Мир чужими глазами

Английская пословица гласит: «Лучше родиться удачливым, чем богатым». Сколько историй грандиозного успеха вы знаете? Удачи, которая улыбнулась в подходящий момент? Случая, поднявшего человека с самых низов на вершину? Их сотни… тысячи. Но какова вероятность оказаться тем самым счастливчиком, который выиграет миллион, поставив пару сотен на черное? Или одним из родственников, чей дядюшка завещает ему поместье в Англии и многомиллионный бизнес? В моем случае, вероятность оказалась стопроцентной. Почти всю свою сознательную жизнь проведя в детдоме, я и подумать не смела, что смогу выбраться из нищеты. Что не буду ни в чем нуждаться и перебиваться с хлеба на воду. Одной тихой, безлунной ночью в холле детского дома города Ренн во Франции раздался гулкий звон входного звонка. Спешащая в полутьме нянечка и не подозревала, что на пороге вместо обещавшего прийти на свидание молодого ухажера она найдет корзину с клубком из одеял. Внутри, мирно посапывая в тепле, и не подозревая, что с самого рождения в ее жизни все идет наперекосяк, спала маленькая девочка. Вместо пустышки или уютной мягкой игрушки она крепко сжимала в руках единственную вещь, оставленную на память бесчеловечными родителями. Старинные четки с аскетичным распятием и почти стершейся на плоской металлической застежке надписью – Аннета Амальрик. Очень символично, не правда ли? Так в ту ночь среди сирот произошло пополнение. Аннета росла, с каждым днем усваивая все новые уроки. На пример, не брать чужого, всегда оставлять съестное на потом и не влезать куда не просят. Постепенно ее имя сократилось до Анны, а аристократическая фамилия забылась, дабы не смущать и не нервировать остальных девочек приюта. Несмотря на обманчиво милую внешность девочка отличалась остротой ума, хитростью и невероятно скверным характером. Ни с кем не водилась, предпочитая держаться особняком, до последнего была готова стоять за себя и берегла только одну вещь так же сильно, как собственную шкуру – те самые четки, служащие единственным напоминанием о прошлом. Но, как бы смешно это ни звучало, она совершенно не верила в Бога и в любые сверхъестественные проявления. Или просто не хотела, чтобы кто-то об этой вере знал. Она предпочитала верить только в те вещи, которые непосредственно присутствовали в ее жизни. Горячую пищу, способную утолить голод, пахучую мазь, помогающую снять синяки от побоев и крошечную надежду на светлое будущее. Когда ей исполнилось восемнадцать лет, ей недвусмысленно дали понять, что детдом больше не намерен содержать лишний голодный рот. Аннета собрала свой скудный скарб и вышла из дверей места, которое так и не стало ей домом, в большой и чуть более дружелюбный мир. Она была подготовлена к самостоятельной жизни, за годы в детдоме научившись изворачиваться в любых ситуациях. Уже довольно давно Аннета промышляла мелкими карманными кражами, бережно собирая средства для дальнейшего существования. Она никогда не брала много, идя на поводу у собственной жадности, и не провоцировала местные банды, занимаясь воровством в местах их «кормушек». Позднее, когда девочка освоилась на улице, изучив город, как свои пять пальцев и отточив навык до должного уровня мастерства, ей пришла в голову идея сбывать добытые побрякушки в местных ломбардах. Со временем аппетиты росли, а в арсенале карманницы было уже не просто очаровательное, юное личико, отводящее подозрения, а привлекательная внешность молодой девушки и хорошая крыша. К тому моменту, как ей пришло злополучное письмо с сургучной печатью и оттиском фамилии Амальрик, Аннете уже исполнился двадцать один год, и она практически ни в чем не нуждалась, имея свою собственную квартиру, не совсем честным путем сколоченный капитал и респектабельную тачку. Так что сейчас перед воротами старого, обветшавшего