Одна жизнь
When a woman gets the blues she hangs her little head and cries When a woman gets the blues she hangs her little head and cries But when a man gets the blues he grabs a train and rides Train Whistle Blues
23 декабря 2020 г среда
Гарри шел домой, на разные лады крутя в голове строчки старой песни: «Когда женщина грустит, она опускает голову и плачет, но когда грустит мужчина, он садится на поезд и сваливает». Ноги вязли в снегу, влажном и липком. В этом году погода будто задалась целью поспорить с учеными и ежедневно клала недельную норму снега на все их предупреждения о глобальном потеплении. В воздухе кружились мелкие снежинки, радостно искрясь в свете фонарей. Рождественские гирлянды перемигивались яркими огнями, но в остальном жизнь замерла до утра. В маленьких городках люди все еще предпочитали рано ложиться спать. Темные окна домов, темное бездонное небо над головой и ни одного человека. Если бы не хриплое дыхание за спиной, тишина была бы как на дне океана. Гарри остановился и обернулся, Кошмарик, беспородный старый пес, косматое упитанное недоразумение и верный друг, покорно семенил за хозяином. Светлая шерсть, сколько ее ни мой, всегда выглядела грязной, на правом боку она свалялась в огромный колтун, справиться с которым не смогли даже чары. Пес не грыз мебель и не гадил, но Джинни все равно требовала, чтобы «этот кошмар» спал на улице. Надо сказать, слово «кошмар» подходило ему намного больше, чем старая кличка, и быстро прилипло так, что не отдерешь. Ласковый тон и всякие смешные добавления смягчали негативное значение. Домашний любимец побывал и Кошмарищем и Кошмартышкиным и Кошмартусом… Влажный нос ткнулся в хозяйскую ладонь. — Эй, парень, замерз? – Гарри потрепал пса по голове, тот не упустил возможности лизнуть его руку, но во взгляде темных глаз читался немой вопрос: «Ну что же ты медлишь, ведь до дома рукой подать? Да, там тебя ждет нехорошая женщина, но еще там тепло, еда и мелкие». Однако Поттер всегда медлил. Настраивая портключ так, чтобы магия вместо родной прихожей перенесла его на задворки местного супермаркета, он надеялся, что долгая прогулка поможет разобраться в смешанных чувствах. Он скучал по детям, бодрился, думая о домашнем уюте. Сегодня он заснет в своей постели, а завтра ему не придется завтракать в компании незнакомых людей и спешно собираться в дорогу. Это радовало, но не помогало избавиться от неловкости. Всякий раз, нажимая на кнопку звонка, он думал о себе как о непрошенном госте. Поттер посмотрел на две цепочки следов: свою и Комшарика. Наверно до утра здесь больше никто не пройдет. Маленький городок. Тихая жизнь. «Когда грустит мужчина, он садится на поезд и сваливает», - снова пронеслось у него в голове, но все свои поезда колдун упустил. Он не брал с собой ключей, боялся потерять, да и Джинни постоянно торчала дома. Гарри выдавил из себя фальшивую улыбку и позвонил в дверь. К его радости, вместо жены открыл младший сын, единственный из их троих детей, кто внешностью пошел в породу Уизли. С дикими воплями он втащил отца в прихожую, а Кошмарик шустро просочился следом. Пока Гарри снимал пальто, эти двое весело путались под ногами. Потом из кухни выскочила Джинни и отругала всех троих. Мальчишку она отправила наверх, не слушая просьб и возражений. Мужу предложила разогреть обед, пса выставила за дверь. Порядок был восстановлен. «Мой дом — моя крепость» — промелькнуло в голове у Поттера. Ему, как матросу, только сошедшему на берег, приходилось напоминать себе, здесь живут по другим правилам, но постепенно он осваивался в привычной колее. Сначала мытье в отдраенной до стерильности ванной: ни ржавчины, ни каких тебе подозрительных пятен, ни чужих волос, которые проглядела уборщица. Магловское зеркало отражало усталое лицо, и выражение у него было типичным для неудачника средних лет. Гарри давно избавился от очков, но в его глазах застыла