Ты это ты © "You Are You" 10 дней без горячей воды
Снова снился кошмар, заставляющий просыпаться каждый час, чтобы попить, посмотреть в окно и перестать стремиться обратно в кровать. Как же хочется, чтобы это был всего лишь сон, а не воспоминания, приходящие снова и снова. Она убила этого глупого стражника, который пытался остановить ее на пути к свободе. Мысли путаются, пуская лишь микроскопические корни, оставляя в задумчивости. Воспоминания яркие и четкие, но такие обрывистые, что их сложно сложить в целую картинку. Кажется, сначала побег от горничной, потом убийство, затем лес, а следом — поиск. Искали все, кто только мог: прислуга, стража, поисковые отряды. Она отстреливалась, когда пришли солдаты, и всё для того, чтобы ее в очередной раз упрятали за решетку замка. Усталость, окутывающая с головой, только тянула вниз, на самое дно, в то время, как сознание стремилось к чему-то большему, к чему-то неосязаемому. Ури поднялась с кровати полумертвой фигурой и безэмоционально побрела в ванную; из зеркала смотрел кто-то неприятный и уставший. Даже отражение смеялось над ней: «Слушай, ты же сама знаешь, что ты полный отстой, да, у тебя есть мысли на счёт того, что это неправда, но ты не уверена ни в одной из них. Ты чувствуешь, что конец приближается неумолимо быстро, не оставляя тебе и шанса на спасение. Ты навсегда останешься на этой планете, так что просто смирись: найди себе друзей, наладь связи, приобщись к жизни землян и затолкай поглубже в шкаф свой комбинезон с родной планеты. Заканчивай школу, находи работу и живи, как все, ведь у тебя больше нет дома. Хотя, был ли он когда-нибудь? А еще не забудь, что в воскресенье нужно прислать первый отчет о планете, чтобы власти смогли рассмотреть ее как будущее место жительства.» Ури посмотрела на свою ладонь, и она показалась пугающе чужой, в каких-то темных пятнах и царапинах. В ванной почему-то стало очень холодно.***
Кристина обулась, криво надела куртку, закидывая в рюкзак учебники и зубную щётку. Паника быстро наступала, отключая здравое мышление и придавая сил. — Майкл, да, привет, — хлопок двери, — где ты сейчас? — Я дома еще, не встал даже, а что у тебя? — Майкл был грубо разбужен и пообещал себе, что убьёт человека, который ему позвонил. Но нет! — У меня опять мама злая какая-то, боюсь, она меня убьёт, можно я к тебе приду сейчас? Слова путались. — Да, конечно, конечно приходи, только в звонок не звони. — Ладно, хорошо, пока. — Давай. Как же это всё надоело, одно и то же день ото дня. Слезы капали из глаз, пока Кристина чуть ли не бегом пересекала дома, зная путь до дома Майкла, как свои пять пальцев. Холодный ветер забирался ей под рубашку. А на теплом пороге ее, выплакавшуюся и относительно спокойную, встречает полусонный Майкл в одних только домашних штанах и с взъерошенными волосами. — Ты бы хоть оделся для приличия, — она театрально отворачивается, а Майкл обреченно вздыхает, стараясь не расстраивать Кристину еще больше, не напоминать ей о плохом; ведь он хороший друг, понимающий, ловящий волны ее переменчивого настроения. — Ой, если ты хочешь, могу вообще раздеться. — Ты просто идиот, чел, — улыбка на ее лице успокаивает Майкла, — нет, серьезно, сходи оденься. — Давай, заходи уже, — он даёт ей подзатыльник, и получает несильный пинок в ответ, — давай только тихо, мама спит. У Майкла в квартире пахнет едой, собакой и влажной свежестью. Он зовет Кристину на кухню, пока Зефир прыжками выбегает из гостиной, чтобы облизать чужие руки и почувствовать соленый привкус. Здесь спокойно и тихо, здесь глупый Майкл, который иногда заплетает Кристине косички, и удивительно то, что ей здесь нравится куда больше, чем в собственной квартире. — Если ты сейчас не придешь, то будешь есть не то, что я приготовил, а то, что от этого останется. Кристина погружается в кратковременную волну трепещущей мысли. Она любит его, именно самого Майкла: его эту глупую прическу, его манеру говорить, комфорт рядом с ним, переросший в чувство безопасности. Она знает точно, что если что-то случится, Майкл всегда будет на её стороне.***
В школьном туалете пахнет освежителем воздуха и мытыми полами. Свет из окна затапливает комнату, Ури сидит на подоконнике, прижавшись головой к нагретому солнцем стеклу и тупя взгляд в экран браслета. Бессмысленно набирает номер Дисо снова и снова. Её бледные руки, черная кофта и розовые волосы не нравятся ей самой. А Дисо молчит, Дисо не берет трубку, Дисо больше не существует, он теперь где-то далеко, где его не достанут ни одни бледные руки. Ури закрывает глаза.Где же ты, я так скучаю по тебе, боже. Куда ты мог пропасть? Ты же сказал, что позвонишь мне.
