«I'm seeing red, my cup is full of meds»* "Poor Thing" Jaxxon D. Silva feat. Lil Peep
Привет, Вселенная. Мы с тобой давно не виделись. Тогда я тебя подвела. Я могла бы солгать, что исправлюсь. Но я не хочу врать тебе. Ведь ты — все, что у меня осталось. Мы с тобой кровные сестры, только вот кровь у нас черная, кровь у нас ядовитая, она льется наружу, уничтожая зеленые леса, но на их месте вырастают другие — красные. Девушка плачет громко и надрывно, слезы и кровь с прокусанного языка вперемешку со слюной падают на корабельный пол. И что с того, что она — Великая Лесная? Что с того, что Т-1 озвучивает неутешительные прогнозы? Что с того, что Корона ее ненавидит? Что с того, что бунт подарил планете шанс на спасение? Что с того, что бунт возглавляла она? Звезды проносятся перед иллюминатором, по щекам стекают слезы, она выдыхает горячий пар. Вытирает сопли и слюни, размазывая кровь по шрамам. Зеленые глаза стали красными, розовые волосы прилипли к лицу.Вы — лесные или вы хотите сдохнуть?!
Ребра будто выламываются одно за другим, в груди колит, нет сил больше дышать. Лишь бы не умереть сейчас, лишь бы все не закончилось так. Собственные рыдания отражаются от стен корабля и почти оглушают. В иллюминатор ударяется что-то тяжелое, затем — ещё, ещё, ещё. Оглушительным ревом дикого зверя воет сигнализация. — Впереди группа астероидов. Срочно вернитесь к пульту управления. Девушка вскакивает, пулей подлетев к рулю, набирает нужную команду, капая кровью на панель. Останавливается лишь на секунду, утирает сопли, вдохнув ртом, и надевает шлем, полоска на уровне глаз загорается желтым.Времени больше нет
Корабль успешно прошел «минное поле», девушка сняла шлем, сплюнула кровь и кашлянула, устало откинувшись на кресле. Далеко-далеко, через иллюминатор, она уставшими и красными глазами разглядела голубую точку. Рука сделала захватывающее движение, а потом обе ладони рывком поднялись вертикально вверх, — возникла светло-голубая панель со строками текущего состояния, местным временем, приблизительными координатами приземления и уже знакомым языком. Глаза забегали снизу вверх, слева направо и остановились на планете прямо посередине. Указательный и большой пальцы сомкнулись и развелись, изображение приблизилось. Корабль пуст, безмолвные каюты-кабинки-коридоры наполнены молчанием преданной хозяйки. Она находит мнимое утешение в алом оттенке своего комбинезона, в созвездии гончих псов, в неразговорчивых стенах и тёплом воздухе, медленно плывущем откуда-то из обогревателя. Она почти хладнокровно вытирает сопли.***
— Смотри, у неё шрамы какие-то на щеках. — Глаза зелёные, я слышала что-то о нарушенной пигментации. И волосы ещё покрасила в розовый. И брови розовым красит, и ресницы. Я бы не придиралась, но она вообще как какая-то инопланетная хреновина выглядит. — Ну посчитай, раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать. Вот, смотри, ей семнадцать лет, если она пошла в школу в семь. Окей, девушки иногда медленно развиваются, но не настолько же. Мне кажется, у неё проблемы какие-то. Чем она будет ребёнка кормить? Она сидит на первой парте, чтобы не видеть всех, и трёт пальцами виски. Вокруг слишком громко, один галдеж, да разговоры ни о чём. Все шушукаются, бубнят, орут, Ури ловит краем уха «странная», «чудная», «дурная». Но самое забавное, что они обсуждают её не всю, а «частями». Кто-то критикует волосы, кому-то интересна история появления шрамов, кто-то хочет узнать, где она купила эту «розовую тушь». Целостность понятий задыхается на глубине. Она старается заглушить боль на затылке. Усики, конечно, отрастут снова, но их все равно опять придется о т р е з а т ь. Она ждала, что произведет фурор, массивный, громкий, смывающий с Земли материки, но он начинает ее раздражать. Их говор — будто жужжание пчел, никогда не прекращается. Люди такие всегда, она их изучала. Но всё равно остается неприятная, горькая отдушина, оседающая под ресницами и на языке. Размышления прерываются хлопком деревянной двери. Он заходит в класс, от него еле осязаемо пахнет мужским парфюмом, походка плавная, но стойкая. Он сразу цепляется взглядом за Ури, перестает дышать на пару секунд, после отворачивается и проходит вглубь класса. Садится невесомо, поправляет очки и достаёт телефон. Ури не следит за его действиями, всего лишь провожает взглядом. Она задумывается на пару секунд, опускает глаза, водит ими по парте, пытаясь понять, из какого дерева она сделана.Не из Древа ли лени?
