Dog fidelity

-Если ты еще раз выдохнешь дым мне в лицо — я тебя нахуй выкину в окно, и скажу, что это была наша тиранозавр-уборщица, за то, что ты по помытому прошел, — Осаму хмурится, смаргивая выступившие капельки слез и было опираясь на руку сзади, но тут же брезгливо ее отдергивая — ощущение липкости от приклеенной на подоконник жвачки вызывало приступ тошноты. Юноша оглядывает свои пальцы, начиная медленно водить большим по подушечкам среднего и безымянного, наблюдая, как тонкие голубые ниточки скатываются воедино, комкуясь и образуя собой шарик — часть этой гадости все-таки налипла на пальцы. Поморщившись, Дазай лениво поднимается, доходя до урны и стряхивая в нее это безобразие, невольно скривившись. Руки здесь не помоешь, из всех кранов идет либо ржавая вода, либо не идет вообще, а вот чтобы вляпаться ходить далеко не нужно — окурки, жвачка, использованные презервативы, шприцы и прочая гадость к вашим услугам. -Страшная грозная булочка, — Накахара демонстративно сюсюкает, больше умиляясь угрозе, чем действительно принимая ее всерьез. — Не бойся, храбрый Чуя на черном коне защитит тебя от тети Альбертины, когда она захочет отпиздить тебя шваброй, — он усмехается, поманив Осаму к себе. — Иди сюда, я дам салфетку. Мало ли кто держал во рту эту гадость, — юноша вытаскивает из-под спины почтальонку, на ощупь находя в заднем кармане пачку, дожидаясь, пока к нему подойдут. -Какая щедрость, — Дазай хмыкает, снова запрыгивая на подоконник. — А от тети Альбертины ничто не спасет: она тебе шваброй хребет переломит и твоей же кровью помыть полы заставит, если ты не дай бог наследишь. Еще и ведром потом отпиздит, — он было тянется за салфеткой, обманчиво протянутой Накахарой, когда его руку перехватывают и начинают самостоятельно вытирать каждый палец, аккуратно проводя между ними, рассматривая, едва ли не с нежностью глядя на ладонь. — Кажется, ты увлекся. Я бы и сам справился, спасибо, — Осаму выдергивает свою конечность из чужой хватки, недовольно цедя сквозь зубы. Он все никак не привыкнет к выходкам Чуи. Пресекать бесполезно  — тот принимается за дело с еще большей настырностью. — Не пора ли угомониться? -Я все жду, пока ты примешь предложение… — Накахара невольно замолкает, когда Дазай затягивается и запрокидывает голову, чтобы выпустить дым в потолок. Взгляд Чуи как-то сам собой застопоривается на дернувшемся кадыке, так и манящим надавить на него, слегка придушить, прикусить, оставить метку.....  -Земля вызывает, — юноша отмирает, отшатываясь от щелчка перед собственным носом, быстро моргая, приходя в себя. Осаму пока что тоже не слепой, все прекрасно видит. — Предложение встречаться за деньги? Я сильно похож на шлюху? — Накахара раскрывает рот, было собираясь что-то ответить, как его губы накрывает чужая  ладонь. — Захлопнись, — угрожающий тон, похожий на рычание, и холодный взгляд очень красноречиво говорят, что стоит последовать совету. -Ну хорошо, а чего ты хочешь? Статус? Власть? Я могу дать почти что все, — Чуя спокойно пожимает плечами, выжидающе глядя в карие глаза. Наверное, любой бы на месте Дазая уже давным давно сдался — ну естественно, Накахара охаживает юношу полтора месяца, и возможности у несчастного избавиться от присутствия ухажера никакой. Он не привык отступать, пока не получит свое, так будет и здесь. -Я хочу денег, как и большинство из среднего класса. Только не так, что я встречаюсь с тобой, а ты за меня платишь, нет. Контракт. Чтобы условия и время действия договора были прописаны в нем и официально заверены. Я может и буду тогда похож на мальчика по вызову, но останусь в выигрыше, — Осаму сползает с подоконника, затушивая сигарету о собственную кисть и бросая дотлевать, заставляя Чую поморщиться. Он не любил боль, а то, что Дазай нарочно портит свое тело ради глупой провокации бесило вдвойне. Ублюдок. Сам же юноша поджимает губы, чуть отойдя от двери туалета и расположившись на диванчике в холле, осматривая поврежденную часть руки. Ожог получился слишком сильным, и теперь противно щиплет и ноет, розовея на коже, не позволяя расслабить руку. М-да, тут он конечно переборщил с выпендрежем, главное теперь, чтобы