Ручка двери беззвучно опускается вниз, и Кристина заходит расслабленным шагом, ее стойкая поступь легка и невесома. В зелёных глазах лишь на секунду мелькает удивление, которое сразу сменяется интересом. Ури смотрит на Кристину, Кристина смотрит на Ури.ИСТОШНЫЙ ВОЙ
Кристина показывает рукой на кабинки и вопросительно кивает, на что получает отрицательный ответ. — Я тогда закурю, ты не против? — Не против, — спокойно отзывается она, пока ее накрывает какая-то обреченность, перерастающая в смиренное спокойствие. Кристина достает из рюкзака пачку цветных сигарет: — Ты будешь? — Не курю. Ури отворачивается к окну и ловит краем уха щёлканье зажигалки. Запах сигареты медленно плывет где-то рядом. — Это мой любимый туалет, если честно, — вдруг говорит Кристина, а Ури даже не смотрит на неё, изучая пейзаж за окном. — Почему же? — Я сюда прихожу каждую перемену, чтобы никто не трогал меня. Майкл сказал, что тебя бесят одноклассники, не переживай, меня они тоже бесят. Кристина выпускает дым в противоположную от Ури сторону, и та чувствует странное чувство сплочённости. — Ты извини, если не нравится запах сигарет, просто не могу уже, курить охота, ужас. — Я понимаю. Кристина почти улыбается и отводит глаза. — Ты открой окно, а то запах пойдет в коридор. Кристина, зажав сигарету в зубах, дёргает оконную ручку, но та не поддается. — Давай помогу. Вместе они сворачивают с мертвой точки ненавистную ручку, и свежий осенний воздух наполняет помещение. Кристина краем глаза ловит бумажку на окне.«ОКНА НЕ ОТКРЫВАТЬ»
Вообще наплевать. Девушка садится на подоконник, и тот издает пластиковый треск. Ури переводит на Кристину взгляд, блуждая по ее измученному лицу. У нее огненные ресницы и ни капли косметики на сухом лице, в ушах какие-то колечки, крестики и цепочки, совсем как на собачьих ошейниках. Ури нравится Кристина, как бы то ни было. — Ты чего? — голос Кристины спокоен, как никогда прежде. Она закидывает ногу на подоконник и вертит в руках сигарету. — Ничего. — Физичка сегодня почти спалила за списыванием, прикол. Сижу, ищу ответы на эту вводную контрольную, захожу на сайт, а там включается реклама букмекерской конторы? Как тебе такое, нормально, устраивает? Ури усмехается: — Я слышала. — Нет, ты слушай дальше, это не всё еще!***
Кристина замолкает, продолжая слабо улыбаться. Она крутит в руках противную сигарету, докуривая и задумчиво смотря куда-то в сторону. Ури вновь отворачивается к окну и блуждает глазами по школьному двору. Лёгкий осенний ветер проходится по щекам, и этот ветер напоминает ей о родной планете. С улицы пахнет шашлыками, трава под окнами начинает желтеть, а большие цветы только распускаются. За высокими домами синеет небо, подъемные краны, словно жирафы, неторопливо плывут от одного дома к другому, с криком пролетает стая ворон. Кристина молча докуривает, потом поворачивается полубоком и тоже смотрит на город. Солнце освещает ее бледное, усталое лицо, она вдруг свешивается с окна с бесполезной сигаретой в руках и вглядывается куда-то в клумбу. После чего поднимается обратно и морщится: — Блин, такие цветы грех испортить. Ладно бы ещё гадюшник какой, а это клумба. Не, — Кристина больше говорит сама с собой, чем с Ури, которая утонула в себе, и только скрип двери кабинки смог вернуть ее в реальность. Кристина идёт, чтобы выбросить чертов окурок, и, кажется, начинает говорить