Хенджин возвращается из больницы с горьким вкусом во рту. Он до сих пор ничего не может понять до конца. Он ненавидит себя за то, что тогда, в детстве, когда его родители узнали про его плохую привычку к сигаретам,не бросил это пагубное дело в тот же день, а продолжал скрываться и курить меньше не стал.
Он ненавидит себя за хладнокровный вид и нрав, и что это досталось ему от отца. Он ненавидит всю свою жизнь медленно подходя к дверям кафе, в котором работает его друг.
Он останавливается за несколько метров от входа. Ему еще надо все обдумать. Как сказать младшему об этом?
Сейчас он ловит себя на мысли, что случись это пару месяцев назад, ему было бы плевать на всё, он бы не мучился от мыслей в голове, от сожалений, а просто принял бы действительность и с тем же холодным ничего не показывающим видом лёг бы в больницу, даже зная, что это не принесёт ничего хорошего.
Но сейчас он смотрит вперёд, на открывающиеся двери кафе, из которых выходит солнечный мальчик, распространяющий тепло и свет вокруг себя, он сегодня закрывает смену, потому что, как и думал Хенджин, отказался идти на вечеринку. Он такой правильный и всегда предсказуемый, и Хвану это нравится в нём.
Но боль в сердце не даёт пошевелиться. Хенджин стоит столбом, без шанса открыть рот. Что-то тяжелое упало на грудь и комом поднялось под кадык.
Его руки заледенели, хотя на улице довольно жарко, и дрожью пробрало до костей, мурашками пройдясь по всему телу. Он как будто окаменел и не сводит глаз с уходящего в сторону мальчика.
- С-Сынмин, - пытается выдавить из себя что-то похожее на нормальный человеческий голос, но это ему не удаётся и Сынмин не слышит, и уходит дальше, вниз по улице.
Так даже лучше, думает Хван, не придётся ничего говорить и объяснять.
Он дожидается несколько минут, чтобы Сынмин ушёл подальше и идёт следом. Он не хочет пересекаться, но где-то в глубине души горит маленькая надежда что Сынмин сейчас остановится, обернётся и увидит своего хёна, подбежит к нему и обнимет в своей ребячьей манере.
Но Сынмин не останавливается и не оборачивается, и никуда не бежит.
Он идёт уверенно вперёд, так и должно быть. Сейчас во всем мире никого не существует, кроме него и любимых исполнителей в его наушниках.
Сынмин доходит до места, с которого открывается прекрасный вид, на сумеречный город, осталось недалеко до дома, и он стоит минуты две, наслаждаясь видом.
Хенджин ловит себя на мысли, что они часто тут останавливались, когда тот его встречал с работы. Они стояли недолго. Сынмин смотрел на закат и начинающиеся сумерки, наблюдал, как постепенно над городом нависает темнота и огни на улицах становятся ярче, оповещая, что началась ночь. А Хенджин смотрел на Мина и не мог оторвать взгляд. В такие моменты он был особенно красив, его лицо освещало вечернее солнце, и он становился еще более мягким, чем в полуденное время.
Однажды Сынмин взял его за руку и пальцем указал на первую звезду на небе.
- Смотри, какая яркая! Это, наверное, северная полярная!
Ему это так нравилось, а Хвану нравилось, что его друг сейчас такой счастливый.
Они идут дальше по узкой улочке, Хенджин держится на расстоянии и ступает настолько тихо, чтобы парень не услышал его ни в коем случае.
Сынмин останавливается вдруг, и Хвана пронзает лезвие страха прямо в грудь. Он быстро ищет за что бы спрятаться и встает за широкое дерево. Сынмин поправляет немного развязавшиеся шнурки на кедах и продолжает идти.
Выход. И стало легче. Хенджин протирает глаза от усталости и возвращается на дорогу, он уже не видит младшего, тот быстро скрылся в домах.
Так даже лучше, думает Хван, и продолжает не спеша идти домой.
Мысли его путаются и он слабо соображает, ему хочется увидеть Мина, увидеть его улыбку, улыбнуться в ответ, но он не знает, что ему сказать при встрече, и вообще стоит ли говорить?
«Когда это началось? », опять проскальзывает в его голове.
Кажется, он уже давно влюблен в маленького принца. Он не показывает этого, но каждый раз, когда этот ребёнок забегает в класс, боясь опоздать, у Хенджина на душе так радостно, хочется обнять его и начать зацеловывать до смерти – настолько он милый.
Он помнит каждый их закат и каждую вечернюю прогулку после подработки. Он помнит, как Сынмин рисовал его и любит рассматривать его тетради, и каждый день, он берет его тетради, чтобы посмотреть новые рисунки, которые Мин делает во время скучных уроков.
Мечтой его стало, в последнее время, увидеть, что же происходит в комнате Мина, когда он наедине с собой и своими мыслями. Что он рисует на больших холстах? Насколько красиво он выглядит в этот момент? Как блестят его глаза и как он улыбается во время работы?