не образовался пузырь. Прокалывать больно, болит долго, да и неудобно. Брр. Мерзкая штука. На секунду Осаму задумывается, правильный ли ответ он дал, и есть ли еще возможность сделать шаг назад. Да, у него бедствующее положение, которое надо как-то исправлять: кафе, в котором он работал, закрылось, платить за квартиру нечем, да и есть, в общем-то, тоже не на что. Требования Чуи не так уж и сложны, по крайней мере сейчас, но переспать с ним… Дазая передергивает. Это, пожалуй, последнее, на что он бы хотел согласиться, но ведь выбора, фактически, и нет — задерживать квартплату нельзя, а другие варианты отсутствуют. Или же Осаму их попросту не видит, кто знает. На паре Дазай нарочно отсаживается подальше, совсем в другой конец лекционного зала и едва ли не в первые ряды — все лучше, чем общество Накахары. Ему сейчас стоит обдумать все, что происходит. По сути, какие он имеет шансы на быстрый заработок? Разве что фриланс… Но настолько большие деньги, чтобы оплатить квартиру, буквально за полторы недели заработать просто нереально, даже если он будет пахать двадцать четыре на семь — клиентура, само написание статьи или реферата тоже занимает время, да и платят там не так уже и много. В то же время, отношения за деньги даже как словосочетание звучат мерзко, не то что как идея получения заработка. Хотя… В голове у Осаму щелкает выгодная, но до омерзения отвратительная мысль, настолько, что лицо студента невольно перекашивает в брезгливой гримасе. Пожалуй, это будут самые крайние меры, но… Он может предложить Чуе переспать за деньги. Только вопрос в том, стоит ли это его гордости, принципов и самооценки. Перед глазами юноши предстает чаша весов: вернуться домой к семье, и слушать, какой он негодный и бесполезный, или же предоставить свое тело на одну ночь в чужое распоряжение. Дазай хмурится, решаясь. Уж лучше второе, чем показать отцу, что он действительно не смог выжить без него. Или же все-таки нет… Осаму уходит буквально за десять минут до того, как преподаватель закончит читать лекцию, тихо сползая со своего третьего ряда и просачиваясь в неприметную двойную дверь рядом с кафедрой. Краем глаза он замечает, как в самом конце зала Чуя вытягивается, было собираясь рвануть за ним, но будучи осаженным какой-то девушкой, что-то увлеченно ему рассказывавшей, лишь злобно сверкает глазами — ну еще бы, Накахара не любил терять свой объект обожания из виду, становясь дерганным и раздражительным. Впрочем, Дазая это волновало ровно настолько же, насколько в Африке актуальна идея разведения пингвинов. Он быстрым шагом идет к лестнице, на этот раз сворачивая вниз, перескакивая через ступеньку и ведя кончиками пальцев по стене, ловя небольшие приливы ностальгии. Раньше краска тут была облупленной, и в перерывы юноша время от времени сидел здесь, сковыривая кусочки, царапая подушечки пальцев. Хорошее было время. Сейчас же, правительство провело реставрацию здания, и ничегошеньки не осталось, разве что глянец новой краски напоминает об обвалившихся, блестящих на земле кусочках старой. Хорошие воспоминания. Дазаю кажется, что он провел здесь тысячелетия, прячась от Чуи, от человечества. Ткань его свитера истерлась о пьедестал-подставку для гипсового бюста, свет в коридоре противно моргал, да и закурить было нельзя — слабенькая тяга вентиляции просто не смогла бы вытянуть весь дым. Время тянулось до жути медленно, и юноше начинало казаться, будто бы оно не властно над ним. Будто он попал в какое-то пространство, где есть он, гипсовый бюст и бесконечный коридор, ведущий в никуда. Будто бы можно было затеряться в белом свете ламп: вот ты есть, свет на минуту пропал — и тебя нет. Будто бы тень. Тень своей прошлой личности…? Осаму резко мотает головой из стороны в сторону. Погружение в себя ничем не поможет решить проблему, еще и возможно усугубит ее. Он нерешительно достает телефон из кармана джинс, заходя в соцсеть: раньше студент никогда не писал Накахаре сам, да и профиль его не искал нарочно, просто оба состояли в беседе факультета, там и видел. Дазай снова застывает в нерешительности, пялясь на чужую маленькую круглую аватарку в углу. Стоит или не стоит…?

