Шлюха моя шлюха

      Наконец настал тот день, когда после примерки Эдди отошёл подальше, глядя на Вейлона, как Микеланджело на своего Давида, и с придыханием молвил: — Идеально. — Издеваешься? — усомнился Вейлон, глядя вниз, на торчащие из-под юбки свои волосатые ноги в смешных цветастых носках. — Нет, конечно, ещё предстоит много работы над твоим образом, но сейчас я абсолютно уверен. Платье сидит идеально. Посмотри сам. Эдди открыл зеркальную дверцу шкафа, из которого снова вывалилась куча проводов. Вейлон из вежливости повертелся перед отражением, но решил остаться при своём мнении, что идеален он и без платья. В костюме Адама. — Не горбись, дорогая, — нудел Эдди, расправляя невидимые складки и отряхивать невидимые соринки. — Настоящая леди должна держать осанку.       Вейлон тут же выпрямился, как солдат на карауле и чуть не выпал от того, что в причудливо задрапированных складках лифа откуда-то нарисовался бюст, которого никогда не было. От такого фокуса Вейлон даже немного обалдел и для верности похлопал себя по груди, чтобы убедиться — под тканью не выросло ничего лишнего. Какое-то запрещённое волшебство. Да и в целом, если закрыть глаза на волосатые ноги и собственную уставшую после работы небритую физиономию, Вейлон мог бы поклясться — всё что покрывало платье могло принадлежать только женщине. Даже мускулистые плечи в этих рукавах не казались такими массивными. — Тебе нравится? — спросил Эдди, влюблёнными глазами глядя на Вейлона в отражении зеркала. — Знаешь, не скажу, что я всегда о таком мечтал, но у тебя что-то получилось. Ты никогда не хотел работать портным на какую-нибудь дрэг-диву? Озолотился бы. — Нет, дорогая. Это платье получилось идеальным, потому что я шил его для тебя. Ты — моя муза, моя единственная любовь, — промурлыкал Эдди и, обняв Вейлона суровыми ручищами разнорабочего, мягко поцеловал в затылок. ***       Был очередной день, когда Вейлон боролся против чего-то до последнего, а потом проигрывал. Сегодня Эдди страстно желал довести несуществующую женственность Вейлона до идеала. — Один раз, — умасливал Эдди, используя как запрещённый приём, расслабляющий массаж спины и шеи. На вкусняшки внутренний лабрадор Парка уже не вёлся. — Всего один раз. Только для меня. Тебя больше никто не увидит. Ни одна живая душа. Ну, пожалуйста, дорогая. Тебе понравится… — Тебе понравится, — передразнил Вейлон, пока в ванной брил ноги и подмышки. Хорошо, что хоть на груди у него никогда не росло волос, чтобы заниматься ещё и этой ерундой. — Понравится. Конечно. Всю пену извёл… — Надеюсь, ты не покупал специально для этой херни косметику? — уточнил Вейлон, когда выходил помытый и побритый после душа. — Нет. Этот набор достался мне почти новым от одной домохозяйки, которой я стриг газон… А ещё я приготовил для тебя маленький подарок, — Эдди отложил палетку с тенями и вытащил небольшую коробочку, кто бы сомневался, перевязанную розовой лентой. — Это мои извинения за ту безобразную драку. Надеюсь, тебе понравится. — Что там? — спросил Вейлон. Вот прав он был, когда отнекивался от сюрприза. Не любил он их. Наверняка внутри какая-нибудь стрёмная секс-игрушка. Да нет. Не мог Эдди подарить ему подобную вульгарность. Он же пока считал его честной женщиной. Или нет? Видимо, он недооценивал жениха. Эдди открыл коробку и с великой осторожностью извлёк друг за другом лифчик с пушапом для плоскодонок, бежевые чулки на подвязках и мужские шёлковые трусы. И да, и трусы и лифчик, конечно же, были с кружавчиками. — Серьёзно? Вейлон издал нервный смешок и снова начал жалеть, что согласился на эту авантюру. А думал-то — ну поиграет жених с ним в дочки-матери. Ничего страшного. С каждой минутой становилось всё страшнее. — Дорогая, ты же не думала надевать под это платье свои боксёры? Они совершенно ломают образ! — А ты ломаешь мою хрупкую психику, Эдди. Я не буду носить женские трусики. У меня в них причиндалы не влезут. — Не говори так, Вейлон. Я всё предусмотрел! Для наглядности Эдди жестом уличного продавца достал трусики и растянул между рук, демонстрируя их тягучесть и вместительность. — На ебэе заказал? — горько усмехнулся Вейлон. — Сам сшил, — с гордостью признался он. — Когда ты успел? Когда? Тебе же всё время нужно было примерять на меня каждый стежок! — С бельём было намного проще. Ведь параллельно я шил для тебя шорты и знал все твои параметры.       