безнадега, которую лучше было бы спрятать за толстыми стеклами. Он прикинул, стоит ли бриться. Страстные поцелуи в ближайшее время ему не грозили, а значит, щетина могла подождать до утра. Потом был ужин из разогретой картошки и рыбы. После еды клонило в сон. Поттер заглянул к сыновьям, пожелал им спокойной ночи, дочка сегодня ночевала у подруги, и завалился в постель, прихватив с собой «Мир квиддича». В сравнении с гостиничными койками кровать, которую они с Джинни купили в прошлом году, казалась царским ложем. Свежее белье пахло лавандой. Гарри листал журнал, слова не лезли в голову, но ему было спокойнее, когда жена первая выключала лампу на своей тумбочке, поворачивалась на бок и засыпала. Сегодня она задержалась в ванной дольше обычного, или он отвык ее ждать. Наконец тихо отворилась дверь, пушистый ковер приглушил шаги. Цвет Гарри не нравился. Он не любил оранжевый, но смолчал, когда Джинни похвастала покупкой, сделанной в его отсутствие. В его постоянном отсутствии и было дело. Как он мог указывать жене, что подойдет для их спальни, а что нет, если сам неделями пропадал черт знает где? Скрипнула кровать, Джинни присела рядом. Гарри насторожился. Хотя супруги никогда не заводили речь о невидимой линии, делившей постель на две части, никто из них без крайней нужды не делал вылазок на чужую территорию. Поттер посмотрел на жену поверх журнала, как солдат поверх бруствера. Она купила новую ночнушку. Наверно выложила кучу денег, и все зря. Нет, ни к Джинни, ни к ночнушке у Гарри претензий не было. Персиковый цвет красиво оттенял молочную кожу, а шелк подчеркивал соблазнительные округлости. Колдун опустил «Мир квиддича», усталый мозг не мог выдать приличной отмазки. Свою роль сыграл и фактор внезапности. Поттер привык, что интимная жизнь похожа на папоротник – цветет раз в год и по большому празднику. Джинни надоело ждать, она уселась мужу на ноги, наклонилась и принялась осыпать его поцелуями. Длинные волосы, яркие как пламя, укрыли Гарри. Больше всего в жене он любил именно волосы. Они делали ее особенной, заметной в любой толпе. О ее волосах, а не о большой груди или симпатичных ножках, он думал, когда хотел, чтобы у него быстрее встал, но сегодня сил притворяться не осталось. Гарри отвернул лицо, уворачиваясь от влажных губ. — Давай в другой раз. Джинни вскочила с постели, отбросила волосы назад. — Да ты… — ее щеки раскраснелись, Поттер перевел взгляд на стену, готовясь перетерпеть град упреков. Вот только в этот раз его жена держала за пазухой не камни и палки, а заряженный гранатомет. — Я беременна. Не без злорадства, она наблюдала, как муж пытается справиться с удивлением. — Но как? — он откинул одеяло и сел. «Мир квиддича» шлепнулся на пол, Гарри этого даже не заметил. Впервые за весь вечер, а может и за последние десять лет, Джинни полностью завладела его вниманием. — Ты что уже забыл, как детей делают? — прошипела она. — Так давай я тебе напомню. Знакомятся мужчина и женщина, уединяются, раздеваются… — Хватит, — выпалил Гарри, старательно не повышая голоса. — Кто отец ребенка? Это один из наших знакомых? — Тебе не все равно? — жена скривилась. Поттер повторил про себя ее вопрос и понял, что «да, все равно». Он не сумел скрыть свое озарение, и Джинни посмотрела на него с ненавистью. — Не надейся, что я сделаю аборт! Я хочу сохранить ребенка и дать ему семью. — Ладно, — согласился Гарри. Джинни, приготовившаяся к трудному бою, уронила руки. Опустилась на кровать. — Как же мне осточертела твоя особенность. Почему ты не можешь жить как все? — ее вопрос повис в воздухе. Гарри не знал ответа. — Спать не хочется, я пойду вниз. — Иди, — бросила Джинни раздраженно, но без прежнего запала. Они дожили до той степени равнодушия, что не могли даже ссориться. Гарри не стал включать в кухне верхний свет, обошелся лампочкой вытяжки. Мазанул взглядом по любопытной морде Кошмарика, высунувшейся