Осаму Дазай.

Прозвучит, будто я шлюха, но я могу переспать с тобой. Если заплатишь, разумеется. 14:04

Чуя Накахара. Какие интересные предложения пошли. Ты случайно не пьян? А то потом отнекиваться начнешь, а я уже не отстану. И вообще, ты где отсиживаешься, крыска? Я тут, понимаешь ли, соскучился. 14:04 Осаму поджимает губы. Еще есть шанс дать заднюю, да только смысл? Одна ночь отвращения, или же жизнь, выверенная по чужим мерилам и ценностям, вечное подчинение и выполнение даже самых бытовых дел по указке? Нет уж. Двадцать четыре часа ничто, по сравнению с годами. Лучше уж побыть один раз шлюшкой, чем страдать всю жизнь. Хотя… Занесенный в уверенности палец замирает над клавиатурой. Что если попробовать другие способы? Возможно, все получится, возможно крайние меры будут не нужны… Или же он провалится на самое дно, переломав все кости. Кто знает, кто знает. Дазай снова переключает внимание на ярко горящий дисплей, начиная печатать ответ. Ему нужны гарантии, а не шанс выигрыша, победа, а не жалкое призовое место. Ни один истинно ценный выигрыш не дается легко, также как и это временное поражение вскоре прогремит оглушительной победой. Нужно только подождать.

Дазай Осаму.

Я абсолютно трезв. Да или нет? 14:07

Чуя Накахара. Ну разумеется да. Я сниму комнату на вечер, адрес сброшу в сообщении. Смотри не проспи. 14:07

Дазай Осаму.