что-то уже там, но Ури совершенно не слушает, ведь ей наконец удается рассмотреть человека поближе. У Кристины плавные движения и тонкие руки. От нее пахнет несомненно, сигаретой, и, кажется, какой-то едой. У нее прямая спина, но поза осунувшаяся. Если бы Ури могла дружить с кем-то, то это бы точно была Кристина. Её рыжие волосы, выбившиеся из небрежного пучка, немного колышутся ветром. — Майкл говорит, что скоро станет лучше, но я не знаю, когда это «скоро» наступит, потому что, ну, много лет подряд наступает осень, мы идём в школу, потом холодает, темнеет, идёт снег, наступает зима. Зимой вообще особенно тяжело. Ну, а потом наступает весна, все тает, как мой папа говорит: «Природа просыпается». Но ничего все равно не меняется. Жизнь стала какая-то придурковатая, не находишь? — Да, — задумчиво протягивает Ури.НЕ КРИЧИ
— Может свалим с уроков? — Внезапно предлагает Кристина, — там одна физ-ра и ОБЖ. Ури не медлит, но говорит спокойно, ведь ей правда наплевать, лишь бы сбежать куда-нибудь: — Давай. — Хорошо, я сейчас только Майклу позвоню. Внутри зарождается тягучее предвкушение. — Алло? — Ты где сейчас? — Я у музыки, на третьем этаже. — Блин, подойди в женский туалет, который на первом этаже, у кладовки. — Кристин, ты дура? Может мне ещё в женскую раздевалку прийти: «Всем здравствуйте, я Майкл, меня пригласила Кристина, какая тут у вас программа вечеринки?» Кристина улыбается: — Тут нет никого, давай подгребай, прям две минуты буквально. Майкл убирает свои золотые волосы от лица, сдувает пыль с очков и следит, чтобы никто из одноклассников не пошел за ним. Его белая водолазка теряется среди черных спин, а потом и вовсе пропадает в дверном проеме. Возможно, навсегда.***
В туалете все ещё пахнет освежителем воздуха и вымытыми полами. — Мы сваливаем, ты с нами? — Да, пожалуй. Если что, потом скажу, что тетрадь забыл. — Нагло врешь и не краснеешь, — Ури выжидающе смотрит на Майкла, замечая искристую гордость в глазах. — Я честный молодой человек, но на одной честности далеко не уедешь, сечешь? Ури смотрит на Кристину, и у той на лице немое и решительное согласие. — У меня сменка в раздевалке, вы свалите через окно, чтобы не перед охранником, а я сменку возьму и через дверь выйду, меня одну тормозить не будут. Кристина вышла, толкнув дверь ногой. Ури бросила взгляд на Майкла, и по ее коже прошла дрожь от нахлынувшего чувства приближающегося риска и опасности. Майкл калечит глазами. — Ну и как у тебя дела? — каждое его слово сочится неподдельным интересом, Ури ощущает на себе его пристальный, изучающий взгляд. В ее глазах только обреченное спокойствие, а под глазами — темно-синие круги. И Майкл глубоко внутри начинает думать о том, чем эта девушка занимается ночью. Плачешь? Счастлива? — Ты так смотришь на меня, будто я спросил, сколько у тебя было парней, — он приподнял бровь и сложил руки на груди. Контролируемое удивление мелькнуло на инопланетном лице. Парни? Мальчик, ты серьезно? Ты такой забавный, ведь совершенно не представляешь, о чём говоришь. Ты такой глупый, что я, знаешь, даже буду подтрунивать над тобой, пока это не перестанет меня забавлять. Ты всё равно ничего не поймешь. Ури поднялась с окна, чтобы приблизиться к лицу Майкла. Он внимательно всмотрелся в нежно зеленые глаза, и на его лице проступило еле заметное смущение. Ури не больно ткнула в веснушчатый лоб