Я просто ждал тебя всю жизнь и ничего не ждал взамен
Полная луна круглым любопытным глазом смотрела в окно, и от ее света пол и стены окрашивались в прохладный серебристый. Было очень тихо, иногда только громогласно квакала какая-нибудь лягушка. Такой тишины даже в самую глубокую ночь города не услышишь. Весь дом был окутан сном, только вот Шнайдеру не спалось. Он лежал, закинув руки за голову, и бездумно рассматривал узор на деревянных стенах. Почти как в детстве, когда он приезжал в деревню к бабуле. У неё на стене висел огромный разноцветный ковёр с поражающими воображение маленького Шнайдера узорами. И когда он уставал от беготни по пыльным дорогам и бесконечно длинному лугу с такой высокой травой, что в ней легко можно было спрятаться, то ложился и рассматривал этот ковёр, пытаясь найти в завитках понятные ему картинки. Это успокаивало, и в конце концов он засыпал. Правда сейчас Шнайдер вырос, в деревне не был уже много лет, да и судьба ковра ему неизвестна. Сон все не приходил. Наверное Шнайдеру надо было перестать думать о всякой ерунде, по пятому разу прокручивая в голове одни и те же слова и события. Но как это сделать? Он окончательно запутался в том, что происходит вокруг, в его голове и сердце. Странные чувства путали, сбивали с ног всегда прямо стоящего Шнайдера. Да, иногда он ошибался, но дорога, пусть петляя, все же становилась прямой. А сейчас? Сейчас он потерял свою дорогу, сбился с пути, заплутал в густом лесу. Кричи-не кричи – никто не отзовётся. Шнайдер закрыл глаза и образ виновника его бессонницы тут же болезненно-ярким пятном расцвёл на внутренней стороне век. Раз. - А я тебе говорю, что мы не будем добавлять этот кусок в песню, и скажу ещё тысячу раз, если понадобится. – Тилль равнодушно помахивал бутылкой пива, кажется пятой по счету. - Мне никуда не упёрлась твоя тысяча, хоть всю ночь болтай, только дай мне нормальные аргументы, потому что всё, что ты говорил до этого – дерьмо собачье. – Рихард отнял бутылку и демонстративно сделал большой глоток. Шнайдер потёр глаза. В них словно горсть песка бросили – сказывалась ночь, проведённая поочерёдно в трёх шумных пабах. Он надеялся вздремнуть пару часиков, а потом сбегать за пивом, но все планы полетели коту под хвост. А точнее Рихарду, который свежий, словно утренняя роса, завалился к Шнайдеру в комнату с очень недовольным Паулем за спиной и завопил, что ему пришла в голову очередная гениальная идея, которую надо обсудить всей группе. Ну и порепетировать, чего время терять. Шнайдер прекрасно понимал, отчего у Пауля такое кислое лицо, потому что исследовали пабы вчера они вдвоём, а значит и Пауль стал жертвой несвоевременного энтузиазма Рихарда. В итоге идея оказалась действительно стоящей, группа замечательно отрепетировала, и все бы закончилось хорошо. Но пока они убирали инструменты, Тилль бросил, что ему не нравится кусок в соло Рихарда, буквально пара тактов. Этого было достаточно, чтобы между ними разгорелся жаркий спор. Вообще это нормально, Шнайдер и сам часто отстаивал то, что ему хотелось бы сыграть. Но тут коса нашла на камень, и как итог, Шнайдер вместе с остальными сидел и больше часа внимательно наблюдал за пререканиями Рихарда и Тилля. Дико хотелось спать, но ещё больше – узнать, кто победит. Флаке фыркнул и предложил делать ставки. Шнайдер порылся в карманах и протянул ему пять марок: - За Тилля. Флаке одобрительно кивнул: - Резонно. – и направился к Олли, который с тоской в глазах пытался уместить свои два метра роста под небольшим клетчатым пледом. Клавишник Флаке пришёл в группу последним, но притёрся довольно быстро. Как и Пауля, Шнайдер знал его со времён Feeling B. До невозможности худой, в нелепых очках, которые кажется шли только ему, Флаке был, как это называется, «себе на