Семь грехов на пути героя

Глаза заслезились, и Шота непроизвольно моргнул в ответ на яркую вспышку. Еще до того, как веки окончательно сомкнулись, в голове успели промелькнуть тысячи мыслей, обрывков воспоминаний, желаний, сожалений. Шота Айзава приготовился к смерти всего в шаге от спасения старого друга. Что ж, они должны были попытаться. Он надеялся лишь, что Тартар устоит и аномалия Курогири не поможет другим заключенным вырваться отсюда. Это будет настоящей катастрофой для Японии. …Но ничего из этого не последовало. Все звуки хаоса как отрезало, оставив после себя оглушающую не хуже торнадо тишину. Шота моргнул. Посмотрел через защитное стекло. Повернулся к Хизаши в странном ступоре, чтобы убедиться, что ему не показалось. Друг сидел в точно таком же шокированном состоянии, глазами поедая то, во что превратился Курогири. Но либо галлюцинация у них была одна на двоих, либо в камере напротив них действительно сидел призрак их, как они думали до недавного времени, мертвого товарища. — Ширакумо… Оборо… Да, это… я. Это я! Ширакумо Оборо — это мое имя! Наконец-то! — возвестил он, вскидывая заметно расплывающуюся в воздухе руку вверх. Последовала короткая пауза, Хизаши и Шота, лишенные дара речи таким поворотом событий, оба продолжали пялиться на силуэт. И, словно этого было недостаточным шоком само по себе, когда призрак все-таки их заметил, то неуверенно протянул, — Оу, хм, привет? Это… Вы мне помогли? Эм… Грубый вопрос, но откуда вы знаете мое имя? Голубые огоньки-глаза, едва заметные в колыхающихся очертаниях лица, не выдавали ни единого проблеска узнавания. Кажется, Шота все-таки умрет. Но не от разрыва на части порталами Курогири, а от сердечного удара.

***

В одну секунду он отчитывал девочку-картинку за очередную рисковую выходку, в другую уже сражался за контроль над телом с Курогири. Привычная картина для нескольких последних дней в Чистилище, право слово. И хвала Гигантомахии, с чьим приходом у них появилась точка отчета времени, у них появилась надежда выбраться из Чистилища всем вместе, учитывая, что здоровяк как-то же путешествовал туда-сюда каждый раз. Но в этот раз что-то изменилось. Обычно девочка-картинка, если он проигрывал, «за шкирку» вытягивала его обратно в Чистилище, чтобы не висеть в этом отвратительном состоянии «между», но сейчас… Сейчас он, что удивительно, выигрывал. Все еще не мог перехватить контроль, но хотя бы сдвинулся с мертвой точки. Место, куда он попадал для боя с Курогири, нравилось ему еще меньше Чистилища. В последнем он хотя бы мог свободно двигаться и имел возможность спрятаться от Ному. А с попаданием девочки-картинки и переходом Гигантомахии на их сторону Чистилище и вовсе стало почти приличным местом. А тут… Двигаться мог с большим трудом, словно муха в меде, едва понимал, где вообще верх, где низ, абсолютно ничего не видел в плотном фиолетовом тумане, который, к тому же, на постоянной основе пытался его расплющить. И в тот раз, когда девочка-картинка произнесла его имя в первый раз в Чистилище, он почти умер, потеряв то, что от него осталось, в этом тумане. Борьба с Курогири требовала каждую кроху силы воли, которую он мог в себе откопать, и немыслимой концентрации, чтобы просто не развалиться на куски под давлением. И насколько он мог судить из частично восстановленных воспоминаний, он был больше из легкомысленного, нежели серьезного, типа людей. И никогда не испытывал ничего даже отдаленно схожего с опытом девочки-картинки, так что в случае провала его ждала бы однозначная и окончательная смерть. Ну, не то чтобы он не был и так мертв технически, но терять еще и душу… разум… то, что от него осталось, категорически не хотелось. Так что он сражался. Просто, чтобы продолжить существовать, чтобы быть способным вернуться в Чистилище. В Чистилище, черт возьми. Он мог не уметь того, чего умеет девочка-картинка, но он был упрямым. Проиграть даже не врагу лицом к лицу, а жалкой дымке? Смешно. И вот, очередная попытка не умереть была грубо прервана чьим-то