особняка стояла не маленькая девочка, а вполне довольная жизнью девушка, которая совершенно не понимала, какого черта поперлась в такую даль, да еще и поздно ночью. Помните, что там было про основные уроки? Не брать чужого и не влезать куда не просят? Забудьте! Тот, кто растет в ядовитом женском коллективе, рано или поздно одевается в крепкую броню или отращивает стальные яйца. Судя по всему, моя броня была не такая уж непробиваемая, а яйца так и не выросли, раз коленки предательски подкашивались на подъезде к моему поместью. Уж не знаю, грустить или радоваться, но потерявшиеся на двадцать лет родители обозначились несколько недель назад, в письме передавая дарственную на дом и сетуя, что, увы, лично вручить мне документы не могут. Как расценивать этот жест, я понятия не имела, но губу особо не раскатывала. При виде того, что в документах значилось как родовой замок, внутри возмущенно закипало, а волосы вставали дыбом. Может быть, когда-то, это и было замком, но сейчас от него осталась поросшая плющом пародия, мрачная и отталкивающая. Лишний раз перечитав короткое письмо, я заглушила мотор автомобиля, ненадолго вернувшись в машину, и достала из бардачка пистолет. Кто знает, что может поджидать внутри. Нужно быть готовой ко всему. Благо я додумалась одеться более повседневно, остановив свой выбор на удобных джинсах, кроссовках и кожаной куртке. Желание послать все куда подальше и забыть про письмо силилось с каждой минутой, но я упорно продолжала идти по щебенке, приближаясь к массивной входной двери. На удивление, внутри не пахло затхлостью и плесенью, и несмотря на то, что замок довольно долгое время стоял заброшенным, выглядел он обжитым и чистым. Это странно. Я не верила в добросовестность нотариальной фирмы, решившей подготовить объект к моему приезду, поэтому осторожно обошла фойе, прислушиваясь к неподвижной тишине. Казалось, время остановилось здесь, превратив поместье, и все, что в нем находилось, в пережиток прошлого. Классический образец интерьера девятнадцатого века. Обилие дерева, кое-где прогнившего и рассохшегося, украшения в виде вензелей, лепнины и резьбы, цветастые обои, сросшиеся со стенами и потрескавшиеся от старости. Лавочки, кофейные столики, постаменты с вазами и букетами роз в них. Свежих, надо сказать. Поднимаясь на второй этаж, я недовольно отметила, как скрипнула ступенька под ногой. Пятая. Коридор с несколькими одинаковыми дверьми был достаточно широк и хорошо освещен. Искусственного света здесь было в избытке. А это означало несколько вещей. Либо дом обитаем, и его хозяева не подозревают о прибывшей гостье, либо меня ждут. Я инстинктивно вслушивалась в любые шорохи, ожидая, что ступенька все-таки скрипнет вновь. Но глупо было полагать, что тот, кто здесь поселился, не знает о болтливой половице. Мгновение. Мой взгляд замечает, как медная ручка двери проворачивается, и дверь напротив распахивается, сталкивая меня нос к носу с высоким мужчиной, разодетым, как денди. Секундное замешательство. Брови брюнета медленно ползут вверх, а я наконец-то вспоминаю, что в таких ситуациях лучше спасаться бегством. - Вы кто такая? – неподдельное изумление в мягком голосе. Робкий, едва заметный шаг назад. Мужчина смотрит мне за спину, наверняка замечая кого-то позади, но тут же переводит взгляд на меня и делает шаг навстречу. - Я еще раз повторяю, кто Вы такая? Я успеваю сорваться с места и увернуться от цепких, бледных пальцев, почти схвативших мое предплечье. Ноги сами несут меня по коридору, обратно, к лестнице и входной двери, оказавшейся так некстати открытой. Я уже вижу перила второго этажа, откуда можно рассмотреть холл, и слышу за своей спиной: - Владимир! У нас гости! Я не успеваю подбежать к началу ступенек, когда на лестнице показывается странного вида молодой человек, спешно