Сон в летнюю ночь

— Да ну вас, ребята, так пугать…– нервно посмеиваюсь, откашливаясь. От подобной пробежки пришлось остановиться и как следует отдышаться, потому что кашель душил с неимоверной силой. Душил так, что перед глазами плясали тёмные пятна. Дрожащие руки упираются в колени, отчего ноги предательски подкашиваются, и я валюсь на твёрдую каменистую землю. То лицо…это было даже не лицо, а какая-то маска. Огромная белая маска с чёрными дырами вместо глаз. И когти. Огромные. Уродливые. С зазубринами. Перепачканные кровью… Страшила, мягко говоря. «Чтобы такую забыть, надо очень, очень много выпить», — как говорил один мой хороший друг. Пожалуй, наиболее удачная характеристика. Я даже разглядеть детально ту нелюдь не успела, но уже прониклась и «вдохновилась» этой…рожей. «Но как же она внезапно возникла передо мной», — перевожу дыхание, пытаясь хоть как-то унять мелкую дрожь в руках. Нелепыми шутками, неуклюжими растираниями — хоть как-то угомониться. Пальцы будто едва-едва вибрируют и заледенели так, что и земля под ладонями теперь не кажется такой холодной, как раньше. «Всё хорошо, всё хорошо», — раскачиваясь вперёд-назад и обняв себя руками, пытаюсь успокоиться. — Мне померещилось, мне просто почудилось… Прикосновение к плечу заставляет меня с диким визгом отшатнуться и упасть на руку. Боль простреливает локоть, табуном игл расползаясь до самых кончиков пальцев. Ноги и ладони режутся и счёсываются о мелкие камни в попытках отползти куда-то подальше от неизвестности. Назад. Назад. Ещё назад. Дальше. Не останавливаться. Ползти. Прочь. Прочь. Прочь. Ногу что-то хватает, и я растягиваюсь на земле, раздирая в кровь запястья и истошно вопя. Но дальше ничего не следует. Меня никто не разворачивает к себе, не впивается в голени острыми клыками или когтями. Что-то внутри меня подсказывает оглянуться, и я в недоумении замираю на месте. Позади никого нет. Только дерево и мелкая поросль кустарников размываются тёмными пятнами в сизом тумане. Моя же лодыжка застряла под массивным корнем — и как я умудрилась?! — Да чтоб вас всех…– медленно прикрываю глаза и устало переворачиваюсь на спину, перед этим освободив ногу из древесной хватки. Кажется, я испугалась веточки, которая меня коснулась. Ну, что ещё сказать… «это всё из-за спайса!». Ага, очень смешно. Вытягиваю руку перед собой. Никаких ссадин и царапин. Ни крови, ни ран — ни-че-го. Пальцы растворяются в светло-сером тумане, который не висит неподвижным полотном в воздухе — нет, вовсе нет, — а куда-то плывёт и движется, как клубы сигаретного дыма. Даже захотелось сделать одну глубокую затяжку и выпустить такое же сизое облако, чтобы потом любоваться им. В голове упорно бьётся мысль о том, что я слишком долго лежу на земле. Слишком долго нахожусь на одном и том же месте. Так нельзя. Надо куда-то идти. Неважно, куда. Просто двигаться вперёд. — Вперёд, труба зовёт, — как-то обречённо простонав, поднимаюсь на ноги. Всё тело после отката эмоций прямо-таки протестует от подобного издевательства и требует вернуться на твёрдую неприятную поверхность и принять лежачее положение. — Отставить бунт, — тихо бурчу, волоча ноги в непонятном мне направлении. Кажется, бреду по какой-то тропинке. И это, определённо, радует. Всё-таки когда есть хоть какой-то маленький ориентир, становится чуточку спокойнее: ты не бродишь бесцельно в неизвестности, не блуждаешь в поисках ничего, а идёшь по тропинке, которая всегда к чему-то приводит. «Или к кому-то» Внезапный нежный лёгкий звон привлекает внимание. Он как песня крошечного серебряного колокольчика, прорезающая непонятный гул, который своей монотонностью заменяет в этом лесу тишину. Голубоватое сияние, плывущее невдалеке, притягивает к себе магнитом, как лампа — мотылька. И я безвольно, слепо следую за ним, не замечая ничего вокруг себя, не видя странного вытянутого силуэта за одной из колонн, не обращая внимания на танец кровавых бликов и тёмные лучи, пронзающие и разрывающее сплошное полотно тумана. Только когда призрачное кольцо опускается в чашу, пальцы холодит ледяная слеза, а оглушающая трель вонзается клешнями в голову и перед глазами из разноцветных пятен сплетается девушка, кладущая