Там, где кончается ненависть

За окном кабинета Габриэля Агреста раскинулся вечерний Париж: небо окрасилось в лилово-пурпурные тона, стены зданий порозовели, а стеклянные поверхности отсвечивали призрачный свет уходящего дня, на смену которому приходила тёплая летняя ночь. Если попасть в Париж на пике своей влюблённости, то город кажется иным, Париж словно расцветает и живёт вместе с тобой, и светится вместе с тобой, и наполняет тебя, как и ты наполняешь его бесконечной любовью ко всем, ко всему… Натали, остановившаяся минуту назад у окна, завороженно смотрела на закат и не могла отвести глаз, записи в её планшете оборвались на середине, она улыбалась. Габриель подошёл сзади, и его присутствие было сродни теплому лучу, который проникал под кожу и касался самой души. — Прекрасно, я так давно не видел Париж таким. Натали моргнула и растерянно взглянула на записи, припоминая, куда шла и, что собиралась делать. — Я хорошо помню такие вечера, когда хотелось творить, сидеть на крыше и рисовать, рисовать, рисовать…— продолжал он, — а после бежать вниз и создавать проект на компьютере… спешить занести каждый штрих, чтобы не упустить, не забыть этот момент волшебства… и это была магия, самое настоящее искусство, неприкрытое ложью, бытом, проблемами… — Это прекрасно, — она так и не смогла вспомнить, о чём писала, и последняя здравая мысль ускользнула из её головы, когда Габриэль обнял её сзади одной рукой, а другой вынул шпильку… строгий пучок распался, и волосы мягкой волной скользнули по плечам. Он пропустил их сквозь пальцы. — У тебя красивые волосы. И ты красивая, — Агрест говорил это на грани возбуждающего полушёпота, но Натали смогла взять себя в руки и попыталась отстраниться. — Сейчас не время, завтра ещё один официальный показ, ты помнишь? Поэтому на сегодня у тебя перенесены парочка дополнительных встреч, и одна из них очень важная. Он притянул её обратно, твёрдо, но нежно, прижимая к себе. Его дыхание коснулось её шеи, заставляя мурашки пробежаться вдоль позвоночника. — Я могу их отменить. — Нет, не можешь, — она снова аккуратно отстранилась и убрала его руку. — Я Габриэль Агрест, и я могу. — Не можешь, — Натали повысила тон голоса, потому что Габриэль собирался возражать, — Не можешь, потому что эти люди приехали издалека, и сегодня у них чартерный рейс обратно. Он хитро улыбнулся. — Ну ладно. Только обещай, что ты будешь ждать меня и не уснёшь. Она подняла глаза к потолку, и снова отступила на шаг, когда Агрест попытался её поцеловать. — Пожалуйста, не надо. — Я твой муж, Натали Агрест, или у тебя настолько короткая память, что брачные клятвы ты забыла после трёх дней брака? — У вас слишком длинный и острый язык, мисье, так что… — Во всех смыслах? — Что? — Во всех смыслах длинный и острый? Натали задумалась на мгновение, а потом выдохнула. — О, боже, я имела в виду… я совсем не это имела в виду, — она шутливо толкнула его в бок, — я просто говорю, что не надо делать этого здесь, и острить не надо. — А, ты об этом, — он поднял взгляд на портрет Эмили, — Я же сказал, я могу его снять. — Нет. Ни в коем случае. Она мать твоего сына, память о ней в наших сердцах, оставь, но… мне нужно привыкнуть, хорошо? — Да. Я понял, — Габриэль взглянул на часы, — тогда, я полагаю, мне пора? — Чтобы не опоздать, вероятно, да. Он всё-таки украл мимолётный поцелуй с её губ и вышел. С тех пор, как Натали стала официальной мадам Агрест, в её душе и жизни наступил относительный мир. Впрочем, как и в душе самого Габриэля. Они так долго шли к этому, так долго искали путь, который сведёт их вместе, что сейчас, наконец, могли наслаждаться друг другом, любить друг друга и позволить любить другим.

***

Габриэль вернулся поздно. Натали спала, уронив книгу на грудь, ночник тускло освещал её лицо, скрадывая глубину черт и рисуя облик женщины в каком-то неземном свете. Он снимал пиджак и не мог отделаться от чувства, что ещё никогда не был так счастлив и спокоен, никогда не находился в ладу с собой на все сто процентов, как это было сейчас. Её ровное дыхание едва заметно поднимало и опускало потрёпанную обложку и листы книги, тёмные волосы ореолом раскинулись по подушке, а ресницы вздрагивали во сне, потревоженные ей одной ведомыми грёзами. Габриэль улыбнулся и нырнул под одеяло, выключая светильник, прижался, притянул себе… он так давно не испытывал этой сладкой щемящей до боли нежности, что забыл как это – по-настоящему быть рядом с женщиной, которую любишь. Его пьянил аромат её кожи, чарующая мягкость её волос и такое податливое сонное тело, такое маленькое и хрупкое… хотелось держать её так всегда, спрятав от всего мира в своих объятьях… Кто бы мог подумать, что после сорока можно найти истинную любовь, что после сорока можно так дьявольски кого-то полюбить. — Габриель, — пробормотала во сне Натали и повернулась, уткнувшись носом ему в грудь. Он почти растроганно улыбнулся, поцеловал её в макушку и так и остался лежать, ощущая приятное прикосновение её волос к лицу. Ему приходили в голову воспоминания, разные мысли о прошлом, слова Эмили из дикого бреда, который привиделся ему в окружении удушливого газа, и только теперь, в момент наивысшего счастья, Габриель, наконец, понял, что она имела в виду. Любовь — основа жизни, а всё, что сделано с любовью априори не может быть негативным. Если ты любишь, то любовь эта проявляется во всём, в каждом моменте, в каждой встрече, взгляде и разговоре – будь то работа, дом или отдых. Он понял и принял это, от того ещё больше уверился в том, что поступил правильно, и его награда за этот поступок сейчас мирно спала рядом. Его жизнь. Его любовь. Его жена. Его верная и любящая Натали.