Фон не меняется, тонкая рука достаёт из пенала карандаш, может бессмысленные рисунки помогут успокоиться? — Э, ты, петух, ты не забыл, что должен мне, — заносит карандаш, — косарь?! Грифель рассыпается на части, оставляя в тетради красную вмятину еще на несколько страниц, класс замолкает, Ури чувствует спиной их прожигающие взгляды. Сегодня она — объект о(б)суждения. Напряжение постепенно уходит в бумажный лист, рука расслабляется, и остается только неприятный, но легкий осадок в виде стружки от грифеля, Ури сдувает ее на пол. Зеленые глаза смотрят куда-то в сторону, изучая трещины на стене, деревянную рамочку вокруг меловой доски, часы с черной стрелкой в форме линейки. — Часы встали, — думает Ури, стараясь заметить хоть малейшее движение секундной стрелки, но та намертво и, наверное, навсегда, стоит на месте. Черное радио на подоконнике, окутанная туманом многоэтажка за окном. День выдался на редкость дождливым и промозглым. Теплый свет от ламп заливает пол. Она подпирает рукой щеку, что-то рисует и облизывает сухие губы. Шум не дает ей сосредоточиться на собственных мыслях, и если бы у нее всё ещё были усики, они бы встали торчком. Вдруг кто-то заслоняет собой свет, и чьи-то очень худые запястья ложатся на парту, тонкие пальцы едва касаются края бежевого листа. Девушка изучает ладони всего пару секунд, после чего недовольно поднимает глаза. Шум частично затихает, оставляя лишь шепотки и тихий говор. Это тот самый. Светло желтые волосы небрежно падают на лоб у каждого уха, тонкие локоны касаются очков (это совсем не Дисо, но Ури уже видит его голубые глаза). Очки без пятен, черная, как смоль, изящная, прямоугольная оправа. Губы бледные-бледные, а глаза широко раскрыты, будто, чтобы рассмотреть и запомнить как можно больше. И веснушки, ими пестрит каждый уголок лица. В них можно искать созвездия. Звезды образуют новые галактики. Девушка жжет их зелеными глазами и замечает созвездие, видное с ее планеты. Созвездие Древа риска. Она переводит взгляд чуть выше и встречается с его глазами, неуютными, чужими, человеческими. Раз, два, три, четыре, пять, считай медленнее. Смотри на плечи! Не смотри в глаза! Не смотри! — Привет, — наконец говорит он. Его голос золотой, бархатный, чистый. Она кривит губами, вдыхает и выдает скомканное: — Привет. — Это не первый раз, когда она говорит на этом языке, но раньше она общалась лишь с отражением. После недолгой паузы он снова говорит, но вот незадача, — это уже не тот голос, что она слышала раньше. Он уже куда более строг, и это начинает выводить ее из себя.«Я здесь главная»
— Тебе лучше смотреть на человека, когда он с тобой разговаривает, — высокомерный, гордый, ухмылка, но не гадкая. Почти проглотив такое отношение, она поднимает глаза и хочет вышибить клин клином. Кто сломается первым? Глаза у него карие, в крапинку, зрачки широкие-широкие. Ей становится дурно, что земляне такие. А он всё ещё смотрит, изучает, будто выжидает что-то. Полное молчание как на поле боя, так и на трибунах. Ставший громче шепот заставляет Ури сжать руку в кулак. — Ударишь меня этим кулаком — я ударю тебя двумя, — он не разрывает зрительный контакт, — я драться не хочу, ни конкретно с тобой, ни с кем-то другим. — Я ничего тебе не сделаю, — смотря прямо в глаза, говорит она, — это они меня бесят. — Они? — Майкл еле заметно кивает за ее спину. — Они. — Они меня тоже бесят, ты такая не одна, — уже более тихо признаётся он, — я уже долго смотрю, но что у тебя с глазами, Я ОГЭ по биологии сдавал и не знаю такого. — Интересуется не наигранно. Ложь или насмешку Ури бы сразу ощутила.Чувствую запах человека.