своим тонким пальцем в царапинках от собственных ногтей, после чего запустила руку в жесткие волосы, убирая их от лица. Ты такой слабый. Если бы ты только знал, кто я, какой обладаю властью, какое имею оружие, ты бы упал к моим коленям. Если бы ты только знал, что у меня за душой, какие травмы я в себе храню, ты бы уважал меня, будто я твоя королева. Если бы ты только знал, зачем я здесь, что случилось с моей планетой, насколько много я работаю над ее спасением, ты бы позволил мне заплакать и ощутил бы глубину моего страдания. Но ты несведущий, ты никогда не узнаешь о том, что у меня внутри. Может, узнаешь только то, что я позволю. Ты никогда не заслужишь моего доверия, потому что ты всего лишь землянин, а я пришелец. Я вторглась на вашу планету, я изучаю ее. Я изучаю тебя, Кристину, ваши глаза, ваши руки, мысли, привычки, страхи. И даже если ты нравишься мне, я не позволю этому чувству взять верх надо мной. — Успокойся, мальчик-зайчик, усмири свой пыл и держи нескромные вопросы при себе, — медленно сказала она, разглядывая глаза Майкла, — ты мне уже немного с этим поднадоел, сечешь? У нее розовые, пушистые волосы, спадающие на плечи неряшливыми завитками. На ее худой, осунувшейся фигуре черный джемпер. На бледных щеках шрамы, а в глазах — странная, но нежная, почти незаметная зелень. Этот образ вечно ускользает от Майкла, рассыпается в пальцах белым песком, заставляя ловить каждую деталь. Собирать их в целостную картинку снова и снова: запахи, слегка острые черты лица, мятую одежду и слова, слова. Ее образ всего лишь цветная оболочка, Майкл постоянно путает лица, поэтому она для него — только собрание почти незаметных ощущений, еле различимых запахов какой-то еды и чувства, будто он уже знал её раньше. Недосягаемость объекта, его чувства, скрывающиеся под холодностью. Мысли об этом пробуждают в Майкле огонь, ведь внутри чужой личности точно есть что-то, что клубится в глубине самого Майкла, и поэтому он так яростно ищет это в других. Подожди, ты влюбился? — Угомонись, девочка-лапочка, — Майкл перехватил ледяную руку Ури и несильно сжал в своей, теплой, будто нагретое солнцем стекло, — мои вопросы весьма скромные, если сравнить с тем, что делаешь ты. Ури даже не смутилась. — Я не делаю ничего, что можно было бы расценить не так, — наконец медленно заключает она, и в ее голосе нет неуверенности. — Ты флиртуешь со мной, сечешь? Только попробуй сказать, что мне показалось, — он поглаживает пальцами тыльную сторону чужой ладони. Флиртуешь? Интересно. Знать бы еще, каково его? Может, я просто случайно попала в петлю человеческого поведения?б р е д
— Ты видишь то, что хочешь видеть. Ее рука ускользнула, оставляя Майкла лишь с чувством холодка, убегающего под рубашку. — Постой, ты только что намеренно поставила меня в неудобное положение? Я должен начать оправдываться или смолчать, но тогда я признаю твои слова. Есть два варианта, и в обоих ставка не сыграет. Ури нравится такой ход мыслей, впервые попался умный человек. Ее даже немного шокирует такая честность и логичность, и это почему-то ощущается, как вторжение в личное эмоциональное пространство. — Верно. Будешь оправдываться? Или смолчишь? Внутри Майкла мелькнула искра азарта. — Ни то, ни другое. Я обману твою систему. Ури заинтересованно встряхнула волосами: — И как же ты это сделаешь? — Не хочешь сходить со мной на выставку супрематизма, картины и всякое такое высокое искусство? Где-нибудь на следующей неделе? Сознание впадает в ступор. Страх. Накатывает. Волной. Парализует. Обездвиживает. Убивает. Выгрызает дыру.Человек
