Имя мне - легион

Лето тогда умерло, выдохнув на прощание золотую листву. Повсюду опавшие листья попадались на глаза, несмотря на постоянную уборку. Казалось, открой окно ― и солнечно-жёлтый лист, мокрый и яркий, влетит в комнату, а за ним ещё несколько, и на полу их будет уже десяток, таких красивых. Съаде Алп ставила их в четыре руки в стакан или относила другим сёстрам. ― Сан очень их любит. ― Ангелочек любит всё. ― Красивое. ― Стоит ли спрашивать у папы, красивые ли мы? ― У нас есть и другие вопросы. Съаде Алп пожала плечами. Съаде Алп опустила взгляд. ― Всё равно Отец сейчас слишком занят. ― Он заботится о нас. ― Оправдываем? ― Нет. ― Отец должен быть дома. ― Отца нет дома. Две пары глаз всматриваются друг в друга. Съаде Алп изучала себя и искала ответы на противоречащие вопросы. ― Если Отца нет… ― …то мы можем спросить у другого. Но спрашивать девочка не собиралась. Девочка смотрела в такие же глаза, которые могла увидеть в зеркале. Девочка хотела искать ответ на загадку, но больше девочка хотела гулять. ― Лаз, ― сказала Съаде Алп и улыбнулась самой себе. Золотая прозрачная листва была везде под ослепительно синим небом, чистым и далёким. Скользкий камень прогулочной террасы и вид на строительные леса казались Съаде Алп самыми интересными на свете вещами, поскольку находились снаружи. И она тоже тихо шагала снаружи, незаметная, непослушная. Заметь её хоть один страж Отца, не миновать возвращения обратно, в недра Дворца. Но их здесь не было. И людей тоже. Как будто мир снаружи вымер, едва Съаде Алп выглянула наружу и начала свои скитания вокруг дома. Съаде Алп на самом деле побаивалась удаляться от своего лаза наружу. Четыре руки, четыре ноги и четыре глаза ― это, разумеется, хорошо, но от них будет очень мало пользы, если вдруг придётся драться за свою жизнь. И потому Съаде Алп двигалась по одной террасе, не спускаясь и не поднимаясь, чтобы не подвергнуть себя случайно опасности. Если Съаде Алп погибнет, это огорчит Отца. У Него много печалей и без них. ― Съаде Алп. Они послушно склонили головы и соединили ладони. ― Идём домой. Девочка взяла человека за сухую руку. Девочка вцепилась в грубую ткань одеяний. ― Ты сердишься, ― заключили два голоса. Иначе не могло быть. Им запрещалось покидать дом, потому что они ещё не выросли. Мир снаружи манил всех сестёр, но ни одна до сих пор не нарушала запрет Отца. Кроме Съаде Алп. ― Да, сержусь. Вам нужно быть дома. ― Прости. Нет ответа. Девочка, нахохлившись, сидела на подоконнике своей комнаты. Она чувствовала вину и вместе с тем хотела кричать и топать ногами, потому что считала несправедливым заточение в золотой клетке. Но она молчала. Девочка сидела на полу и теребила платок. Она хотела плакать, потому что лучше бы её отругали и наказали. Тогда Съаде Алп понимала бы, что делать и как себя вести. Но Съаде Алп безмолвно привели в её комнату и оставили. ― Малкадор расскажет Отцу, ― глухо сказала девочка, и слеза скатилась у неё по щеке. ― Отец поймёт, ― поджала губы девочка на подоконнике. ― Но тоже рассердится. ― Съаде наказана? ― Как и Алп. Они дёрнулись на звук, но то была лишь Сан: белокурый ангелочек с огромными глазами. Она заглянула к ним. ― Мы будем играть! ― сказала Сан, боком проскальзывая внутрь и раскрывая свои крылья. ― Папа расстроен, и ему больно. ― Он дома? Сан задумалась. Съаде Алп переглянулась между собой. Если Англочек озадачена вопросом, то Отец ещё не вернулся ― если Он вообще куда-то уезжал. ― Не знаю, но Он будет ждать нас всех! ― радостно сказала Сан, протягивая руки. ― И Малкадор тоже! Съаде Алп протянула ей две руки и позволила себя увлечь. Пусть Ангелочек поступает так, как знает. Пока она не ошибалась.