— Заболевание, ты за такое не шаришь, — цедит сквозь зубы, тихо, медленно. Звучит ответный выстрел. — Выглядит хреново. — Прямо как твои манеры. Его лицо даже не дрогнуло. Он улыбается шире, отворачивается, блуждая взглядом по стене, затем усмехается, облизывает бледные губы и поворачивается обратно. — Я Майкл, — протягивает худую руку, укрытую белой водолазкой. Она гордо убирает за ухо выбившуюся из хвостика прядь и с отвращением смотрит на ладонь. Майкл цокает языком. — Пожми, — медленно говорит он, будто Ури не знает, что делать. Она жмёт уверенно его холодную руку, но всё еще нервничает внутри. Майкл будто чувствует это: — Хаха, не бойся меня, я не страшный совсем, — легкая улыбка. И вправду не страшный. Ури тоже улыбается, но тут же снова принимает чинный и холодный вид. — Я знаю, ты тоже рада со мной познакомиться. Ури отпускает руку, фыркая. Майкл подсаживается к ней за парту, от чего она шарахается, как ужаленая, но боковым зрением ловит настороженные взгляды с трибун и наигранно принимает расслабленную позу. — Как тебя зовут? — спрашивает он, ставя локоть на парту и облокачиваясь щекой на свою ладонь. — Ури. Майкл блуждает глазами по её лицу: — Откуда твои шрамы? — интересуется заботливо. Слово «твои» действует на Ури расслабляюще, но спокойствия и доверия Майкл не получит. — Я не хочу об этом разговаривать, — совсем несладкий голос чуть более расслаблен. — А о чём хочешь поговорить? Мне адски скучно, просто жесть, — Майкл окидывает взглядом класс, ясно давая понять, что все, кто там, не смогут развеселить его. Ури судорожно подыскивает темы для разговора, пока не видит прямо за Майклом высокий, худой силуэт. — Майк и ты... — рука силуэта нервно трет палец о палец. — Ури, — вставляет Майкл. — Да, Ури, пошли выйдем, дело есть. Как только за ними закрывается дверь, из класса вырываются крики. Три фигуры отходят от кабинета, останавливаясь у окна, на их лица падает свет. — Что вы там за показательное выступление с гляделками устроили? Что это вообще такое, алло? Вы весь класс на уши подняли, — раздраженно начинает рыжая девушка с уставшими глазами. — Кристин, ты же меня знаешь, не лечи, плиз, — Майкл закатывает глаза. — Я не лечу, просто не устраивайте театр двух актеров. Блин, Майкл, ты же знаешь, что если в классе что с тобой связано, все ко мне сразу бегут. И сейчас будет то же самое, все у меня будут спрашивать, типо «Кристина, а что это Майкл с новенькой общается?» — Кристина пародирует манеру Майкла, и он начинает закипать. — А они сами мне не могут написать, ты им отказывать не пробовала? — Он строит недовольное лицо. — Им вообще без разницы, алло, они потом мне всю личку засирают, и вообще я заместитель старосты, если буду выпендриваться, то люди, типо, не будут меня выбирать? — Блин, Крис, я тебя сам пристрою хоть на роль самого старосты, если очень будет надо. — На лапу дашь преподу или чо? — Кристина скалит зубы. — Не начинай тут разборки, мне вообще не до этого, — Майкл смотрит Крис в глаза пару секунд, она вздыхает, моргает, и ее новые глаза полны спокойствия. — Ты знаешь, что я не хочу здесь ни с кем конфликтовать, это единственное место, где я себя более-менее нормально чувствую. — Да знаю, знаю, но с чего это ты меня ограничиваешь? Мне кажется, это их проблема, а не моя. И уж точно не твоя. — Ну ты можешь поскромнее быть? Или поспокойней там, не? — девушка жестикулирует обеими руками. Майкл молчит пару секунд, смотря на недовольную Кристину: — У тебя на втором пучке, который от меня справа, сейчас шпилька выпадет, давай поправлю, — Кри вздыхает, пока худые руки Майкла аккуратно приводят прическу в порядок.КУДА Я ВЛЕЗЛА ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ Я НЕ ЗНАЮ КАК РЕАГИРОВАТЬ Я ВООБЩЕ БЕЗ ПОНЯТИЯ Я НЕ ЗНАЛА ЧТО ТАКОЕ БУДЕТ ПОЧЕМУ ТЕОРИЯ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ПРАКТИКИ Я ХОЧУ ДОМОЙ Я ОЧЕНЬ ХОЧУ ДОМОЙ Я ХОЧУ ПРОВАЛИТЬСЯ ПОД ЗЕМЛЮ ХОЧУ СЕСТЬ ПОД ЛЕСТНИЦЕЙ ЧТОБЫ МЕНЯ НИКТО НЕ ВИДЕЛ Я ХОЧУ К ДИСО ПОЧЕМУ ОН НЕ ПИШЕТ МНЕ Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ЭТО ВЫНО