— Всё ок? Ури подняла глаза, и Майкл уже не так уверен, что всё ок. — Я подумаю над твоим предложением. — Это значит, что ты хочешь пойти, я прав? — С чего ты взял? — Если бы ты не хотела, то отказалась бы сразу. Ури так сильно нравится эта чувственная проницательность, будто бы он пробирается горячими ладонями под рубашку, только психологически. И это только придаёт Майклу больший шарм, и теперь вокруг него яркая, густая аура честности и огня. Эту эмоцию невозможно держать в себе. — Ты мне нравишься, — спокойно призналась она, улавливая на себе смущенный, но торжествующий взгляд, — но это пока. На лбу себе высеки: я тебе не случайная девчонка, которая повелась на твою смазливую мордашку, мне не интересны твои глупые подкаты, мне нравятся твои мысли, и больше ничего. — Значит, я весь тебе нравлюсь. Ури задумалась, потирая щеку и рассеянно глядя куда-то перед собой. А ведь правда. — Чёрт, ты очень-очень прав. Ури сама не заметила, как подколы перешли в поверхностный самоанализ. А Майкл четко отследил каждый аспект этой ситуации и теперь не может перестать думать об этой странной, но чудесной метаморфозе.***
Кристина ищет свою сменку, матеря глупых пятиклассников, когда слышит этот голос. — Что ищем? — Миш, отвали. Миша смеётся, Миша выглядит как греческий бог, если не считать рыжие волосы. Он снимает физкультурную сменку, когда его красный пиджак попадает в поле зрения Кристины. — Куртка твоя просто отпад. Наверняка на рынке для нищебродов опять покупала? Кристина продолжает, сидя на корточках, перебирать чужие сменки, и ей нисколько не обидно за свою черную джинсовку. — Специально купила, чтобы тебя отпугнуть. Жаль не сработало. Кристина поднимается, и наглая улыбка на лице Миши вызывает у нее животное отвращение. — Уйди с дороги, осёл. — Аккуратнее с языком, малышка.***
На улице пусто, голубые дома упираются в облака, воздух, смешанный с выхлопными газами машин, плывёт по дороге. Веет острой и влажной прохладой. Кристина разглядывает улицу пару секунд, прежде, чем начать: — Так, ладно, пошли в магазин, поесть купим что-нибудь. Я, короче, деньги на завтрак вчера не положила и сегодня сижу просто, как псина голодная. У кого-нибудь деньги есть? — Есть у меня, но у тебя долги, — говорит Майкл. — Сколько? — Рублей восемьсот. — Ой блин, тогда не буду брать. — Ага, и останешься голодная, бери, — недовольство в бархатном голосе. — Уверен? — Я всегда уверен, — и эта уверенность его убивает. Боже. Я не могу на это смотреть. Мне так одиноко, что любые близкие отношения других людей вгоняют меня в панику. Что со мной не так? Я ненавижу себя за это. Если бы только Дисо был здесь, он смог бы облегчить мои страдания, хотя я в этом уже не уверена. Я страдаю настолько сильно, что научилась сдерживать свои чувства, притворяться, будто мне не грустно и не одиноко. Я такая спокойная и стойкая порой, что сама боюсь себя. Я общаюсь, я разговариваю, я соглашаюсь, я улыбаюсь, но я притворяюсь каждую секунду, когда кто-то рядом со мной. И все они думают, что это настоящая я. Если бы они однажды узнали, кто я, то отвернулись бы с отвращением, это приносит мне невообразимые страдания, которые никто из них даже не может представить. А Майкл замечает, как тускнеют её глаза, как взгляд становится всё более нервным и беспокойным. Но его разум смолчит, ведь он не привык к таким чувствам, он подавляет их. И он бы точно не смог успокоить кого-то почти незнакомого. Это пожирает изнутри, и от азартного настроения успешного парня-подростка не остается и следа.***