Он представляет, что в комнате и яблоку негде упасть – всё в рисунках, бумагах с зарисовками, везде краски и кисти, карандаши на полу и, скорее всего, в укромном уголочке стол для выполнения школьных заданий, на котором помещается только лампа и тетрадь, а все остальное пространство – поле для работы.
Он замечает Сынмина, сидящего на самой высокой лестнице, когда уже подходит к их развилке. Он сидит уже не в наушниках, а просто сидит и смотрит куда-то вперёд.
Что-то горькое опять пронизывает сердце Хвана и опять становится тяжело где-то внутри.
Он стоит с минуту и уже разворачивается, но…
- Хён? – вдруг слышит дрожащий голос маленько щеночка и сердце обрывается, рвётся на части. Почему он так жалобно скулит? Что происходит?
Хенджин оборачивается и видит самое милое, но в эту секунду, почему-то грустное личико, с влажными щечками. Он, что, плакал?
- Почему не пришёл? – Сынмин встаёт с лестницы и поворачивается всем телом к Хвану. – Хён, почему не позвонил мне?
Весь мир Хенджина в этот момент раскололся на миллион частей. Он никогда не видел младшего таким.
- Прости, прости, - только и может говорить он, - прости, маленький, - он закутывает Кима в свои объятия, жадно прижимая его к себе, боясь, что это однажды прекратится.
- Я ждал тебя в кафе, все уже ушли, а я ждал тебя, - заливается слезами Мин.
- Боже, Сынмин, прости меня. Прости, я не смог прийти, - он, конечно же, лжет ему нагло и бессовестно, но лучше так, чем признать, что не мог подойти ближе ста метров к нему. – Прости, что не позвонил и не написал, - его голос дрожит и в глазах наливаются слезы.
Они стоят и пытаются успокоить друг друга какое-то время. Обнимают друг друга так крепко, как будто не виделись всю жизнь. Детские ручки младшего крепко обвивают талию Хвана, а старший, упав головой на плечо Киму бережно гладит одной рукой по волосам.
Через какое-то время все приходит в норму, и они сидят вместе на той лестнице и молчат.
Тишину нарушает Ким.
- У тебя что-то случилось? Ты рано ушёл из кафе.
Что делать? Паника забирает душу и Хенджин не может открыть рта.
- Я, кстати, видел твоих родителей, - чуть тише сказал Ким. – Ты должен был мне сказать…
Хенджин по прежнему молчит, недоумевая, что же ему могли сказать его родители. Он надеется, что Сынмин до сих пор ничего не знает и сейчас он скажет что-то глупое и неважное, что не причинит ему боли.
- Знаешь, Минни, - начинает Хван, - в нашем возрасте все достаточно просто. Нам не надо думать о последствиях. Нам не надо думать о деньгах, пропитании и прочем, вместо этого за нас думают наши родители.
- К чему ты это, хён?
- Я хочу сказать, что пока мы еще молоды, мы можем не думать о будущем, но это не значит, что мы не должны думать об этом.
- Я не понимаю, хён. Что ты хочешь сказать?
- Минни, я…
- Зайдёшь ко мне? У меня никого нет, мама с Лили уехали на выходные к родственникам, оставили меня присматривать за домом.
Это неправильный поступок и Хван это понимает, но он не может найти в себе силы отказать своему младшему. Он покорно идет за ним, входит в дом и дверь закрывается.
В доме пахнет цветами, которые выращивает госпожа Ким. Это лилии и пионы. Наверное у Сынмина много натюрмортов на тему цветов, и скорее всего, он тоже очень любит цветы. Запах очень свежий и на секунду Хвану кажется, что и Сынмин расцвел, как цветочек.
- Хочешь увидеть мою комнату?
- Ты же никого не впускаешь туда?
- Верно, но… Тебе я хочу показать, - он смущается и отводит взгляд, но в полусумраке это выглядит очень мило и Хван соглашается.
Они входят внутрь комнаты, она достаточно просторная. И как и предполагал Хван, все стены в листах бумаги с рисунками, какие-то уже законченные, а какие-то представляют собой только зарисовки. Где-то красуются отдельные части лица, кисти рук. Это похоже на настоящую мастерскую.На полу разложены баночки с краской и палитра, но всё это в одном углу. В другом книги и тетради для школы, и, как ожидалось, совсем маленький письменный стол, на котором еле помещается настольная лампа и ноутбук.
- Тут так уютно, - произносит Хван.
Сынмин включает тусклый свет лампы и садится на кровать, потому что места тут больше нет, чтобы сесть. Хенджин присаживается рядом и их плечи аккуратно касаются друг друга.
- Твоя мама сказала мне, - начинает Сынмин.
- Молчи. – прерывает его Хван, - сейчас я не хочу об этом.
Он улыбается тепло, как привык Сынмин, и смотрит на стены, изучая каждую мельчайшую деталь
- Я хочу запомнить все, что тут есть, - говорит он мягко, что Сынмину становится тепло от его голоса. – Возможно, я больше не увижу эти стены, твои рисунки. Поэтому я хочу всё запомнить.
