***
Кара сходила к войту и вернулась еще мрачнее и злее, рухнула на лавку рядом с Владом и решительно придвинула к себе его кружку. Поняв, что лучше не спорить, Влад ждал, наблюдая, как она делает два глотка и пытается отдышаться. Потом она взлохматила себе волосы и угрюмо уставилась куда-то поверх голов, в противоположный угол, где шумели местные, драли глотки. Это ее настроение Влад знал: Кара смертельно хотела с кем-нибудь подраться, расчесать кулаки. В иное время и он бы с ней ввязался, но сейчас успокаивающе похлопал ее по спине и натянул улыбку. Фыркнув, она кивнула, прижалась щекой к плечу, удобно на нем устраиваясь, и чуть прикрыла глаза. Устало поглядела на кружку, но не стала больше прикладываться. — Войт — упрямый баран, — сипло выдавила Кара. — Говорит, не даст никого нас проводить, карт у него или нет, или зажилил где. Гиблое место, твердит. Я прижала его дочурку, она клянется, несколько дней назад и правда на болото пошли парни. Никого не вернулось. Но стоит заговорить о болотах, как глаза у них всех бегают. Что-то скрывают. Напрягая память, Влад мог бы вспомнить белокурую дочурку местного старосты, и он-то в целом понимал, чего Кара к ней прицепилась, но шутить на эту тему не хотелось. В Лисоловы они попали случайно, еще утром, и надеялись по-быстрому закупиться у какого-нибудь крестьянина хлебом да картошкой, чтобы дорогой было что пожрать. И еще лимонной… Они и так сделали крюк, уходя от преследования хмурых дуболомов Вронницкого барона, которому, возможно, не совсем по нраву пришелся их кутеж в какой-то деревеньке под замком. Не знали, куда забрели. Пришлось снимать комнатушку, в которой было не развернуться, и они целый день провели в деревне, злясь и срываясь пока не друг на друге, а на селянах, которые бочком приближались, лезли не в свое дело. То спрашивали, какого они герба, угадав следы былого дворянства, а потом, приняв их за дорожных разбойников (не так уж были неправы), отвязались, но стали глядеть волками, и потому Влад начинал опасаться и держался за рукоять сабли. Страшился не за себя, не за сестру. У них было два клинка и пылающее сердце — одно на двоих. Но за долгую дорогу они успели устать от крови и не хотели больше резни. — Ведьмак, — сказал Влад, еще сомневаясь; эта мысль настойчиво крутилась у него в голове последние несколько часов, и он гонял ее туда-сюда, дыша тяжелым луковым воздухом. — Говорят, они хорошо разбирают дорогу. И, кроме того, он только что вернулся с болот. Заплатим ему, он нас проводит. Они и сами были неплохими следопытами. Еще в далекие, зыбкие времена возле замка отца росла чудная, густая дубрава, в которую они сбегали. Отец, пока не слег, учил читать следы, позволял носиться с гончим псом — когда-то лучшим его охотником, к старости ставшим домашним, мирным. Но распутать завороты болотных дорожек они не смогли бы, а пробовать, обрекая себя на блуждание в густом тумане, Влад не спешил. — Есть в нем что-то… — вздохнула Кара, понизив голос: ведьмаки отличались хорошим слухом. — Взгляни на него — он точно из благородных когда-то был, тонкий, морда аристократическая. Посмотри, вон, на кметов. От осинки не родятся эти… забыла, из Зеррикании какая-то херовина… — Что ты хочешь сказать? — Эльфская рожа, — твердо выговорила она. — Школу Кота основали Aen Seidhe. А имя уж точно подставное, это Велен, тут куда ни плюнь — Ян. Взглянув на него, он бы ни за что не признал в Яне ведьмака — тощий мальчишка, льняные волосы, кое-как собранные в хвост, худое изящное лицо. Кто-то даже назвал бы его красивым. Если б не кошачьи глаза… — У ведьмаков нет рода. И я подумал… — Без меня, — отрезала Кара, поднимаясь. — Тут уж как знаешь, но если половина из того, что про них рассказывают… Не ставь мне в пример Геральта, он вполне может быть счастливым исключением… Это Кот, их славу ты знаешь. Ебаные психи. Мы не знаем, что у него в голове. Он зарубит нас на месте. — Куда ты? — позвал Влад. — Кара, постой… — Попробую пролезть к войту, вдруг найду карты. Дочка его мне откроет.***
Пили пиво и смеялись — редко когда ему на тракте приходилось слышать такой приятный простецкий хохот и глупые песни. Девчонка-разносчица не отлипала от какого-то высокого мужика, на вид — родом со Скеллиге. Тренькала лютня. Заливали глотку пивом и смеялись. Ян считал орены. Монетки передвигал пальцем и удрученно вздыхал. Чтобы пересчитать их, ему хватило бы одной руки. — На харчи не хватает? — спросил подкравшийся Влад, приглядываясь к замызганному кошельку, подходящему более обедневшему кмету, чем ведьмаку. — Я тут слышал, ты подзаработать хочешь? — Хочу, — задумчиво сознался ведьмак. — Кто же не хочет? А у тебя есть на примете чудовища, которых надо порубить? Он старался насмешничать, но чувствовал, что голос банально срывается. Голод точил его который день, грыз изнутри. Войт обещал озолотить за голову болотного чудовища, а еще заплатить за мелких тварей — десяток оренов за штуку, и он шатался по топким тропкам, но ничего не нашел. Может, мужик хотел над ним посмеяться, может, попрятались они отчего… Да воздух дрожал, ныл, амулет подрагивал. Ничто ему не показалось. — Пошли, — поманил Влад. — У нас тут комнатка наверху. Комнатка наверху была крохотной, но захламленной всяческим барахлом. Ян чуть не споткнулся о чей-то сапог, одиноко валявшийся на пороге, приметил пустые ножны на кровати, облезлую меховую накидку, какие-то сумки в углу… Посреди комнаты стоял стул, на котором громоздился тяжелый арбалет. Влад же завозился с поясом, торопливо выпутываясь из штанов. — Ты за что мне платить собрался? — напрягся Ян. — Я ведьмак, а не… Затих. Подался вперед с интересом, рассматривая изогнувшийся гибкий хвост. Кисточка дрожала, пушистая, мягкая. Мрачно молча, Влад позволял оглядеть, коснуться легко — хвост подвернулся навстречу руке, но он сам тревожно заворчал. — Рога есть? — Есть, — сознался Влад. — Иллюзией прикрываю, кучу золотых за нее отвалил. — Снимай… Да не портки. Иллюзию снимай! Позволив ощупать небольшие остренькие рожки, Влад, казалось, дышать перестал. — У сестры такое же? — Да. Все как у меня, но она б рассмотреть не далась. — Третий… — А? — изумленно переспросил Влад. — Чего третий? — Должен быть третий. Есть еще брат? Сестра? Что-то неразборчиво пробормотав, Влад отвернулся, скривился болезненно. — Ворон? — переспросил Ян. — Пусть так. Можешь вылечить-то? Я заплачу, ведьмак, я тебе по гроб жизни должен буду… Хвост был мягок, отзывчив, как у кошки. Когда Влад злился, он задрожал, задергался, заметался. С тихой усмешкой Ян наблюдал за движением кисти, протянул ладонь снова, осторожно касаясь короткой шерстки. — Расти стали лет эдак в шестнадцать? — Влад кивнул. — В это время обычно проявляется вся сильная кровь, чародеек отдают в Аретузу шестнадцати лет. Однажды я встретил высокородную девчонку, которая жила много лет безмятежно, а потом ее силой шарахнуло весь двор. Превратила лезшего к ней дядьку в борова. Славное время — юность. — Где ж ты провел свою? — хохотнул Влад. — Так ты можешь избавить меня от этой дряни? — Вот у эльфов уши острые, они тоже болеют чем-то? — прикинул Ян. — Ты здоров. Ну, можешь совсем раздеться, мне не жалко, я кое-что в лекарском деле понимаю, осмотрю, только я вижу, что все нормально у тебя. — А хвост? — Замечательный хвост. — Издеваешься, с-сука, — рыкнул Влад. Кинулся, злясь, взмахнул кулаком возле уха, но Ян запросто ускользнул, заступил ему за спину, придерживая за ворот рубахи, чтоб он не свалился. — У вас были в роду нелюди, вот и все. Кто-то из лесных существ. Ты не слышал, на Скеллиге есть такой народ — хульдры? — Ведь это сказка? Ты веришь в сказки, ведьмак? Я ожидал разговоров о проклятиях и хоть какое-нибудь здравое решение, а не легенду. Я знаю, что я чудовище — мне плевать, от рождения или от чьего-то злого слова. Твоя работа… — Нет. Хвост поник. У основания Ян нащупал утолщение шрама, задумчиво хмыкнул. — Рубить пытался? — Рука дрогнула. Не могу. Прошу тебя, ведьмак… — И не надо, не калечься. И ты это… в штанину ведь прячешь — не надо, окривеет, зачем тебе кривой хвост? Владу, кажется, хотелось завыть. Ян спускался с легкой душой: почему-то мысли о холодном промозглом болоте и голод поутихли. Он надеялся сторговать еду и комнату на ночь за хороший нож. — Постой, я денег обещал… — окликнул Влад, как-то уставший, остывший. — За просмотр не берут. На лестнице он столкнулся с сердитой Карой. — Ничего не получилось с картами? — услышал он помимо воли ехидный голос Влада. Кара что-то проворчала и, кажется, нежно отвесила ему подзатыльник.***
