Я тебя боюсь уже панически Мысли бьют твои на поражение Сердце моё гибнет героически, Проиграв твоим глазам сражение
- Я нашёл нам в группу ритм-гитару. Шнайдер оторвался от книги и скептично хмыкнул. Тилль упал на потрёпанный жизнью, молью и сыростью диван, который каким-то магическим образом появился в подвале. Его лицо сияло счастьем и гордостью, а если вы общаетесь с Тиллем больше пары дней, то поймёте, насколько такое событие – редкость. - Что значит «я»? – Рихард пожал руку Шнайдеру и присоединился к Тиллю, бодро закинув ноги на подлокотник. Диван натужено скрипнул, с трудом перенося такие нагрузки. - Ну хорошо, мы нашли. - Тилль примиряюще поднял руки и потрепал Рихарда по волосам. Тот негодующе замычал и полез отбиваться. Шнайдер спокойно наблюдал за их вознёй некоторое время, а потом уточнил: - Что там насчёт гитары то? Тилль выпустил безуспешно размахивающего конечностями Рихарда из своего фирменного захвата, который Шнайдер про себя называл «медвежьим» и ухмыльнулся: - Ну, собственно, да, мы нашли классного парня. Не идиот какой-то, играет отлично. Думаю, сработаемся. - И в общении приятный, терпеть не могу кислые рожи, - Рихард выдохнул, пытался привести свои патлы в прежнее состояние. - Да ты вообще в людях не разбираешься, тащишь в квартиру кого попало, а потом жалуешься, что сердце разбили, - Тилль покачал головой. - Вранье! – Рихард оставил попытки привести свою причёску в приличное состояние и теперь активно раздувал ноздри. Эту тему вечных перебранок Шнайдер выучил уже наизусть, и пока Рихард не успел начать многословно и бешено жестикулируя доказывать свою правоту, спросил: - А как его зовут то? Сколько лет, где живёт? Или вы решили, что ничего больше спрашивать не стоит? Тилль заулыбался: - Это сюрприз, но ставлю сто марок, он тебе сразу понравится!***
- Вы что, шутите?! – Шнайдер оторопело смотрел на человека, который должен был стать новым членом их группы. Человек замер в проходе, не успев сделать и шагу. - Да вроде бы нет. – Рихард явно не понимал, что происходит. – Познакомься, Шнайдер это Пауль, Пауль - это Шнайдер. Пауль, Пауль, Пауль… Знакомое до рези в животе имя зазвенело в голове Шнайдера глухим колоколом. Он никогда не верил во все эти штуки вроде судьбы и кармы, но черт, видимо жизнь твёрдо решила наказать его за какие-то нехорошие дела, которые он натворил в прошлом. - Мы уже знакомы. - Пауль, кажется, оправился от удивления быстрее, чем Шнайдер и теперь стоял напротив, засунув руки в карманы и улыбаясь своей фирменной хитрой ухмылкой. Ну точь-в-точь лис, который примеривается, чтобы откусить голову самой аппетитной курочке. И Шнайдер догадывался, кто сегодня станет обедом для хищника. Да уж, хороший вышел сюрприз, ничего не скажешь. Конечно, они были знакомы, правда Шнайдер надеялся оставить это в прошлом. Как там говорят, не судьба? Можно было долго терпеть самые идиотские выкрутасы Пауля, неопределённость, отсутствие выступлений и средств, музыку, которая все меньше нравилась Шнайдеру, и поведение ребят на сцене. Но даже самому ангельскому терпению приходит конец. В один действительно прекрасный для него день Шнайдер, не выдержав, объявил, что больше не имеет никакого желания работать с Feeling B. О, Пауль сыграл в этом далеко не последнюю роль. Ему досталось почётное первое место среди причин, почему Шнайдер оставил любимую установку и музыку. После того случая на тусовке он втайне надеялся, что всё это затянувшееся непонимание закончится, и Шнайдер сможет спокойно заниматься делом, не отвлекаясь на раздражение и выдумывание ответов на колкости. Так и произошло. Пауль перестал отпускать глупые шутки, дружелюбно интересовался