Имя мне - легион

Отец не задержался надолго, что огорчило их, но и прибыл он отнюдь не для того, чтобы провести время со своими дочерьми. Убедившись, что Алп выздоровела окончательно, Император ушёл своими загадочными путями, ни о чём не говоря. — Тебе стоит отдохнуть, — нарушила тишину Съаде, соскакивая на пол со спинки кресла. — Мы устали, а чародейка всё равно будет не скоро. И… — …нужно подобрать замену, — прошелестела Алп, закрывая глаза. — Алп будет спать. Пусть никто не тревожит меня. Рассмотрим кандидатов позднее, когда будет сделан отбор. Съаде пожала плечами, укутала сестру одеялом и приказала сервиторам притушить свет, не шуметь при уборке и подготовить её — их — рабочий кабинет. Повертелась перед зеркалом, уходя, пригладила слегка выбившиеся пряди и бесшумно вышла на просторы флагмана по единственному делу, которое они — она — никогда не переложили бы ни на чьи плечи, поскольку слишком уж личным оно было, многогранным и запутанным. Чужаку, не знакомому с тонкостями работы Двадцатого легиона, показалось бы, что сюда регулярно слетаются представители всех остальных, что тут — рассредоточенный аналитический штаб, куда постоянно стекаются сведения по одному и тому же вопросу: где и как лучше вести войну, каким путём воспользоваться — поскольку не могли же огромные и сложные голокарты и голосхемы отображать что-то иное; летописцев и прочих не слишком полезных, с точки зрения Съаде Алп, людей здесь не было, потому и некому было бы объяснить, отчего тут всё именно так, почему и зачем. Однако Съаде видела присланных немного отдохнуть сыновей, с удовольствием снимавших приросшие к лицу маски, ведь дома притворяться никем не нужно, не нужно, не нужно, лишь расслабляться и втягиваться в уже непривычный круговорот событий; видела занятых повседневными обязанностями детей, с радостью приветствующих вернувшихся братьев, идущих с кипами пергамента, стопками планшетов, постоянно о чём-то спорящих, галдящих, шутящих — всяких, то есть живых. Пока живых. Краем глаза Съаде Алп замечала, как они поворачиваются вслед за ней, хмурятся, всматриваются в её усталое лицо; слышала, как они понижают голос, как коротко и скупо перебрасываются Очень Важными вопросами, к чему-то приходят и — скорее всего, смотрят вслед. На ту из своей двуединой матери, что шагает по коридорам, с длинной чёрной-чёрной косой, с развевающейся мертвенно-белой юбкой, тихая, даже бесшумная, с апатичными глазами и опустившимися вниз уголками рта. Они точно знали: матушка не в настроении, и потому не приближались, расступались перед ней, как река, и не позволяли никому нарушить её рукотворное отчуждение. Умные, умные дети. Но теперь их на одного меньше. А то и больше. Последнее, что Съаде слышала, так это о разгроме чьей-то армии Двенадцатым; тогда она подумала, что Темпер в самом деле вышла из себя, раз описывали сражение как бойню, а победу — как разгром. Ей обещали передать больше, чтобы не создавать серьёзную нагрузку на сложную паутину связи, сотканную ещё на Терре, ещё когда они только вставали на крылья и выбирались из гнезда. И в самом деле… Она остановилась. Резко повернулась направо и уверенно зашагала туда, где следовало искать замену Солису. К библиариям. Здесь постоянно пахло чем-то сладким. Съаде точно знала, что за стеллажом в обширном приёмном зале скрывается проход в оранжерею, где эти затейники выращивали для себя какао и сахарный тростник. В дальнем углу, если повернуть картину, можно было пройти к небольшой лаборатории, где сахар и получали. Как и само какао. — Матушка, — поприветствовал её эпистолярий Фумэй. — Руфин