уме». Выдавал странные, философские фразы, то не пил вообще, а то накачивался до беспамятства, а на утро корил сам себя. Шнайдер подозревал, что именно Флаке им и не хватало, чтобы группа зажила, задышала, обрела своё лицо. - Я устал. Они вообще собираются заканчивать, недоумки? – Пауль поднялся из кресла и прошёл к диванчику, на котором сидел Шнайдер. - Кажется нет, - Шнайдер здраво оценивал ситуацию. Рихард молоденьким боевым петушком продолжал скакать вокруг Тилля, а тот только отмахивался, как от назойливого комара. - Разбудишь, когда все закончится. – С этими словами Пауль лёг на диван, удобно устроив свою голову на коленях у Шнайдера и, довольно хмыкнув, закрыл глаза. Какого. Черта. Шнайдер замер испуганным зайцем, неверяще глядя на умиротворённое лицо Пауля. Того, кажется, происходящее более, чем устраивало. А Шнайдера? Они больше не враждовали. Слово было неподходящим, но лучшего Шнайдер придумать не смог. Он с удивлением смотрел назад, не понимая почему вообще вёл себя так. Пауль, будто навёрстывая упущенное, в считанные месяцы стал ему одним из самых близких людей во всем Берлине. Именно ему Шнайдер мог доверить любой секрет, точно зная, что Пауль надёжно сохранит его. Они могли часами говорить обо всем, что волнует их в данный момент, затрагивать серьёзные жизненные вопросы или нести полнейшую чепуху. А главное – с Паулем было уютно молчать. Уже давно Шнайдер выработал для себя что-то вроде лакмусовой бумажки, с помощью которой легко определял, подружится ли человеком, или их пути разойдутся. С многими молчание было похоже на тяжёлую гирю, повисающую на волоске, и чтобы она не оборвалась, приходится судорожно искать хоть какую-нибудь тему. А с Паулем такого никогда не было. Они часами зависали друг у друга дома, слушали музыку, читали книги, и за все время могли не произнести ни слова. Шнайдеру было хорошо и уютно, и он знал, что Пауль чувствует то же самое. Иногда они ударялись в другую крайность, пускаясь в дичайшие загулы, которые могли длиться по несколько дней. Шнайдер и Пауль хохотали как безумные, много пили и тогда Шнайдеру казалось, что он может обнять весь мир. Но мир был слишком большим для объятий. Тогда он лез к Паулю, потому что ну честно – Пауль был создан для того, чтобы обниматься. Но только со Шнайдером, другие им не нужны! По крайней мере, так говорило вусмерть пьяное сознание. Но сейчас он был трезв, а сознание требовало совершенно непонятных вещей. Например завалиться на этом чёртовом диване, покрепче обнять Пауля и зарыться лицом в его шею. Интересно, почему кожа Пауля всегда пахнет листвой и яблоками? Стоп, какие яблоки? Шнайдер ощущал нарастающую панику. Сердце громыхало так, что его кажется должны услышать с той стороны земли. Он вцепился в подлокотник, пытаясь не потревожить задремавшего Пауля и одновременно успокоиться – задача непосильная. - Держи, ты победил. Шнайдер безумными глазами уставился на Флаке, который протягивал ему деньги. - А что, все что-ли? – выдавил Шнайдер, усиленно пытаясь согнать предательский румянец с щёк. - Ага, - Флаке вообще не было дела до внутренних монологов и переживаний Шнайдера. – Закончили цирк. И действительно, закончили. Рихард, мрачнее тучи, демонстративно гремел всем попадавшимся под руку. Тилль с насмешкой наблюдал за ним. - Сволочи. - раздался приглушенный голос Пауля. Сердце Шнайдера, только-только успокоившееся, снова набрало темп, - Пошли домой. Два. - Интересный у них стиль, - дружелюбно отметил Олли, - только громко очень. У солиста проблемы со слухом? Что верно, то верно. В небольшом помещении паба, где Шнайдер проводил вечер вместе с Олли и Паулем, выступала одна из многих молодых групп, которые росли как грибы после дождя. Играли действительно здорово, но солирующий парнишка с невозможно грязными