Утро началось с дурного, захлебывающегося вопля. В трактире зашевелились, хотя пьянка вечерняя многих наградила дичайшей головной болью… Влад растолкал Кару, которая сопела, отвернувшись, потянул ее за хвост. Она зарычала и попыталась запустить во Влада сапогом, стоявшим возле кровати. Заткнув хвост в штанину, вспомнив предупреждение ведьмака, он печально вздохнул. Скатился вниз, гремя по ступеням, торопясь. Заунывный вой, тоскливый, песий — рвал душу. Так выли, когда приходили «черные». Когда нападал мор или голод. Когда кто-то несправедливо, страшно умирал. К трактиру вытащили бурый от крови труп молодого паренька — там же собралась толпа. С окраины деревни показался и Ян, державший на плече мешок — видно, что-то умудрился продать. Влад успел выяснить, что там жила знахарка, недавно пришлая, какая-то магичка, звавшаяся Исбель. Она заняла пустовавшую хату за околицей и тихонько приторговывала всякими сборами, полезными в хозяйстве. Завидев столпотворение, Ян замедлил шаг, насторожился, приблизился. С облегчением Влад заметил, что при нем были оба клинка, с которыми ведьмак, похоже, никогда не расставался, и легкий черный доспех. — Что случилось? — разумно уточнил Ян, холодно поглядывая на толпу, ничем не показывая угрозы; обвел взглядом селян, наткнулся на тело и напрягся: — Он пришел с болота? Протиснувшись ближе, Влад взглянул на худое изможденное лицо мертвеца. Шею сбоку и правую щеку пропахали когти, да и выглядел он как жертва медведя-шатуна — пару раз он видел таких в отцовских владениях. — Ведьмарь! — накинулась какая-то дородная баба. — Да вот как он появился, так и все! Его рук дело! Стало ясно, для чего собрались. Насторожившись, Влад почувствовал, как в горле рождается злобный рев, как его гнет к земле, как дрожит хвост… — Ведьмак, — безнадежно поправил Ян. Он держался за рукоять одного из клинков, напряженный, дрожащий — от усилия не кинуться ни на кого, ровно стоять, отважно глядя на толпу крестьян. — Чудовищ убиваю. Не людей. Он нетвердой рукой пошарил за воротом и вытянул поверх доспеха цеховой знак — оскаленного кота. Шатнулся. Страшная бледность на него напала, он дышал часто и неглубоко, как пес, голос начал подхрипывать. Ошалевшие глаза с узкими-узкими иголочками зрачков смотрели на кметов. Загнанно. Зверски. — Не надо, нет, пожалуйста, — застонал Ян. — Отойдите… Я не хочу… Ему не хватало воздуха. Не особо думая, Влад вылетел вперед, заслоняя его собой, и тут же замаячила Кара, бодрая, звонкая и злая, выхватившая саблю с яростью и отчаянием, которых им обоим не хватило. Вся ее поза говорила, что Кара без раздумий кинется в драку, она тихо рычала, кривя лицо. — Ведьмак с нами был, на чем хотите поклянемся! — встряла Кара. — Не мог он никого убить! Вот, брат мой с ним говорил! Люди, да отойдите вы! Чего вы хотите от парнишки, если у вас тут в десятке шагов от забора — болота! Разве он не пришел позже, чем туда народ отправили? Но доводы разума тут уже сработать не могли. — Да, может, вы с ним заодно! — подбоченясь, выступила та же баба. — Проклятое отродье! — И смачно плюнула себе под ноги. — Может, вы и есть болотники! Ее поддержали ревом. Скосив взгляд, Влад заметил, как Ян немного попятился. Ему вовсе не хотелось сражаться, и Влад слышал о ведьмаках достаточно, чтобы понимать: если он обнажит меч, живых в Лисоловах не останется. Его трясло. Ян напоминал того шипящего, безумного кота, его нелюдские глазами бешено полыхали. Кто-то кинулся сбоку. Вылетел на него тяжелой тушей, взмахнул кулаком. Человека удар в висок свалил бы на землю — быть может, без дыхания. Ян шагнул, прыгнул. Пятка-носок. Взлетел меч тонкой стальной полосой — и руки у мужика не стало, а из обрубка туго хлестнула кровь. А Ян потерял равновесие, завыл, хватаясь обеими руками за голову, и в его крике Влад услышал плач зверя. Упал на колени. И получил по затылку чьим-то тяжелым кулаком. Тихо рухнул. Раздался долгий, звериный крик, и Влад оторопело понял, что орет он, срывая горло, щерясь на людей. Сабля Кары врезалась в чьи-то вилы, тянувшиеся к бессознательному ведьмаку, отбила, перерубая — брызнули щепки. Они стояли спина к спине, как и привыкли, но в этот раз не бились с веселостью и пьяным упоенным воплем, а защищали ведьмака. Но народ навалился толпою, и Влад не видел, откуда прилетает — по зубам, по ребрам. Слепо отмахивался саблей, но стоило ему обжечь одного, тотчас лезли новые. Верещали бабы. Где-то за спиной закричала Кара — ее схватили, сгребли, прижимая к земле, и она бессильно задергалась, слишком маленькая и тонкая по сравнению с дюжими мужиками. На руку ей наступили, отняли саблю. Не успев заметить движение за спиной, Влад пропустил, когда та громкоголосая баба налетела на него с ведром. Огрела по голове, посыпались деревяшки… Этого Влад уже почти не видел, рухнув во тьму.***
Пробуждение в сарае было не самым лучшим в его жизни. Сначала в нос ударил запах прелого залежавшегося сена, вполне возможно — отсыревшего дождливым летом. Потом потянуло кровью. Глотнув воздуха, Ян подавился, долго отплевывался густыми кровяными сгустками. Страшно пересохло в глотке, словно туда насовали древесной коры. Он застонал, заметался. Руки, грубо связанные за спиной, сковало болью. — Тшш, — раздался негромкий голос. — Не дергайся, тебе прилетело по башке. Не знаю, как там с ведьмаками, но людям от такого обычно нехорошо. — Очень херово, — честно признался Ян. Узнав Кару, он успокоился. Темнота сарая больше не казалась такой кромешной, прояснилось, а между досок лился неяркий вечерний свет. И Кара, и Влад тоже были здесь, связанные и чертовски недовольные. Подтянувшись ближе, Кара помогла ему сесть, привалившись к ее плечу. В глазах двоилось. Где-то в затылке поселилась тупая ноющая боль, а на языке по-прежнему был вкус крови. — Нахера? — выплюнул Ян. Зубы у него были красные, и Влад с некоторым интересом следил за ним — должно быть, заметил, что кровь у ведьмаков все-таки самая обыкновенная, человечья. — Зачем?! — вызверился он. — Вы могли уехать! Теперь нас повесят втроем — этого вы добивались? — Спокойно, — раздался над ухом ясный, приказной голос Кары. — Не девка, ведьмак, не визжи. Ты до сапога моего не дотянешься? Там ножик есть, давай! — шепотом подстегнула она. — За дверями мужики, их больше. Кликнут, сбежится вся деревня, — сказал Влад, прикинув все их шансы. — А ты, Янек, уймись. Не люблю я, когда людей незаслуженно убивают, считай это нашей причудой. Так как ты? — Бывало и лучше. А может, не бывало. Хохотнув, Влад кивнул, подполз ближе, толкнул его плечом. Перекривившись от боли, Ян стиснул зубы, а сам растерянно глядел в потолок, размышляя. В конце концов, не мог он препятствовать чужому безумию, и если они решили погибнуть с ним вместе, он мог Войцекам разве что посочувствовать. Свободный выбор он уважал. Нож из сапога Кары он, после нескольких попыток, подзуживаемый обоими Войцеками, достал, и они по очереди перепиливали веревки. Удачнее всего получилось у Яна, отлично видевшего в темноте, а Влад торопился и порезал ему запястья, за что постоянно извинялся и виновато косился. — Ничего, на ведьмаках все заживает, — приободрил его Ян. — Если, конечно, не переломят позвоночник — вот это будет очень печально. Они просидели там несколько часов по подсчетам Яна, за это время свет, падающий в щели между грубо сбитыми досками, успел сместиться, стечь дальше. Перевалило за полдень, и он