делами и настроением, даже помогал с идеями к новым партиям. Шнайдер с удивлением для себя открыл, что Пауль был гораздо интереснее многих его знакомых. С причудами конечно, и в то же время с устоявшимися взглядами на мир, уверенностью в себе, неплохим чувством юмора и каким-то стержнем, который проявлялся в критических ситуациях, и которому Шнайдер втайне завидовал. Но. Всегда есть это противное «но», ложка дёгтя, из-за которой весь мёд в бочке становится отравой. Стало ли проще? Ничуть. Пауль ведь был словно тот чудной цветок, который вместо воды питается всякими букашками. Сначала привлекает красивыми каплями, похожими на драгоценные камни, а как только рискнёшь приблизиться – безжалостно сжирает. Да, Пауль помогал ему. Но каждый раз Шнайдер ощущал себя сопливым школьником, которого вызвала к доске строгая преподавательница математики, чтобы решить задачу. И вот он стоит, ковыряя носком дырку в полу, кусочек мела прожигает руки. Доска сияет пустотой, а преподавательница повышает голос, раздражаясь непонятливости Шнайдера. И весь класс уже покатывается со смеху, ведь они знают решение, все до одного. Только Шнайдер – глупая белая ворона. Он взрывался от негодования – что этот Пауль вообще о себе думает? Вечно успокаивающий тон, фразы в духе «могу повторить, если ты не понял», мягкие прикосновения, когда тот сменял Шнайдера за установкой, чтобы показать очередную сбивку. Всем своими видом Пауль будто говорил, что знает больше, умеет лучше и вообще, единственное, что ему мешает отыгрывать ещё и партии барабанщика – досадная невозможность раздвоиться. Шнайдер слушал, кивал и страстно мечтал провалиться сквозь землю, ощущая свою полную неспособность сделать хорошо то единственное, что у него получается. Репетиции перестали приносить чувство удовлетворения собой, вдохновение и желание… Да хоть какое-то желание, кроме как запустить палочки в стену и напиться в хлам. Ну и чего было ждать? Шнайдер и раньше не обладал олимпийским спокойствием, и покопаться в себе, разбирая по косточкам слабости с неудачами, любил. Давление со стороны Пауля стало спичкой, которую бросили в пропитанный бензином пороховой склад. Нет, он не стал срываться и орать на всех, хотя видит бог, очень хотелось. После одной из самых напряжённых и до смешного бесполезной репетиции он остановил уходящего Алешу и одним предложением выпалил своё решение. Тот, конечно, не был в восторге – найти прилично играющего ударника в давно сработанную группу было той еще задачей – но отговаривать не стал и даже пожелал удачи. Эта черта характера очень нравилась Шнайдеру. Алеша никогда не лез поспорить или переубедить человека. Он просто кивал и шёл рядом, неся свои взгляды параллельно взглядам собеседника. А что было дальше? Планета продолжала вращаться, Шнайдер избавился от своей жуткой копны кудрей, много и самозабвенно играл, перестав бояться своей придуманной неумелости. Ну а знакомство с Тиллем, Рихардом и Олли, которые хотели создавать новую, особенную музыку, окончательно убедило Шнайдера в том, что поступил он правильно. Тилль – спокойный малый, с внешностью лесного медведя и душой, тонко чувствующей поэзию, мастерски подбирал слова, складывая их в стихи, добрый, порой слишком стеснительный и серьёзный. Сначала у Шнайдера в голове не укладывалось, как в человеке могут сочетаться такие разные черты, но постепенно он привык. Рихард играл на соло гитаре, любил потрепаться о жизни и творчестве, а ещё мечтал найти любовь всей жизни. Правда, искал он довольно странным способом, заглядываясь на каждую встречную. Шнайдер один раз намекнул, что так Рихард с большей вероятностью подхватит какое-нибудь