— Алло? Связь с космосом потеряла что ли? — Кристина щелкает пальцами с черными ноготочками перед лицом Ури, пока ее полные безмолвной паники глаза не поднимаются, — я Кристина, если что, можешь ко мне обращаться, — с легким страхом и недоумением заканчивает она. — Народ, там завуч идет! — Сдавленно говорит Майкл, вставая в позу, из которой удобнее всего сорваться с места, Кристина хватает обоих и закидывает за угол. Еще пару секунд по коридору раздаются цокающие шаги, звучит скрип двери, а после — тишина. — Это десятый Б? — Класс одобрительно гудит, — мне нужна Кристина Зуева. Майкл цокает пересохшим языком. Кристина беззвучно бьёт себя по лицу обеими ладонями и тянет вниз, Ури напрягает слух. — Черт, серьезно вот, а? Почему сейчас, Господи? — Мы бы всё равно не успели до кабинета добежать, — успокаивает Майкл, выглядывая из-за угла. Мужчина скрывает голову за дверью. — Вышла? Я тогда позже зайду, — завуч закрывает дверь и ловит краем глаза лицо Майкла, который сразу ускользает за угол. — Дэвис, я тебя видел! — Завуч ускоряет шаг, направляясь раздать наказаний непослушному ученику. Кристина рыскает глазами по лицу Майкла, выискивая призыв к действию, ужас на лице Майкла сменяется серьезностью. — Сваливаем! — шепчет он, беззвучно срываясь с места, Кристина разворачивается и пускается за ним, Ури тормозит пару секунд, но обгоняет всех. От военных тоже надо уметь бегать. Оглушительные шаги отражаются от стен, добавляя страха, а тот — энергии, дыхание сбивается, Кристина быстро набирает скорость. Но лучше громко бежать, чем тихо сдохнуть. — Давайте на лестницу, быстрее! Фигуры забегают на третий этаж, Кристина сипит, ловя взгляд Майкла. — Подожди…одышка… Ее худое тело обессиленно спускаетсяна пол, облокачиваясь на стену.Сохрани и спаси
— Живая? — Нормально вроде. — Предлагаю обратно пойти, пока завуч не вернулся, — слово «завуч» в речи Ури почему-то звучит очень напряжно и неестественно. Кристина переглядывается с Майклом и знает, что он тоже чувствует эту чужеродность. — Да, пора сваливать, — соглашается Кристина, а ее последние слова заглушает вой звонка.***
Ученики вываливаются из кабинетов голубой массой, заполняя коридоры, у инопланетной девочки подкатывает к горлу. Становится шумно, она это искренне ненавидит, потому что так всегда было в замке, там суетилась куча народу, который ее лелеял и ненавидел. Ури идет по коридору твердой походкой, приняв серьезный, равнодушный вид, незаметно всматриваясь в учеников, в их глаза, одежду. Она старается делать вид, что не замечает сотни взглядов, но внутри развивается беспричинная тревожность, укутывающая с головой. Ури успешно заталкивает её поглубже, но остается неприятный осадок, оседающий сухостью во рту. В шумном замке все контролировали, следили, прослушивали. Наверное, поэтому она убежала тогда. Но ее потом нашли. И тут появляется он, заставляя забыть о мыслях. Он худой, рыжий, волосы прилизаны, но не до противного, и слегка топорщатся сбоку. Он в идеальном красном пиджаке, ни соринки, ни песчинки. А рубашка блевотно-болотная, Ури уже видит в ней протянутую руку своей подруги, которая уже в могиле двумя ногами.УРИ, ПОМОГИ МНЕ, ПОМО-
б е з у м н ы е г л а з а