Сынмин давится слезами и старается подавить жалостливый стон, провалившийся комом вниз живота. Он тихонько берет за руку старшего и кладёт голову ему на плечо.
- Хён, я не знаю что происходит, но… - он замолкает на несколько секунд и смотрит Хвану в глаза, он видит в них свое отражение и ему становится страшно, - я не хочу отпускать тебя.
- Когда я говорил, что в нашем возрасте все просто, я имел это ввиду, но мы становимся старше, и нам необходимо принимать сложные решения.
- Ты как будто смирился с этим! – Восклицает Сынмин с нескрываемыми слезами на глазах. – А я не хочу, не хочу мириться с этим. – и он взрывается, слезы текут ручьём, капая на футболку и шорты.
Хенджин гладит по щекам младшего, пытаясь вытереть все-все слёзки, но ему это даётся с трудом.
- Их так много, зачем ты плачешь, малыш?
- Не оставляй меня, хён, пожалуйста, - Сынмин переходит на крик и обнимает старшего еще сильнее до боли в ребрах. Он прячет свое лицо в груди Хенджина, надеясь, что тот не увидит бесконечно льющихся слез.
Хван поднимает его лицо, хоть и с трудом, чтобы успокоить.
- Ложись, - они ложатся рядом друг с другом, Хванзаплетает свои руки вокруг шеи младшего, кутая его в себя, как шарф. – Так тепло с тобой рядом. Я бы ни на что это не променял.
- Хён, - хнычет ребёнок. – Не уходи сегодня, пожалуйста. Мне так больно.
Хенджин целует своего щеночка в лоб несколько раз.
- Не уйду. Ты должен успокоиться.
Они встречаются глазами, когда Сынмину удаётся выпутаться из нежных рук старшего. Сынмин думает, что совершает ошибку, за которую поплатится чем-то очень важным для него.
- Я бы отдал все свои закаты, лишь бы ты был здоров.
Эти слова эхом раздаются в голове Хвана и его сердце опять заполняется горечью. Этот ребёнок не должен быть таким мягким к нему. Он не должен любить его. Он этого не достоин, и не будет достоин никогда. Но почему этот ребёнок смотрит на него так нежно и так искренне? Зачем этот ребёнок топит лёд в его сердце? Зачем этот ребёнок так близко сейчас и так далеко каждый день? Почему всё становится так сложно в последнее время?
Хенджину хочется провалиться под землю, чтобы не встречать Сынмина никогда в жизни, чтобы не чувствовать боль в груди от того, что им приходится так вот лежать, чтобы Сынмин никогда не узнал, о болезни Хвана и, чтобы они никогда не влюбились друг в друга.
Ему хочется в эту секунду вернуть все обратно, чтобы не было ни закатов, ни прогулок, ни поездок в автобусе, ни соседней парты, наполненной солнцем ярче, чем солнце на улице.
Хочется забыть улыбку, мягче и слаще сахарной ваты, забыть блеск в чужих глазах, от которого он сходит с ума, забыть ласки и нежные кисти рук, которые ничего тяжелее карандашей не держали.
Хочется послать далеко всю эту блядскую жизнь, которая не научила его правильным вещам, которая не привела его к нормальной жизни, а привела к такому исходу событий.
Хочется послать всё к черту и просто исчезнуть, и чтобы Сынмин забыл о нем, как о кошмарном сне, чтобы не чувствовать эту боль и не причинять боль любимому человеку. Хочется просто не рождаться.
- Закаты – это всё, что у нас с тобой есть, - хрипло и еле слышно говорит Хван, - я бы забрал их с собой навсегда.
Сынмин смотрит сейчас на лежащего с закрытыми глазами парня, и ему сносит крышу. Ему тоже хочется все вернуть к тому времени, когда они были еще детьми, найти Хенджина и сказать ему, чтобы бросил курить, потому что в будущем он собирается подарить ему своё мягкое сердце.
Сынмин сходит с ума и не осознает, что губы их касаются друг друга. Пока что это простое прикосновение, но через секунду это поцелуй, долгожданный и чувственный, тягучий и сладкий поцелуй, о котором они оба мечтали уже давно.
Это первый поцелуй Сынмина и он старается для своего любимого. Они целуются с языком и чувства переполняют обоих, Хенджин прижимает младшего к себе все сильнее, будто боясь, что тот исчезнет.
Они целуются в темноте, в комнате, в которой Сынмин не сможет находиться после ни секунды. Хенджину горько от этого на душе и он останавливает поцелуй.
- Это ведь не правильно, - хрипит он, - я разрушаю твою жизнь. Я так не могу.
- Все в порядке, хён, - ласково успокаивает его Мин, - я бы не простил тебя, если бы ты не поцеловал меня.
Сынмин настойчив и ведёт себя как настоящий взрослый, забывая о предрассудках.
-Хён? – останавливаясь, он вспоминает свой недавний сон, - давай сделаем что-то большее, чем поцелуй?