преодолевающий разделяющее нас расстояние. Несмотря на то, что его глаза закрывала повязка, в пространстве он ориентировался так, будто до миллиметра знал планировку дома. - Не стоит так пугаться, мадмуазель. – спокойно заметил он, перешагивая певучую ступень. – Мы не намерены причинять Вам вред. Шаги за моей спиной стремительно приближались. Я пятилась назад, чувствуя, что даже сквозь закрывающую лицо полоску ткани мужчина может меня видеть. Он галантно подал руку, замедляясь, но очень опрометчиво полагать, что я за нее возьмусь. Понимая, что эти двое меня окружили, отрезав пути к отступлению, мне ничего не оставалось, как перемахнуть через перила, и, неуклюже ухватившись за деревянные жерди, скатиться вниз, спрыгнув и приземлившись на ковер перед парадным входом. Не больше метра отделяет меня от свободы. Я рвусь вперед, облегченно хватая заржавевшую медь ручек, и почти падаю навзничь, дернув створку сильнее, чем сама того ожидала. Дверь отпружинила, но так и не открылась. Что за черт? Кто-то уже успел запереть ее на ключ. Причем, совершенно бесшумно. Пока эти двое пребывали в растерянности, я ринулась бежать куда глаза глядят, минуя коридоры и попутно пытаясь открыть каждую попадающуюся дверь. Наконец-то распахнув одну из них, я тяжело ввалилась в комнату и прислонилась спиной к теплой древесине, чувствуя, как сердце трепещет где-то в горле. Несколько секунд, чтобы перевести дыхание, большего у меня нет. Сдунув с лица упавшую прядку, я отлепилась от двери и обвела взглядом помещение. Камин у дальней стены, несколько глубоких кресел. Стеллажи с пыльными книгами. Тяжелый письменный стол из темного дуба и мягкий рекамье диванчик прямиком у входа. Маленькая домашняя библиотека. Оценив то, что выбор из того, чем заблокировать дверь, невелик я попыталась сдвинуть с места диван. Чуть скрипнув ножками по паркету, предмет мебели все-таки поддался моему нажиму. Надеюсь, что меня не так чудовищно слышно в других частях поместья. - Ты не мог быть потактичнее, Велиат? – с холодным раздражением произносит уставший голос, до этого мне незнакомый. - Прости, не успел расстелить ковровую дорожку и усыпать ее лепестками роз. – огрызнулся обладатель мягкого баритона. Тот, что встретился мне наверху в коридоре. Мужчины говорят довольно громко. Так, что я могу их слышать, не прерывая поисков чего-нибудь поострее. - Где твоя хваленая галантность? Я не заметил, чтобы она растаяла под действием твоих чар. – колко заметил оппонент. - Она застала меня врасплох. В следующий раз сам попробуй заливаться соловьем, когда девчонка удирает от тебя что есть сил. Оставаться здесь бессмысленно, нужно попробовать отворить окно. Я дернула за ручки, но, судя по всему, створки не открывали уже очень давно, и коррозия практически сцепила между собой металлические составляющие рамы. - Она может быть где угодно. – опять сквозящее в голосе раздражение. – Если провозимся с поисками больше десяти минут, разбираться с ней будешь сам. Тот, которого назвали Велиатом, хотел было возразить, набрав в грудь побольше воздуха, но их диалог прервал третий голос, заставлявший содрогнуться, вспомнив его обладателя. - Тише. Не будь вы так увлечены руганью, поняли бы, что она в библиотеке. – мужчина чуть помедлил. – Хочет открыть окно. Я застыла, перестав зачищать найденным ножом для бумаги ржавчину на оконной раме. Я слышала, что у людей, утративших одно из чувств, обостряются другие, но чтобы настолько. - Лучше бы ей быть еще там. – прошипел третий участник разговора. Когда шаги оказались совсем близко к двери, я уже почти справилась с окном. Оглушительный стук, сотрясший скрипящие петли, заставил меня выронить нож и испуганно подскочить на столешнице. - И это мне ты что-то говоришь про галантность? – прыснул Велиат, а его собеседник постучал снова, уже более