А Вейлон-то, наивная душа, думал, зачем Эдди так подробно измеряет его в промежности. Шорты ведь получились в итоге свободными и вполне себе мужскими. — Надеюсь, ты побрил пах, — как бы между делом заметил Эдди и с интересом посмотрел на означенное место Вейлона Парка сокрытое полотенцем. — Я заебался бриться, — вздохнул Вейлон. — Да и зачем? Мои причиндалы под платьем всё равно никто не увидит. Если только ты не решил удовлетворить какие-то свои извращенские фантазии. Нет? Эдди снова порозовел и стыдливо отвёл взгляд, жирно расписываясь в своей виновности. — Ты ведь знаешь, дорогая. Я бы не посмел посягнуть на твоё достоинство, пока ты замужняя женщина, но… — Но ты бы не отказался поглазеть на меня в сексуальном бельишке? Да, Эдди? — игриво подмигнул Вейлон и, дразнясь, приподнял край полотенца и оголил бедро. Эдди поспешно отвернулся, но его всё ещё выдавали краснеющие фонарями уши. — Вздорчнуть на меня хочешь? Эдди отрицательно помотал головой, а уши продолжали гореть. Вейлон всерьёз размышлял, насколько от него убудет его хвалёной мужественности, если он побреет пах и напялит кружевное бельишко? Эдди потратил столько времени, денег и стараний на него. Почему бы не позволить ему поглазеть на себя? Эдди и с настоящее-то женщиной не был ни разу. С его-то убеждениям, что до свадьбы ни-ни. А если всё-таки не сдержится, то Вейлон не кисейная барышня. Он и врезать может. После этого Парк вообще почувствовал себя всемогущим, как Санта-Клаус и даже позволил Эдди собственноручно побрить сокровенное. Безопасной бритвой, естественно. Других у него дома и не было. И только пах, хотя Эдди уговаривал побрить ещё и мошонку, но уж на это Вейлон смог сказать своё категорическое «нет». Однажды Лиза уломала его побрить яйца. Вейлон чуть не умер, пока волосы отрастали обратно. Ещё и почёсывался без остановки, как павиан целый месяц.       Эдди всё равно был не в претензии. Стоя на коленях, он с великой осторожностью брил станком всю богомерзкую растительность. Вейлона его старания даже немного умиляли. Главное, было слишком не расслабляться и не закрывать глаза, а то не хватало под ощущения скребущих по коже лезвий, начать фантазировать о чём-нибудь эдаком и возбудиться. Глускину потом на библии не докажешь, что это не его заслуга, а вымышленной красотки из головы. Наконец Эдди отложил станок и медленно стёр полотенцем остатки пены. Лицо у него при этом было настолько каменное, что Вейлон уже и не знал, чего ждать, и на всякий случай готовился обороняться вантузом. Но план «Бэ» не пригодился. Эдди широким шагом покидал ванну. — Пожалуйста, надень бельё! — выпалил он, не оборачиваясь.       Трусы тоже сидели идеально, хотя кружева всё ещё казались архитектурным излишеством. Но как будто всего этого было мало, Эдди вручил ему ещё и туфли на каблуках. — Смерти моей хочешь, да? — Вейлон мрачно разглядывал чёрные лодочки, на которых Харон повезёт его через Стикс, если он всё-таки упадёт и расшибёт голову. — Дорогая, я бы не пережил, если бы с тобой что-то случилось. — Чтобы на том свете тоже донимать, — продолжал нагнетать Вейлон, как никогда поддерживая всех девушек мира, что наплевав на дресс-код, обували к вечернему платью — кеды. — Вейлон, каблук — всего два дюйма. Моя бабуля носила шпильки в два раза больше. — Подкалываешь, как мой физрук.       Вейлон всё-таки влез в эти пыточные приспособления, и, качаясь, как пьяный паралитик во время морской качки, прошёлся по комнате. Эдди заботливо подхватил его под руку и начал убеждать, что у него прекрасно получается и стоит всего лишь попрактиковаться. После этого Вейлон думал, что он наденет платье, ещё немного покрутит отсутствием зада перед Эдди и на этом всё закончится, но он совершенно забыл про палетку теней на миллион оттенков, а она как чеховское ружьё всё это время лежала на журнальном столике и ждала своего рокового часа.       