заковыристое половое заболевание. На это Рихард засмеялся и заявил, что у него все под контролем. Шнайдер здорово в этом сомневался, правда переубеждать не стал. Оливер, или Олли, как он просил себя называть, был высок, молчалив и загадочен до крайности. Никто, кажется, не знал о нем больше того, что Олли отлично справляется с бас гитарой, любит ходить в походы и не любит оживлённые улицы. Он редко участвовал в перепалках группы, спокойно говорил о том, чем недоволен. А главное - предлагал много идей касательно песен и музыки. Когда в голове был полный раздрай, Шнайдер любил посидеть рядом с Олли. Тот, будто чувствуя состояние Шнайдера, понимающе улыбался, заваривал чай и они вдвоём слушали кассеты из довольно внушительной коллекции, которая стала общим достоянием. Шнайдер наврал бы сам себе, если бы сказал, что не вспоминает прошлую группу. А если точнее - что не вспоминает Пауля. Он не слышал новостей, да и не старался ничего разузнать. Что было, то прошло. Порой совесть начинала ворочаться где-то в закоулках души, напоминая, что вообще-то Шнайдер поступил некрасиво, словно вор в ночи. Убежал, не попрощавшись. Но он успокаивал себя, напоминая, что Паулю скорее всего наплевать на то, как и куда пропал Шнайдер, и через пару дней даже имя неумехи-ударника полностью стёрлось из его памяти. - Эй, земля вызывает! – Шнайдер очнулся, выныривая из калейдоскопа воспоминаний. Рихард перестал махать ладонью перед его лицом и, довольный собой, крякнул. - Я предлагаю сегодня не репетировать, а пойти в бар. Хлопнем по пиву, так сказать за встречу и знакомство. Все закивали и начали собираться. Олли обернулся: - Идёшь? Шнайдер отрицательно покачал головой. Алкоголь и близость к Паулю совершенно точно образуют адскую смесь. Не сейчас, не сегодня. - Мне это, домой нужно, вам хорошо посидеть. Да, встретимся завтра, - пробубнил Шнайдер и пулей вылетел из подвала, стараясь не смотреть никому в лицо. Все переглянулись. - Ну ладно, остальные «за»? Тогда хватит топтаться на одном месте, пиво не ждёт. – Рихард бодро зашагал к выходу.***
Даже если Шнайдер очень захотел, он не смог бы вспомнить как добрался до квартиры. Всю дорогу в голове диким пчелиным роем зудели мысли и вопросы. А что, если Пауль останется? Ладно, это глупо, он абсолютно точно останется. Как вести себя ему? Делать вид, что ничего не произошло? Улыбаться? Объяснить? Но вряд ли Паулю нужны объяснения. Что если, все начнётся заново? Второго такого раза самооценка Шнайдера не переживёт, спасибо. Но в конце концов они договорились быть на равных, никто не ставит свои взгляды и мнение выше других. Паулю придётся принять это. А если не придётся? Терпеть шутки и поучения? Шнайдер уже час мерил шагами комнату, которую снимал у странного вида бабули. Все пространство было ужасно захламлено и периодически на свет из кучи барахла выползали пауки, которые кажется считали себя полноправными жителями квартиры. Они лениво шевелили лапками и не торопились уползать обратно. Он чувствовал себя круглым идиотом. Прошло несколько дней после «инцидента», как называл его про себя Шнайдер, и он так не нашёл в себе мужества прийти на репетицию. Перед глазами попеременно возникало то хитрое, то разочарованное лицо Пауля, и Шнайдер не знал, что из этого хуже. Он принял решение и теперь жалел о нем, жалел, что сказал все Тиллю, который подумал, что Шнайдер заболел и зашёл проведать. - Чего? В каком смысле уходишь из группы? Куда? Шнайдер ощущал мерзкое чувство дежавю, упрямо опустив подбородок и коротко отвечая на вопросы. Конечно, он не рассказал настоящую причину, чтобы не выглядеть последним идиотом. Но все вранье было шито белыми нитками, и