спокойно. - Барышня, прошу, давайте поговорим спокойно. – он напускает в интонацию больше бархата, стараясь расположить меня к себе. – Я не знаю, как вы тут очутились, но это частная собственность. Я дернула за ручку, скривив губы от раздавшегося скрежета. Похоже мне не хватало силы, чтобы створка поддалась. Громкий скрип заставил мужчин встрепенуться. - Если Вы не откроете дверь, нам придется вышибить ее! – пригрозил мой переговорщик, выбирая другую тактику. - Ты для этого немного щупловат. – ядовито заметил денди. - А я и не собирался этого делать. – уточнил горе-оратор. – Это дело как раз по тебе. - Это костюм от Десмонда Мерриона! – многозначительно отозвался мужчина, после чего послышался легкий шорох, означавший, что он только что стряхнул с него невидимые пылинки. – Не хочу его помять. Еще один рывок, и створка наконец-то распахивается, впуская в библиотеку холодный ветер. Вот только я не спешу выпрыгивать на улицу, подмечая, что приземление будет весьма болезненным. - Быстрее! – рявкнул оппонент, призывая Велиата к действию. - Да чтоб тебя! – вздыхает мужчина и со всей силы наваливается на дверь. – Она времени зря не теряла. Я спрыгиваю со стола, отходя как можно дальше от двери и чуть сгибая колени… Из-под рукава куртки в ладонь скатываются бусины четок. Нужно действовать быстро и не дать им опомниться. - На вашем месте, я бы отошел от двери. – мягко заметил слепой, прислоняясь спиной к холодной стене. Не слушая его, Велиат снова ударяется об дверь с такой силой, что диван скользит по полу, а створка распахивается так широко, что я могу беспрепятственно проскочить. Я беру разгон и заскакиваю на диван, бесцеремонно топча бархатную обивку подошвами. Как только стопы отталкиваются от спинки рекамье, я выталкиваю тело вверх, в прыжке обхватывая ногами шею мужчины. - Что за? – только и успевает изумленно выкрикнуть Велиат, когда я разворачиваю корпус и валю его на пол. Секунды. Опомнившийся компаньон мужчины не успел отреагировать, когда на шум из коридора явились еще двое. «Да сколько же вас тут?» - мысленно выругалась, просчитывая, что делать дальше. - Вла… - рослый рыжеволосый парень кинулся в нашу сторону, с намерением разнять, но быстро выброшенные в его сторону четки, крепко обвили широкое, загорелое запястье, позволяя мне рвануть его вперед. - Серебро. – выдыхает слепой мужчина, поведя носом. Мулат падает на колено, издавая утробное рычание, а я обескураженно слежу за тем, как под резными металлическими бусинами плавится и пузырится его кожа. Не понимая, в чем дело, я ослабляю натяжение, освобождая его руку от захвата и вскакиваю на ноги. Краем глаза я замечаю высокого, длинноволосого блондина в старинном кафтане, сжимающего в руке дорогую трость из красного дерева. Похоже, он не собирается вступать в бой, предпочитая оставаться в стороне. Черные глаза неотрывно следят за раскачивающимся в моей руке распятием, а сжатые побледневшие губы брезгливо произносят: - Рафаэль. Сделай что-нибудь. Мужчина у стены даже не пошевелился, сохраняя на лице выражение непоколебимости. - С каких пор мы слушаем мои советы, Владимир? Похоже, опять может разгореться ссора. Лучше сбежать сейчас, пока никто не опомнился. - Рафаэль! – рявкнул блондин, всем своим видом демонстрируя неприязнь. Я уже почти миновала скрестившего на груди руки мужчину, как он молниеносно подался вперед, хватая меня за запястье и рывком заставляя врезаться в стену. Он целится мне в лицо, когда с силой впечатывает кулак рядом в раскрошившуюся стену. Я чудом замечаю его движения, вовремя уворачиваясь от сокрушительного удара. Едва не потеряв равновесие, я подныриваю под его руку, и позволяю четкам обвить рукоятку закрепленной на его поясе… рапиры? Вернее, мне только кажется, что мой бросок точен. Ловкие, изящные пальцы перехватывают серебряную