За порогом замка

                    Зима приходила на юг незаметно: лишь жар, давивший с утра до поздней ночи, утих, а ещё пропали вездесущие разносчики холодной воды, оглашавшие шумные улицы громкими криками. Оллард не любил южные зимы, надеясь до врумалий* успеть вернуться домой. Желательно не одному. О том, что маркграф Оллард выбирает себе жену, говорили последние несколько недель, и многие отцы дочерей на выданье присылали сватов, которые часами расхваливали невест, нагоняя тоску.       — Агнешка — девица удивительной красоты и кротости, а её отец, барон Майнбург, с радостью отдаст с дочерью земли у Соляных копей.       «Которые пропитались этой солью насквозь и не родят второе десятилетие», — лениво думал Оллард, кивая с непроницаемым лицом.       — Игритт наполнит ваши дни счастьем и радостью. Граф Вайстер даёт за ней Хальсворт и переправу через Стольм, выгодное дело.       «Переправа давно захирела, когда построили новый мост выше по течению», — Оллард с трудом подавил зевок, слушая очередного свата.       — Северина родит множество крепких, хороших наследников! Видели бы вы её бёдра!       «Я видел её братьев: у младшего падучая, а средний и старший страдают размягчением мозга. Наследники точно будут здоровыми».       И так день за днём. Поток просителей, доверенных лиц, дальних родственников и близких друзей не иссякал, на радость хозяина трактира, в котором остановился маркграф. Но к началу осени невесты внезапно закончились. Оллард поначалу радовался тишине, пришедшей на смену нескончаемой болтовне и восхвалениям неведомых девиц, но потом крепко задумался. После внезапной кончины старого маркграфа, распоротого клыками вепря на охоте, перед молодым наследником слишком остро встал вопрос о продолжении рода. К браку Оллард подходил исключительно с рациональной стороны — необходимо обзавестись сыном, которому можно будет передать титул и земли. Любовная чепуха, которую воспевали менестрели при дворе и на ярмарках, молодого маркграфа не привлекала. Нет ничего занимательного в любовании чужими губами, глазами и волосами. Всё это временно: красота увянет, волосы посеребрит время, зубы искривятся и выпадут. Внешняя привлекательность — опасное оружие в руках умной женщины и пустое бахвальство в руках глупой. С умными женщинами Оллард предпочитал не связываться, глупые слишком раздражали. Но выбрать всё-таки нужно. Только кого?       Вечером его ждали у графа Каллерда, который в ближайшее время собирался покинуть столицу и вернуться в свои земли. Оллард даже в чём-то завидовал ему — как бы он хотел сейчас ехать по южному тракту домой, а не посещать ненужные приёмы, отдавая дань светскому долгу! В последний раз поправив изящные кружева воротника, он спустился к карете и тяжело вздохнул, когда она тронулась с места — очередной скучный вечер, заполненный легкомысленной болтовнёй и сплетнями, пустая трата драгоценного времени.       Дом графа Каллерда прятался среди густых зарослей акации и магнолий. Отделённый от шумной улицы высокой каменной стеной, он поражал изяществом линий и какой-то неземной воздушностью, так непохожей на привычные строения столицы. Жена второго графа Каллерда прибыла из-за моря и привезла с собой не только десяток сундуков с дорогими азрумскими тканями, но и нескольких камнетёсов и одного темнокожего архитектора. Архитектора убили, спустя два года, в пьяной драке, и дом, построенный по его проекту, так и остался единственным во всей стране. Всякий раз, подъезжая к нему, Оллард любовался длинными колоннами белоснежного мрамора, подпирающими фронтон, и удивлялся непрактичности больших витражных окон — сразу видно, что здесь не бывает холодов. В родном Эсхене в первую же зиму дом выстудился бы от конька до ступеней, а чтобы его обогреть пришлось бы вырубить часть прилегающего к городу леса… Расточительство да и только.       