они оба понимали это. - Я тебя услышал. Хочешь совет? Не торопись. Спрашивать, что с тобой на самом деле произошло, не вижу смысла, но мы ждём тебя. Скажем так, ты в отпуске. Шнайдер попытался возразить, но Тилль только рукой махнул и, похлопав его по колену, ушёл. Это было глупо, так глупо, удивительно, что Тилль не рассмеялся прямо ему в лицо. Шнайдер разочарованно застонал и начал наворачивать круги ещё активнее. Да черт с ним! Ну смеялся Пауль, и что? Объективно, шутки были не обидными и даже довольно забавными. Ну лез он со своими советами. Так многие из них действительно оказались полезными, и Шнайдер пользовался ими до сих пор. Стоило провести пару дней в одиночестве, чтобы его будто холодной водой окатили. Думать начал, ага, как вовремя. Он остановился у стены и пару раз ударился об неё головой. Ответа, что делать дальше, не пришло, только маленький паук выполз из щели в плинтусе. - Представляешь, что он сейчас обо мне думает? Они все? Что я полный идиот, который вместо барабанов мозг себе отбил, вот что. Паук видимо был того же мнения, поэтому, немного помедлив, уполз обратно в щель. Шнайдер вздохнул и упал на кровать. Выход у него конечно был. Вернуться в подвал и честно сказать, что он был круглым дураком, но обещает исправиться. Если конечно его место уже не занял какой-нибудь ударник. Шнайдер похолодел от мысли о том, что на его специально подстроенном, родном стульчике будет сидеть кто-то, кроме него. А если он ещё и играет лучше… Шнайдер зажмурился и застонал. Только он мог так талантливо выкинуть в мусор возможность делать по-настоящему классные вещи. Но Тилль же обещал подождать, значит, у него есть шанс, и Шнайдер его не упустит. Решено. Завтра он докажет, что готов играть в группе. Если нужно – зубами за барабаны уцепится, но не уйдёт. Совесть напомнила о том, что он задолжал ещё одно извинение. Пауль. Да, у него был непростой характер, но и Шнайдер вёл себя откровенно глупо. Задирал нос, словно капризная девчонка из частной школы, дул губы и даже не благодарил за помощь. Теперь всё, из-за чего он бесился, выглядело глупой придиркой засранца с раздутым самолюбием, каким Шнайдер и являлся. Как назло, в памяти всплыл эпизод с одной из репетиций. У Шнайдера не получалась «двойка». Сколько бы раз он ни начинал, все выходило не так. Шнайдер откровенно злился и все яростнее лупил по тарелкам. И именно Пауль, который забрал палочки «иначе ты их кому-нибудь в глаз воткнёшь», терпеливо показывал, как нужно, пока у Шнайдера не вышло. Именно Пауль стоял рядом и радовался. Захотелось встать и удариться об стену ещё сильнее. Так он и сделал, если бы в дверь не постучали. Шнайдер с кислым лицом открыл дверь, ожидая увидеть хозяйку. Она считала своим долгом раз в несколько дней заявлять, что в комнате слишком шумят. Причём делала она это даже тогда, когда он днями отсутствовал а потом приходил в квартиру за вещами. - Это к тебе, милый. – фрау Марта дружелюбно щурилась на Шнайдера сквозь очки с такими толстыми стёклами, что её глаза были похожи на два больших расплывчатых пятна. А за её спиной стоял Пауль. Шнайдер жестом пригласил его войти, от удивления глупо приоткрыв рот. - Неплохо так, даже, эмм, уютно. – Пауль осматривался, стараясь не наступать на одежду и бутылки, которые были разбросаны по полу. Шнайдер покраснел. Оказывается, душевные страдания мало вдохновляли его на уборку. - Я присяду? –Пауль вопросительно поднял брови. -Да, да, конечно, извини за беспорядок. – Шнайдер бросился подбирать тряпье. - Брось, - Пауль уселся на кровать, уютно поджав под себя ноги, - у меня дома гораздо хуже. - Хорошо. – Шнайдер оставил бесполезные попытки придать