нить и дергают на себя, лишая меня равновесия. Окровавленная нить больно сдавливает запястье, заставляя меня вскрикнуть. Он поднимает руку с зажатыми четками высоко вверх, выламывая мою кисть. На глаза наворачиваются слезы. Лицо мужчины не выражает никаких эмоций. Губы неподвижны. Я поражаюсь его силе. Он тянет серебряную нить так, что я перестаю ощущать под ногами опору, оказываясь оторванной от пола. Пытаясь не обращать внимания на боль, сковавшую запястье, я намереваюсь обвить его торс ногами, неуклюже ударяясь коленками о пресс мужчины, а второй рукой лезу под куртку. Но неловкие пальцы не обнаруживают в кобуре заветного пистолета. - Не это ищете, мадмуазель? – бархатный, бесстрастный голос рождает бешеное желание спрятаться и инстинктивно сжаться. Мужчина беспечно крутит на пальце огнестрельное оружие, а я беспомощно хватаю ртом воздух, не находя сил забрать его. - Вы были уверены, что я не почую запах пороха? «Да кто ты такой?!» - мечется вопрос в моей голове, пока я не понимаю, что что-то горячей струйкой стекает с серебряных бусин на запястье, срывается с руки и капает на лицо. Кровь? Но… Не моя. Я поднимаю глаза вверх, в ужасе наблюдая, как распятие, впившись в ладонь Рафаэля, прожигает тонкую золотую перчатку, касается белоснежной кожи, оставляя на ней сильные, кровавые ожоги. - Нет! – я слышу громкий, отчетливый выкрик, отвлекающий меня. – Рафаэль, отпусти ее! Я перевожу полный мольбы взгляд на мужчину перед собой. Кажется, что он видит мое испуганное лицо, расширившиеся зрачки и кривящийся от боли рот, хотя это невозможно. Легкая улыбка, заметная только мне, когда я непроизвольно слизываю соленые капли с побагровевших губ. Мужчина разжимает ладонь, отпуская меня. Я не чувствую ничего, кроме резкой боли в вывихнутой кисти. Инстинкт самосохранения кричит во мне, призывая бежать, бежать далеко, не оглядываясь. Я делаю неловкий шаг назад, не отрывая взгляда от мягкой повязки на закрытых глазах. Язык вновь проходится по влажным губам, ощущая металлический вкус. - Поздно. – сухо заключает статный светловолосый юноша позади ожившего музейного экспоната с тростью. Я даже не заметила его во всей этой заварухе. - Твою ж мать… - хрипит загорелый, рыжеволосый мужчина, сдавливая обожженную кисть второй рукой и смотря на меня испепеляющим взглядом неестественно желтых глаз. Юноша сгибается пополам, обхватывая живот руками и сотрясается крупной дрожью, исторгая из себя безудержные, звонкие волны смеха. Я не понимаю, что происходит, да и присутствующие не разделяют его веселья. Я пару раз моргнула, теряя фокусировку. Его смех превращается в гогочущие вспышки в моем сознании. Резкие, оглушающие. Голова, кажется, сейчас взорвется от отупляющей боли. Я смотрю на свои ладони, стремительно покрывающиеся мелкими бордовыми капельками. Странно. Чувствую, как по лицу текут горячие змейки крови. Спешно вытираю губы пальцами, понимая, что это носовое кровотечение. Я машинально облокачиваюсь рукой о стену, ища опору. Мне кажется правильным развернуться и полупьяной походкой преодолеть коридор, перемещаясь в холл. Пятая ступенька скрипит под подошвами, когда я из последних сил перехожу на бег и взлетаю вверх по лестнице, ища спасение где-то в глубине дома. Да… Нужно идти вперед. Подальше от них. Я падаю на колени возле одной из запертых комнат, переставая чувствовать свое тело. Но окно впереди, занавешенное подрагивающими от сквозняка шторами манит меня. Воздух. Мне нужен воздух. Я издаю истошный крик, когда боль тесными обручами сдавливает мою грудь. Сердце мечется, готовое разбиться о ребра или раздробить их. Такое ощущение, что кости плотно сместились в грудине, а позже значительно расширились, меняя форму скелета. Боль душит, обжигает легкие. Внутри… Огонь… Плавит податливые мышцы. А чужая кровь отравляющими пятнами