Имя мне - легион

У него не было имени в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие. Он менял их, как модники меняют перчатки, а из-за немалого количества аристократичных выродков вокруг он прекрасно знал, как часто это бывает. Вынужденный держать в памяти не только сотни и тысячи сведений, но и лично ему неприятные тонкости этикета Европы, он принимал это с олимпийским спокойствием. За это, как он полагал, его и отправили под крыло Королевы Пауков. ― Мой дорогой брат уверен, что сумеет разрешить всё дипломатическими методами, ― уткнувшись в толстое стекло гостиной, произнесла леди. ― Насколько он прав? ― Мне сообщили, что он поспорил с лордами Хорусом и Леманом. Леди отмахнулась. Тысячелиловый шёлк, её бесконечное сегодняшнее одеяние, заструился, следуя её движению. Широкий рукав был до ужаса похож на крыло. Традиционные одеяния древней восточной страны ― длинные, лёгкие, многослойные. ― Мальчишки. Не это я спрашиваю. ― Мне тяжело осуждать решение примарха, ― спокойно ответил он. Тихо записывавшая бесконечную летопись Маэвис подняла на него взгляд. Он мало общался с личной летописицей леди, но всегда знал: она здесь. Она наблюдает. Запоминает. Записывает. Он скользнул по ней взглядом и запомнил на случай, если появятся вопросы. ― Что же, тогда будем готовиться к войне. ― Леди развернулась стремительно и плавно; её рыжие нечеловеческие глаза горели ― как всегда. Она была разгневана, но не позволяла чувствам взять над собой верх. Белоснежные волосы струились водопадом, и эта банальность прекрасно отображала их суть. Не хватало лишь витающих вокруг бабочек, чтобы обмануть любого человека… чтобы он поверил: перед ним ― нимфа, фея, совершенное создание. ― Мы всегда к ней готовы. ― Но не сейчас. Поверь, нас трогает другая война. Не та, что может развязать мой возлюбленный брат, но та, что… Он склонил голову, показывая, что понимает, о чём речь. Королева Пауков не стала договаривать. Она злилась, потому что ей предстояло вести действия параллельно и в самых тёмных тенях как можно незаметнее. ― Иди. Мне нужно поразмыслить. Несомненно, наличие Фабия в группе, которую брал с собой лорд Фулгрим, делало задачу много проще. Паука леди любила и привечала, насколько это возможно. Паук, при всей своей страсти отчуждаться от живых, делал для генетической матери серьёзное исключение. Это открывало некоторые дополнительные возможности. ― Она сказала, что ей понадобятся анализы местной флоры, ― сказал он Фабию, спустившись в апотекарион. ― Не слишком ли это обременит тебя? Фабий измерил гостя взглядом и пожал плечами. К нему он тоже испытывал некоторую слабость. Возможно. ― Она могла сказать это лично, ― вернувшись к своим делам, сказал Фабий. ― У неё свои планы, как я понимаю. Она просила ещё сделать ей копии генетических исследований населения. И сказала, что обязательно поговорит с тобой до вылета. Фабий кивнул. Возможно, у него были ещё вопросы, но задавать он их не стремился ― или задал бы леди. Она питала к нему слабость и ответила бы в любом случае. ― Мейз. Он обернулся к апотекарию. ― Она плетёт? ― Собирается. Фабий вновь кивнул. Сочтя поручение окончательно выполненным, Мейз покинул апотекарион. Ему ещё было необходимо сообщить о развитии ситуации дальше, повидаться ещё с несколькими братьями, которым нужно было дать несколько поручений: он сам теперь не мог их выполнить. Леди забирала его вниз. И, как он отметил, укорив себя за леность мышления, подготовила наипростейший канал передачи данных. Она ведь будет либо сама навещать Байла, либо отправлять тех двоих, кого решила взять с собой. А Паука никто не любил настолько, чтобы находиться с ним постоянно рядом. Почему бы и не воспользоваться этим? Леди не произнесла ни слова. Она просто принимала к сведению всё, что происходило вокруг. Как она сказала Мейзу и Тезеусу ― «мы не за тем, чтобы вмешиваться». И они не вмешивались тоже. Не общались с избранными лордом Фулгримом братьями, ограничившись приветственными кивками. Не обращали внимания на людей. Они наблюдали. Подмечали: Мейз ― нюансы и мелочи, а Тезеус, как он предполагал, картину в целом. Молча переглядывались и вновь изучали всё вокруг. Мейз даже лениво подметил, что брат может быть в курсе его небольшого секрета. Из доживших до встречи с примархом очень и очень мало кто знал, кем был Мейз на самом деле. Ещё меньше подозревало, что он тут не