размышлял, отчего крестьяне так медлят. Тихо шепчась, они планировали план побега, а Ян гадал, зачем Войцеки в это ввязались и с чего они так добры с ним. Впервые за долгое время кто-то принял его за человека — может, все дело в том, что сами они не были людьми… Тепло сворачивалось на сердце, хотя все остальное ныло. Сторожа иногда сменялись — это Ян мог расслышать. Пахло тяжелым потом, пивом, примешивалась ржавчина — их не поставили охранять безоружными. Не самые лучшие воины, однако Ян с трудом мог стоять и сильно сомневался, что сможет незаметно убить мужиков голыми руками, пока те не заорут, переполошив всю деревню. — Нужно было остаться примерными дворянами, вот что, — издевательски протянул Влад. От скуки и страха они разговаривали ни о чем. — Просить милости у короля Фольтеста, пристроиться у двора. Я стал бы каким-нибудь рыцарем… — Мой брат — громыхающая банка, выбравшая дамой сердца какую-нибудь глупую мамзельку! — хохотнула Кара. — Я, в таком случае, повесилась бы. Ян вовсе не разделял их нервического веселья, сдержанно глядя на попавших с ним в переплет Войцеков и изумляясь их вере в будущее. — Вас-то хотя бы убьют, — заметила сердитая Кара. — Меня наверняка попытаются еще и трахнуть. Они почему-то думают, что это способствует изгнанию злых сил. — Ты не очень похожа на женщину, — успокоил сестру Влад, за что получил сапогом по больной ноге и заткнулся. Они сидели бок о бок, тесно прижавшись. Яна поддерживали с двух сторон, и он позволил себе обмякнуть, довериться им. — Если они найдут у вас хвосты, дело дрянь, — сказал Ян. — Так-то, может, отпустят… — Они и без того с радостью нас вздернут. Как будто нужен повод для убийства! Стоило ему это сказать, неожиданно скрипнула дверь, и Ян встрепенулся. Свет упал ему на лицо, он мотнул головой, тихо вздохнул. Ожидал увидеть толпу озлобленных крестьян, но заметил маленькую хрупкую девчонку, прижимавшую к груди большой мясницкий тесак. — Что за черт? — рыкнул Влад. — Нам подарят милосердную смерть? Эта пигалица? — Заткнись, — шикнула Кара и пораженно обратилась к девчонке: — Ишим? Зачем ты здесь? — Кто? — не унимался Влад. — Войтова дочка, — тихо сказал Ян. Когда договаривались о награде за чудовищ, он видел ее в углу хаты, тихо склонившуюся над прялкой. Она приблизилась к Каре первой, и Ян напрягся, пытаясь выпрямиться, оттолкнуть ее, но девчонка удивленно уставилась на освобожденные запястья с еще краснеющими полосами от веревок. Осмотрела Влада и Яна… Нагнувшись к нему, девчонка боялась заглядывать в глаза, всеми силами отводила взгляд. А потом откинула тесак. — В Верхние Лисоловы послали людей за жрецом Вечного Огня, — проговорила перепуганная девчонка. — Пока он не явится, вас не тронут, но нужно бежать сейчас. — С чего вдруг такая щедрость? — выплюнула Кара. — Издеваешься? — Что вы! — задушенно воскликнула Ишим. — Я… ведь это несправедливо. Вы бы так не сделали… Сомнения не помешали Каре бодро выскочить за приотворенную дверь и вдохнуть полной грудью с наслаждением, воздев голову к небу. Оглядевшись, она убедилась, что охраны и правда нет, и помахала рукой. Возле входа в сарай валялись двое, и Кара присвистнула, с некоторым даже уважением поглядев на сжавшуюся в комочек Ишим. Тем временем Влад от души заехал одному под ребра, ухватил за ворот, безжалостно впиваясь в волосы, и потащил в сарай. Мужик тихо похрапывал. — Мне бабушка Исбель дала сонный порошок, — шепнула Ишим. — Так это не вы убили Ясека? Она порылась в поленнице возле сарая и вытащила мешок, в котором Ян узнал свой собственный, с травами; в него же засунули их оружие, четыре клинка и несколько кинжалов, которые они на ходу разобрали. Сталь всегда прибавляла уверенность. Ишим тихонько сопела, шепнула: «У отца унесла». — Не мы, конечно, убили, — мрачно буркнул Влад. — Но я вот полон решимости перерезать здесь половину народа. Осторожнее… Яна он тащил почти что на себе, помогая переставлять ноги и не свалиться. — Это… все началось год назад, тогда вас тут не было. Находили тела с теми же отметинами. Это когти зверя, а вы стали рубиться саблями, я видела, — рассказывала Ишим, указывая им вперед, к трактиру. — Тише, все собрались там, ждут жреца. Лошади… — Ты знаешь, что там, на болотах? — потребовала Кара. Они крались, прижимаясь к стенам домишек. — Раны на том парне были старые, — выговорил Ян. — Пара дней им. Что-то подрало его, но не добило, вот он очнулся и пополз к деревне, должно быть. Издох у забора. На него напали не утром и не ночью. — Ты мог им это объяснить? — скривился Влад. — А они бы не поверили. Приблизившись к конюшням, Ян первым уловил разговор и остановил Войцеков, взмахнув рукой. Недолго посомневался, оттолкнул Влада, пытавшегося помочь, и вылетел к людям. Он чуял их, он слышал гогот и даже звуки шагов — один переминался с ноги на ногу, — потому ударил быстро, стремительно, вымещая всю обиду. На тех, кто бил его по голове, кто лупил бессознательного. На тех, кто смотрел. На весь мир. Они упали быстро, один получил в висок, другой — в солнечное сплетение, и Ян порадовался, что больше охраны не поставили, потому что горячка боя накрыла его пуховым одеялом, лихорадкой. Что-то глухо взвыло, требуя убить лежавших у его ног людей. Его снова затрясло, и Ян едва не налетел на подоспевших Кару и Влада — и лишь их вид несколько отрезвил. Лошади стояли на прежних местах, и они быстро вывели их, Кара по-разбойничьи взлетела верхом без седла, торопясь, Влад, недолго сомневаясь, последовал ее примеру, а Ян равно со злостью и радостью понял, что расседлывать его кобылу никто не стал… Это было ему на руку: иначе он бы бесславно соскользнул с гладкой шкуры. А потом Кара крикнула, направляя лошадь, и вылетела, вышибив хлипкие ворота. Торопясь, они последовали за ней, загарцевали, даже не думая о том, что их увидят. Увидели, конечно. Высыпали из таверны, заорали, кто-то побежал с топором, но Кара рубанула с седла, снося кмету полголовы. Они рвались к выезду — тому, что вел к болотам. Под лошадей кубарем кинулась Ишим. — Возьмите меня с собой! — воскликнула. — Прошу! — Тащиться с девкой через болота, — процедил Влад, — не лучшая идея. Замедлит нас. — Одна девчонка погоды не сделает, — неожиданно для себя поспорил Ян. Он чувствовал себя обязанным — иначе полыхать бы к вечеру. — Когда поймут, что это она нас вызволила, на костер отправят. Не зря же мотаться за жрецом. Толпа приближалась. — Забирайся! — крикнула Кара, протягивая руку и втаскивая Ишим в седло, и тут же вдарила перепуганную лошадку по бокам и послала в дикий галоп. — Вперед! Быстрее! Они ринулись на болота, и гнаться за ними не стали.***
Отъехав на приличное расстояние, осмелились сбавить ход. Лошади были уставшие, а они по-прежнему плохо держались верхом от ран. Падала ночь, когда Ян стал узнавать места, выбился во главу маленькой группки, принялся вспоминать дорожки, которые были суше прочих. Слава богам, память ему не отбили. Лошадь его снова захромала, и они нехотя остановились. Ян долго осматривал ногу, потом с облегчением понял: это под копыто что-то попало. Аксием успокоив животное, принялся ковыряться ножом, вытаскивая противный мелкий камушек. За ним следила тихая Ишим, ничего не говоря, поминая каких-то богов, шептала молитвы. Чар здесь боялись — другого Ян не ожидал от веленской глубинки. А Войцеки сняли иллюзии и вытащили хвосты — почувствовали себя на болоте куда увереннее, чем в человечьем доме. Они жалели оставленных вещей, особенно арбалет, ругались, зато беспечно, на первый взгляд, радовались, что удалось покинуть Лисоловы. На них Ишим уставилась с еще большим испугом, однако предпочла все же нелюдское общество возвращению домой, и это о многом говорило. Едва Ян справился с лошадью, они поехали дальше. Погони он не чувствовал, но до полной темноты хотел добраться до небольшого перелеска, где было посуше, и переночевать там. Еще в прошлый раз он его приметил — симпатичный клочок земли. — «Это есть мерзавцы без достоинства, совести и чести, истинные