Чудь всея Руси

За что Михал Михалыч любил кладбище? За тишину, конечно. Да, днём толклись скорбящие родственники, суетились сотрудники ритуального бюро, высасывая деньги из убитых горем живых как заправские упыри. Ну, да, это талант надо иметь. У Михалыча его не было, поэтому он работал простым сторожем. «Живой уголок» - ласково он называл свою сторожку. Ему всего хватало – нелюдимому, маловпечатлительному, давно немолодому, одинокому человеку. Как-то так сложилось, что жизнь не сложилась. Самому хоронить было и некого, а укладываться в двадцать пятый ряд свежих могил было рано. Поэтому он философски взирал на Троицкую суету, небольшие группы людей, пришедших в памятную дату убраться на могилке и выпить у корявого столика, глядя на убитую погодой или непогодой фотографию, спивающихся могильщиков, не выдерживающих местной энергетики, процессии рыдающих хоронящих, которые изрядно поредеют уже после первого года после кончины знакомого, батюшек, напевно-привычно-равнодушно отпевающих отошедших в мир иной. Ночью полегче. Ветер гуляет посреди крестов и памятников, шевелит искусственные цветы, где-то в деревьях перечирикиваются птахи, нажравшиеся печенек, пшена и конфет. Михалыч присел на скамейку у своего домика, поставил рядом початую чекушку, рюмку и закурил. Надо было достать из кармана треников огурец, но, пока было лень. Над деревьями высыпали яркие летние звёзды, выдыхаемый дым лениво поднимался к чёрному равнодушному небу. -Привет,- послышался голос рядом. -Ты сегодня рано,- констатировал старик, привычно сдвигаясь в сторону. Голову он так и не повернул. Гость ответил тихо, словно шелестнул листьями росшей недалеко рябины: -Дак не спится. И к соседке опять дочь приезжала, растревожила. Михалыч бросил бычок в банку из-под кофе и опять взглянул на звёзды. Из открытого, освещённого одинокой лампочкой окна что-то бормотал телевизор. -Садись, чего уж тут. Достал нагретый телом огурец и щедро плеснул беленькой. Зашла как родная. -Что новенького?- спросил примостившийся рядом мужчина. -Завозят,- флегматично ответил Михалыч. Где-то завыла собака. Это, по поверью, было к покойнику. Правда, никто не был уверен, что это именно собака завыла. Оборотень, скорее всего. Они частенько «пасутся» рядом. На дальней могиле в шестнадцатом ряду кто-то тоненько взвизгнул. -Сатанисты, мать их ети,- проворчал сторож и тяжело поднялся. Годы своё брали, как ни крути, поэтому не так споро, как в молодости, двинулся по тёмным тропкам кладбища, знакомым даже по камушкам, там лежащим. Могила светилась разгорающимися свечками. Рядом стояли размалёванные подростки с книгами в руках. -У-у-у-у!!!- дурниной заорал подкравшийся Михалыч. От сверхзвуковых воплей только случайно не заложило уши. Памятники, кресты, ограды не были препятствием начинающим паркурщикам, внезапно обнаружившим в себе сей талант. Случайно наткнувшегося на сторожа пацана тот развернул к себе спиной и придал ускорения пинком по пятой точке. -Михалыч…- раздался сзади голос,- Был бы я живым, обосрался со страха. -А чтоб неповадно было. Развели тут,- неопределённо ответил старик, повернулся, прошёл сквозь своего собеседника и потопал обратно к заветной рюмочке. Почти на каждой могиле стояли такие же. Обычно, пустые – но тут не вина Михалыча. Он принципиально пил только свою. У сторожки стояли двое девушек. Одна уверенная, с распущенными чёрными волосами, объёмной сумкой и бутылкой водки в руке. Вторая робко жалась сзади, вцепившись нервными руками в пояс длинного белого платья. Она кивнула и одному, и второму, испуганно тараща глаза на возникших из темноты мужиков. Разговоров не было. Михалыч поставил вторую бутылку и налил себе из первой, садясь обратно и выдыхая. Огурцы – неплохая закуска, чего скрывать. Гость проводил взглядом скрывающихся в темноте девушек и умостился рядом. Выглядел он вполне по-человечески, никаких там призрачных очертаний, дыма вместо ног и прочего, придуманного живыми. -А этих чего пустил? -Ведьма. Там свой договор. Я не лезу,- сторож довольно крякнул и закусил огурцом. Хороша ночка! Какие-то новости по телевизору, тревожившие большой мир, словно и не касались этого куска земли. Все тут будут, как бы ни кичились, что бы не творили. Без единого звука к парочке приблизился ещё один мужчина, войдя в кладбищенские ворота. -Пошёл вон, неупокоенный!- неожиданно закричал Михалыч и схватил лопату, опрокидывая неизменную «подружку»-рюмку. Под его яростным напором пришелец поспешил раствориться в воздухе. До ворот старик всё-таки прошёл, наперевес со своим орудием. Это его территория, и пришельцев он терпеть не будет. Призрак по всё ещё живой привычке попытался поднять и упавшую ребристую бутылку «Хортицы», но, увы, мёртвым это не дано. -За что ты его так?- грустно спросил гость, жадно наблюдая, как ставится на место лопата, поднимается водка, рюмка, как всё это ставится обратно на скамейку, рядом с недоеденным огурцом и старая задница, состоящая из мяса и костей опускается рядом. -Заслужил. -Я ж тоже неупокоенный. Сторож прислушался к задорным звукам рекламы и протёр рюмку пальцем. Упала в траву, но, кто его знает – не прилипла ли какая-то шестиногая мелюзга. -У тебя по-другому. -Не от мира ты сего, Михалыч. -Здесь других не держат,- пояснил сторож, наливая себе по края и доставая из кармана рубашки сигареты.