***

Маринетт ходила из стороны в сторону и не могла найти себе места перед началом показа. Габриэль спокойно сидел в кресле, пил кофе и наблюдал за ней. Однако и ему надоело это её хождение, он поднял строгий взгляд и тихо произнёс. — Маринетт, сядьте. Мои нервы тоже исключительно не железные. — Не понимаю, почему нам обязательно выходить на подиум в конце показа. Это же не обязательно? — Обязательно. В этом есть смысл. Успешность марки любого дизайнера связана с его личностью. Он - основа своего бренда. А бренду нужен пиар. Когда вы в качестве дизайнера выходите на подиум, вы из простого ремесленника становитесь звездой. Поэтому выход на подиум так важен. Он укрепляет статус звезды, он укрепляет бренд, он стимулирует публикации о вас в прессе. Чтобы стать успешным, дизайнеру придется стать публичной фигурой. Это обратная сторона красивой профессии, разве вы не знали? — Сказал человек, который не появлялся на публике уйму времени! — У меня были причины… давайте не будем об этом. Я вообще не понимаю ваших волнений, это ведь не первый раз. Маринетт скрестила руки на груди и отвернулась. Агрест только сейчас обратил внимание на её образ. Голову Дюпен-Чен опутывала тугая коса, и несколько локонов игриво ниспадали вдоль позвоночника, короткое платье цвета английской розы с открытыми плечами обтягивало бёдра и ярко выделяло талию, но верхний его слой из прозрачного фатина с цветами, вышитыми вручную, делал фигуру девушки такой воздушной, словно она парила над полом, чему способствовали ещё и изящные туфли лодочки. — Где вы взяли это платье? — заинтересованно спросил он. Маринетт снова повернулась. — Сама сшила… а что? Ужасно, да? Габриэль усмехнулся. — Вы всегда такого плохого мнения о себе… Оно очень вам идёт, я бы не хотел останавливаться на достигнутом в наших рабочих отношениях. Может, вы бросите уже свои торты и перейдёте в нашу сферу деятельности? — Нет. Это семейное дело, к тому же нет ничего лучше красивых лакомств к чаю, не правда ли? Он посмотрел на чашку с кофе, которую держал в руках и поставил её на столик. — Да, не могу представить кофе без круассанов Дюпен-Чен. Она улыбнулась, но тут же передёрнула плечами, услышав, что модели вышли на подиум. — Я очень волнуюсь. Он встал, подошёл ближе и обнял её, как родную дочь. — Вы талантливая, смелая, добрая и красивая, Маринетт. Вы достойны самых высоких похвал. Ничего не бойтесь, — Габриэль отпустил её и подошёл к двери, — К тому же с нами на подиум выйдет Адриан, он хочет сказать несколько слов. — Правда?.. Агрест не ответил, а лишь улыбнулся и вышел, чтобы избежать дальнейших расспросов. На подиум они действительно вышли в компании лица бренда «Gabriel» Адриана Агреста и молча стояли и улыбались, пока шум аплодисментов не затих. — Дорогие друзья и все, кто почтил сегодня наш закрытый показ своим присутствием, — начал Адриан, — я рад, что эта коллекция состоялась и даже повторный показ имел такой успех. Я благодарен отцу, что он решился на такой смелый шаг, и благодарен Маринетт за её поддержку и талант, которым она вдохнула новую жизнь в бренд. Я благодарен им обоим, потому что это помогло объединить нашу семью, свести нас всех вместе в этот день… — его голос дрожал, и зал затаил дыхание, понимая, как сильно он волнуется, — У меня нет слов, чтобы выразить все эмоции, но главная причина, по которой я говорю всё это в другом… Рядом со мной стоит девушка, не только талантливый дизайнер, друг и просто хороший человек, эта девушка для меня всё. Я люблю её. И при вашей поддержке хочу попросить её руки. Маринетт прижала руки к губам и не смогла сдержать слёз, когда Адриан повернулся к ней и спросил. — Маринетт Дюпен-Чен, если я попрошу тебя стать моей женой, каким будет твой положительный ответ, Миледи? Зал разразился аплодисментами, Габриэль хлопал тоже, и в его глазах стояли слёзы, когда его уже взрослый сын надевал кольцо на руку единственной достойной девушки во всём мире. Маринетт смеялась и плакала, Адриан обнимал её, а зал ликовал… им ещё долго продолжали хлопать, пока они делились своей радостью, раздавали её миру, наслаждались собственным счастьем, которое заслужили. Адриан и Маринетт. ЛедиБаг и Кот Нуар. Влюблённые до безумия и абсолютно счастливые.