цветы у надгробия, меня будто током прошибает, и я срываюсь с места, мчась куда-то вперёд. Я бегу, мёртвой хваткой прижимая к груди новую слезу. Бегу, даже когда кашель с новой силой душит меня, жадно вгрызаясь, как голодный зверь, в горло. Даже когда из уст срывается жалобное сипение и хрипы, ноги продолжают меня нести дальше и дальше. Я совсем ничего не понимаю. Что здесь происходит? Что сейчас было? Куда я бегу? Почему мне так страшно? Кто-нибудь, остановите меня! Я не хочу бежать, я хочу остановиться… Что-то мягкое с пугающе громким треском ломается прямо под моей ногой. Руки и ноги сковывает обжигающая боль, оплетая тело и сжимая его до хруста костей. Я даже не успеваю крикнуть. Только жалко прозвучавший всхлип становится последним, что я могу сделать. Что-то острое беспощадно прорезает одежду, а затем и кожу, заставляя корчиться от невыносимых страданий. Бесполезные же трепыхания в попытках вырваться делали мою ситуацию только хуже. В какой-то момент я перестаю дышать, чтобы лишний раз не шевелиться — лишь бы острые наросты на корнях не впивались глубже. Но отчаянно поскуливая, наблюдаю за тем, как одна лиана медленно-медленно прорастает в ладонь, как вонзается, червём пролезая, затем расползается буграми, а после рывком вспарывает кожу, разбрасывая сотни кровавых капель вокруг. От боли всё меркнет перед глазами, а затем вспыхивает искрами. Захлёбываясь слезами и заглатывая свой собственный вопль, я только крепче сжимаю второй рукой заветную слезу. Не выроню. Не отдам. Ни за что. Мне всё просто снится. Это сон. Дурной сон. Тихий шорох. Туман медленно рассеивается, и я сквозь искривлённую пелену слёз вижу, как кто-то стоит ко мне спиной. Высокий и массивный силуэт, расплываясь, разворачивается ко мне. Монах в робе, держа руки сомкнутыми в молитвенном жесте, неторопливо и лениво поворачивается, но ни одна складочка ткани ни разу не встрепенулась. Он сам никак не качнулся в каком-то движении. Он совсем, ни разу, не пошевелился, будто повис в воздухе. Будто сделан из камня. Будто статуя, внезапно ожившая… «Хоть круг и сломан, но всё ж остерегайся: следящего за садом взора опасайся» Резко весь мир вокруг темнеет и сужается до двух горящих точек-глаз этого монаха. Вспыхнувшие два алых луча невдалеке и потусторонний крик обухом бьют по голове и рывком вытягивают из этого кошмара. Я не сразу понимаю, что деревьев, размытых туманом, больше нет, а вместо них уже стены моей новой комнаты; что ладони целы и невредимы и никакие слёзы их не тяготят; что вместо низкого гула — мерное тиканье часов. И только холодный лунный свет пробивается через окно, умиротворяя. Круглый белый диск освещает собой небо, плывущие вокруг облака, осветляя их кромки и рисуя ими причудливые корабли, бороздящие небосвод; пробегает вскользь по макушкам деревьев, серебря листву; заглядывает ко мне в комнату, танцуя на полу и стенах. Вокруг же луны мерцают, кружа в хороводе, звёзды, собою напоминая россыпь алмазов. Прекрасная, умиротворяющая и завораживающая картина. — Всё хорошо, — облегчённо выдыхаю, сильнее кутаясь в одеяло, — просто дурной сон. Мне всё приснилось, — для проверки даже вытаскиваю ладонь, детально её разглядывая. Нет, никаких, даже мелких, ссадин или царапин не видно. Несколько раз сжав-разжав пальцы, окончательно убеждаюсь в том, что всё в порядке, и расслабленно откидываю руку в сторону. С тихим мягким шорохом та падает на мягкую подушку, лежащую рядом, проваливаясь в прохладную ткань, наполненную пухом и перьями. «Блаженство», — проносится в мыслях, но радостная улыбка не успевает промелькнуть на моём лице. Горькое послевкусие страха и ужаса напоминает о себе пульсирующим жаром в груди, распространяясь по всему телу. Хочется вскочить с места и ринуться в ванную, чтобы поскорее смыть с себя весь страх и сбросить пелену сна, но конечности будто наливаются свинцом и намертво пристают к кровати, слово сверху на них кинули тяжёлый мешок. Звёзды гаснут. Ветви деревьев застывают в мёртвой тишине. Веки, как по чужому приказу, тяжелеют, а луна сменяет своё убаюкивающее белоснежное сияние на зловеще-алое, заливая небо безумным багрянцем из кровавых ошмётков. А затем наступает темнота.