из-под стола. Мальчишки пожалели пса и пустили через заднюю дверь. Джинни будет злиться, ну да хер с ней. Он методично открывал шкафчики и шарил в них, дивясь своему спокойствию. Нашел стакан и початую бутылку виски. Налил. Сел. Уставился на выпивку, будто позабыл, что с ней нужно делать. Хотя при всем его желании они никогда не расставались надолго. Кошмарик завозился на полу, подгреб к хозяину и положил морду на его босые ноги. Гарри выдохнул, разжал стиснутые зубы. Было бы проще свалить всю вину на Джинни. Вот только у его жены была своя правда, с которой приходилось считаться. Может быть, если бы он любил ее по настоящему и хотел как женщину, она бы не изменила. Скорее всего. Поттер усмехнулся. Вспомнил упущенные возможности. За долгие годы неудачного брака он ни разу не ходил на сторону, но почему-то чувствовал себя большим обманщиком, чем она. Когда-то он считал правильным решение жениться на девушке, которая сказала: «Я люблю тебя с первой нашей встречи и всегда буду любить, что бы не случилось». Она была одной из немногих, кто не отвернулся от него. Нет, после дуэли с Волдемортом магический мир носил его на руках, но Гарри вел себя не так, как положено победителю, и людям это не нравилось. Они не одобряли его копание в прошлом, погоню за призраком, нервный срыв. Джинни навещала его в больнице, утешала, отвлекала от невеселых мыслей. Вымотанного, сломленного парня одиночество пугало до чертиков. Женитьба казалась спасательным кругом. Будь у Гарри мощный хроноворот, он бы вправил мозги себе двадцатилетнему: «Никогда не пытайся решать свои психологические проблемы за счет других». Он быстро понял, что брак — это нечто большее, чем приятное соседство двух хороших людей, но Джинни забеременела. Через три недели у нее случился выкидыш. Гарри горевал вместе с ней, старательно пряча ту часть души, которая считала себя дикой лошадью, в последний момент увернувшейся от лассо. Она нетерпеливо била землю копытом, ожидая, когда Джинни немного отойдет от потери и можно будет рвануть в закат. А потом был унылый пятничный вечер, еще один серьезный разговор, новость о новой беременности, поставившая крест на его планах. У них родилась девочка. Гарри хотел назвать ее Лили, но Джинни заявила, что называть детей в честь умерших не своей смертью родственников — дурная примета. Они сошлись на имени Кларисса Амелия. Впервые взяв дочку на руки, Поттер дал слово навести порядок в своей голове и наладить нормальную жизнь. Кларисса росла не по годам умной, и, глядя, как его дочурка на равных разговаривает с Гермионой о всяких магических премудростях, Гарри раздувался от законной отцовской гордости. Он был бы самым счастливым человеком в мире, если бы не чувство вины. Своего обещания он не сдержал. Нетронутый стакан так и стоял на столе. Поттер дергал заусенец на указательном пальце. Выпить означало встать перед выбором, что делать дальше: налить еще, пойти постелить себе на диване в гостиной или вернуться в спальню и лечь рядом с женой, притворяясь, мол, все идет как надо. Душа не лежала ни к одному из вариантов, и Гарри предпочитал тянуть время. Их второй ребенок родился в тот год, когда Поттер еще работал в Отделе воздушной инспекции, ну, как работал… По большей части он валял дурака в компании своего коллеги и закадычного приятеля Бастиана Самохи. Они вместе болтались по пабам, убивая время на глупости вроде соревнований по подбрасыванию пивных крышек. С Самохой было весело, и Гарри удавалось избавиться от чувства, что он размывается, как выставленный под дождь рисунок. На радостях от рождения сына Поттер предложил собутыльнику стать крестным. Да еще и назвал новорожденного в его честь. Жена орала так, что дребезжали стекла. С годами она стала еще более суеверной в вопросе влияния имени на характер ребенка и места себе не находила при мысли, что ее милый мальчик повторит судьбу беспутного пьяницы, неисправимого