Что-то не так, потому что от этих слов у Хенджина срывает крышу и он теряет рассудок. Его руки сильнее придавливают Сынмина к себе и через секунду он нависает сверху, пристально смотря в глаза младшего, пытаясь найти в них что-то, что вернёт его в сознание. Но глаза Сынмина затуманенные и они просят, просят быть ближе сегодня вечером, просят забрать его в свой омут, просят утонуть вместе в любви.
- Мы уже взрослые для этого, нам можно, - тихо произносит Сынмин, добавляя уверенности хёну и убивая остатки рационального сознания в Хване.
Дальше Хван себя уже не контролирует, он медленно оголяет сначала живот, потом грудь младшего, стягивая через голову футболку. Он гладит его маленькое и хрупкое тело, очерчивая своими пальцами линии ключиц, ребер, водит по животу.
Сынмину так приятно, он выгибается в пояснице от щекотки и захватывает ручками спину старшего, мягко сжимая пальчики на его одежде.
Хенджин целует шею, за ушами, облизывает и прикусывает мочку уха, в ответ получая сдавленный стон, улыбается и повторяет все то же самое с другой стороны. Он чувствует дрожь лежащего под ним тела и его разум уже собрал чемоданы и съехал в другую страну.
Он начинает покрывать тело любимого поцелуями, начиная с ключиц, замечая, что это очень чувствительное место на теле Кима. Он посасывает, оставляя багровые следы на груди и ключницах.
- Ты теперь только мой, - рычит он куда-то в грудь, а Сынмин уже на седьмом небе от наслаждения и иногда забывает дышать, когда старший подбирается ближе к резинке шорт.
В его животе творится атомная война, Хенджин прикусывает кожу ниже пупка и с губ Сынмина срывается стон.
Сквозь ткань уже виден четкий стояк и Хенджин, как мастер спорта по минетам облизывает губы и с дьявольской улыбкой на лице начинает целовать его через одежду.
Сынмина сковывают приятные ощущения и он закрывает лицо подушкой, чтобы весь мир не видел сейчас его стыда.
- Не закрывай, ты очень красивый, - Хенджин убирает подушку, поглаживает щеки парня – они такие горячие.
- Господи, Хенджин, ты можешь сделать это? – умоляюще скулит Ким.
Хенджин расплывается в улыбке, скалит зубы и тяжело дышит. Он спускается обратно вниз, стягивая шорты, вместе с бельём, оголяя бедра и пах своего мальчика. Он уже считает Мина своей собственностью, хоть и не имеет на это право. Но Сынмин, видимо, и не против, он подчиняется любым действиям старшего.
Хенджин разводит ноги парня и медленно начинает целовать каждый сантиметр кожи вокруг очага его искушения. Сынмин дрожит от наслаждения и скулит, выгибается от любого прикосновения.
- Хочешь, чтобы я сделал это сейчас?
Сынмин скулит и кивает, кажется, он забыл как говорить и дышать, и только и может, что сжимать простыни и кусать себя за руку.
Хенджин возвращается на свое место, начинает нежно гладить ствол члена и продолжает целовать всё вокруг.
Сынмин дрожит как банный лист и умоляет Хенджина сделать хоть что-нибудь.
Парень перестаёт мучить младшего и принимается за дело.
Сначала он нежно посасывает головку члена, а затем медленно берет в себя, постепенно, до основания.
Сынмин уже плачет от удовольствия, он запускает одну руку в волосы Хвана,когда тот начинает быстрее сосать.
- Я люблю тебя, хён, - вырывается из его рта.
Ему не нужно долго. Он кончает минут через 15 и смущённо отворачивается от старшего, чтобы тот не видел его.
Хенджин поднимается обратно к нему и гладит по плечам, обнимает нежно, как никогда никого не обнимал в своей жизни.
- Повтори, что ты сказал?
Сынмин отрицательно вертит головой и укутывает лицо в одеяло.
- Малыш, повтори это, - тихо шепчет Хенджин на ухо так, что все тело Мина покрывают мурашки. – Минни, повтори пожалуйста.
- Я… Я люблю тебя, хён.
- Я тоже люблю тебя, - рассудок возвращается, и они ложатся под одеяло, чтобы проспать всю ночь. – Я тоже люблю тебя, мой маленький щеночек.
Это утро начинается для Хенджина иначе. Он смотрит на лежащего рядом Сынмина, губы его приоткрыты и такие пухлые. Он сопит как ребёнок, хотя, он же и есть ребёнок. Утреннее солнце, еще не прогревшее воздух, осыпает лицо младшего яркими блестками, тот сияет. Если бы вот так всю жизнь просыпаться и смотреть на это произведение искусства, но сегодня – это наверное единственный раз, когда Хенджину можно насладиться красотой этого утра.
Ему кажется, что впервые за несколько месяцев он проснулся не от боли в груди и так не хочется вылезать из под одеяла, тут так уютно, рядом со своим малышом.
Сынмин упирается щечкой в плечо Хвана и морщит нос. Его хочется обнимать до самой смерти, не выпускать из рук, беречь его и просто быть рядом, неразлучными.