Он прибыл одним из последних и, поприветствовав хозяев, поспешил затеряться среди множества лиц, надеясь, что сегодня ни один отец не захочет рассказать о прелестях своей ненаглядной дочери. Подхватив наполненный вином кубок, Оллард направился к саду, который уже успел изучить за предыдущие визиты. Тоже, кстати, совершенно бесполезная вещь — здесь не росло ни одного плодового дерева, кустарники не приносили ягод, а цветы не лечили от болезней. Пустая красота и нерациональное использование полезного пространства, а не сад. Но зато здесь можно было укрыться от назойливых гостей и подумать о письме, накануне полученном из замка. Сбор урожая подошёл к концу, год выдался хорошим, кладовые забиты, а пошлины собраны. Эти вести вызывали гордость, будто сам Оллард имел непосредственное отношение к налившимся в полях колосьям и опоросившимся свиньям. Первый год без отца, всё управление на его плечах, а вот, поглядите, всё в порядке. Ни мор, ни разбойники, ни засуха не пришли в Эсхен. Никто не будет проклинать молодого маркграфа, никто не станет, разрезая окорок в последнюю ночь года, вздыхать и говорить, что, мол, при старом господине было лучше.       Оллард так увлёкся приятными мыслями, что не заметил, как оказался в дальней части сада, тёмной и совершенно безлюдной. Он повернул было обратно, но вдруг замер, почти не дыша — на дорожке, освещённой масляными фонарями, показалась девушка. Она выскочила, словно лань, убегающая от преследователя, из кустов жасмина, оглянулась и, убедившись, что совершенно одна, поправила выбившиеся из-под сетки волосы. Свет отразился в золотых локонах, даже отсюда показавшихся Олларду мягкими. Девушка приподняла юбку двумя пальчиками, изящно оттопырив мизинец, и степенно направилась к замку. Стоило ей скрыться из виду, и Оллард тут же покинул свой наблюдательный пункт и двинулся следом.       Была ли она среди тех, кого предлагали ему в жены? Десятки портретов пронеслись перед мысленным взором и тут же растворились — нет, он бы точно её запомнил. И какое изящество, отточенность движений — он словно заглянул ей под кожу и плоть, увидел, как сгибается каждый палец, как распрямляются позвонки на шее, приподнимая голову.       Вернувшись в зал, Оллард, к своему немалому удивлению, понял, что ищет незнакомку, пробегая взглядом по женским макушкам. Подобная грация вдохновляет, вызывает желание творить. Знакомый наклон головы, небрежное пожатие плечами — Оллард заметил её совсем близко. Она стояла в окружении двух женщин постарше, одна из которых тихо выговаривала что-то на ухо. «Дуэньи», — хмыкнул про себя Оллард и, убедившись, что троица никуда не собирается уходить, направился к Каллерду.       — Я заметил новые лица, — как можно более небрежно произнёс он, подойдя к графу, и указал на девушку, чьи бледные щёки уже алели ярче летних маков.       — Баронесса Альворд вышла в свет впервые после смерти мужа, они с дочерью год провели в затворничестве.       — Так значит, дочь не замужем? — рассеянно поинтересовался Оллард, разглядывая девушку поверх кубка.       — Для себя интересуешься? — Каллерд понимающе усмехнулся. — Да не хмурься, девица и правда загляденье, только толку от неё будет мало: Альворд спустил почти всё состояние, у Малвайн даже земли не останется — после смерти матери замок отойдёт к дяде барона, маркграфу Эстону. Отдадут девицу за богатого купца, продадут подороже, чтобы долги покрыть. Жаль конечно, но что поделать…       Малвайн. Имя прокатилось по языку, нежное, мягкое. Оно необычайно шло ей. Оллард словно воочию увидел, как изящную красавицу, будто сотканную из лунного света, отдадут какому-то пузатому краснолицему купцу, и красота завянет, руки огрубеют, кожа обветрится и обгорит на солнце… Картина, представшая перед внутренним взором, заставила сердце затрепетать от негодования. Оллард присмотрелся к Малвайн внимательней, отмечая и острые ключицы, едва видневшиеся в скромном вырезе платья, и точёные скулы, словно вышедшие из-под резца искусного скульптора. Она явно заслуживала лучшей участи, заслуживала ходить в шелках и приказывать слугам, жить в замке и растить его детей… Оллард прислушался к себе — решение, спонтанно принятое, лишь крепло с каждой минутой. Он снова посмотрел на девушку, но теперь иным взглядом, уверенным, оценивающим. Словно почувствовав, Малвайн обернулась и посмотрела на него, но тут же опустила глаза, явно смутившись. Тонкая улыбка скользнула по губам, Оллард взял за локоть Каллерда, увлечённо говорившего с одним из гостей, и склонился к его уху.       — Познакомь нас.       Каллерд недоуменно уставился на него, не сразу поняв, в чём заключается просьба, но, заметив, как Оллард вновь обратил свой взор на Малвайн, понимающе улыбнулся.       — Что, приглянулась? Смотри, я тебя предупреждал.       Оллард не ответил. С каждым шагом, что приближал его к ней, сердце стучало всё быстрее, а внутренности скрутило в тугой узел, но ощущение было приятным — так бывает, когда в знойный полдень собираешься нырнуть в прохладную воду.       — Баронесса, — заговорил Каллерд, учтиво кивая на замершего по правую руку от него Олларда, — позвольте представить вам маркграфа Олларда. Баронесса Альворд и её дочь, Малвайн.       — Оллард? — Баронесса задумалась на секунду, и Олларду показалось, что он слышит, как ворочаются шестерёнки в её голове. Но вот тень узнавания отразилась в глазах, а губы растянулись в учтивой улыбке. — Ах, как же, помню. Вы недавно потеряли отца, не так ли? Ужасная трагедия.       — Увы, смерть может поджидать даже там, где меньше всего думал её встретить. — Оллард повернулся к Малвайн, которая тихо вздохнула и бросила на него короткий взгляд. — Я видел вас в саду.       — О, — досадливо вздохнула Малвайн, виновато поглядев на мать, которая тут же неодобрительно поджала губы. — Я ходила смотреть на павлинов.       — Павлинов? Разве они здесь есть?       — Говорят, их привезли накануне, но, видимо, ещё не выпустили. Жаль, теперь, скорее всего, я их не увижу.       — Мы покидаем столицу через неделю, — пояснила баронесса, взглядом заставив дочь замолчать. — Жизнь здесь слишком дорога, знаете ли.       — Я и сам рвусь домой, — кивнул Оллард, внимательно глядя на Малвайн, которая снова опустила глаза. — Но мне не хотелось бы возвращаться туда одному. А павлины… — Он усмехнулся. — Думаю, я смогу помочь вам, Малвайн.       Впервые он произнёс её имя вслух и понял, что хочет повторять его снова и снова. А ещё — любоваться ею, слушать её голос, держать за руку…       — Правда? — Малвайн подняла на него полный надежды взгляд, и сердце Олларда сжалось с такой силой, что он подумал — задохнётся. Умрёт прямо сейчас, но абсолютно счастливым.       — Если павлины и правда здесь есть, уверен, Каллерд не откажет в просьбе и покажет вам их.       — Вы чрезвычайно чутки к желаниям взбалмошной девицы, — жеманно улыбнулась баронесса.       — Если для того, чтобы доставить Малвайн удовольствие, требуется такая мелочь, я буду только рад сделать её. — Оллард склонил голову, наблюдая, как бледные щёки покрываются румянцем. Хотелось протянуть руку и коснуться кожи, обвести контур скулы, изящный изгиб губ. Тело обдало жаром, Оллард кашлянул и поспешил откланяться, направившись на поиски Каллерда.       — Павлины? — воскликнул тот со смехом. — Ничего от тебя не скроешь. Я хотел выпустить их на приёме, который будет через три дня. Когда прибудет император.       — Я не прошу тебя их выпускать. Просто позволь показать их Малвайн.       — Даже так? — Каллерд пристально посмотрел на Олларда. — Смотрю, друг мой, ты времени зря не теряешь. Только я бы на твоём месте всё-таки подумал. Но, — поспешно добавил он, видя, что Оллард уже открывает рот, чтобы возразить, — ты и сам знаешь, что делаешь.       Коротким взмахом руки подозвав слугу, Каллерд прошептал тому что-то на ухо, потом выпрямился и сказал:       — Бери свою красавицу, Астон проводит вас.       Оллард улыбнулся. Широко и искренне.       — Мальчишка, — проворчал Каллерд и покачал головой.       Обратно Оллард не шёл — летел, не иначе, словно диковинные птицы поделились лёгкостью и подарили крылья. Заметив его, Малвайн схватила баронессу за руку, вынудив замолчать — та что-то тихо, но настойчиво ей говорила, но, увидев Олларда тут же заулыбалась.       — Мы можем посмотреть на птиц прямо сейчас, — сказал он баронессе, но смотрел лишь на Малвайн, ловя мельчайшие оттенки эмоций на её лице.       — Вы правда сделали это для меня? — тихо, всё ещё не веря, спросила Малвайн. Оллард небрежно пожал плечами:       — Это оказалось несложно. Так вы готовы?       — Конечно, — ответила баронесса за неё. — Если ты ещё не передумала.       Малвайн одарила мать возмущённым взглядом и тут же обернулась к Олларду:       — Ведите нас, маркграф.       Никогда ещё коридоры замка не казались настолько короткими. Он готов был идти рядом с ней вечно, слушать шорох её платья, вдыхать слабый аромат жасмина, который источали волосы, рассыпанные по спине. Баронесса шла рядом и всю дорогу, не прекращая, нахваливала дочь. Искусная рукодельница с голосом, будто у соловья, рачительная хозяйка, умелая лучница…       — Лучница? — Оллард удивлённо посмотрел на Малвайн.       — Не отличная, конечно, — смутилась она. — Это так… баловство.       — Отец хотел, чтобы она могла постоять за себя, — пояснила баронесса и добавила: — Лучше бы чему полезному научил.       — Вы полны сюрпризов, Малвайн, — улыбнулся Оллард. — А мы уже, кажется, пришли.       Слуга отпер очередную дверь и пропустил их внутрь, сам оставшись в коридоре. Они оказались в тёмном зале. Сквозь высокие, в пол, окна лился серебристый лунный свет, и в его лучах купались длиннохвостые белоснежные птицы. Заслышав шум, они не испугались, напротив — обернулись и важно посмотрели на людей.       — Как вы считаете, они позволят подойти ближе? — шепотом спросила Малвайн.       — Думаю, это можно проверить, — в тон ей ответил Оллард и ободряюще кивнул. Баронесса проворчала, что не будет рисковать и предпочтёт остаться у двери, но всем своим видом дала понять, что будет пристально следить за молодыми людьми.       Они ступали осторожно, на носочках, и оба почти не дышали, время от времени обмениваясь короткими, смущёнными взглядами. Сердце билось, как заполошное, и Оллард думал, что его стук напугает не только павлинов, но и Малвайн, что сейчас сама походила на редкую птичку, готовящуюся попасть в расставленные силки. Как же ему хотелось сейчас коснуться её! Он почти завидовал птицам, занявшим столько мыслей в её голове.       Малвайн замерла, боясь пошевелиться и спугнуть павлина, который с подозрением смотрел на людей. Но вот он, словно хвастаясь, развернул хвост, заигравший в лунном свете всеми оттенками серебра. Тёплая ладошка вдруг вцепилась в ладонь Олларда. Восхищённо вздохнув, Малвайн во все глаза смотрела на это чудо, а Оллард — на неё. Он совершенно забыл, как дышать, боялся пошевелиться, только бы продлить этот момент. Но вот девушка опомнилась и, к его разочарованию, быстро отдёрнула руку, будто обожглась.       — Спасибо, — прошептала она смущённо.       — И вам, — не подумав, ответил Оллард и тут же поправился: — Спасибо за приятную компанию, скрасившую этот вечер.       — Может, мы вернёмся? — подала голос баронесса, заметив, что молодая пара о чём-то шепчется.       — Конечно, — тут же откликнулась Малвайн и, бросив последний взгляд на павлинов, поспешила к матери. Оллард с трудом подавил раздражённый вздох, подумав, что, когда они поженятся, баронесса будет редким гостем в замке.       Спустя неделю столица загудела от новостей — маркграф Оллард выбрал себе невесту, решив заключить совершенно невыгодный брак. Говорили, что баронесса обещала за дочерью пять сундуков с приданым и три мельницы, доставшиеся ей от отца. Судачили о том, что Малвайн околдовала маркграфа, что по ночам она гуляет голой при лунном свете и ворожит. Многие жалели Олларда, говоря, что никакая красота не перекроет потерь, которые он понёс, отказав гораздо более именитым и богатым невестам. А ещё твердили, что сама невеста боится жениха и идёт под венец не по собственной воле. Но находились и те, кто утверждал, что надменный маркграф действительно влюбился. И добавляли с усмешкой: так ему и надо.