На этой детской площадке на удивление спокойно, даже уединенно. Воздух свеж и чист, голубой, может даже желтый. Майкл мирно допивает шоколадное молоко, явственно думая о чем-то своем, личном, и рассматривая что-то вдалеке, то ли небо, то ли дома, то ли на детские качели. Ури сидит на грязной горке, устало прислонившись к пластику и закрыв глаза, Кристина нехотя изучает занавески на чужих окнах, доедая чипсы. Она вдруг говорит что-то, что Майкл не может разобрать, и Ури зачем-то достает телефон и тоже что-то говорит, что Майкл тоже не может разобрать. Они скрываются или это он невнимательный? Прислушайся, их слова искрятся, но у тебя болят глаза. Его Кристина поматывает ногой в черном кроссовке, облокотившись на холодную горку и поглядывая куда-то вдаль рассеянным взглядом. Она устала, и он это отлично знает. Знает, что она будет делать сегодня вечером, что она снова ему позвонит, чтобы избавиться от вечного одиночества, но Майкл поможет только ей, не себе.одинокий и глупый
Она красит его будни, как только может, неосознанно и незаметно. Но ему этого недостаточно, никогда не будет. Недостает чего-то очень важного: Кристина слегка стервозна, но любит Майкла всем, что у нее есть. Ее черная юбка с белыми полосками и пушистые рыжие волосы пробуждают золотую сущность с черными вкраплениями ото сна каждый день. Майклу кажется, что в ее волосах есть звезды, и они светят точно не для него, но точно рядом с ним. Что бы он там себе не думал, Кристина ему не принадлежит и никогда не принадлежала: это разъяренный ураган, сметающий всё на своём пути, непокорный и горячий, как дьявольское пламя. Завивает в свои огненные кольца хрупкие дома и людей, утаскивая их за собой и сжирая. Кристина смотрит на Майкла уже довольно долго, пока он, совершенно не замечая ее взгляда, пялится на что-то неподалеку. — Куда ты смотришь? — у Кристины в глазах тягучее олово, обжигающее Майклу запястья. Большое пушистое дерево отбрасывает длинную тень, которая тянется, будто змея, от забора до горки. — В кустах кошка. — Кс-кс. Кошка, будто в сладостном предвкушении, сразу же срывается с места и бежит широкими прыжками сквозь теплую пелену утреннего воздуха. Кристина проводит руками по мягкой шерсти зверушки, а та трётся головой об ее ладони. Кошка увиливает из прокуренных рук, шагая мягкими лапками к Ури. — Погляди, ты ей нравишься! Майкл чувствует что-то странное и сосредотачивает взгляд на Ури, не отводя глаз. Кошка подходит, обходит кругом, нюхает. И начинает шипеть. — Что это с ней такое? — Кристина мирно прикрывает глаза, уходя за кулисы и оставляя на сцене только Майкла с инопланетянкой. На лице предсказателя проступает серьезность, Ури замечает это периферийным зрением. Она сверлит его непрямым взглядом, от которого всё внутри сжимается в тугой узел. Она не моргает минуту. Как бы сильно она ни пыталась, ни старалась, ни пересиливала себя, как бы ни была общительна, как искренне бы ни говорила, как бы самоотверженно ни жила, она дажене пахнет, как человек.