отдаленным голосом. Он был так удивлен, что едва не потерял контроль над своей формой и поплатился за это потерянной конечностью. Разумеется, он быстро опомнился и восстановил ее сразу же, но все равно наблюдать, как туман откусывает от его души куски, всегда раздражало. В Чистилище материя, которая заменяет тело здесь, восстанавливается, но очень медленно, и процесс далек от приятного. Но любые негативные эмоции были моментально забыты, когда до него дошел смысл чужих слов: — …Ширакумо Оборо, которого я знаю, точно не сдался бы так просто. Мысль «хей, звучит знакомо» была брутально выбита из пелены тумана вместе с ним. И еще до того, как он смог ее закончить, Ширакумо Оборо оказался заперт где-то еще. Тесно, больно, громко. Оборо сделал судорожный вдох и тут же чуть не захлебнулся воздухом. То, что он принял за новую тюрьму, оказалось телом. Первые секунды всего вокруг было слишком много. Он был ослеплен, оглушен, задушен. Вокруг по-прежнему бушевал туман Курогири, но теперь Оборо не просто видел, он чувствовал его. Неужели… Курогири все-таки достал его?.. Но в следующую секунду что-то глубоко внутри щелкнуло, и туман пропал. Оборо вздохнул полной грудью. Ощущения нормализовались, в голове промелькнули полустертые, припорошенные навалившимися впечатлениями воспоминания Курогири. И Оборо это не удивило: девочка-картинка предупреждала, что такое, скорее всего, и произойдет. — Ширакумо… Оборо… Да, это… я. Это я! Ширакумо Оборо — это мое имя! Наконец-то! — не смог сдержать эмоций Оборо, переполненный радостью от возвращения в реальный мир. И только сейчас он заметил, где и с кем находится, — Оу, хм, привет? Это… Вы мне помогли? Эм… Грубый вопрос, но откуда вы знаете мое имя? На него, как на демона прямиком из Ада, таращились двое мужчин. Блондин в кожанке с отвисшей челюстью и второй, похожий на киллера, с красными светящимися глазами, парящими волосами и жуткой аурой. Не то чтобы Оборо боялся, в конце концов, после отца девочки-картинки, который и превратил его в Курогири, он не мог представить никого более ужасного из людей, но ему было… неловко. После стольких лет (или десятков лет? Предстояло выяснить) существования без тела, наличие такового… смущало. И будто бы стесняло и оставляло его беззащитным. Определенно, понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть. — О… боро? — его внимание привлек блондин, и его сердце сжалось. Тот звучал так сокрушенно, так потерянно, что у него не осталось сомнений, что они были близки до того, как… Курогири появился. Он попытался сгладить первое впечатление и приободрить блондина: — Да, это буду я! Простите, бóльшая часть воспоминаний мне недоступна, так что я вас не узнаю. Эм… Может, это временный эффект, но в любом случае спасибо за помощь с возвращением! Блондин опустил голову и уперся руками в колени, шумно всхлипывая. Оборо показалось, что тот заплакал, но он тактично не стал привлекать к этому внимания. Вместо этого он перевел взгляд на второго присутствующего, который еще не обронил не единого звука. И продолжал пялиться на него, не моргая. Оборо стало максимально неуютно. В Чистилище привлечь внимание означало смерть, так что его дискомфорт от такого пристального рассматривания был вполне объясним. — Эм… Добрый день? Мужчина ответил ему не сразу. А когда заговорил, то Оборо едва смог расслышать срывающийся голос: — Ты… — он будто не знал, как реагировать и что сказать. Мужчина прочистил горло и, все еще не моргая, выдавил: — Оборо, ты вправду нас не помнишь? Когда Оборо извинительно пожал плечами, то мужчина тоже не смог сдержаться. Слезы покатились по щекам, но он не отвернулся, как блондин, а продолжал неподвижно сидеть и смотреть прямо перед собой, сжав кулаки до белых костяшек. Оборо было жаль незнакомца, он видел, что в нем что-то надломилось, но помочь никак не мог. Блондин был в таком же состоянии, но все же смог собраться с духом в достаточной степени, чтобы распрямиться и подарить ему дрожащую улыбку: — Ну, тогда это означает, что