Бордовые очки блестят круглой оправой. Худая фигура слегка покачивается, пока он огибает учеников, сжимая в руке черный-черный, блестящий дипломат. Он уже из другого конца коридора замечает Ури, его орлиные глаза стреляют беззвучно. Он улыбается той многозначной улыбкой, которая адресована популярным мальчиком какой-то забавной девочке. Ури секунда в секунду замечает, как они пересекаются, он мерзко улыбается. Она сглатывает ком в горле, рожденный отвращением, а после оборачивается. А он оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтобы посмотреть, не оглянулся ли он. Его взгляд уже более спокоен, сосредоточен, более изучающий и скептический, а улыбки нет. Но как только он ловит её взгляд, то улыбается снова. И есть что-то хищное и нехорошее в его улыбке. Ури кривит тонкие губы и хмыкает, гордо отворачиваясь. Человек. Он, сместив взгляд в сторону, беззвучно усмехается, а потом идёт, куда шёл, меняясь в лице. Зря она это сделала. Очень зря.***
За красной пятиэтажкой виднеется каскад небоскребов, подпирающих небо своими бездушными оболочками. Они похожи на муравейники, но муравьи там не сплоченная, благородная армия, а хищники-одиночки, перегрызающие друг другу глотки при первой же возможности. Ури останавливается, разглядывая лес небоскребов, небольшой дворик рядом, детскую площадку, машинную стоянку, — и всё это ей чуждо. Только маленькие качели со спинкой откапывают какие-то отголоски в самой глубине памяти. Ури садится на железо и начинает неуверенно раскачиваться. Пинает камешек на песке, тот отлетает к песочнице. Девочка, играющая в ней, поднимает глаза, и Ури видит там чистую, детскую душу, не испорченную ни войной, ни изоляцией в карантине, ни страхом быть застреленной, ни ужасом перед тем, чтобы вернуться домой. — Света, что ты там такого увидела, — ласково обращается к ребенку мужчина, стоящий рядом, — просто девочка сидит, не смущай ее, играй дальше в песочек. Ури почти не помнит отца. Помнит только, что в последний раз перед тем боем он был небрит, и так счастлив, будто идет не на смерть, а всего-то прогуляться. В тот день его застрелили. Время несется, ревёт горным ручьем. Ури старается отмести всё, о чем думала и, встав с качелей, уходит быстрым шагом. Кто бы знал, что теперь делать? Она совершенно без понятия, кем является, и какие решения надо принимать. Она — спичка, которая сожжет всё да и сгорит сама. Грохает гром, Ури смотрит наверх. Сейчас туча медленно убивает её дом, а планеты этой солнечной системы будут жить еще долго, и инопланетянка проклинает Землю. Вокруг идут люди, и все они смотрят на нее, чужие, враждебные, каждый из них: дети, взрослые, пожилые. Есть что-то такое в глазах каждого, Ури никогда не стала бы помогать людям. Приятно знаться с тобой, паранойя. Вокруг только бесконечные ржавые заборы, панельки и ручейки воды с примесью бензина. Уже поздно что-то менять, пути назад нет. Ури страшно возвращаться домой. Яркие краски детских площадок тускнеют, нет больше гордой улыбки и сверкающих глаз. Черные ботинки вязнут в грязи, грохают по лужам, разбрызгивая темные капли. Ноги подкашиваются, в голову долбит каждый шаг, улица медленно уплывает вдаль. На глазах наворачиваются слезы, всё тело становится ватным, Ури готова упасть, чтобы никогда больше не встать. В разуме разбредается туман, заполняя каждый уголок.Молчи
Говори
Кричи