один такой. А уж истинное количество знала и вовсе только леди. И этим она не делилась с братом. Он как бы невзначай взглянул на неё: высокая фигура, почти полностью укутанная в плащ. И аквила вместо фибулы. Знак Императора. ― Тебе не нужно наблюдать за всем своими глазами. ― Я не собираюсь делать хоть что-то, что может тебе помешать. Мне лишь интересна культура Визаса, не более того. Возможно, социальные структуры займут меня куда больше, чем я могу предполагать сейчас. ― Так ли это, сестра моя? ― Ну что же… Возможно, я слегка придам вес твоим словам, но не более. Это твой выбор, как поступать. Как присоединить этот мир к нам. Я не стану вмешиваться. Он спрятал улыбку, чтобы не выдать ложь леди. Хотя разве было это настоящей ложью? Она легко могла не вмешиваться лично, а про сыновей или склонившихся перед ней людей не прозвучало ни слова. Или же за спиной возлюбленного брата она будет делать то, что считает нужным ― а если её поймают на этом, то укажет: в дела брата она в самом деле не вмешивалась. Разве хоть слово она сказала на этот счёт? Нет. Не зря за глаза в Третьем свою леди прозвали Королевой Пауков. Она умело сплетала паутину событий из незначительных, казалось бы, вещей, и получала то, что хотела. ― Поговорим об этом потом. Леди склонила голову: она услышала и согласилась. Более к разговору примархи не возвращались. Во всяком случае, при свидетелях. Этикет Визаса вызывал невольное отвращение, в отличие от этикета Европы. Он терпеть его не мог, однако знал и, мягко говоря, умел его применять не хуже оружия. Со стороны аристократы легко улавливали все невербальные посылы стоящего у стены космодесантника в полной броне, что само по себе было более чем откровенным плевком в лицо от леди, однако выражать уже своё недовольство могли исключительно в рамках тех же правил. Его это совершенно устраивало и не мешало спокойно наблюдать. Иногда он словно невзначай подносил руку к виску, чтобы поправить выбивающиеся белёсые пряди: внешне безобидный жест скрывал незаметные передачи по воксу. Едва ли кто-то здесь владел морзянкой, тем более заточенной под вокс-передачи. А Тезеус остался снаружи, поскольку так велела леди. Впрочем, он даже выглядел счастливым, оставаясь на свежем воздухе. Отмечая движения посторонних, он задавался вопросом, как леди терпит всё в своём плаще. Она не сняла его, никак не показала, что скрывает под ним, и с милой улыбкой раскланивалась с аристократами. О, она умела произвести впечатление! Особенно когда смотрела своими невероятными рыжими глазами и улыбалась. Она мимоходом развернулась. Он прочёл по губам, что может идти к брату и ждать её снаружи. Остальное, видимо, было не их заботой. Покушение? Что же, в этом змеином кубле возможно и не такое. Успешное? Что поделать, люди внезапно смертны, они не должны вмешиваться, они обещали лорду Фулгриму, что сами не будут ему мешать и леди напоминать об этом будут. Провальное покушение? Неудивительно. Когда он выходил, ничего ещё не началось. Когда он дошёл до Тезеуса, тот перестал делать вид, что созерцает местные пейзажи, и сказал: ― Основа. Он кивнул. Тезеус добавил: ― Лоррис. ― Сообщение? ― Да. Поскольку леди попросила присутствовать, пришлось присоединиться к группе, которую привёл лорд Фулгрим. Мейз вполуха слушал, что говорили, и прикидывал, как именно дипломатия зайдёт в тупик, зачем леди вышла вместе с лордом ― и слово дали им вместе, вот что странно ― и что она собирается делать. Наиболее очевидным выглядело предположение, что она сейчас придаст веса словам брата. Она говорила об этом до того, как они все вместе спустились на поверхность Визаса. Переговоры из кулуаров перешли на официальный и публичный уровень. Что-то она должна сделать. Но что? Вариантов Мейз мог придумать достаточно, и при этом ни на шаг не приблизившись к действительности. У леди получалось удивлять. Он связывал это с определённой ограниченностью собственного мышления. Он лениво слушал, когда ни с чем не сравнимый удар ногой в керамитовой броне об пол резко расколол поднявшийся шум. Леди распахнула плащ. Под ним она прятала своё полное боевое облачение. ― Мой брат предлагает вам путь мира, ― чётко заговорила она, обводя колючим взглядом рыжих глаз всех присутствующих. ― Он протягивает вам оливковую ветвь мира и предлагает стать равными среди равных. Вновь процветать. Он верит, что вы достаточно разумны и