мы всего лишь должны познакомиться снова? Я — Ямада Хизаши или Сущий Мик. Это — Айзава Шота или Сотриголова. Мы учились все вместе в Юэй. А сейчас… мы учителя там же. И Немури… Каяма Немури, Полночь, тоже. Оборо приготовился к потоку воспоминаний, вызванными именами, но… ничего не последовало. Он беспомощно опустил плечи. Значит, не временный эффект. Он безвозвратно потерял огромный кусок памяти где-то в Чистилище. Из разрозненных воспоминаний он знал, что Юэй — лучшая геройская школа Японии, и что он собирался быть героем, но… ничего личного не всплывало в голове. Ни лица родных, которые у него должны были быть, ни лица друзей. Лишь крохи его предыдущей жизни, которых хватало лишь на приблизительное восстановление событий. Ну, главное, что он сумел сохранить личность, правильно?.. — Приятно познакомиться снова… Надеюсь. И, не то чтобы я хотел, но должен спросить. Были ли у вас здесь в последнее время подозрительные смерти высокоранговых злодеев? Блондин, Ямада, удивился и собирался что-то сказать, но Айзава, который продолжил молчать, наоборот напрягся и перегородил другу путь рукой. Тот недоуменно покосился на нее. Оборо тоже. Он сказал что-то не так? Но он не знал имени или примет отца девочки-картинки. А убедиться в его смерти надо, иначе получится, что жертва девочки-картинки оказалась напрасной. По идее, тот человек должен был быть опытным и опасным злодеем, чтобы провернуть то, что он провернул. Долговременные эксперименты на людях, создание Ному, безумные ментальные способности, если судить по тому, как лихо он орудовал материей Чистилища, впервые туда попав. Злодей такого калибра просто не мог не быть известным. О, или Айзава и Ямада недостаточно высоко в геройском рейтинге и у них нет этой информации?.. Но все равно, почему такая странная реакция? — Хизаши, не говори ничего. Откуда у тебя эти сведения, если ты ничего не помнишь? И действительно ли ты — Ширакумо Оборо? *** Когда эмоции перестали раздирать его на части, Шота лихорадочно заработал головой. Что-то не сходилось. Хорошо, что даже в эйфории от пробуждения давно потерянного друга, он не отключил причуду. Привычка, вбитая на подкорку, при виде Курогири. И, похоже, только что она спасла его от большой беды. Хизаши смотрел на него со смесью нетерпения и шока. Но Шота не мог объяснить причины подозрения прямо при том, кого он минуту назад принимал за Ширакумо Оборо. Потеря памяти. Пробуждение почти сразу же после смерти Все-За-Одного. Информация о том, чего Оборо никак не мог знать. Не сходилось. — Хизаши, позови докторов и кого-нибудь из руководства. Нам нужен усыпляющий газ, быстро. Я не смогу долго держать причуду. Пришелец напротив выглядел неуверенным, если судить по колебаниям очертаний фигуры, но Шота быстро задушил искру сомнения. Если это действительно Оборо, то он поймет, но если это кто-то другой… — Но, Шота, это же Оборо, наш друг! О чем ты… — Пожалуйста! Хизаши. Чтобы потом мы не жалели об этом. Я тебя прошу. Хизаши сглотнул, бросил последний взгляд на фигуру в камере и скрылся за дверью. Шота остался один-на-один с теперешним владельцем тела Курогири. — Эм… Простите? Я что-то не так сказал? И зачем вам усыпляющий газ?.. Теперь, когда Шота был спокоен, то голос был не совсем похож на голос их друга. Да, воспоминания могли исказиться за давностью лет и травмой, но… От него будто шло эхо, совсем как от голоса Курогири. И хотя тембр и тон явно поменялись, но все равно звучание было похожим. — Прости, но мы должны удостовериться, Оборо. Мы тебя усыпим. Если причуда не выйдет из-под контроля, то позже детектив Тсукаучи проверит твои слова на правдивость и мы тебя выпустим. Если это действительно ты, Оборо, то должен понять. Мы не можем позволить себе дать Лиге Злодеев еще больше силы. На твоем месте может быть Курогири или Все-За-Одного, и тогда наша секундная слабость может превратиться в катастрофу для Японии. Силуэт напротив подернулся рябью. Кажется, он нервничал. Шота нахмурился бы, но не мог, чтобы случайно