исчадия адовы, токмо к убиениям приспособленные…» — вдохновенно цитировал Влад. — Мне особо нравится часть, где про «валандаются по стране, нахальные и наглые», — поддержала его Кара, по-вороньи хохоча. — Выходит, мы с тобой тоже ведьмаки — пока что по всем описаниям похоже. Однако какой слог, какие словеса!.. — Мэтр Лютик удавливается от зависти каждый раз, как читает! — Этот придурошный виршеплет… — неясно протянула Кара. — Не зли поэтов, я ведь тебе говорил. А у него есть неплохие баллады, не будь столь критична… Как же там… «Дорога вперед, дорога назад, потерянный друг, обиженный брат, что выберешь ты своею тропой? И кто уведет тебя за собой? А в рай так длинна, а в ад так легка — там черти предложат выпить пивка. И скажут — твои мы, навеки, друзья, захочешь уйти, да будет нельзя…» Голос у него оказался неожиданно приятный, чистый, но залихватский. Мог бы подняться выше, зазвенеть под густыми кронами сосен, но вдалеке что-то скрипуче откликнулось, и Влад опасливо замолк и потянулся к сабле. Они ехали неспешно: на смерть не торопятся. — Это вы вспоминали «Монструм»? — сонно переспросил Ян, укачанный мерным ходом лошади. — Руки бы поотрубать, кто это написал. Хотя и редко встретишь на окраинах читающего человека, а кметам достаточно того, что ты не похож на них. Глаз кошачий — можно бросить камень. — А ты спрашиваешь, почему нам хвосты не нужны, — хриплым голосом сказал Влад. — Ты странный человек, Янек. Оставил в живых тех, у конюшни, не стал рубиться с утра, хотя лучше всего видишь истинные лица тех, кто хотел бы вышвырнуть нас, сжечь… Однажды они открыто поведут на костер ведьмаков, не чародеев — я слышал, Радовид совсем ебанулся, пылает Новиград. Они уничтожат все, что не похоже на них. — А когда уничтожат, перебьют друг друга ради клочка земли, — завершила Кара. — На том и закончатся люди. Ехали в молчании, чвякало под копытами. Вдалеке что-то рычало. — Что там такое? — чутко уловила Кара, вертясь в седле и немного приостанавливаясь, хотя стоило бы гнать быстрее. — Какая-то дрянь. Их нюх был куда острее человеческого, вот почему они быстро уловили гадкий гнилостный запах. Ишим же, по-прежнему сидевшая за спиной Кары, недоуменно хлопала глазами и вздыхала. — Накерами смердит, — определил Ян. — Наверно, там у них гнездо. Поглядев под ноги лошадям, он первым свернул правее. — Ты не убьешь их? — изумился Влад. Похоже, ему не терпелось увидеть ведьмака в деле, но он не хотел признаваться. — Просто обойдем? Серьезно? — Ты мне за них заплатишь — тогда убью, — напомнил Ян. — А пока не станем тревожить болот. Знаешь, мне часто говорили, что не стоит нарушать естественный ход вещей, пока в этом нет крайней необходимости. Мы не с подветренной стороны, они нас не учуют. — Тебе б друидом быть… Серьезно, Янек, как с твоим-то пацифизмом можно жить ведьмаком? — Будешь орать и привлекать болотную нечисть — я тебя познакомлю с пацифизмом! — пригрозил Ян, снова вырываясь вперед.***
Кара подъехала к нему, расслабленно глядя. Она сгрузила девчонку на лошадь к брату, чему он был не слишком-то рад. Яна Кара никогда не боялась, потому спокойно улыбнулась ему. Или, возможно, была уверена, что одолеет его на мечах, пусть и с некоторыми затруднениями — она была хорошим воином, это Ян умел заметить и никогда не желал бы столкнуться с рассерженной Карой на узкой тропинке. — Ты веришь в Предназначение, ведьмак? — спросила она. — Верю, Кара. Настолько, насколько позволяет мой… промысел. Думаешь, Предназначение нас сюда привело? — Я знаю сказки, но не знаю, сколь они правдивы. Влад верил когда-то, пока оно ему хвост не прищемило… Мой брат мне дороже всего, мы с ним — одно, с рождения. Наш дом сожгли во времена еще Первой Северной, нас вышвырнули на улицу, и мы грабили и убивали, мы… Нас было двое. Два хвоста, четыре рога. Таких можно спрятать за толстыми крепостными стенами, если они балованные детишки графьев… На тракте все куда честнее. Здесь люди другие — дурнее они или искреннее, я так и не поняла. — К чему ты ведешь? — Да ни к чему. Думаю, нам суждено было встретиться, потому что мы все получили от мира по затылку. Нам нет места в нем, мы можем лишь пытаться встроиться, но рано или поздно что-то случается, и всех собак вешают на нас. — Вы заступились за меня… Могли мимо пройти. — Не могли. Может, ты наше Предназначение. — Или, — помедлив, предположил Ян, — нечто большее.***
На сухом местечке обосновались быстро, блаженно вздыхая, слезли с лошадей. Раздобыть что-нибудь съестное вызвался Влад, вернулся грязный, но тащивший пару крыс. Болотные деревца плохо горели, долго не получалось их распалить, пока Ян не сложил Игни — они занялись, однако чадили много. Ишим сначала отказывалась есть крысиное мясо, но, видя, с какой охотой они разделываются с нехитрым ужином, тоже цапнула себе немного. Она куталась в льняное платье, совершенно испачканное по подолу, и стучала зубами от холода. Придвинулась к костерку и стала греть руки. — Так что все-таки живет на болотах? — спросил Ян. — Год назад… к нам пришла семья. Многих война сгоняла с мест, а наша деревня далековато от фронта, вот они и бежали. Поселились на окраине… их дом теперь заняла бабушка Исбель. Мало с кем общались, отец часто пропадал в лесу, зато у них всегда было свежее мясо. — Однажды кто-то подглядел, и оказалось, что он обращается во что-то, — хмыкнул Ян. — Известная история. — Да… Но они ушли сами на болота. Я слышала, той же ночью отец собрал людей и отправился за ними. Добить… Они боялись, — грустно сказала Ишим. — Хотя эти люди ничего нам плохого не сделали. Хотели быть уверены, что живут в безопасности. — Вернулись немногие? — Очень мало. Отец, когда напьется, — Ишим поежилась, — рассказывает, как на них вылетел громадный волк, а потом — еще что-то. Поднялся вихрь, раздался рев. Нечто древнее, страшное, не волкодлак. Дух болота… С тех пор некоторые туда отправлялись. Искали подвигов. Всех их находили растерзанными, как Ясека, поэтому охотников поубавилось. — Зачем было спустя год туда идти? — полюбопытствовала Кара, обсасывая тонкую косточку. — Скот пропадал. Наверное, им на болоте нечего стало есть, вот и крали у нас… Я их понимаю. Отец хотел это прекратить, но в этот раз сам не пошел. Испугался. Ян вздохнул, поднялся, расхаживая по поляне. Вгляделся в ночь, и показалось, там шевельнулось что-то внушительное, что молча сидело и наблюдало за ними. Люди всегда оставались людьми — ничто в мире не менялось. И он, в отличие от прочих мальчишек, никогда не задавался вопросом, зачем ведьмакам стальные мечи. Он сразу понял.***
Костер бросал странные блики, вспыхивал рыжими искорками. На коленях у Яна лежал серебряный меч, и он неспешно проводил точильным камнем, любовно поглаживая рукоять. Вытащил из мешка небольшой флакон с маслом — слава богам, с его запасами ничего не сделали. Тень мелькнула стремительно. Жилистая фигура, сабля, гибкий хвост… — Осторожнее, Влад. — В темноте нас даже мать родная не различала, а ты, ведьмак… — От тебя пахнет горечью, полынью, а от нее — кровью и большой дорогой. Но вообще-то все ведьмаки хорошо видят в темноте. Влад фыркнул, с интересом придвинулся ближе, заглядывая в глаза. Ян знал, что радужки мягко светятся янтарем. Он в отместку поймал бьющийся хвост. — Уходите, — устало шепнул. — Развернитесь, пронеситесь ночью через деревню, езжайте на тракт, поймайте какую-нибудь богатенькую милсдарыню, ограбьте ее… Или найдите этого Роша — за чем бы он ни был вам нужен. — Недоброе дело ты мне советуешь. — Да все лучше, чем помирать. За семейство волкодлаков вступилось нечто древнее, и оно станет защищать их от всего, что напоминает людей. Что пахнет как люди. Рано или поздно нам придется с ним столкнуться. Они сидели рядом, и Влад подозрительно принюхивался к маслу. — Из чего?.. — Ты не хочешь знать. Но, возможно, завтра оно спасет нам жизни… И еще несколько эликсиров. С интересом зарывшись в мешок, который Ян снял с лошади, Влад выволок его к себе поближе. — Что