Вейлону снова пришлось умыться, потому что он успел запариться, пока ходил на каблуках. Поглаживания кисточек, пудрениц и мягких карандашей по лицу и губам особенно не парили. Вейлон закрыл глаза и даже задремал, а проснулся от того, что его брызгали чем-то душно пахнущим цветами. Просто заебись. Завтра он придёт на работу, воняя женскими духами, и парни будут до посинения развлекать его шутейками про горячую любовницу. — Теперь всё? — спросил Вейлон.       Ему даже не хотелось смотреть на себя в зеркало. Ну, его. Ещё кошмары будут сниться. И как женщины это выносят? Столько дебильных процедур. И ради чего? Вот такого придурка вроде него или Эдди? Если бы Вейлон на самом деле был женщиной, то скорее всего стал бы лесбиянкой. — Нет. Ещё причёска. — Ты напялишь на меня парик? — внутренне и внешне содрогнулся Вейлон от подобной перспективы. — Нет. Парики носят только вульгарные женщины. — Или лысые. — Да. Но ты, слава богу, оставил на своей голове хоть что-то. Я просто сделаю тебе укладку.       Всего лишь укладка! Господи, за этот вечер Вейлон пережил интимную стрижку, кружевное бельё, макияж и каблуки. Он был уже готов даже на шугаринг и удаление кутикул, хотя понятия не имел, что это за покемоны. — Развлекайся, — махнул он рукой. Причёска много времени не заняла. Вейлон стоически пережил холод геля и пенок, зачёсывание пробора на все лады и шевеления чужих пальцев на своих волосах. Не сопротивляясь, нацепил клипсы и нитку жемчужных бус, на этот раз, чувствуя себя не лабрадором, а декоративным шпицем, которого постоянно подстригают, наряжают в костюмчики и вертят им, как вздумается. Слава всем богам, которых он знал и не знал, его ногти оказались просто коротко подстрижены, а Эдди считавшего любой лак жуткой вульгарщиной, они вполне устроили. — Эдди в тебе пропадает стилист, — в который раз проговорил Вейлон снова стоя перед зеркалом и, не узнавая в длинноногой роковой женщине Вейлона Парка, которого раньше видел в этом зеркале, думал, что хорошо знал и любил таким, какой он есть. — Просто вот погибает страшной смертью в кошмарной безвестности. — Тебе правда нравится? Ты видишь? Ты прекрасна, дорогая, — тихо проговорил Эдди, снова едва касаясь губами виска. — Настоящая женщина. Красивая, изящная, очаровательная. Такой я тебя вижу.       Вейлон нервно сглотнул и отодвинул Эдди. — Теперь можно всё это снять? — Так сразу? — расстроился Глускин, и его можно было понять. Он убил на эту фигню почти два часа и просто так снять и смыть все его старания, было всё равно, что на пляже разрушить песочный замок карапуза. — Ну ладно. Могу не сразу. Но что мне делать в таком виде? Если что, это не самый удобный наряд для… твистера. — Мы можем потанцевать, — лопаясь от предвкушения, предложил Эдди. — Зачем? — тупо спросил Вейлон, потому что ему требовалось что-то спросить. Уж слишком много всякого странного с ним проделывали за этот вечер, чтобы перестать следить за тем, куда едет его кукуха. — Потому что это свидание, — сказал Эдди, но прозвучало так, будто он не был в этом уверен и скорее спрашивал об этом Парка. — Потому что ты боишься выходить в платье из дома. И я подумал, что если я не могу пригласить тебя на танцы, то мы могли бы потанцевать и здесь. И снова он выглядел таким растерянным, что Вейлон согласился и на эту затею. Помолчи кукуха. Твоя остановка ещё не скоро. Шоу должно продолжаться. Эдди освободил площадку, отодвинув подальше столик, и засунул с прошлого раза неубранные провода обратно в шкаф. Вейлон подобрал музыку, и кое-как переставляя ноги, позволил Эдди вести в медленном танце. И вот они танцевали такие красивые. Вейлон — как копия актрисы Маккензи Дэвис, сбежавшая со съёмок Терминатора и Эдди, как самый горячий фанат Рамштайн и мюзиклов по призраку оперы. У Вэйлона даже начало получаться двигаться во всём этом непривычном. Шёлковое бельё приятно облегало все интимные места и он начал испытывать от всего происходящего какое-то неправильное удовольствие, как в двери кто-то позвонил. А Вейлон так расслабился, что совсем забыл, в каком виде сейчас находится, и, стуча каблуками, побежал открывать.       