Хенджин гладит его волосы, расплетая перепутавшиеся волосы, убирает с глаз младшего чёлку и водит по лицу подушечкой пальцев. Всё это напоминает фильм про любовь, уже где-то в конце, когда главные герои наконец-то могут быть вместе после долгих душераздирающих событий. Но жизнь – не кино, и Хенджин выходит из состояния спокойствия из-за начинающегося кашля подходящего ближе к горлу. Он выходит из комнаты, чтобы не будить Кима и берёт телефон.
Много пропущенных от мамы. Это не странно, ведь так?
К слову, не сказать, что родители Хвана плохо заботились о нём в детстве, они любили его всем сердцем, он был долгожданным ребёнком в их семье. Они покупали ему хорошие вещи и работали не покладая рук, чтобы обеспечить ему достойную жизнь. В любом случае, сейчас Хван ругает себя, что во время не послушал родителей в 15 лет и не бросил курить.
«Всё хорошо, я остался у друга»
Сообщение отправлено.
- Что же делать теперь? – вдыхая и садясь на балконе спрашивает у себя парень.
Сейчас в его голове много мыслей. Сегодня он должен поехать в школу, чтобы перевестись на домашнее обучение и лечь в больницу, чтобы попытаться себя спасти. Он называет себя придурком, потому что он и есть придурок.
Как он может поступать так с Сынмином? С самым ласковым человеком в его жизни?
Время 5:45, на улице ещё прохладно. В руках Хенджина телефон, а в кармане пачка сигарет. В любой другой день он бы сейчас закурил, но сейчас он смотрит на надпись «курение убивает» и смеётся про себя, отмечая, что вся его жизнь какая-то, блядская, несправедливость.
Курение решило убить его, когда он встретил Сынмина. Хорошая шутка получилась. Хенджин это оценил.
Он открывает пачку сигарет, там осталась одна. «Стоит выкурить её перед самой смертью», прозвучало в голове парня. Ну что за бредовые идеи? Но тем не менее, он убрал её в карман, решив, что выбросит чуть позже.
Он возвращается в комнату, где всё также сладко спит его ангелочек, немного любуется им, берет свою сумку и идёт на кухню. Он уже начал пить таблетки, которые выписал ему Джисон, правда, ему кажется, что они не особо помогают.
***
Сынмин открывает глаза, сладко потягиваясь. Он видит старшего, сидящего рядом с ним, гипнотизирующего своими глубокими океанами.
Самое замечательное утро – это утро, начавшееся не с кофе и не с чая, а с глаз любимого человека, с его улыбки и нежных прикосновений.
- Доброе утро, ангелочек, - сладко протягивает Хван.
- Мм, доброе, - улыбается Сынмин, прищуривая глазки.
Хенджин ложится к нему прижимая его к себе крепко, укутывая в свои объятия и зарываясь носом в волосы.
- Ты спишь как ребёнок, сопишь и всё такое.
- И всё такое? – смеётся Сынмин, - какое такое?
- Ты как пушистый зверёк, сопишь и губы надуваешь. Иногда какие-то звуки издаешь и причмокиваешь во сне. Ты как будто игрушечный… и такой красивый.
- Господи, Джинни, почему ты заваливаешь меня комплиментами с самого утра? – Тянет Мин, - я же еще не проснулся.
Они лежат так какое-то время, обнимаются и Хенджин позволяет себе оставить несколько поцелуев на лице младшего. От них Сынмин морщит нос и смущается как маленькая девочка.
Всё это впервые с ним. Он не был обделен женским вниманием, получал часто подарки от сверстниц, он даже еще в средней школе встречался с одной. Но всё это было не сравнить с ощущениями, которые он получает сейчас в объятиях Хвана. Ничто не сравнится с его тёплыми губами и нежной кожей. С его голосом, пронзающим душу и его взглядом, который смотрит насквозь и хочется утонуть в нём, безвозвратно.
Впервые Сынмина переполняют подобные чувства. Он хочет подарить парню всю свою жизнь, весь мир, все закаты и рассветы. Хочет проводить с ним каждую секунду своего времени. Хочет заполнить его жизнь собой до краёв.
- Я собираюсь приготовить завтрак, - говорит Хван, отодвигаясь от Кима, - что ты будешь?
- Там мама мне хлопья оставила, в холодильнике есть молоко.
- Ты даже завтракаешь как ребёнок, - смеётся Хван и встаёт с постели.
Как только он перешёл границу комнаты и кухни, Сынмин услышал как что-то упало и выбежал из комнаты следом.
Хенджин открывает глаза, вокруг него чистая белая комната, очень светлая и прохладная. Пахнет лекарствами. Вокруг стоят приборы, на которых что-то пикает и показываются картинки.
На Хенджина надет странный балахон, завязанный сзади на верёвочки. Голова болит жутко, ощущение как будто сейчас лопнет.
В комнату заходит Джисон и с каким-то сожалением смотрит на парня. В комнате повисает молчание, между которым пищат приборы.