кобеля и злостного неплательщика алиментов. Гарри пережил эту бурю, а вот пережить очередное увольнение было сложнее. Их с Бастианом выперли в один день. Самоха решил попытать счастья в Америке. Звал с собой. Поттер отказался. Куда ему… двое детей. — Так оно и получается, — пробормотал колдун и погладил ногой Кошмарика. — Так оно все и идет, дружище. Работа нашлась, выручил Невилл. Конечно, должность была не из тех, о которых мечтаешь в детстве, всего лишь мелкий служащий, проверяющий целостность заклятий отслеживания использования магии. В плане карьеры — бесперспективно, в плане жалования — уборщики в Гринготсе получали больше, в плане обязанностей — не сложно, но муторно. Ему выдали кучу карт, схем и ключи от Фольксвагена Жука, магловского до последней гайки. Гарри боялся, что у него будут проблемы с вождением, но все решала практика. А ее у него было хоть жопой жуй. На шее сидела жена и двое детей так, что приходилось брать двойную норму поездок, наматывать бесконечные мили и мили дорог ради того, чтобы поставить галочку напротив очередного пункта в списке или, в случае неполадок, вызвать настоящих специалистов. Гарри не тешил себя иллюзиями. Его место изначально создавали для неудачников: для тех, кто даже не помышлял подавать заявку по форме 2.3 «Разрешение на свободную аппарацию в пределах страны». Колдуны, которые тянули здесь лямку, со скрипом сдали хогвартские СОВы, имели коэффициент магии ниже среднего, не блистали умом и лишь понаслышке знали, что такое амбиции. «Вот почему, — язвила Джинни, — эта работа так хорошо тебе подошла». Какое-то время Поттер верил, скоро он подыщет что-нибудь получше, но после очередного отказа смирился. Ронни родился через год. Отец из Гарри получился ни рыба ни мясо. Он любил детей и в то же время никак не мог занять в их жизни постоянного места. Слишком частые отлучки, слишком прохладные отношения с Джинни, понимание, что они и без него отлично справляются. Кларисса пошла в магловскую школу, а потом уехала в Хогвартс. И там, и там учителя души в ней не чаяли. Бастиан испытывал дом на прочность, любознательность этого ребенка напоминала гремучую смесь сухой драконьей крови и нитроглицерина. Школа «Пайн Гроув» этого бы точно не пережила и Поттеры решили разориться на частную учительницу-ведьму. Молли и Артур помогли с деньгами. О третьем ребенке замотанные родители даже не думали, во всяком случае Гарри так считал. Джинни сказала, что все произошло случайно, чары подвели. Он не поверил, подозревал: ей требовалось кем-то заполнить образовавшуюся пустоту. Кларисса большую часть года дома не жила, Басти с самых пеленок был самостоятельным чертенком и не сильно нуждался в материнской опеке, скорее в строгом аврорском надзоре. Новость о пополнении в семействе Джинни сообщила на большом обеде у родителей, том самом, который Молли и Артур устраивали раз в год в канун Белтейна. Собрались все: братья Джинни, их половины и многочисленные отпрыски. Поздравления посыпались на голову Гарри, как град. Больше всех усердствовал Перси, он к тому времени успел основательно заложить за галстук. Поттер завидовал брату жены черной завистью, потому что сам на семейных сборищах всегда пил только яблочный сок. Перси знал о том, как серьезно сестра относится к именам, и по-родственному подколол: — Как назовете? Мерлином Альбусом Фламеллем? Чтобы наверняка вырос великим магом. — Томасом Марволо, — буркнул Гарри. Родня шутки не оценила. Магический мир давно забыл о парне по имени Том Риддл. Для них остался только Темный Лорд. А вот Джинни помнила, и посмотрела на мужа так, будто хотела придушить. Через какое-то время после проклятого обеда ему начал сниться кошмар. Сон повторялся не каждую ночь, но достаточно часто. Гарри видел себя за рулем служебного Жука. Он будто смотрел с пассажирского сидения, невидимый попутчик, который ни во что не мог вмешаться. Играла