не прервать действие причуды. Глаза ощущались как порталы в пустыню, за последние сутки он уже дважды схватил причудное истощение и давно вышел за его приделы. Все было очень-очень нехорошо. Возможно, он заработал себе перманентную добавку к тому урону, который получил после инцидента в U.S.J. Исцеляющая девочка будет ему читать лекцию все то время, что он будет лежать в медпункте, не так ли? Он уже чувствовал эту усталость. — Э-э-э… Усыпить?.. Я не против проверки, очень даже за, не хочется торчать в тюрьме вечно, но как бы… Можно без «усыпить»? Я сейчас совершенно не могу спать, спасибо большое. Можно сказать, психологическая травма. Шота еще сильнее убедился в своей теории. Пришелец нервничал и явно не хотел идти на сотрудничество. Скорее всего, думал, что Шота в какой-то момент потеряет бдительность и моргнет. Тогда-то Курогири или кто там в нем сидит и смоется из Тартара. А та аномалия… Усиление причуды или смена тела Все-За-Одного? Что же, скоро станет понятно. — Хорошая попытка, но нет. Оборо, вне зависимости от того, изменился или нет, был героем. Он позволил бы нам это. А вот теперь пришелец явственно запаниковал и попытался встать, но ремни, чудом оставшиеся на месте после буйства Курогири, удержали его на месте. Шота напрягся. Зрение уже начало расплываться по краям, организм начинал посылать однозначные сигналы о пересечении последней доступной грани. — Но… Я… Мне… Послушайте, Айзава, это долгая история, включающая в себя Чистилище, самоубийственные, но гениальные планы девочки-картинки, и лабиринт из тумана, пытающийся меня убить на постоянной основе. Я не могу сейчас спать, мне нужно выяснить, не попал ли я сюда случайно! Я не могу вернуться, не выяснив, что происходит в реальном мире! Поверьте мне! Шота абстрагировался от умоляющего голоса и начал глубоко дышать на счет. Голова пошла кругом от истощения и перенапряжения причуды, но он не мог моргнуть. Пришелец пытался сказать что-то еще, но его заглушала головная боль и отдаленное шипение усыпляющего газа, которым начали заполнять камеру. Хорошо, осталось совсем немного. Но он был глуп, позволив себе праздновать победу заранее. В тот момент, как Хизаши хлопнул дверью, пришелец решительно выпрямился, посмотрел прямо в глаза Шоте и с сожалением произнес: — Простите, ребята, но не только у вас есть, что терять. Шота в напряжении ожидал, пока подействует газ. Камера заполнилась им уже наполовину, но Курогири или кто там еще, не спешил терять сознание. Хизаши, не понимая ситуации, беспомощно переводил взгляд с него на Шоту, так и застыв у двери. Предсказуемо пришелец попытался использовать телепортацию, но ничего не произошло. За исключением мимолетного возвращения к более темным цветам Курогири, что скорее всего было индикатором активации причуды. Он мигнул, словно бы перезагрузился, и поднес свободную от ремней руку к лицу. В отличии от ремней, антипричудные наручники не выдержали буйства Курогири и развалились на части первыми. — О. Сотриголова. Точно. Причуда, стирающая другие причуды. Ладненько. Больше пришелец ничего не стал говорить, вероятно, экономил дыхание. Но проблема была в том, что Шота не мог больше держать глаза открытыми. Его лимит и так уменьшился после U.S.J, так еще и он использовал причуду для отмены аномалии Курогири всю предыдущую ночь, даже с глазными каплями. Время замедлилось, когда глаза поневоле начали закрываться. Зрение окончательно сузилось туннелем до размытой светлой фигуры напротив, по щекам потекло что-то вязкое, и Шота, наконец, моргнул. Они с Хизаши задержали дыхание. В первую секунду пришелец еще был на месте, но не успел он почувствовать прилив надежды, как силуэт, наполовину скрытый парами усыпляющего газа, начал рассеиваться. Шота прищурился и попытался активировать причуду снова, чтобы препятствовать побегу, но не смог. Что-то внутри треснуло, в глазах потемнело, до ушей донесся почему-то отдаленный крик Хизаши. Он достиг своего предела, а тот, кто занял тело Курогири, сбежал из Тартара.