волосами считал, что его слушатели– все напрочь глухие, и поэтому надрывался во всю силу лёгких. - Надеюсь, это последняя песня, мне ещё хочется услышать, как нам будет аплодировать стадион. – Пауль мечтательно улыбнулся и допил остатки виски. - Опять включаешь главного критика? – Шнайдер не удержался и потрепал его по волосам. Вообще Пауль не любил таких «нежностей», но Шнайдеру разрешал, и это заставляло его раздуваться от гордости и чувства собственной особенности. - Пытаюсь быть объективным, - пожал плечами Пауль и сыто улыбнулся. Пили они немного, но достаточно для того, чтобы зрение чуть смазалось а все люди вокруг стали красивыми и добрыми. Шнайдер любил это состояние, особенно когда момент можно было разделить с друзьями. Всем хорошо, никаких проблем и планета покачивается с тобой в такт, пьяно подмигивая. Громкая группа наконец ушла со сцены, и кто-то включил бодрую танцевальную музыку. Пауль хлопнул руками по столу: - Хочу танцевать. Олли и Шнайдер вместе рассмеялись. Они все были такими себе танцорами. Пауль нагнул голову и стал похож на упрямого молодого бычка. - Хочу. Шнайдер, пойдём, - он протянул руку. Шнайдер загоготал ещё громче. - Нее, даже не надейся, сегодня будешь позориться один. Пауль усмехнулся. Его глаза даже в полутьме блестели от выпивки и куража. Он пожал плечами и, спрыгнув со стула, направился к танцполу. Шнайдер покачал головой и повернулся к бармену, чтобы заказать ещё одну порцию пива. В ожидании он барабанил пальцами по стойке, когда услышал восхищённый присвист Олли. Шнайдер обернулся и весь алкоголь мигом испарился из головы. Пауль танцевал. Довольно нелепо, но несколько бокалов виски с колой делали своё дело – раскрепощённости было хоть отбавляй. Это и почувствовала невысокая девушка со стрижкой пикси, которая теперь активно крутилась возле Пауля, желая по всей видимости присоединиться к нему в танце. А может, и не только в танце. Шнайдер раздул ноздри. Глаза застилала красная пелена гнева. Куда эта – он не подобрал достаточно приличного слова для описания – лезет! Размалевалась, как дешёвая кукла на продажу, и думает, что у неё есть шанс. Ещё чего, Пауль таких не любит, Шнайдер был уверен в этом. Вызывающая помада, яркие тени – милочка, ты пролетаешь по всем фронтам. Но он ошибся. Пауль радостно улыбнулся «кукле» и продолжил двигаться вместе с ней. Шнайдер заиграл желваками. Серьёзно, Пауль решил провести время с этой девицей? Злость затопила его сознание. Шнайдер не собирался сейчас ни в чем разбираться, всего лишь оттащить за волосы размалёванную дуру подальше и умыть ледяной водой – пусть придёт в чувство и не лезет к чужим мужчинам. Шнайдер направился к танцующей парочке, по пути расталкивая случайных людей. Песня закончилась, и он резко дёрнул Пауля за рукав. - Пойдём отсюда, мне надоело – мрачно буркнул он на ухо Паулю. Тот кажется не удивился такой резкой смене настроения и бодро, хотя и немного неровно, пошёл к Олли. Девица попыталась возразить – конечно, ей наверняка не хотелось терять такой лакомый кусочек – но Шнайдер медленно оглядел ее с головы до ног, презрительно скривив губы и девица отошла, гордо поправляя волосы. Только на половине пути к дому Шнайдер осознал, что ему напомнило собственное поведение. Его бывшую подружку, которая любила закатывать ревнивые истерики. Именно так Шнайдер выглядел в том пабе. Боже, что вообще происходит? Он ревновал? Ревновал Пауля?***