Что насчет суммы и договора? 14:08

Чуя Накахара. Обговорим на месте. Нужную сумму я найду в любом случае. 14:08 Дазая прошибает нервным смешком. Будто бы Накахара из денег уже сворачивает бумажных журавликов, кораблики и самолетики, не зная, куда еще пустить финансы. Видите ли, мальчик не привык, что ему что-то не дается. Осаму мог бы фыркнуть, сказать, что в этом мире не все возможно купить, рассказать про высшие ценности, если бы сам несколько минут назад не согласился на вечернее времяпровождение ради бумажек. Увы, но деньги в современном мире — это больше зло, чем добродетель. Хотя, в зависимости от того, с какой позиции смотреть. Каждый вопрос, или почти что каждый, субъективен. Также как и с цветами. Кто-то видит картинку красной, кто-то желтой, а может вы просто смотрите на разные ее стороны. Кто знает, кто знает. В любом случае, это сейчас не важно. Дазай с горем пополам отсиживает последнюю пару, постоянно нервно подгрызая кончик карандаша и искусывая губы. В голове истерично бьется мысль о том, что существуют альтернативы для решения проблемы, но Осаму, в глубине души, знает, что все варианты, которые он предоставляет сам себе — ложны. Он постоянно пытается представить себе несуществующую иллюзию выбора. Да, существуют две видимые дороги, но так или иначе, затем они сливаются в одну. И чтобы он ни делал, он все равно в итоге вернется к такому же решению, на которое пытается уговорить себя сейчас. Юноша хмурится. Одна ночь. Даже меньше, скорее всего. Сейчас его задача — уменьшить риск получения повреждений и возможности испытать боль. Потом отопьется антидепрессантами и прочей дрянью, чтобы больше никогда не вспоминать об этом дне. Главное — получить деньги, а каким способом не так уж и важно. От размышлений Дазая отвлекает вибрация телефона в сумке, и тот было тянется, чтобы достать его, но внезапно останавливается, переведя взгляд на место, где сидит Накахара, замечая в его руке мобильник. Желание узнать содержание пришедшего сообщения резко пропадает, и студент тупит взгляд в стол, стараясь сосредоточиться на голосе старого преподавателя. Сейчас он скрипучий и резкий, будто бы на двери забыли смазать петли, и теперь ее качает ветер, заставляя тонко скулить вновь и вновь, однако интересно, был ли таким же его голос в молодости? Хотя, конечно же не был. Осаму на минуту прикрывает глаза, пытаясь представить мужчину молодым, и, на удивление, у него выходит: морщины вмиг разглаживаются, губы, превратившиеся в злобные нитки, наливаются розовым и становятся более пухлыми, поблекшие голубые глаза вновь обретают цвет, а на голове появляются чуть кудрявые темные волосы, взамен лысины. Впрочем, если взглянуть на нынешнего преподавателя, он предстает жалким, по сравнению с образом в Дазаевской голове. Старость никого не красит. Осаму выходит из аудитории одним из первых, будто бы напролом пробиваясь через толпу к раздевалке. Отдав гардеробщице номерок, он нервно стучит пальцами по стойке, оглядываясь, облегченно вздыхая, не увидев рыжей макушки. Не до него сейчас. Лучше бы им до назначенного времени не пересекаться. Накинув кожаную куртку на плечи, юноша быстрым шагом выходит из здания, на ходу вызывая такси — денег, конечно, немного, но должно хватить, тем более, что ехать недалеко. Завалившись вместе с почтальонкой на заднее сидение, Дазай просит подкинуть его до ближайшей аптеки, вдыхая запах елового ароматизатора, коим пропах весь салон. Приятно, но с настоящей елью и рядом не стоит. Впрочем, все лучше, чем ничего. На месте он оказывается меньше, чем через пять минут, расплачиваясь с водителем и резво вылезая из салона, быстро пробежавшись по тротуару до белой двери, расположенной под знаком зеленого креста. Это помещение окутывает уже другой запах, и Осаму, после спринта вздохнувший полной грудью, невольно закашливается с непривычки. Он давненько не бывал в подобных местах. В комнате расставлены ряды стеклянных стеллажей с лекарствами, у стены стоят несколько шкафчиков с прозрачными дверцами, пол здесь устлан серой плиткой, которая, наверное, была когда-то белой, но потемнела со временем, а от ламп на потолке идет резкий белый свет, режущий глаза. Напоминает больницу, хотя, чему удивляться, когда эти два места неразрывно связаны? Дазай хмыкает, напрямик идя к кассирше, отвлекая женщину от просмотра чего-то в телефоне вежливым покашливанием. -Простите, меня интересует анестетик и смазка. Где я могу это найти? — женщина скучающе ему кивает, показывая жестом идти за ней и открывая ключом один из шкафчиков, беря одну из коробочек внутри него. -Смазка с охлаждающим эффектом, иначе ваша партнерша, если