тут у нас… — протянул Влад, копаясь в мешке; он умело раскладывал тощие, почти изошедшие на эликсиры и продажу травки и принюхивался, хищно склоняясь. Хвост его трепетал, и Ян с усталостью отметил, что слишком пристальное внимание уделяет этой его нечеловеческой части. — Ага, мать-и-мачеха от кашля, шалфей… — приговаривал Влад. — Крапива очищает кровь, вербена от головной боли, корень мандрагоры… помогает деторождению, кажется… Тебе он на что? — Снотворное. И отгоняет духов. Ты разбираешься? — с приятным удивлением спросил Ян. — Да, бабка учила в детстве. Каре было начхать, она из тех, что дерутся, не думая о ранах, и не могут представить себя загибающимися от болезни… Я же решил, что кое-какие знания смогут спасти мне жизнь. Он вынул связку лаванды и подбросил в унимающийся костерок; сразу мягко, сладковато запахло. Это перебило тяжелый, душный запах болот, хотя Яну и стало жаль последнюю связку. Больше всего мучило, что он, как назло, продал почти весь волкобой. — Никогда бы не подумал, что у вас было такое занимательное детство. Ведь вы… я полагаю, не всегда были разбойниками? Я кое-что слышал про род Войцеков. — После Первой Северной его не стало. Отцовский замок стоял близко к границе, а он за год до того умер от лихорадки — простудился на охоте. Думаешь, нас сожгли нильфы? — расхохотался Влад. — Нет, ведьмак. Это были такие же разбойники, как я сейчас. Какой-то сброд, банда. Дезертиры и те, кто хотел поживиться. Пользуясь войной, разграбили не одну деревню, потом дошли до замка… А сам понимаешь, все ушли воевать, и мы не смогли защититься… — Я видел много развалин после войны… тогда я недавно вышел на тракт, был совсем молод. Кажется, бывал в тех краях. Катарина Войцек — твоя бабка? — Недоучившаяся чародейка, да. Ее знали многие, не удивлен, что и ведьмаки… — Расскажи что-нибудь, — попросил Ян. Прикрыл глаза, не погружаясь в медитацию, а скорее — ныряя в подобие дремы. — В детстве мы с Карой были очень похожи, — начал Влад. — Два тощих чертенка — попробуй разбери! Мы любили лес… Наверно, нелюдская кровь нас звала, не знаю. Однажды Кара набралась там каких-то вшей, и ей отрезали волосы. С тех самых пор мы дурили учителей. Отец нанял мне хорошего фехтмейстера, и мы с Карой обучались у него по очереди — правда, приходилось выкладываться вдвойне. Мне же нужно было прятаться, пока она занимается, и однажды бабушка заметила меня, сразу разгадала обман. Пока Кара училась драться, я разбирался в травах, а на следующий день шел получать синяки. Нам обоим пригодилось. — В вас есть магия… Я чувствую. Амулет трясется все время. — Кара плевала людям в лицо, когда те предлагали ей отправиться в Аретузу. Чародеек она по большей части презирает, хотя и переспала с половиной из них. Одно время у нас даже было что-то вроде соревнования, но я выносить не могу этих стерв, быстро сдался. Только чародейка выдумает трахаться на единороге. Я, пожалуй, слишком консервативен для такой херни. Рассмеявшись, Ян ненадолго забыл про болотную тварь и про клинок, лежащий на коленях. Забыл про живущую в нем ярость, про то, что он усилием не кинулся на подкравшегося Влада, сшибая его в костер. — Откуда ты, Янек? — спросил Влад. — Правда за правду. Он постарался отвернуться, куснул губу. Яна никто никогда не звал этим домашним, мирным прозвищем. Ведьмаков отучивали от ласки сразу, прогоняли через мучительные круги испытаний, вытягивали человечность травами… — Меня зовут Кот из Зарниц. Там я положил полселения, — прошипел он. — Не называй меня так, я не заслужил человеческого имени… — Что они сделали? — тихо спросил Влад. — Принесли в жертву какому-то выдуманному божку девушку… Нет, я не любил ее, хотя, наверное, мог бы. Если бы я способен был на такое. В другой жизни. Я жил там с месяц, разбирался с тварями на урочище, но не усмотрел самых мерзких созданий под носом. Они были очень милыми, дружелюбными фанатиками… Потом я вернулся с башкой кикиморы и узнал, что они сделали с ней, с девчонкой… Потом — марево. Забыл. Такое… часто со мной случается. — Я гадал, сколько из рассказов про Котов — правда. — Одно: мутации никогда не проходят чисто. Кому-то достаются калечные радужки — красноватые такие, — а кому-то голоса в голове, шепчущие о том, как убить собеседника. Страшно, но сладко убить. — И сейчас?.. — И сейчас. Но, как видишь, я научился кое-как этому противостоять.***
Он почему-то остался рядом с ведьмаком, помогая нести дозор, пристально глядя в темноту. Она расступалась. Влад чуял, что вступил на территорию чужого зверя, древнего, напитанного кровью. Все внутри крутилось и ныло от мысли, что придется с ним драться, что отсидеться за спиной у ведьмака не выйдет. Его тянуло на откровения, а Кара спала, и некому было Влада остановить. — Ты ошибся, Ян. Нас было четверо: мы с Карой пришли в этот мир вместе, повитуха забыла, кто выиграл пару мгновений. Года на три раньше родился Корак, наш старший брат, чертовски похож; ты, я думаю, слышал о Вороне на большой дороге? У него тоже хвост, верно. И прескверный характер. Но я люблю этого мерзавца всей душой — жаль, редко видимся. Самая старшая же сестра, Агнешка, сгорела с матерью и бабкой, потому что защищала их, а не стояла с нами на стенах. Погибла в муках. И я поклялся найти ту шваль… Нам было по шестнадцать лет. Достаточно, чтобы выйти замуж или отправиться на рыцарский турнир. Достаточно, чтобы изрубить в мясо несколько десятков людей. — Я рад, что вы выжили и не повредились в уме, — устало шепнул Ян. — Многие из нас не заслуживают испытаний, которые подбрасывает Предназначение… А они все летят, летят в костер, трещат, погибают в пламени… — Расскажи мне про ведьмачьи испытания. От них у тебя провалы в памяти? Ночь была долгая, густая. Ведьмак мог себе позволить долго глядеть на луну, словно ожидая, что она ответит за него. Нечеловеческие радужки полыхали, и он чуть прикрывал глаза — видно, чтобы не испугать. Из страха или стеснения — сколько человек ударили бы за прямой, гордый взгляд «блудливых» кошачьих глаз? — Как я сказал, в отличие от прочих, в Школе Кота изменения редко проходят хорошо. Оттого многие из нас становятся безумцами: невозможно не свихнуться, когда половину тебя немилосердно отрезают и отбрасывают прочь, а тут еще… Это. Мало кто выдерживает. Я едва не умер. Нашарив на груди амулет, он стиснул в ладони пляшущего стального кота. Пока Влад был рядом, ведьмачий знак никогда не унимался, но, казалось, Яна это нисколько не тревожит. Ему нужно было почувствовать себя живым. Израниться об острые грани. Когда он отнял дрожащую ладонь, по ней ртутно скатывались капли крови. — Я не помню, ничего не помню, — потерянно выдавил Ян. — После испытания травами я очнулся с пустой, чистой головой. Я умел говорить, даже читать и писать — кое-как, конечно, меня никто особо не учил. Но не знал, кто я и откуда. Только имя. Наставники сказали, что остальное не важно и что один я пережил… Я забыл лицо своего отца, но мне говорили, он не стоит того, чтобы помнить. Он отдал меня… — Ведьмаки часто просят в уплату… то, чего не ожидал увидеть дома? Чаще всего это ребенок, — вспомнил Влад, перебрал деревенские россказни, досужие сплетни. Ему хотелось сказать что-то обнадеживающее, ласковое, потому что он вдруг понял: если и была у Яна семья в прошлом, если мать гладила его по волосам и целовала в лоб, пахнущая медом и цветами, он все позабыл. — Все ведьмаки — Дети Предназначения, разве не так? — Так. Но не каждый предложит сына сам в ответ на плевую работенку. Наши наставники никогда не щадили нас, поскольку у ведьмаков не должно быть… чувств. Все это шелуха, заставляющая колебаться, превращающая из охотничьего зверя — в изломанное подобие человека. У меня нет ничего… Он пошатнулся. Хватанул ртом воздух, стискивая зубы, щерясь. Яна пробрала нехорошая, лихорадочная дрожь, хотя Влад и не чуял кислого и тяжелого запаха пота, какой бывает у больных. Нечего и надеяться было — жалко, слабовольно, — что ведьмак на болотах простудился, пока