Очередная лягушка издала протяжное кваканье. Шнайдер вздохнул и потянулся за сигаретами. Очевидно, сейчас уснуть он не сможет, с таким-то кавардаком в голове. Идиотские чувства. Шнайдер вышел на крыльцо дома Тилля, в котором они вшестером отдыхали от беспокойного Берлина, и закурил, с наслаждением выпустив облако дыма в ночное небо. - Ты знал, что звезды, которые мы видим, скорее всего давно перестали существовать. Но до Земли все доходит медленнее. Получается, мы смотрим в прошлое, есть в этом своеобразная поэзия. - А ты всегда будешь подкрадываться сзади? Пауль не ответил и встал рядом со Шнайдером – плечо к плечу. - Поделишься? – он кивнул на пачку сигарет, лежащую на массивных перилах. - Бери, зачем спрашиваешь. Невольно Шнайдер вспомнил почти идентичную сцену, которая случилась между ними несколько лет назад и заулыбался. - Ты чего? – Пауль удивлённо заморгал. - Да так, помнишь Feeling B? Мы с тобой так же стояли, только это было утро, кажется. Пауль рассмеялся – коротко, как будто чья-то рука тронула «музыку ветра». - Помню-помню, только тогда ты меня ненавидел. - Ну уж, ненавидел, - Шнайдер почувствовал, как горят кончики его ушей, и порадовался окружающей темноте, - просто произошло недопонимание. Сейчас же все отлично? – он хотел бы убрать из голоса вопросительную интонацию, но Пауль кажется и не заметил: - Ага, я рад что все получилось так. В груди Шнайдера словно вырос шар, который вместо воздуха наполнили смелостью. Или тупостью, потому что он выпалил следующее: - Мне нужно тебе кое в чем признаться. Или спросить? Или уточнить? Да? Пауль ошарашенно смотрел на него. - Ну ладно? – он выглядел так, будто засомневался в душевном здоровье Шнайдера. - В общем, - Шнайдер откашлялся, - я уже некоторое время испытываю странные ощущения. - Ты болен? – Пауль обеспокоенно заглянул ему в лицо - Нет, нет же, - Шнайдер отрицательно помотал головой, - это касается тебя. Не перебивай только. Мне нравится проводить время с тобой. Больше, чем с остальными парнями. И слушать, как ты разучиваешь партии. Мы здорово общаемся, и даже когда не согласны друг с другом – это круто, ну то есть нет каких-то обид дурацких. Иногда мне кажется, что мы даже думаем в одно время об одном и том же. Ты делаешь самый вкусный кофе, который я только пробовал. Шнайдер замолчал, выдыхая. Пауль внимательно слушал. - Ну вот, а ещё как ты обнимаешься – тоже здорово, очень тепло. Я хотел бы обнимать тебя дольше. Ты понимаешь, что я хочу сказать быстрее, чем другие. А ещё ты пахнешь яблоками, не знаю, что за одеколон, но мне нужен такой же. И меня раздражают девушки, которые крутятся вокруг– им не нужно ничего, кроме как переспать с тобой. А главное, - Шнайдер прижал руку к груди, - у меня сердце несётся как бешенное. И я не понимаю, почему это связано с тобой. - Не понимаешь? – Взгляд Пауля больше не был обеспокоенным. Теперь в его глазах было то, что Шнайдер видел изредка, на самую долю секунды и что Пауль старательно прятал ото всех, в том числе и от него. Нежность? - Я знаю, что с тобой происходит. – Пауль сделал серьёзную мину. - Правда? – Шнайдер почувствовал облегчение. Значит, Пауль не думает, что он сошёл с ума, уже большая победа. - Да, и даже могу помочь разобраться. Но тебе нужно закрыть глаза. - Зачем? - Если я говорю закрыть, значит закрыть. Ты же хочешь понять, что происходит. Шнайдер покорно вздохнул и прикрыл веки. - Видишь что-нибудь? – в полной темноте он не мог различить, с какой стороны идёт голос Пауля, и это немного беспокоило. - Не вижу. - Вот и славно. Стой и не дёргайся. На секунду Шнайдер почувствовал лёгкое дуновение ветерка перед лицом, запах яблок, а затем – мягкое прикосновение к своим губам, всего на пару мгновений. Он покачнулся, по всему телу растеклось тепло, будто Шнайдер залпом выпил бутылку виски. - Ну как, теперь понял? Он открыл глаза. Лицо Пауля было одновременно насмешливым, смущённым и чуть испуганным. Мысли в голове, так долго водившие хороводы, вдруг стали на свои законные места, сложив цепь с всего одним, необходимым выводом. Шнайдер провёл пальцами по лицу, широко улыбнулся. - Понял. – И втянул Пауля в глубокий поцелуй.