вам анестетик для этого, совсем ничего не чувствовать не будет. Как с куклой, — Осаму закатывает глаза. Так ему это и надо! -Нет, что вы, не для этого, хотя за смазку спасибо, — юноша обаятельно улыбается. Жаль только, что неискренне. Из аптеки он выходит с небольшим пакетиком, на ходу доставая без конца вибрирующий телефон из кармана, тяжело вздыхая. Что там приключилось? Впрочем, что бы это не было, оно может подождать до дома. Разговаривать с кем бы то ни было не хотелось, а если это Чуя — тем более. Он слишком эмоционально перегружен, чтобы снова испытывать стресс. Хотя, по сути, Накахара для него и так уже является его олицетворением. Слишком уж много проблем он приносит одним своим существованием, или это только так кажется, потому что хочется на кого-то свалить вину за свои несчастья? Дазай злобно рычит про себя. Жаль, что можно заткнуть кого угодно, но не собственные мысли. Нельзя заставить замолчать свой мозг, постоянно преобразующий все новые и новые поводы для рефлексии из ниоткуда. Разве что пустить пулю в висок… Чуя Накахара Гроссе Буденгассе 10. Встречаемся в семь. 15:25 Чуя Накахара Куда ты так втопил? Убегаешь от меня, да? 15:40 Чуя Накахара От своего счастья не сбежишь, ты недостаточно быстро бегаешь. 15:41 Чуя Накахара Ладно, твоя взяла, ты в сговоре с гардеробщицей, да? Я состарюсь, пока она дойдет. 15:45 Чуя Накахара Почему ты меня игнорируешь? Ты передумал, да? 16:00 Дальше несколько сообщений подряд Чуя зовет его, безбожно коверкая имя. Осаму закатывает глаза. Кажется, кто-то до сих пор не вырос из пятилетнего возраста и требует внимания к своей персоне. Хотя, в другой ситуации он бы даже умилился. Но, увы, сейчас настроение к этому не располагает. Юноша отправляет лишь короткое «Буду во время» и гасит экран, игнорируя все остальное. Они не в тех отношениях, чтобы его беспокоили приступы болтливости Накахары, и уж явно не в тех, чтобы Дазай радовался им. Телефон спустя буквально две минуты снова разрывается вибрацией, и, продержавшись всего полчаса, Осаму выключает его, откладывая подальше. Наконец-то тишина. От надоедливого жужжания ему уже начинало казаться, что он сходит с ума, и это какой-то особенный, вероятно десятый, круг ада. Зайдя в ванну с приобретенными покупками, Осаму обреченно усаживается на бортик, читая инструкцию на коробочке смазки. Хранить в недоступном для детей месте, температура, да-да, очень интересно… Ладно, хорошо, к черту инструкцию, он и сам справится. В конце концов, а что тут непонятного? Есть дырка, есть палец. Главное выбрать правильную дырку из возможных, хотя тут проблемы, по идее, возникнуть не должно. Дазай откручивает крышечку, выдавливая немного лубриканта на пальцы, и, отодвинув резинку домашних брюк и нижнего белья, поднимается на ноги, начиная аккуратно вводить палец в сжатое колечко мышц. Неприятно, но если не торопиться, в принципе терпимо, плюс смазка охлаждает и облегчает неприятные ощущения. Уж лучше он растянет себя сам, чем его порвут. Спустя несколько минут, пальцы получается развести уже ножницами, и процедура становится все меньше неприятной и все больше унизительной. Как он до этого докатился, боже… Впрочем, утешает мысль, что сегодня первый и последний раз. За пятнадцать минут до выхода Осаму экстренно собирает необходимые вещи. Их, конечно, не так уж и много, но параноидальная натура не может успокоиться и заставляет проверять все по нескольку раз. Ключи, проездной, анестетик… Все есть. Хотя, он говорит эту фразу уже в восьмой раз, все равно продолжая проверять, все ли на месте. Уж слишком высок страх того, что ему причинят боль. Ах, да, телефон, наверное, все же стоит включить. Или же, можно сделать это непосредственно на месте, когда он придет… Потратив на раздумья пару минут, Дазай все же включает мобильный, быстро пролистывая сообщения, проверяя, не отменилась ли встреча. Хотя, Чуя, и упустит шанс его трахнуть? Пфф, бред. Хотя, все может быть, да и не его это проблемы. Юноша накидывает куртку, обуваясь и выходя из квартиры. Время настало. Придя спустя несколько минут на узкую улочку, он было, собирается отправить смс, но Накахара его встречает лично, недовольно хмурясь. -Я думал, ты не придешь, — парень похож на обиженного ребенка. -Надейся, — ему отвечают чуть нервным смешком.

Игра началась.

***

Конструкторы из мяса и костей детали складывают, ложась по ночам в постель. И в них кроме программы примитивной нет идей, Эти конструкторы так не похожи на людей. Сердце бьётся лучшей кровью, каждый конструктор справляется с ролью. О боже, меня тошнит, у процесса неприглядный вид, Но именно так всё это выглядит без любви