***
В замаскированном доме-корабле, стоящем около заброшенных лесных гаражей, Ури кидает на кровать рюкзак, комкает вещи, запинывая их в кучу в углу комнаты, надевает комбинезон и идет работать, совсем не думая ни о прошедшем дне, ни о Майкле, ни об отце, ни о ребенке. Проходит всего пара часов перед тем, как она откидывается на кресле, потому что ее голова пульсирует, а спина болит. Усталая рука делает ленивое движение вверх: — Трик, позвони Дисо, — хриплым голосом умоляет девушка. — Ожидайте, — приветливо отзывается помощница, Ури передергивает от ее дружелюбия. Гудки, гудки, тишина, на экране высвечивается надпись «изображение отсутствует», девушка замирает, ожидая услышать родной голос. — Привет, Ури, давай недолго, я немного занят, — она облегченно выдыхает. — Хорошо, ты скоро освободишься? — сконфуженно спрашивает Ури, — я просто хочу поговорить. — Думаю только к позднему вечеру. Сколько у тебя время? — Ури сверяет часы. — Примерно на час больше, чем у тебя. — А, это нормально, я тебе вечером позвоню. Сейчас долго вообще никак, — на фоне послышались недовольные крики, — да сейчас я приду! Ури вслушивается в крики, но не может различить ни слова. Голос становится тише, а потом и вовсе переходит на шепот: — Тут все к чему-то готовятся: собирают оружие, поставляют экипировку. Но это не война сто процентов, потому что деревья не защищают, но это может быть пока. От нас всё в секрете держат, я даже не знаю, для каких целей оружие, которое я целый день собирал, уже пушек пятнадцать отправил точно. — Есть какие-нибудь предположения, к чему могут готовиться? — Я без понятия, мать ничего не говорит. — Подожди, твоя мать все еще главнокомандующая вооруженных сил? — удивленно спрашивает Ури, нащупывая рукой кружку с чаем из травы на панели. — Ну да, она никуда не собирается, — как-то неуверенно сообщает Дисо. — Ты уверен, что ей ничего не говорят? Повисает небольшая пауза, Ури хлебает чай, забираясь с ногами на сиденье, что ей всегда запрещали делать. — Уверен, она ничего от меня не скрывает. — А король что говорит? — Соба? Да он сидит в своем небоскребе бумаги наверняка перекладывает, пока я пушки собираю, даже моя мать тросы тягает, а он руками только водит. Ури выдыхает пар от чая, ощущая во рту приятный кисловатый привкус. — Этот Соба такой мерзкий тип, просто ужас, давно таких не встречала, как его вообще земля носит? — Но Дерево же дало такого, как он, значит, и он нужен кому-то. — А ты не знаешь, от какого он Дерева? — Вообще говорят, что от лжи, но я нигде официальных данных не видел, там никто не знает, на нем не написано, от какого он Дерева роился… Тюфу! Родился. Ури улыбается. — Я уже заболтался, давай вечером тебе позвоню. — Ладно, давай, — немного грустно говорит Ури и отключается. Она откидывается на кресле и швыряет пустую кружку со всей силы. Десятки осколков блестят на черном матовом полу.***
Стоит Урусу умереть, исчезнет и Ури. У нее никогда не было дома, но Урус отдаленно его напоминает. Почувствовать себя своей очень нелегко, пусть это даже родная планета. Разумы с других материков, городов и стран никогда не смогут тебя понять, стоит потерять дом, и ты потеряешь всех, кто был с тобой за одно. Где-то в другом месте может быть хорошо, даже очень, но тебе никогда не сбежать из родного края, где ты страдал, где ты любил.Где сердце ты похоронил.
Ури дрожащими пальцами вытаскивает таблетки, запивает водой, чувствует, как же зря это всё затеяла. Неужели игра не стоит свеч? Время покажет. Вечером она смотрит на себя в зеркало. Там отражается неприятное лицо со впалыми глазами, спутанными волосами и бледными губами. Тусклый взгляд больше ничего не выражает. Она еще ничего не делала, а уже устала, если так дальше пойдет, то дальше не пойдет. Ури щипает пальцами губу и отрывает кусочек кожи. Облизывает, ощущая привкус крови, которой всю жизнь покрыто ее лицо. Это только начало.Завтра будет легче?
Навряд ли