже ощущая поцелуй со склепной прохладой, ты отказалась думать о чудесном спасении. Руки дрожали, так и не решившись прикоснуться к заветному пергаменту. — Зачем…? — только и смогла выдавить твоя персона. — Затем, чтобы иметь возможность каждый день видеть твои страдания во время работы с этими чокнутыми, — со смешком ответил Дзёно. — Мы решили, что тебе не подходит профессия преступника — ты слишком глупа для неё. Жизнь, по сути, несправедлива, и это ужасно тяготит меня. Поэтому лучшим решением стало завербовать тебя сюда. Кроме того, тот, кого ты убила, оказался наркоторговцем и бездушным убийцей, так что потеря невелика. Но, чтобы очистить свои грехи, ты будешь работать вдвое больше под моим началом. И тогда я сполна получу удовольствие от твоих эмоций, — его посетила очередная дьявольская ухмылка. — Даю тебе пять минут на размышления. Пустота постепенно уходит, и душа заполняется чем-то тёплым и светозарным. Так себя чувствуют перерождённые люди? Даже не успев собрать мозаику мыслей в кучу, ты торопливо зовёшь своего уже бывшего надзирателя. — Вы чересчур преувеличиваете мою глупость, если думаете, что мне нужно время для принятия решения, — дерзновенно улыбаешься ты, возвращая себе прежний огонёк энтузиазма, и проговариваешь так, будто даёшь священную схиму: — Я согласна, семпай. Позаботьтесь обо мне. Дзёно поворачивается к тебе, демонстрируя плутоватую ухмылку, как в первый день вашего бурного знакомства. Он предвкушает потеху. — Ах да, о вчерашнем, — он изображает задумчивость, на которую ты реагируешь смущением. Если бы ты знала, что впереди тебя ждёт сотрудничество с этим садистом, ты бы растянула момент сближения. — Я помню проступки каждого своего коллеги. И тебе я тоже верну долг. С процентами.