в третьем читальном зале. Она кивнула и поднялась в библиотеку. Там её поприветствовал, не открываясь от формуляров, Саган и спросил, что случилось. Снял очки и спросил, не побоялся. Впрочем, Саган после штурма Серой цитадели боялся примерно ничего. — Необходимо замена. Саган беззвучно повторил за ней, будто хотел попробовать слова на вкус. Потом прикусил губу, достал салфетку и, протирая старомодную ручку, спросил: — Солис? — и повернул голову в сторону далёкого окна. — Меня невозможно отправить? — Не думаю, что ты укладываешься в необходимый профиль. Руфин передаёт вам оригиналы или копии? — Руфин, матушка, — тут Саган вздохнул, — просто кинул всё на стол Нолиджу. И тот сидит, вносит в базы, копирует, готовит для вас. Съаде Алп кивнула и бесшумно дошла до третьего читального зала, где вернувшийся из Двенадцатого Руфин, громогласный и переполненный жизнью, активно размахивал руками и пересказывал всё, что считал интересным для внимательно слушавших его — Съаде едва заметно улыбнулась, ни капли не удивлённая, — Йемажа, Паннона, Дьёрга и Эльмаха. Столик был заставлен сахарницами, пустыми стаканами, кружками, жаровней с чайником, усыпан ложечками и комками бумаги. — …и я ему, значит, говорю!.. здравствуйте, матушка, так вот… — Руфин запнулся, опустил взгляд в пол. Устыдился своей безалаберности? Едва ли. — Отчёт. — Сейчас принесу, — не поднимая глаз, ответил Руфин и испарился. Съаде Алп окинула взглядом оставшихся сыновей. Спроси кто её сейчас, она бы указала на Эльмаха или Йемажа, лично бы занялась ими, а потом с лёгким сердцем отдала бы в руки чародейки. Однако решение следовало принимать взвешенно, а не в апатии. А апатия грозила подзатянуться, так как Алп требовалось время, чтобы оправиться. Съаде знала это, поскольку они с сестрой были чрезвычайно близки. — Гости прибудут через месяц, — сказал Йемажа своим мелодичным голосом. — Имматериум спокоен, — подхватил Дьёрга. — Мы не знаем, что случилось, — дуэтом продолжили Эльмах и Паннон, — но остальные отчего-то забеспокоились, матушка. Она повторила свои слова про замену, не садясь в пустое кресло и не складывая руки. Она смотрела поверх голов своих сыновей в чёрную бездну космоса и размышляла: вот будет отчёт, будет в очередной раз список кандидатов, будут они скармливать по полоске свече, глядя друг другу в глаза — тёмные омуты, апатичные, без тени интереса. И что тогда? Вновь ждать, когда кто-то умрёт, вернётся домой в запаянной намертво коробке с полным соболезнований письмом? Мы и так ждём, сказала она себе устало, просто не зацикливаемся. Рано или поздно умирают все. Плакать поздно, не время и не место, к тому же. Она протянула назад руку. В ладонь упал планшет. Не оборачиваясь, Съаде знала: Руфин дрожит. Его не пугали ни кровавые бойни, ни поединки, ни трупы, ни падальщики, однако легчайшее недовольство генетической матери повергало этого рубаку в ужас. Почему? Неужели до сих пор страшился оказаться недостойным? — Тебе скоро возвращаться. — Да, матушка. — Побудете с нами? — спросил Эльмах. — Посмотрим. — А вторая матушка… — осторожно начал Йемажа. Съаде смерила его безразличным взглядом. Она чувствовала, что Алп дремлет и, возможно, не отказалась бы от какао. И от сыра. И мёда. И ещё чего-нибудь. Потому ей просто молча дали термос, в котором можно было без особых проблем утопить сервочереп, и слаженным квартетом обещали принести через час список — для чего, как знала Съаде, требовалось сначала найти кое-кого, кто слишком преуспел в прорицаниях. — Руфин. — …да, матушка. — Перед отлётом зайдёшь. Нужно кое-что передать. — Д-да, матушка.