- Последнее, что ты помнишь? – Начинает Джисон, садясь на стул рядом с койкой.
- Последнее? Я шёл на кухню готовить завтрак.
- Хорошо, - он что-то записывает в свой блокнот. –Как себя чувствуешь? Что болит, где болит, как болит?
- Голова раскалывается.
- А грудь?
- Нет, сегодня не болит.
Джисон несколько минут что-то записывает в блокнот, покусывая ручку.
- Тот парень… - начинает доктор, - он сидит сейчас в зале ожидания. Он вызвал скорую. А родители твои приехали минут 15 назад и тоже ждут… меня.
- Вас? – недоумевает парень.
- Именно! Ты остаёшься в больнице на какое-то время, тебе нужно срочное лечение.
- Что со мной? Я пью таблетки, они даже вроде помогают грудь болит меньше обычного.
-Хенджин, - начинает Джисон серьёзно, смотря на парня из под очков, - у тебя есть проблемы. И они серьёзные. Помнишь пару месяцев назад я сказал тебе, чтобы ты бросил всё, что тебя держит? – Хенджин кивает головой, давясь комом в горле, - так вот, тот мальчишка… Я говорю это, потому что если ты не закончишь ваши взаимоотношения, ему будет хуже в будущем.
- Что вы имеете ввиду?
- Хенджин. Я хочу помочь.
- Я не понимаю, - слезы уже наворачиваются на глазах парня. Он отказывается слышать слова врача.
- Хенджин, - Джисон держит паузу, чтобы парень успокоился немного. – Хенджин, у тебя рак. Раковые клетки очень быстро размножаются, если сейчас не начать лечение, завтра будет уже поздно, но для этого ты должен лечь в больницу. Если сейчас не начнём, рак поразит другие органы. Но мне нужно твоё согласие на это, твоё лечение будет компенсировать страховка.
- А родители? Они знают? – мысленно, про себя, парень в сотый раз проклинает всю свою жизнь, свой характер, своё детство.
- Нет ещё.
- А…
- Он тоже не знает. И я думаю, что лучше ему не знать вовсе.
Хенджин кривит лицо, сдерживая слезы, пробирающие его до костей. Сжимает простыни, чтобы скрыть дрожь в руках.
Это что, смертный приговор?
В один момент его жизнь полетела к черту. Полетела стремительно и быстро. Хенджин не понимает, почему эта доля выпала ему, а не какому-нибудь вору или убийце.
Еще сегодня утром он смотрел на своего маленького принца, гладил его шелковистые волосы, мягкую кожу, целовал лоб и щеки и был так счастлив. Но сейчас он сломлен, растоптан и лежит беспомощный в собственной крови.
Теперь уже точно не будет закатов, рассветов, пломбира и красок. Сынмин уже никогда не возьмёт его за руку и никогда не обнимет его. Всё, чего судьба удостоила Хвана это такой конец. В голове Хенджина проносятся картинками все моменты последних нескольких месяцев, такие радужные и светлые, тёплые и приятные ощущения в воспоминаниях отражаются, рассыпаясь пылью.
Разве это должно было случится? Нет! Он должен был чудом поправиться, и они должны были с Мином быть счастливы! Не вот это. Только не это.
- Я дам тебе время, ты должен прийти в себя, я зайду через пол часа.
Хенджин только кивает, его взгляд устремлен куда-то внутрь себя. Лицо его побледнело, он откинулся на подушку и только дверь за Джисоном закрылась, из глаз парня полились горячие солёные слезы. Он не успокаивался всё время, пока Джисона не было. Ему пришлось принять трудное решение бросить всё, отстраниться от всего, но самое главное – забыть малыша Сынмина.
«Малыш Минни, я пишу тебе потому, что вряд ли скоро выйду на связь. Я остаюсь в больнице подлечиться, ты только не переживай. Заботься о себе и не забывай кушать. Ты должен быть хорошим человеком»
Хенджин отправляет сообщение дрожащими пальцами и убирает телефон в сторону. Это похоже на прощальную записку? Это похоже на расставание? Хенджина мучает этот вопрос всю ночь, он не может сомкнуть глаз.
***
Телефон звенит где-то под ухом, долго и настойчиво звенит, рассекая тишину. Уведомление приходит одно за другим.
Изо дня в день, телефон разрывается от оповещений. Звук выключен, но виброрежим присутствует, и продолжает задевать пошатанную нервную систему.
Вскоре отключён был и он, и Хенджин не знает сколько там скопилось непрочитанных сообщений и не отвеченных входящих звонков. Он не знает какое сейчас время и день недели. Он не знает как чувствуют себя его родители, друзья и… Сынмин.
Он думает о Сынмине каждый день, сутки напролёт голова забита только им одним. Хенджину иногда кажется, что всё это ради младшего, ради его улыбки, щенячьих глаз и совместных закатов. Но разве он может сейчас желать, чтобы всё это увидеть снова? За то время, что он провел в больнице, он ни разу не ответил ему на сообщение.