остается на губах, шепчущих неразборчивые слова. Не знаю, сколько длятся конвульсии, пока я не замираю на полу с полностью почерневшими радужками глаз и сведенными в судорогах белесыми пальцами на руках. Я уже не вижу поджарую юношескую фигуру, опасливо приближающуюся ко со стороны оставшегося в недосягаемости витража. Позади раздаются шаги мужских ботинок и туфель. Обитатели замка безмолвны. Но эта мучительная, тяготящая тишина красноречивее любых слов. Безучастные наблюдатели, ждущие завершения представления. - Ошеломительно… - восхищенно шепчет мужчина в повязке, тонким бархатом цвета чароита скрывающей взгляд слепых глаз. – Я даже отсюда слышу ее сердцебиение. Какая непреодолимая тяга к жизни. - Мало нам было проблем. – устало закатил глаза Владимир, потирая переносицу пальцами в черной перчатке. - А вы не верили, что женщины на меня сами запрыгивают. – самодовольно хмыкнул Велиат, стараясь разрядить обстановку. - Нет времени для восхвалений. – холодно подытожил блондин. – Нам еще предстоит с ней разобраться. Я повернулась в постели, слабой рукой нащупывая одеяло и сильнее натягивая на обнаженное плечо. Похоже, меня лихорадило. Тело сводило судорогой от холода, отчего уставшие мышцы отзывались ноющей болью. Хотелось согреться, позволить коже вновь ощутить тепло, пусть и исходящее только от ткани одеяла. Драгоценные отголоски сна все еще держали сознание в состоянии дремы, пусть я и могла нечетко различать звуки внешнего мира, сплетающиеся с ускользающими остатками сновидения, и видеть неясные очертания спальни. Пробуждение кажется таким долгим и мучительным, что сон для меня становится более желанной альтернативой. Тем не менее, я пару раз хлопаю ресницами, размыкая сжатые веки и постепенно привыкаю к полумраку в комнате. Перед глазами все медленно кружится. Я боюсь пошевелиться, чувствуя, как в голове сонно заворочалась утихшая боль. Желудок предательски сводит сладковатым приступом тошноты. Мое состояние отдаленно напоминает похмелье. С трудом разжав губы, я провела по ним пересохшим языком и только сейчас осознала, как же сильно мне хочется пить. Сделав над собой гигантское усилие, я приподняла отяжелевшую голову и осмотрела изящный прикроватный столик в поисках воды. Я частенько забывала у кровати недопитый чай или остывший кофе, когда в спешке застегивала бюстгальтер или натягивала чулки, прыгая по комнате с мобильником и уверяя работодателя на том конце провода, что уже стою в пробке. Столик оказался пуст, да и настойчивых звонков, скрашивающих почти каждое утро, не было. Я мученически застонала, когда боль все-таки пробудилась вместе со мной, и прикоснулась холодными кончиками пальцев к горящему лбу. Да где же я так накидалась вчера? - Не вставайте. – вкрадчиво произносит мужской голос, в считаные секунды стирая из моей головы любые мысли. Я медленно поднимаю глаза, ища таинственного гостя, и чувствуя, как сердце на мгновение решило остановиться. Он сидел нога на ногу, поставив локти на мягкие подлокотники глубокого кресла, и сплетя между собой обтянутые шелковистой тканью перчаток пальцы. Я зажмурилась, но практически сразу же распахнула глаза, сдерживая взбунтовавшийся желудок. Это не сон. Не может быть сном. Хотя в реальность увиденного верится с трудом. Мужчина будто сошел с полотна художника, писавшего в эпоху Ренессанса или же был вымышленным идеалом многочисленных женских романов, обретшим плоть и кровь. Удлиненная мужская куртка из плотного золотого алтабаса была вышита золотым узором в виде растительных завитков и листиков. Узкая оборка исподней рубахи возвышалась над воротником-стойкой куртки. Обшлаги рукавов венчались такими же мягкими складками. Ноги мужчины облегали кремового цвета штаны-чулки, закрытые до колена темными бриджами, а ступни были обуты в башмаки из мягкой кожи цвета