Здесь всё враждебное, черное, затягивающее в пучину ужаса и ночных кошмаров. Даже если кажется, что это не так. Солнце появляется из-за облаков лишь на секунду, успевая болезненно ослепить Ури светом, который она не видела много лет.***
Майкл лениво осознает, что вернуться в школу в одиночестве было необходимостью: эти бумажки сами себя не отнесут. И злость с предвкушением неприятного подступают в груди, когда из-за угла показывается худая фигура в красном пиджаке. У фигуры в движениях хищная грация, а на лице — наглость. — О, какая встреча, как твоя телка поживает? Сегодня в раздевалке ее видел. Все действия Миши скатываются в один ком, вызывая отвращение: то, как он говорит, как ведет плечами, то, как несет бремя существования. Бремя быть человеком. Для него это не бремя, а развлечение. И за это Майкл его люто ненавидит. Он давит приступ импульсивной ярости. — Поздравляю. Миша, еще не наигравшийся вдоволь, цокает языком и обводит глазами коридор, полный учеников: — Я тебе хочу дать такой чисто пацанский совет: не связывайся с досками; они либо злые, либо просто хитросделанные. Майкл вздыхает, скрещивая руки на груди и оглядывая Мишу, одетого с иголочки, и в очередной раз удивляясь, почему с ним нет тех двух девчонок, которые обычно всегда ошиваются рядом. — Где твоя свита? — Завидуй молча, — каждое слово сочится торжеством. Попытки Миши задеть вызывают жалость и в то же время злят, задевая за живое. — Ты когда-нибудь выбесишь меня настолько, что я врежу тебе. Я, клянусь, отделаю твоё лицо так, что тебя не узнает ни одна девушка, которая по какой-то неведомой мне причине спала с тобой. На лице проступает мерзкая, грязная улыбка: — Того, что я облапал всю твою девчонку пару недель назад — недостаточно? Майкл цокнул языком, погружаясь в неприятные размышления. Он так надеялся забыть об этом дне. Кристина плакала и кричала, проклиная свою женскую фигуру, глупую школьную форму и черное бессилие, пожирающее изнутри. Отчаяние и страх, страх и стыд. А Майкл только злился, выходя из себя, но не подавая виду. Он хотел врезать Мише настолько сильно, что когда пальцы нервно крутили резинку для волос, она вдруг лопнула, и Майкл вдруг отчётливо осознал свою первобытную ярость, которую в себе подавлял. Он всегда запихивал эмоции внутрь себя, заталкивал грубой подошвой своих грубых ботинок. Что любовь, что злость, что грусть. Майкл не помнит, когда плакал в последний раз, но иногда к нему приходит мысль, что надо бы уже, хотя бы для галочки. А поломанная Кристина постоянно думает о том, что Майкла ее фигура совершенно не интересует, его интересует глубинное я, слова, мысли и быстрые, острые взгляды. Крис так разминает пальцы в ожидании Майкла, что ему кажется, будто это ожидание и предвкушение скорой встречи греет ее изнутри. — Слушай, я тут подумал, — Майкл снял рюкзак с плеча и лениво положил на подоконник, смотря на улыбающегося, выжидающего Мишу, — а ты прав!НАКОНЕЦ
Разломанные очки отлетают в сторону, и Миша падает, пока из его носа хлещет кровь! Майкл не замечает предательской подножки!БАМ
Какая игра, какая страсть! Зрители быстро образуют густую толпу, состоящую из черных спин, коричневых волос и белых телефонов, и ничего больше не разглядеть. Совсем.***
Это всё конечно очень интересно, но исследование Земли имеет очень много аспектов. Это исследование почвы, воды, и пусть для этого нет оборудования. Это фотографии людей, животных, архитектуры. Завтра нужно сходить погулять на рассвете, сделать пару фотографий, потом в магазин, так, потом, потом… Она почти не спала ночью, а дома поджидает работа, нужна пара статей о психологии людей, отсортировать имеющиеся фотографии по папкам. Так много работы, что она уже не помещается в голове. Тонкие пальцы безуспешно набирают номер Дисо, глаза шерстят новости из места, настолько далекого, что кажется, будто оно не существует вовсе. Дисо не отвечает, и это убивает, ведь он единственный, кому можно доверять. Эти чувства пожирают изнутри, сверкая белоснежными зубами и красными глазами. Дисо теплый, но руки так давно не касались его груди, что Ури уже не помнит, насколько это приятно. Он всегда был рядом, сколько она себя помнит, даже когда глаза не ловили его образ. Он всегда был на вражеской планете, всегда был чужим, но самым близким из всех существующих. Он просто очень занят, ведь планета готовится к чему-то важному. Ему не плевать на Ури, он всё еще хочет дарить свою эмоциональность и успокаивающий голос, просто сейчас он занимается другими, не менее важными, вещами. Правда ведь? Одиночество настолько глубоко погружает на чернеющее дно, что Ури забывает, где находится и кто она. Сознание испаряется, оставляя всего три мысли.Кто я?
Зачем я здесь?
Когда это всё закончится?