Сынмин скорее всего дуется, думает Джин, но что с этим поделать?
Джисон навещает парня каждый день, и рассказывает про процедуры, которые предстоит выполнить. Раньше его слова вселяли страх, но сейчас, Хенджин держится равнодушно, мурашки перестали покрывать его тело, когда он ложится на холодный стол, он не чувствует усталости, но и не чувствует бодрости, как будто время для него остановилось.
Сейчас он такой-же, каким был до встречи с Сынмином. Его глаза изучают холод и отчужденность. Он молчалив, повинуется всем указаниям врача, не спорит. Ему уже всё равно на анализы и его будущее.
Сынмин пишет каждый день по несколько раз, в надежде, что однажды он получит ответ, хотя бы маленький. Раньше он еще и названивал, но понял, что это бесполезно.
Лето сменила осень, и во всю началась подготовка к экзаменам. Закаты уже не такие яркие и тёплые, небо затянуто тучами практически всегда и Сынмин кутается в тёплый шарф, пряча нос и уши.
От Хенджина до сих пор никакого ответа, но это не повод не приходить к нему каждый день и сидеть в холе до конца рабочего дня врачей, чтобы найти Джисона.
Джисон не многословен, и отвечает коротко и ясно, что его анализы хорошие и он скоро поправится. Затем Ким плетётся домой по промерзшей улице, останавливаясь у выхода с территории больницы, оборачивается, в надежде увидеть в одном из окон знакомую фигуру, не находит её и продолжает идти домой.
Утро начинается с сообщений Хенджину. День проходит в мыслях о нём. И вечер по измотанному сценарию. Так пролетает каждый день.
Но однажды, когда Ким сидел в холе больницы, к нему подошёл Джисон.
- Ты не должен сюда ходить каждый день.
- Я не могу, мне тут спокойней чем дома.
- Хенджин чувствует себя лучше, если ты хочешь это знать, так что можешь теперь идти домой.
- Если ему лучше, когда его выпишут?
- Когда он победит.
Джисон встаёт и уходит после этих слов. Сынмина охватила дрожь, его тело пронзило током и мурашками рассыпалось по спине.
Он подбежал к Джисону, еле успев ухватить его за рукав.
- Что он должен победить? – Слёзы наворачиваются на широких детских глазах, - что?
- Себя, - тихо и размеренно произносит доктор. – Ради тебя.
Сынмин в слезах стоит на коленях перед стойкой информации ещё какое то время. Что значат слова доктора? Что значит победить себя? Глупые мысли лезут в голову этой ночью, настолько глупые, что самому противно.
Всю следующую неделю Сынмину приходится оставаться в школе для подготовки к экзаменам по просьбам матери, он перестаёт приходить в больницу.
- На той неделе я видел твоего друга в больнице, - говорит Джисон. – Сынмин, кажется?
Глаза Хвана дёрнулись, наполнились чем-то живым и сияющим.
- Он болеет?
- Нет, - он приходил, чтобы узнать как у тебя дела.
- Почему он не пришёл в палату? Или я мог бы выйти к нему, - затараторил Хенджин.
- Ты помнишь наш уговор? Ты должен забыть о нём, чтобы продолжать лечение. Личные отношения слишком усложняют всё.
- Вы говорите это. Это так мерзко.
- Почему же?
- Нас слишком много связывает, чтобы я мог забыть о нём.
Волосы Хенджина обросли и он немного похудел за время нахождения в больнице. Сейчас он выглядит таким слабым, но, услышал о своём друге, в его безразличных глазах колыхнулось что-то ранее ему знакомое.
Сейчас он хотел бы спросить всё о Сынмине: как он выглядит, худой или в хорошем теле, приходил он один или с кем-то, как у него учёба проходит, в чём был одет, ведь на улице стало холодно.
Мысли о парне заставляли голос Хвана дрожать.
- Господин Хан, - начал парень.
- Да?
- Я хочу увидеть семью.
- Ты хочешь поехать домой на выходные?
- Да, - кивает парен.
- Я посмотрю на твои анализы, и, возможно, отпущу тебя.
Джисон улыбнулся и в груди Хенджина растеклось тепло. Неужели он сможет выйти из этой клетки хотя бы ненадолго? Он сможет спать в своей кровати, надеть чистое белье и помыться как нормальный человек. А еще. Он сможет увидеть своего ангелочка, который дарил ему улыбку каждый день, взгляд которого такой тёплый и мягкий, чьи губы такие влажные и желанные.
Мысли об этом не давали Хвану покоя, он не мог спать и есть. Он ждал пятницы, отчитывал минуты и часы, зачеркивал календарь.
Он всё спланировал до мельчайшей детали. Его родители привезли ему тёплые вещи, чтобы он мог гулять на балконе в больнице, поэтому нужды в этом не было. Он ждал Джисона, предварительно собрав кое какие вещи. От нетерпения сорваться к выходу он дрожал, как маленький мальчик.
И вот момент икс. Джисон входит в палату. В руках его дело Хенджина. Он садится на стул рядом с кроватью.