тину месил под стеной ливневого дождя. Нет, это что-то, сидевшее в нем, щелкнуло с неотвратимостью спущенного арбалета. Вырвалось, выломив ребра. — У тебя есть мы, ведьмак. Янек, — твердо сказал он, положив руку ему на плечо, поразившись, как страшный ведьмак на самом деле тонкокост и жилист. Доверчиво привалился. — Я не разбрасываюсь такими словами, знай, но тебе я поклянусь в вечной дружбе, если мы выберемся с этого болота. На крови поклянусь. И, прикрыв глаза, Ян дышал. Через раз, особо замедляя дыхание. Его уверенность заставляла на мгновение поверить, что Ян удержит, вытянет повод, чтобы тот врезался в горло клокочущему зверю, и что не нужна ему никакая помощь. Обманчивое, опасное впечатление — весенний ледок, оступишься, оскользнешься — беззубо и мокро глотнет зыбкая полынья. Но в этот раз ведьмак удержал равновесие, снова изобразил хитрый финт, который не удался бы никогда обычному человеку, такому неловкому. — В тебе еще много осталось от графа, вашмилость, — фыркнул Ян, язвя из последних сил. Отталкивая его, отодвигая куда-то в сторону. — Как смею я разочаровать такую особу. Что вообще ты знаешь обо мне? — Хочешь, я расскажу? — негромко сказал Влад. — Я неплохо умею предрекать будущее и читать прошлое, когда-то мы с Карой тем и развлекались на рынках, что люд веселили, гадали. Я гадал, а она резала кошельки… Твой отец согрешил с эльфкой, Янек, а потом хотел избавиться от сына, так похожего на лесной народ. Он слышал про эльфских партизан, что вырезают целые селения, он боялся. Вот и вся история. Ты ненавидишь себя, но разве лучше было бы провести жизнь рядом с таким уебком? И Влад попытался представить ведьмака человеком. Нарисовал ему ясные синие глаза, мягкие черты, золотистые волосы. Дитя Дол Блатанна — ему бы жить там, среди пышных цветов, а не топтать дороги и не вязнуть в болотах. Не корчиться от безумия. А Влад говорил и говорил, будто пьяный. — Все люди боятся Фальку до сих пор. «Так гори, прими же муки. Фалька, изверг, брось надежду…» Поют про нее глупые песенки, но содрогаются, когда смотрят на эльфский народ. Я знаю, как они глядят. Как на чудовищ. Как смотрели эти крестьяне на тебя, как на нас пялились. Мы похожи, ведьмак, ты чувствуешь. У меча Предназначения два острия: зверь и охотник на зверя… Это мы — Фалька. Но они не догадываются, что однажды нелюди могут набраться сил и растерзать их, изодр-рать в клочья… В нем поднималось негромкое рычание, билось под горлом, и Влад замолк. Отодвинулся в сторону от костра, отворачивая лицо, и Ян напряженно дрогнул, но усидел на месте. Лишь теснее стиснул пальцы на рукояти меча, царапнул оплетку. — Умоляю тебя всеми богами, в которых ты веришь, уезжай, — хрипло выдавил Ян. — Развернись, чтобы я никогда не видел вас. Ведьмаки убивают чудовищ. — Мне не нужны боги. Они не отвечали на молитвы, не приходили, когда мы с Карой, грязные и замерзшие, загибались на улице. Прежде чем самим начать грабить и убивать, прежде чем превратиться в то, что убило наших родных. И я оставил веру, перестал каяться в грехах. Он вскочил и истаял в темноте.***
Под утро снова сторожил Ян. Слышал где-то неподалеку бродящих тварей, но ни одна не вызвала у него опасения, потому он безмятежно помалкивал, не тревожа своих товарищей. Войцеки спали рядом, вжавшись друг в друга, обнявшись, и Ян набросил на них куртку, под которой он сам спал. Что-то мурлыкнув во сне, Кара завозилась, ее хвост задрожал, но она не проснулась. Ее безмятежное лицо будто бы казалось мягче, когда она не хмурилась и не скалилась, когда просто — была. — Что ты делаешь, ведьмак? — настороженно протянула Ишим, завозившись. Она прищурила глаза, как кошка, готовая к броску. На что она надеялась, деревенская девчонка, не умеющая драться, — он бы отшвырнул ее прочь одним движением… Отчетливо представилось, как с треском ломается косточка. Замутило. — Ничего. Я их не трону. «Никогда», — истаяло в тумане. Не теми голосами, что обычно толпились в его голове. — Ты смелая, — сказал он Ишим. — Не побоялась отправиться в никуда с незнакомцами, пойти на болота… — Дома страшнее. Как мама умерла, стало совсем невыносимо, — всхлипнула Ишим. Ян растерянно глядел в слезящиеся голубые глазищи: совсем не умел утешать.***
— Так далеко я в тот раз не заходил, — шепнул Ян. — Полил дождь, а ничего живого на болотах не было, вот я и решил вернуться. Он смыл запах крови и гари… Проклятие. Они наблюдали издалека — небольшое подворье, останки дома, обгоревший остов, скелет. Все-таки люди из Лисоловов добрались до волчьей семьи. Подожгли дом, должно быть, ночью. Остались пожарище, поваленный, проломленный заборчик, разметавшие по двору обломки… И тела. Сначала Ян подивился, что они нетронуты и не стали поживой для голодных накеров, но потом увидел. Из-за дома выступило нечто большое, темное, с оленьими ветвистыми рогами. Лохматое, черное. Оно наклонилось над одним из тел, полураздавленным, лишенным головы — там была какая-то буро-серая каша. Вгрызлось мощными челюстями в грудь, выламывая ребра, выкусывая мертвое темное сердце. Ян не дрогнул, внимательно наблюдая, а Ишим затряслась, закрыла лицо руками и прижалась к нему — от страха не видя, у кого ищет защиты. Неловко приобняв ее, Ян похлопал девочку по плечу. Может, она узнала кого-то из лежавших на поляне, обглоданных… Тварь продолжала трапезу, роясь во вскрытой грудине. Деранула ниже, брезгливо, лапой вываливая вздувшиеся сизые кишки, добираясь до печени и с радостным рокотанием выковыривая ее. — Что за хуйня с рогами? — прошипел Влад, дергая хвостом. Он тоже закрывался: запах разложения становился невыносим, заполнял легкие. — Бес. Очень древний. Вздохнув, Ян покачал головой. Он надеялся, что защитником будет леший, потому что с ними еще был крохотный шанс договориться, убедить в добрых намерениях. Но бес был зверем — зверем, верным жившей на болотах семье, которую безжалостно растерзали люди. — Он нас чует, — выдавила Кара, встретившись с безумным взглядом чудовища — третьего, гипнотизирующего глаза. — Не сможем обойти? Подняв голову к небу, бес заревел. С деревьев, молотя крыльями, сорвались птицы и с истошными криками взвились ввысь. По лесу прокатился долгий порыв, заскрипели старые ветки, что-то хрустнуло. — Нет, он следил за нами и ночью… Сидите здесь, держите лошадей, чтобы не сбежали, — шикнул Ян. — Не вмешивайтесь. Людям тут не совладать. Для таких случаев придумали ведьмаков. — Мы не люди, — рыкнул Влад. Но Ян внимательно посмотрел на Кару, пока она не кивнула, и тогда, отбросив сомнения, вышел на поляну. Прикрыл глаза, вдохнул-выдохнул, а когда посмотрел на подобравшегося беса, вынул оба клинка. Что-то разгоралось в груди. Не знакомая ярость, лишавшая его памяти, горячая, грязная. Он знал, что за его спиной притаилась троица. Он не хотел, чтобы их сожрали тоже. Его учили рубиться с двух рук, но за два серебряных клинка пришлось бы продать нечто посущественнее трав. Пришлось бы торговать собой на грязных улицах Новиграда — и то бы не хватило. Потому он обходился старым, но верным серебряным клинком с рунными насечками. Махакамская ковка. Ян надеялся, что меч выдержит. От первого удара по боку беса сломался стальной меч. Хрупнул, разлетелся осколками, брызнул в лицо — Яну пришлось отбежать, чтобы не израниться. Было мокро от дождя и крови, сапоги вязли, уворачиваясь, он оступился. Тяжелая лапа беса рухнула в грязь, окатывая его. Серебряный меч чиркнул по лапе, прорезав кожу — его снова повело. Бес взял разгон, склонив рогатую голову к земле, шумно дохнув. Ян взвился прочь. Он слышал про ведьмака, прошедшего по воде. Этой историей наставники на мгновение их поразили, мальчишек, падких на легенды, еще не узнавших испытаний. Теперь ему нужно было не пройти — станцевать по воде. И Ян вертелся по поляне, шил клинком, бесконечно уклоняясь от беса, пытаясь выровнять дыхание. Становилось жарко — выпитый заранее эликсир горячил кровь. Невыносимая, обманчивая легкость — он вильнул в сторону от тяжелого