музыка, каждый раз разная: диско, рок, грандж, попса, иногда даже классика. Жизнь в дороге расширяла музыкальный кругозор. В какой-то момент руки отпускали руль, и машина виляла, уходя с надежного асфальта. Поттер просыпался. Сердце глухо стучало в груди. Все тело было мокрым от пота и вялым. Кошмар, как инкуб, высасывал его силы, вот только никакого удовольствия не доставлял. Гарри никому не рассказывал о своем сне, у семьи и так хватало проблем. Четвертая беременность Джинни протекала тяжело. Несмотря на страх, увольняться было нельзя. Он выкручивался как мог: купил амулет против кошмаров, самый дешевый и видимо поэтому не особо эффективный, старался ездить только днем, хотя не помнил, было ли в его сне темно или нет. Поттер запомнил только свои пальцы, без борьбы разжимающие руль. И последующий толчок, когда машина уже не послушный железный конь, а неуправляемый снаряд, понесла его в черноту, которая намного глубже любой безлунной и беззвездной ночи. Ронни родился семимесячным. Джинни заявила, что ей нужно отдохнуть, и уехала к тетке в Бат. Гарри взял отпуск и сидел дома с двумя детьми, одному — всего лишь три месяца от роду, а второй — ходячая катастрофа. Он был уверен, что сломается, но они справились. Помогли Невилл и Августа, крестные Ронни. Своих детей у пары не было, так что они с радостью взяли на себя часть забот о малыше. Гермиона тоже не осталась в стороне. На удивление легко удалось договориться с Басти. Мальчишка серьезно отнесся к просьбе отца помочь. При всей его любви к шалостям у этого парня было чувство ответственности. Вместе они создали какой-никакой порядок, и Гарри он нравился намного больше, чем тот, который царил при Джинни. Увидев ее на пороге дома, красиво одетую и тщательно накрашенную, Поттер понял, все эти четыре месяца он втайне надеялся, что жена не вернется. А так как он никогда не умел прятать свои чувства, то трещина между супругами стала еще глубже. Кошмар про самоубийство его больше не мучил. Гарри копался в прошлом, рассчитывая подпитать уверенность в собственной правоте. Ведь намного проще пережить очередную подлянку, когда ты весь в белом: недооцененный, несправедливо обиженный, грязно обманутый. Поиски закончились полной неудачей. Если бы сейчас в кухню вошла Джинни и в своей обычной манере бросила с порога: «Ты сломал мне жизнь!», ему нечего было бы возразить. Он подвел всех: жену, детей и себя. Поттер выпил. Виски не оправдало надежд. Ему не стало ни теплее, ни веселее, ни легче. Пускать вдогонку еще одну порцию не имело смысла. Пришло время решать, что делать дальше: идти в гостиную или подниматься в спальню. Хотя выбор между смириться сразу или поворочаться ночь на жестком диване, встать с болью в спине, чтобы в конце концов все равно смириться, нельзя было назвать настоящим выбором. Лучше бы он оказался сволочью и бросил Джинни сразу после выкидыша. Гарри одернул себя, ведь тогда не было бы Клариссы, Басти и Ронни. Детей Поттер никогда не винил в своих несчастьях, но он не знал, как все сложится с четвертым. Дочка напоминала Лили, в Басти было что-то от Джеймса, Ронни в чем-то походил на него самого, еще не надломленного и полного веры в хорошее. А вот в ребенке Джинни и ее неизвестного ебаря точно не отыщется дорогих и любимых черт. Мысли о будущем горчили, как дешевый кофе, но Гарри снова и снова крутил их в голове, стараясь заглушить мотив, липнущий к нему с самого утра. «Когда грустит мужчина, он садится на поезд и сваливает». «Прекрати это», — Поттер стукнул себя по лбу. Кошмарик завозился, просунул морду между столом и коленями хозяина. Гарри выдавил улыбку, кислую, будто из лимона. Попробовал вышибить клин клином и, потрепав пса, сказал с вымученной бодростью: — Помнишь, приятель, что мы в таких случаях поем? — Кошмарик навострил уши, колдун подбросил в голос напускной лихости. — В великом кораблекрушении жизни все мы терпим неудачу.