- Готов?
- Да, да, - повторяет Хван, - я готов.
- Я уведомил твоих родителей, они приедут с минуты на минуту.
Сегодня единственный день, когда Хенджин чувствовал себя живым настолько, что мог свернуть горы. Он чувствовал себя наполненным энергией. Он ждал, когда сможет сделать своему любимому человеку сюрприз своим появлением. Он уже представил эти щенячьи глаза, все в слезах, обнимающие его руки, прижимающие его к себе, тёплые губы, безнадёжно целующие его лицо. Представил голос, который так давно не слышал. Он скучает по всему этому.
И вот он едет в машине домой, где его ждёт вкусный ужин от матери и заботливый взгляд отца. Где его будет окружать всё то, чего так не хватало всё это время.
Через одноклассника он узнал планы Сынмина на день и даже продумал где они пересекутся. Он был так взволнован, ему не терпелось осуществить все свои планы.
Смена Сынмина заканчивалась сегодня раньше обычного, на улице было еще светло и не так морозно, как ночью. Он взял выходной на завтра, потому что услышал от одноклассника, что мама Хенджина сказала, что они привезут его домой на пару дней. Он был так взволнован от мыслей о том, что может увидеть его.
«Хотя бы разочек, одним глазком», думал Сынмин. Хотя бы разочек…
Хенджин думал точно также. Он и не надеялся, что Сынмин будет счастлив видеть его, но то, что он будет счастлив видеть Сынмина, наполняло его радостью.
Они шли на встречу друг другу. На незапланированную встречу.
Они ходили этой дорогой вместе тогда, и сейчас Сынмин ходил по ней каждый день. Это навевало на него приятные воспоминания. Он вспоминал, как они держались за руки тихонечко и так робко. Вспоминал голос Хвана и его глаза – океаны. Вспоминал мороженое, которое Хван покупал ему и улыбку, которой он улыбался. Сердце бешено стучит и разгоняет кровь по венам.
Сынмин останавливается на секунду, застыв как камень. Что это там впереди?
Вокруг тишина, ни ветра, ни звука. На улице горит одинокий фонарь, и под ним стоит Сынмин. Маленький человек для такого большого мира. Дорога широкая и просторная. Он один. К нему медленно подходит человек. Высокий худой человек. В теплой куртке, шапке, весь такой тёплый по ощущениям. Сынмина простреливает дрожь.
Хенджин ступает медленно, боясь спугнуть зверька. Почему зверька? Да потому что сейчас Сынмин выглядит именно так. Его огромные щенячьи глаза наполнились слезами и он того гляди сейчас взорвётся, но он держится. Он дрожит как замерзший щеночек, который потерялся на улице. Его хочется обнять и закутать в свою куртку, которая теперь Хенджину велика.
На улице начинает смеркаться и фонарь всё ярче подсвечивает лицо младшего. Слезы из глаз его уже льются ручьём, а Хван стоит напротив неподвижно, боясь нарушить тишину, спугнуть ребёнка своим хриплым голосом. Он хочет скорее обнять своего мальчика, зацеловать каждый сантиметр его лица, сказать ему как он его любит и как сильно скучал по нему, хочется извиняться всю ночь за то, что не отвечал ни на звонки, ни на сообщения. Хочется утонуть в нём раз и навсегда и больше никогда не возвращаться в больницу на процедуры и прочее.
Сынмин не верит своим глазам, которые из под слез уже ничего не видят, он протирает их и пытается разглядеть, хочет запомнить каждую секунду, каждый миг. Сегодняшний вечер поворотный в их жизни.
Кто-то делает первый шаг, разводит руки и крепко вцепляется в куртку другого. Тишину нарушает всхлип. Второй. Уже нет сил держаться, но и говорить сил нет.
Это настоящий момент счастья.
Но эта история не с хорошим концом.
Всё заканчивается в одну секунду.
Фонарь начинает тухнуть. На дорогу вылетает машина, несущаяся на огромной скорости. Они не успели даже повернуть голову в сторону машины, не успели отойти.
И теперь они лежат еще в каком-то сознании. Тело сковывает боль везде, у кого-то сломлен позвоночник, у кого-то ноги. Они не могут подняться, но смотрят друг на друга сквозь боль. Всё в крови вокруг и из под головы младшего растеклась лужа крови. Хенджин из последних сил протягивает руку, касаясь кончиками пальцев мизинца младшего. Его руки окоченели от холода. Слезы всё еще капают из глаз. Глаза тускнеют.
- Не умирай первым. Это должен быть не ты. Не умирай прошу тебя – выдавливает из себя Хван. – Прошу, Сын…
Он останавливается вместе с сердцем. Его глаза опустели, океан высушен. Они больше не блестят.
Они лежат на дороге, смотря друг на друга. Они лежат неподвижно. Они мертвы. Этот день стал поворотным для них обоих. Этот день стал самым счастливым и важным днём в их жизнях. В этот день безмолвие сокрушила любовь.