И только он подумал, что этот вечер уже не может стать хуже, как на пороге его квартиры нарисовались Майлз и Билли. Надо было уже отвыкать думать, что что-то не сможет стать ещё хуже. У несовершенства тоже не было предела. — Кажется, мы ошиблись квартирой, — обескуражено проговорил Билли. — Да нет, мы пришли верно, — нехорошо заулыбался Майлз, приметив за спиной шикарной пепельной блондинки уже знакомого жениха. — Милая леди, зачем вы проглотили нашего друга, и что делаете сегодня вечером? Под слоем косметики этого было не видно, но Вейлон покраснел так, как не краснели от стыда уши Эдди полчаса назад. — Зачем вы припёрлись? Я вас не звал. Проваливайте, — злобно прохрипела пепельная блондинка пропитым голосом бывалого моряка. — Вейлон! Ты совсем отбился от рук, — тут же завёлся Майлз, без приглашения заходя в квартиру. — По пятницам тебя не вытащишь. На выходных трубку не берёшь, в чате не отвечаешь. Раз-два в неделю появляешься в тренажёрке, как на работу. Молчишь, ничего не рассказываешь. Темнишь чего-то. Мы уж думали, что жених тебя на выходные цепями к батарее приковывает. Кстати, привет, Эдди. Как жизнь? Как сам? — До вашего прихода было просто великолепно, — не скрывая своего неудовольствия, проворчал Эдди. — У вас свидание? — с опаской спросил Билли.       Он ещё пытался быть вежливым, в отличие от Майлза, который успел задрать Вейлону юбку и получить от того по шее, но бельишко-таки разглядел. Присвистнул и, достав телефон, как истинный репортёр начал делать скандальные снимки. Эдди загородил собой «даму» от папарацци, и угрюмо уставился на парней. Сжатые кулаки играли жилами. Одно неверное движение и прольётся чья-нибудь кровь. Майлз и его сфотографировал пару раз, щёлкнув вспышкой в интимном полумраке комнаты. — Советую вам убраться по хорошему, — глухо проговорил Эдди, уже знакомыми Вейлону интонациями. — Я не потерплю домогательств в адрес своей возлюбленной. Иначе я… — Эдди, — зашипел на него Вейлон и на всякий случай придержал за плечи. — Надеюсь, ты не забыл сегодня принять свои таблетки? — Нет, дорогая. Я выпил все необходимые лекарства, — тут же ласково отозвался жених. — А ты, Вейлон, походу, свои принять забыл, — хмыкнул Майлз. — Ребят, думаю, вам на самом деле лучше пойти без меня. А это… — Вейлон с опаской глянул на Эдди. — Я вам потом всё объясню. Ладно? — Майлз, — Билли снова шикнул на друга, который только открыл рот для очередной скабрезной шутейки. — Вей, я конечно, не совсем понимаю, что здесь у вас происходило, но мы давно знакомы. Уживаемся как-то со своими тараканами, — Билли снова неодобрительно посмотрел на Майлза, как на самого главного здесь таракана. — И мы бы не хотели, чтобы из-за какой-то ерунды нашей дружбе вдруг пришёл конец. Да, Майлз? — Да. А ещё… — не договорил Майлз, потому что Билли зажал ему рот своей огромной ручищей. — А ещё, мы на самом деле были бы рады, если бы ты пошёл с нами в клуб, и Эдди, конечно же. Без тебя наша банда какая-то неполная. Ты же… Майлз! Фу! Мерзость! — Билли вытирал облизанную ладонь о куртку Майлза. — Ну, так что, пойдёшь? — Эдди? Пойдёшь с нами? — спросил Вейлон. — Если ты этого хочешь. — Конечно! Только мне нужно время. Смыть всё это и переодеться… — А зачем? — вякнул Майлз, едва сдерживая лукавую улыбку. — Иди так. — Если ты что-то задумал, то… — Я тебе отвечаю, — согласился Билли без намёка на подставу. — Если бы мы тебя не знали, то в жизни бы не подумали, что ты парень. — Правда-правда! Из Азкабана сбежал самый сильный маг, но мы обещаем не выдавать твоего жениха. И вот на все эти заверения от друзей Вейлон бы не повёлся. Потому что знал Майлза ещё по его приколам со времён колледжа, когда он нарядил упитого до цветных слонов Вейлона в костюм секси-единорога, а в другой раз изрисовал всё лицо пенисами. Билли же был надёжным парнем, но и с ним случались провалы. Эдди смог заверить так, как мог только он. — Если что-то пойдёт не так, я их всех убью, — с ласковой улыбкой пообещал он, и Вейлона его слова парадоксально успокоили. А потому без лишней полемики он взял, протянутый Эдди клатч, втиснул в этот кошелёк на верёвочке телефон и свой потёртый бумажник, и пошёл, шагая длинными ногами от бедра, и даже почти не спотыкался.