удара, рубанул быстро, наискось, крест-накрест, что напряженно загудели руки. Бес отлетел назад, прижимая к себе раненую лапу, хлестнул хвостом — прямо, поверх. Уклонившись, Ян уже готов был рвануться снова, ударить в открывшуюся грудь, впиться клинком в сердце. Хвост немыслимо извернулся, ударил поперек. Вышибло дыхание. Ян хрипнул, чувствуя, что ноги отрываются от земли. Он упал, смог перекатиться, но выпустил меч. Оскаленная оленья пасть оказалась прямо над ним, между зубов еще болталось чье-то сухожилие, тяжелый, знакомый запах, исходивший от всех трупоедов, накрыл с головой. Он пробовал вскочить, но бес прибил его к земле раненой лапой — разрез дымился, постепенно стягиваясь. Над головой мелькнула тяжелая лапа с когтями, которую бес вот-вот готов был опустить на него, дробя череп. Что-то в груди ухнуло, свело… Ян дергался в отчаянии, пытаясь освободиться, добраться до кинжала, всадить в серо-бурую кожу… Огненное око беса пылало. Выжигало изнутри. Он знал, что нельзя глядеть, что в третьем глазу таится смерть. Но не мог зажмуриться. Что-то метнулось, взвилось в прыжке, сшибая беса, затрепало лапу, кинулось выше. Отчаянный визг разлетелся по поляне, и бес, топоча, понесся прочь, пытаясь сбить нечто, впившееся ему в загривок. Откатившись, Ян угодил прямо в лужу застоявшейся крови, вскочил стремительно, отбегая, шаря взглядом в поисках меча. Серебряный просверк угадался рядом с телом — с половиной тела. Метнувшись, Ян охнул, почувствовал движение над головой, упал, ужом проскальзывая под брюхом носившегося по поляне беса, схватился за осклизлую, перепачканную рукоять меча, полоснул. Поздно — не в подбрюшье, по задней лапе. Серебряный меч звонко ударился о грубое бесовское копыто. Опалил — бес снова закричал от боли и злости. Отлетел, прихрамывая. То, что на него напало, Ян смог рассмотреть, сосредоточившись, замедлив бешено колотящееся сердце. Гибкий зверь в человеческий рост в холке, напоминающий равно кошку и собаку, с вытянутой песьей мордой, лохматый, иссиня-черный, со знакомой кисточкой хвоста. Он рычал, клекотал, напрыгивая на громадного беса бесстрашно и отчаянно. Ян вспомнил: кто-то ему говорил, лешаки могут обратиться в подобие рыси. Но это было нечто иное. Оглянувшись, он увидел, как Кара и Ишим с трудом удерживают взвивающихся лошадей. А у существа был знакомый серый взгляд. Не время было думать: Ян снова кинулся на беса, отвлекаемого Владом, ускользнул от удара лапой, пригнувшись, залетел на спину, и они зажали тварь в тиски. По бокам, прыгая колкой искрой, жалил Ян, обернувшийся Войцек лязгал клыками и у морды… Опаленный всполохом Игни бес заскулил, отступая. Замотал головой, надеясь тяжелыми рогами сшибить Влада, но он юрко отпрыгнул, впился в лапу, трепля, как сердитый сторожевой пес, отрывисто взлаивая. Потеряв вторую опору, бес стал заваливаться набок, и Ян смог, уцепившись за клокастую шерсть, вскочить ему на спину, падая от тряски, вонзить меч глубоко в загривок, перебивая позвонки. В открытую запрокинутой головой шею вгрызся Влад, терзая и рвя. На морду плеснуло кровью… Спустившись с затихающей туши беса, Ян хотел бы успокоиться, обрадоваться. Но вместо того снова рванулся, оказываясь перед другим зверем, воздевая меч трясущимися руками, махнул серебряным клинком перед мордой, перемазанной темной, кислотно пахнущей кровью. Пульс гремел в ушах — слишком частый для ведьмака. Ощерившись, Влад прижал к голове уши с кисточками, поскреб когтистыми лапами мокрую землю. Тихо закурлыкал, словно пытаясь что-то выговорить… Ведьмаков учили убивать чудовищ — и если он обманывал себя, убеждая, что Войцеки переняли всего пару капель нелюдской крови, то сейчас пришло время решать. Глядя на зверя, созданного для убийства. Ян почти взлетел, набрасываясь на него, сбивая с лап и прижимая к земле. Зверь заревел, забился, но потом затих, вдруг обмяк, подставив ему горло и глядя понимающими глазами. Серебряный меч задрожал, Ян замер, не способный двинуться, когда к нему кинулась Кара. Не с саблей — она схватила его за руку, крепко стискивая, повисая всем телом. Задыхалась — бежала с самого края поляны. — Янек, прошу, не нужно, — прошептала она. — Он никогда не причинял никому зла, не убивал в этой ипостаси, он не знает человеческой крови. Может, мы и чудовища, мы лесные отродья… Но он ведь спас тебя! Обняв его, вздрагивала Кара, часто дыша, теснилась. Прижалась лбом к его лбу; рожки впились в кожу. Не надеялась собою загородить брата, а его, ведьмака, порывисто обнимала, вжимаясь щекой в грязный кожаный доспех, к металлическим шипам. — Умоляю, — прохрипела Кара. — Ян, ты хороший человек… Мы никогда никого не просили о милосердии. — Я убийца. Меня учили вырезать все, у чего есть рога, клыки и хвосты. — Нет, нет, — горячечно забормотала Кара, гладя его по волосам, так, как никто не гладил, без страха смотря в нелюдские пылающие глаза, — я видела, ты можешь этому сопротивляться, ты не хочешь никого убивать… Пожалуйста. Клянусь, он не навредит никому. И что-то переломилось, Ян больше не мог. Завыв, он отбросил меч. Серебро блеснуло где-то в стороне, и теперь ничто не помешало бы зверю растерзать, но Ян без страха глянул перед собой. Протянул руку, и он, тихо зарычав, шершаво мазнул языком по трясущимся пальцам. А потом его пробрала дрожь, он отшатнулся, заклекотал, рухнул на землю, отползая в тень. Ударил тяжелый, густой запах крови, зверя скрутило превращением, и спустя несколько мгновений его рычание стихло. Влад лежал бледный и как будто мертвый.***
Они подошли к дому, глядя на обгоревшие деревяшки с горечью. За других Ян сказать не мог, но он вдруг пожалел, что не приехал раньше, что не смог остановить этих чудовищ и не доплелся так далеко в прошлый раз. Он побрел к дверному проему — к тому, что от него осталось. Запах гари бил в нос. Внутри что-то дрогнуло, дернулось, заскулило. Тихий, отчаянный плач. Замерла Кара, шумно дыша, Влад завертел головой. Не слушая их предостерегающего ворчания, Ян влетел в дом, пробежал — через бывшую светелку, в комнату. Хлипкая крыша еле держалась. Там, среди обломков, скорчившись, кто-то мучительно выл, перепачканный в саже. — Там ребенок! — ахнула Ишим, забежавшая за ним. — У них был сын… Ян, помоги вытащить… Она потянула на себя доску, удивительно сильная для такой худенькой девчушки, потом другую, третью, а затем ей стала помогать Кара, и Влад, еще шатающийся, ослабший — полувывернутый превращением. Ребенок выл в беспамятстве, дергаясь и ревя, ничего не видя и никого не узнавая. На узком лице горели безумные страшные глаза, и Кара и Влад его удерживали, чтобы мальчишка сам себя не покалечил… Он был перепачканный, черный, как чертенок, и Ян, мельком осмотрев его, с ужасом заметил на шее воспаленные ожоги. — За хатой есть колодец, нужно его обмыть, — прикрикнула Ишим неожиданно громко, заставив их всех встрепенуться и забегать. Они постелили какие-то тряпки, нашли относительно чистые доски. Мальчишка метался, от ведра холодной воды ошалел, застыл, часто хватая ртом воздух. Он был тощий, долго недоедавший, с патлами отросших волос. Кое-как отмыв его, Ишим заахала, увидев царапины, а вид вспухших, еще засаженных ожогов, пузырившихся на шее, заставил ее отвернуться и прижать ко рту ладошку. — У тебя же есть эликсиры! — Влад за рукав дернул Яна. — Вернуться в Лисоловы не сможем, до следующего селения — хер знает, сколько тащиться. Если сейчас ему не помочь, загнется дорóгой… — Я не знаю, переживет ли он это. Ведьмачьи эликсиры могут убить человека… — Он погибнет и так. Янек, ты же видишь, ребенок мучается, — зачастил Влад. — Если он выжил за эти дни, лежал тут, корчась от боли, вытерпит твою гребаную алхимию. Мы не можем его бросить. Ян наклонился над мальчишкой, бегло осмотрел. Он дышал урывками, закрыл глаза, зажмурился крепко-крепко, напуганный, видимо, незнакомыми лицами, склонившимися над ним — они должны были казаться ему дьявольскими порождениями. Проверил зубы, ногти, хмыкнул. Не стал прикладывать