помещению хотя бы иллюзию порядка и сел рядом с Паулем. - Надо поговорить. О нет. Было верхом идиотизма надеяться, что и во второй раз Пауль не поймёт, почему же это Шнайдер, словно крыса, бежит с корабля. Пришло время сдаться. - О чем? «Давай, прикинься дурачком, он и так уже невысокого мнения о твоих умственных способностях, продолжай в том же духе, чтобы тебя вообще за адекватного человека не считали» - Я знаю, что ты пытался уйти из группы. И я знаю, что это из-за меня. – Лицо Пауля было серьёзным и немного хмурым, даже все морщинки-лучики от постоянных улыбок, которые так шли ему, разгладились. Шнайдер почувствовал, как сердце камнем ухнуло вниз. Вот сейчас всё решится. Пауль скажет, что он разочарован и больше не хочет иметь дел с таким человеком. Возможно плюнет ему в лицо. Или просто посмотрит холодно и уйдёт. Именно сейчас, когда Шнайдер осознал свою неправоту. Нет, он все как следует объяснит, извинится? и Пауль его обязательно поймёт. Пусть придумывает хоть тысячу острот за день, Шнайдер не против, лишь бы не видеть это разочарование. Он открыл рот, чтобы выпалить своё выстраданное признание, но не успел. - Извини. Что. -Что? – Шнайдер поднял взгляд и оторопело уставился на Пауля. - Я перегнул палку. Тогда, в Feeling B. Честно, хотел помочь, а выглядело так, что я давлю на тебя. И шутки ещё эти, ну да, я не знаю меры, иногда заносит. Но стараюсь работать над этим, правда. – Щеки Пауля слегка порозовели, он упорно смотрел то на потолок, то в стену, избегая взгляда Шнайдера, но продолжал свою речь. – Ну я не догадался конечно, что дело во мне, пока Алёша не сказал, мол, твои выкрутасы нашего ударника довели. Я сначала не понял, а потом вспомнил наш разговор, тогда утром, сложил все и дошло. Блин, тебе не нужно было это дело так решать, сказал бы все как есть, по роже ударил наконец, выпили шнапса и все уладили. Шнайдер слушал, как Пауль все больше распаляется, и совершенно по-идиотски хлопал глазами. То есть, он не считает Шнайдера недоумком? Не обижается? Он сам извиняется? - Ты классный барабанщик, - Пауль наконец-то посмотрел Шнайдеру в лицо, - ты настойчивый, прямолинейный и честный парень. Любишь работать и не боишься, когда сталкиваешься с трудностями. Это всегда восхищало меня. Давай решим все наши проблемы, и ты вернёшься. Мы обязательно сделаем что-то классное сейчас, я чувствую. Но без тебя ничего не получится, понимаешь? Шнайдер сглотнул. Он хотел сказать столько всего, о том, что тоже был не прав и извиняется, что конечно вернётся в группу, что Пауль классный парень, что ему очень приятно слышать такие похвалы, а ещё, и ещё… Но все нужные слова как назло вылетели из головы, так что он лишь глупо улыбался и бормотал несвязную ерунду. Но Пауль понял и просиял. Шнайдер невольно залюбовался солнечной сеткой у глаз и пропустил тот момент, когда Пауль заключил его в крепкие объятья. Шнайдер охнул от неожиданности, но опомнившись, ответил тем же. От Пауля вкусно пахло яблоками, только распустившимися листьями и мятной зубной пастой. Он успел вдохнуть ещё раз, до того как Пауль отстранился. - Завтра, в десять, - Он строго поднял палец а потом подмигнул. – Ждём тебя, ударник. Шнайдер приложил руку ко лбу, делая вид что отдаёт честь. Ему хотелось смеяться и почему-то купить связку воздушных шаров, чтобы отпустить их в полет вместе со своим сердцем. У выхода Пауль обернулся - Совсем забыл одну важную вещь. - Какую? - Рад, что ты наконец избавился от этого вот, - Пауль повёл руками над головой, изображая потерянные кудри, - настоящая катастрофа. - Да пошёл ты! – Шнайдер кинул подушку, но Пауль успел скрыться, оставив за собой только отголосок смеха.