прислушаетесь к голосу разума. Что вы присоединитесь миром. Тишина повисла после её слов. Она же, положив руку на эфес своего меча, продолжила: ― Я же ― человек войны. Я пройдусь по Визасу огнём и мечом, я утоплю его в крови и возрожу оставшееся покорным. Меня не тронут ни ваши мольбы, ни ваша жестокость. Я присоединю этот мир к Империи Владыки Людей так или иначе. И потому я говорю: вслушайтесь в слова моего брата. Он ищет мира; он хочет возвысить вашу родину, чтобы она сияла на картах и каждому было бы знакомо её имя. Я же поступлю так, как сочту нужным ― или же так, как я вам сказала. Решайте. Она вежливо поклонилась и, не дожидаясь реакции, покинула Тронный зал. Мейз, поймав взгляд Тезеуса, склонил голову ― и незамеченными они выскользнули прочь. Следом за своей леди. ― Полагаю, это заставит их задуматься, ― пригубив вина, сказала леди на кемосийском. Они держали свой маленький совет на одном из балконов резиденции губернатора, переговариваясь на языке, который был бы местным определённо не знаком. Леди, по её же словам, вежливо попросила местного правителя, и Мейз прикидывал, что скрывалось на самом деле за этими словами. В чём заключалась её вежливость и не было ли это на самом деле просьбой к канцлеру? А может, к лорду Фулгриму? ― Может быть, не только их, ― кивнул Мейз. ― Один из наших братьев изучает местное искусство фехтования. ― Он побеждает, ― пророкотал Тезеус. ― Он показывает им себя, ― возразил Мейз. ― Глупец, ― поморщилась леди. ― Они проигрывают намеренно, не так ли? Они склонили головы, признавая такую возможность. Это было вообще первое, о чём они оба подумали. Правда, Тезеус определённо промолчал и не стал говорить вслух, что лично он думает об умственных способностях Кирия. Мейз же отвёл брата в сторону и напомнил ему, что не только он тут может учиться. Тот предпочёл отмахнуться, а развивать тему могло быть опасно. ― Надеюсь, ему успеют преподать безболезненный урок до того, как эти игры зайдут слишком далеко, ― сказала леди. ― Что насчёт… местного идеалиста? Мейз провёл рукой по лицу. Он воспользовался несколькими способами, чтобы отыскать информацию за пределами общеизвестной. Леди выразила своё неодобрение, однако благосклонно приняла отчёт. ― Нежизнеспособно, полагаю. Я не изучал философские течения, однако осмелюсь предположить, что эти идеалы относятся к разряду утопических. Наш добрый высокий друг, ― леди с улыбкой кивнула, принимая такое иносказательное обозначение канцлера, ― перед ними вполне может преклоняться. ― Прекрасно. Он попробовал местное вино и высказал ещё одно предположение насчёт канцлера. Леди рассмеялась, как будто ей рассказали хорошую шутку, которую местные не смогли понять из-за языкового барьера. Но это была игра. Плетение паутины. ― Дитя моё, ― обратилась она к Тезеусу, ― ты скучаешь. Изучи возможности незаметно и быстро вернуться обратно. Подготовь необходимое для этого. Используй все возможные способы. Если предположения о нашем добром друге окажутся верны, нужно иметь достаточно мотков для вязания. Тезеус поднялся, поклонился и отправился делать то, о чём говорила леди. Та же, проводив его взглядом, понизила голос до порога слышимости Астартес и перешла на терранский готик: ― Сыны существуют. Я вышла на контакт с ними. ― Перспективно? ― на том же языке спросил он. ― Не думаю. Их учение ущербно и не переживёт столкновения с реальностью. Так всегда бывает, к сожалению. Из стройной системы выбрасывают буквально фундамент, а потом пытаются сохранить рушащиеся стены и удержать падающую крышу. ― А… ― Ах, сейчас они пытаются читать по губам, но я буду удивлена, если они успешно разберут наш скромный разговор… ― Она вновь пригубила вина и заговорила уже спокойно и понятно для всех: ― Я ведь беспокоюсь. Фулгрим упоминал, что на него покушались, и нет слов, чтобы описать мою тревогу! Мейз проглотил крутившийся на языке вопрос и поприветствовал стремительно шагающего к ним канцлера. Леди повернула голову и прямо-таки расцвела улыбкой, прощебетала, как она рада видеть господина канцлера Коринфа… ― Я был бы польщён, если вы называли меня Беллеросом, ― улыбнулся слегка запыхавшийся канцлер, подойдя к ним. ― Только чтобы доставить вам удовольствие, ― ответила леди. ― Я как раз думала поискать встречи с вами… Дитя моё, ― обратилась она к Мейзу, ― напомни своим братьям, что я давно не видела их. ― Как пожелаете, миледи.