серебро — ребенок и так мучился. — Он волк. Волчий сын. Возможно, это и сработает. — Волкодлачонок? — изумился Влад. — Верно, если его отец… Это объясняет, почему он продержался. Но… — Не волкодлак, это иное… Ты знаешь о людях, которые превращаются в волков; так отчего бы не быть волку, способному становиться человеком? Я знал сына орла и человечьей женщины, судьба его была печальна. Этот мальчишка — наполовину волчонок. Существо грани. Ни звери, ни люди никогда не примут его. Эликсир, сваренный ночью, он без сомнений отдал мальчишке, сам решив перетерпеть боль: благодаря Владу Яну не слишком-то досталось. Стеклянное горлышко стукнулось об острые зубы, выдающиеся клыки… Смолянистая жидкость стекла в горло, и мальчишка закашлялся, взвился, но они удержали, вынуждая проглотить. Примочки, которые он тоже сделал, помогали. Мальчик стал дышать спокойнее, ровнее и даже открыл глаза, мутно взглянул на них, а после провалился в глубокий сон. Ян поправил на нем истерзанные, засаженные тряпки, которые нашли в чудом уцелевшей пристройке. Невесомо коснулся лба, проверяя жар. — Возьмем его с собой, — хрипло предложил Влад. — Мы тоже — грань. Ведьмак, лесная хвостатая нечисть и… — Я просто привязалась, — краснея, выдавила Ишим, и все облегченно улыбнулись. — Я тоже думаю, нельзя оставлять ребенка, — шепнула она. — Он совсем маленький, пропадет. В лесу он не выживет, а в Лисоловы никогда не сможет вернуться. — И что ты вздумал — таскать его за собой по тракту? — помотала головой Кара. — Может, ты забыл, но мы убиваем людей? Что каждый день играем в салочки со смертью? Неужто мы сможем вырастить его достойным человеком? — Мы семья, Кара. Ему нужна семья. Ян осторожно коснулся волос спящего ребенка, прислушался к себе. Не к медальону, перетряхнувшему цепочку, а к стуку своего сердца. Прикрыл глаза, охнул, потому что навстречу ему метнулось что-то цветастое — сгусток света, видение. Он взглянул на минуту — и отшатнулся в ужасе. — Его кровь, — вздохнул Ян. — Я чувствую. В нем старая, сильная кровь. Tedd Deireadh. Час Конца. Когда сбудется пророчество Итлины и падет Белый Хлад, когда прогремят сумерки богов, подобные ему — или он сам — пожрут Луну и Солнце. — Всего-то и нужно, — сказал Влад, помедлив, — что научить ребенка не совать в рот всякую гадость. Он выглядит достаточно взрослым, чтобы уяснить такую простую вещь. Так вы связаны, ведьмак? Ян поглядел на Кару и заметил, что она весьма паскудно ухмыляется. Вполне вероятно, эту улыбочку она подглядела у некоего Геральта из Ривии. — Ты веришь в Предназначение, Войцек? — спросил Ян у Влада. — Нет. Я уже говорил, мне не нужны боги. — Я верил. Теперь, с вами, сдается мне, можно нить Предназначения перепрясть. Они ждали, пока ребенок очнется, Ишим поила лошадей, ласково похлопывая их по шеям. Казалось, эта хрупкая девочка выдержала испытания куда лучше их. Ян поймал себя на мысли, что очень хочет закурить. — У тебя тоже провалы в памяти? — не утерпев, спросил Ян, когда Влад, миролюбиво ухмыляясь, с чем-то обратился к нему. — Нет, я отлично все помню. Помню, что ты остановился. Я видел, как ты можешь драться, и, если бы ты действительно хотел меня убить, тебе понадобилась бы ровно половина мгновения. Влад быстро приходил в себя — заживало как на собаке. — Регенерация при смене облика? — заинтересовался Ян. — Не надо меня лапать! — ощерился Влад, забил хвостом. — Он… блядь, чувствительный. Ноет. Еще болит спина — ударился, наверно… Они помолчали, глядя на проясняющееся небо. Кара нашла в пристройке к дому лопату, вместе с Ишим они копали большую братскую могилу для того, что осталось от селян. Отдельно похоронили найденные в доме кости. Беса решили бросить так после того, как Ян, превозмогая что-то вроде стыда, покопался в нем. — Может быть, нам не нужны люди, — устало вздохнул Влад, помогая ему вынуть третий глаз беса, обрезая нервы. — Чем больше я смотрю, что они творят… Он тихо зарычал, и Ян осторожно потрепал его по шее. — Ишим, — напомнил Ян. — Что — Ишим? — спросил Влад, оглядываясь на трудящихся сестру и девчонку. — Она спасла нас, рискуя собой. Не сбежала, когда увидела ваши хвосты, первая решила помочь волчонку. Таких мало, очень мало, но надежда все-таки есть. И меня учили защищать их — людей, достойных спасения. В этом смысл всей моей жизни. Влад пожал плечами. — Жаль твой меч, — сказал он наконец. — Могу подсказать хорошего оружейника в Новиграде, если хочешь, творит со сталью чудеса! — Спасибо, — оборвал Ян. — Я обязан вам. Обязан жизнью, а для ведьмаков такое священно. Если когда-нибудь вам с сестрой понадобится помощь, можете рассчитывать на меня. — Не разбрасывайся такими клятвами, Янек. Я освобождаю тебя от долга. Мне достаточно будет знать, что я сделал хоть что-то хорошее. Столько лет на тракте я грабил и убивал, ради разнообразия… знаешь, приятно чувствовать, что творишь справедливость. Спасаешь кого-то. — По-настоящему справедливо, — загнанно рявкнула Кара, подходя к ним, — будет вернуться в деревню и показать им гнев… Она тяжело дышала и опиралась на лопату. — По-хорошему, они и похорон не заслужили. Пришли убить тех, кому отказали в крове и пище, пришли ночью. Но ты попросил, ведьмак, так что… — Уедем отсюда, как мальчик поправится, — взмолилась вся перепачканная в земле Ишим. — И забудем все. Однажды им воздастся по заслугам. Я так устала от этого болота… Странное спокойствие накрывало Яна, хотя он устал после схватки и шатко стоял на ногах, но рад был видеть их бессмысленный спор, разгоревшийся будто бы случайно. Он никогда не путешествовал с кем-то — как-то сопровождал важных особ в паре не особо трудных заказов. Те люди выставляли ведьмака в охрану, будто хвастались самым злобным псом в охотничьей своре. Он мог понять Войцеков — в них было много звериного, стайного. Может быть, слишком честного. И они привязались крепко — опасно крепко. Ян знал, что оканчиваются такие сильные связи — горем и одиночеством. Отчасти он завидовал — у них были не только кровные узы, а нечто иное. Не мучительно стягивающие нити Предназначения, а что-то настоящее. Но Ишим, ласково стершую густую бесовскую кровь с его щеки, Ян понять был не способен.***
Впереди было перепутье, раскрещенная земля пахла мокро и густо. Еще в спину глядело болото, вязкое, топкое. Дышало тяжело, не желая отпускать. Кривой указатель без надписи острием тыкался куда-то к горизонту, где вставало солнце. Рыжие лучи долго ложились на бурую землю. Ребенка вез Влад, и мальчишка доверчиво ник к нему, растерянно молчал, но Ян чувствовал любопытные взгляды. Он и видел его мечи, и чуял наверняка серебро, губительное для его рода, но Ян специально отъехал подальше, чтобы не пугать волчонка, однако держался достаточно близко, чтобы оттащить его от Влада, если что-то случится. Напряжение все еще дрожало в позвоночнике струнно. Лошади пофыркивали, но шли ровно, устало, и даже обрадовались, потому что под копытами перестало болотно чавкать, вот и шагали веселее, и каким-то образом это передалось и им. Улыбаясь, Кара размышляла о чем-то, устало рассказывала Ишим какую-то затянутую, не слишком красивую историю. Ишим сидела позади и, как заметил Ян, заснула, ткнувшись носом ей между лопаток. — Эй, ведьмак! — окликнул его Влад. — У меня к тебе деловое предложение. Контракт! Да я не шучу! Я отказался от твоего долга, потому что тащить кого-то против воли — это не по мне. Но если желаешь… — Чем же ты станешь платить мне? Я знаю, у вас три орена в кармане. — А у тебя — один! Мы договоримся. Ян молчал; он знал, чем это закончится, но почему-то не находил желания развернуться в противоположную сторону. — Зачем вам нужен Вернон Рош? — проговорил Ян. — Командир Синих Полосок, партизан… У этого человека нет ни родины, ни надежды. И денег для вас, полагаю, не будет. — Не сразу, но найдутся, — туманно высказалась Кара. — Как ты смотришь, Ян, на убийство короля? — ухмыльнулся довольный, даже почему-то счастливый Влад. И он почему-то ухмыльнулся тоже.