слоновой кости с широкими ремнями на подъеме стопы. Молчание затянулось. Я откровенно пялилась на молодого человека, стараясь рассмотреть каждую деталь. А он не торопился начать разговор, позволяя мне насладиться зрелищем. Темные, короткие волосы, находившиеся в легком беспорядке, молочного цвета кожа, узкий, слегка заостренный подбородок и тонкая полоска губ, практически не выделявшаяся на аристократичном лице. Даже при всем желании я не смогла бы рассмотреть его глаза. Не потому, что это не позволяло сделать освещение спальни, тусклое и серое из-за сгустившихся за окном сумерек, и не из-за разделявшего нас расстояния. Их закрывала темная ткань повязки, длинные концы которой заходили за голову и терялись в волосах. Я не понимала, почему это лицо мне казалось таким знакомым. И никак не могла взять в толк, почему моя кожа непроизвольно покрывается колючими мурашками. - Лягте. – просит мужчина спокойным, вибрирующим голосом. – Вы еще не восстановились после пережитого шока. Я послушно возвращаю голову на подушку, боясь что-то возразить. Когда щека касается холодной парчи, пульсирующая боль умолкает, позволяя облегченно выдохнуть. Его лицо обращено в мою сторону. Он ведь не видит меня. Разве не так? Тем не менее, мужчина довольно кивает головой, когда я выполняю его просьбу и продолжает: - Вы еще будете ощущать себя неуютно в нынешнем состоянии какое-то время. Привыкнуть к такому непросто. Но Вы, хотя бы пришли в себя, а это первый показатель улучшения. Пришла в себя? Неужели я так сильно переборщила с алкоголем? Не припомню, чтобы когда-либо напивалась до беспамятства, но сейчас я, определенно была не у себя дома, и совершенно не помнила, как здесь оказалась. - По правде сказать, я поражен. – толика гордости проскальзывает в интонации мужчины. – Вероятность того, что Вы выживете была ненамного больше нуля. Даже после обычного ритуала в живых остаются лишь единицы. А здесь… Ритуала? Ясно, я все еще сплю. А алкогольные пары сами рисуют в нетрезвом сознании не совсем обычные сны. - Мы нарушили веками выстраивавшийся алгоритм… Можно сказать, попрали законы природы. – он невесело усмехнулся краешком губ, а я постаралась сделать вид, что его фразы для меня не просто набор слов. – Яд хозяина губителен для будущего служителя… или, лучше сказать, фаворитки. Но его кровь… Смертельна. И случаи, когда вкусив ее, подопечный не погибал в страшных муках, настолько редки, что даже в теневом мире превратились в миф. И все же, я видел некоторые из них, будучи еще совсем молодым. Личности, обращенные столь извращенным образом, ломали ход истории, становясь либо тиранами, либо мессиями. Удивительно, как знакомые слова, складывающиеся в предложения, могут быть столь бессмысленными. - Вы же… не только не скончались от закипевшей в жилах крови… Но и вкусили двоих одновременно. – мужчина казался задумчивым и отстраненным, будто бы и не со мной разговаривал вовсе. – Отныне Вы не совсем человек, моя дорогая… Вам предстоит многое осознать и переосмыслить на пути становления чем-то большим. Я хранила молчание, прислушиваясь к гулким ударам сердца в груди и текучим потокам голоса. Вероятно, понимая, что я воспринимаю его, как нечто несуществующее, мужчина поднялся со своего кресла, прихватил прислоненную к подлокотнику рапиру и понимающе наклонил голову: - Я догадываюсь, что мой монолог никак не повлияет на Ваше восприятие. Сознание еще не вернулось в норму, поэтому с моей стороны будет разумней позволить Вам отдохнуть. Спите, моя дорогая. Времени, чтобы узнать друг друга и все объяснить, будет предостаточно. Совсем скоро его понятие перестанет для вас существовать. Он удалился, бесшумно, как тень, скользнувшая по бесцветным стенам. А я ощутила невероятную усталость, наваливающуюся сверху, когда голос растаял в стылом воздухе спальни.