***
«Пленниц всегда первым делом имеют в зад» — фраза, которую произнесла обезумевшая от похоти рабыня, и которую при желании можно было бы оспорить, ибо пленницы на то и были пленницами, чтобы победители использовали их так, как считали подходящим и удобным — никакого правила на этот счет не существовало, и отверстия жертвы могли подвергаться осквернению в любой очередности или даже вовсе без оной... Но в том, что касалось чувств девушек-воительниц, подобных ей самой, Кирена Роксия была абсолютно права — анальный секс позволял победителю доставить побежденной наибольшие страдания, как физические так и моральные — и, если унижения от одного лишь поражения было недостаточно, то этот акт окончательно утверждал начало ее новой жизни, в которой у нее больше не будет ни силы, ни чести... И в тот же самый день, когда королева драконов в очередной раз пыталась выжить в постели своего повелителя, еще одной женщине пришлось познать эту горькую истину на своей шкуре. Тереза Лаврентия была командиром имперского отряда, ответственного за охрану стены каньона, что отделяла Ревин Маус и Империю в целом от варварских Пустошей. После того как по городу разнеслись слухи о приближении Стилфиста, большая часть ее воинов предпочла сложить оружие и уйти — но сама леди-командир избрала другой путь. За капитуляцию, еще и перед численно уступающим противником, ей была верная дорога под суд — а там либо отрекаться от звания и проситься в проститутки, либо просто на плаху... Благоразумно сочтя, что эти варианты она еще успеет опробовать, командир Лаврентия решила продолжить борьбу. Однако просто сидеть на стене с оставшимися у нее двумя десятками верных людей и ждать появления легендарного храмовника было бы просто глупо — потому они тоже покинули город, но пошли не на юг, в Империю, а в обратном направлении — то есть в каньон. Добравшись до стоянки одного из зверолюдских племен, обитавшего к имперской границе ближе остальных и оттого бывшего почти дружественным — между ним и Ревин Маусом велась даже вяленькая торговля, состоявшая в том, что дикари отдавали людям неугодных дочерей в качестве рабынь, а взамен получали стальное оружие, посуду и всякие недорогие безделушки из цивилизованного мира — предприимчивая командующая вступила в переговоры. Дикари получили снаряжение ее сбежавших подчиненных и все остальные вещи, которые сочли ценными, а также обещания еще более ценной добычи, и в результате отряд Лаврентии усилился несколькими десятками наемников — нек и тэнгу — с которыми они вернулись под стены Ревин Мауса. Ее план был прост — дождаться, пока имперские войска начнут штурмовать город с юга и ударить по повстанцам с тыла. Неизвестно, насколько эффективной и полезной для союзников была бы эта несогласованная операция, но Лаврентия надеялась, что благодаря своему рвению сможет хотя бы сохранить свое положение. В результате же все полетело к чертям... Первую часть плана удалось реализовать без труда — с высоты каньона было неплохо видно равнину, и как только у южных ворот начало происходить что-то, похожее на сражение, имперские солдаты и их союзники начали действовать. Чтобы перебраться через стену, они воспользовались веревками, что спустили для них влетевшие наверх воины-тенгу. Предполагалось, что повстанцы обладают недостаточным количеством солдат — и потому бросят все силы на отражение главного штурма. Поначалу казалось, что так и есть — и стена каньона осталась позади. Если бы Лаврентия остановилась на этом, ее судьба могла бы сложиться иначе... Но она пошла дальше, надеясь под шумок завладеть цитаделью — примерно как это сделала Элки в предыдущем сражении — но не успел ее отряд пройти и двух кварталов, как был атакован силами повстанцев, ничуть не уставшими ему в численности. На самом-то деле большая часть этих людей была добровольцами, завербованными в этом же городе — и по качеству как вооружения, так и самих бойцов они значительно уступали не только солдатам императора, но и дикарям-наемникам — однако и основной костяк Синей Розы тоже был здесь, и этим мастерства было не занимать... А все дело в том, что Стилфист почти все свои силы оставил в резерве — да и вылазка, на которую он отправился, не тянула на гордое звание сражения. Войска императора прибывали под стены города небольшими группами, как если бы двигались по своей территории — возможно, они считали, что так и есть — в результате, пока тяжелая пехота была еще в пути, кавалерийские отряды уже примчались и принялись ставить лагерь в прямой видимости города, как ни в чем не бывало. Стилфист решил наказать их неосмотрительность — и, взяв с собой Элки, мать Сильвестру и сопровождающих-храмовников, которые в любом случае не соглашались от него отстать, атаковал осаждающих первым. То был геройский поступок, достойный его репутации — но все же он вполне отдавал себе отчет в том, что противостоит самой профессиональной армии в мире, и ожидал как ловушек, так и диверсий — потому основные силы вручил сэру Роберту, велев тому наблюдать за ситуацией. В итоге тот имел гораздо больше воинов, чем Лаврентия — с ним была практически вся Синяя Роза, весь отряд Элки и толпа голодранцев-сочувствующих — но не до конца понимая, является ли ее выступление настоящей диверсией или еще одной отвлекающей атакой, для начала ввел в бой всего лишь сто человек. И по всему получалось, что этого должно будет хватить. Случись это сражение на открытом месте, убогие навыки стилфистовских добровольцев и их неумение держать строй дали бы о себе знать — но на улочках своего родного города они были не так уж плохи, особенно по сравнению с дикарками-неками, большинство из которых впервые осознали, что у домов бывают окна, лишь после того как из этих окон по ним начали стрелять... Крылатые тенгу смогли удивить городскую гопоту куда больше, но их подвела самоуверенность — когда они, контратакуя, сунулись внутрь домов, врагов внутри оказалось куда больше, чем они ожидали — и, утратив под крышами свое преимущество, они бесславно пали под ударами дубинок и ножей. Достойнейшее сопротивление оказали Лаврентия и ее воины — сама командирша билась, как львица, и даже убила коня под вражеским рыцарем — но когда спешенный противник набросился на нее, она поняла, что не справляется... Сказалось то, что она и ее люди всю неделю шатались по пустыне, пока бойцы Синей Розы спокойно отдыхали в городе. Да и врагов как будто становилось все больше и больше — краем глаза оценивая обстановку, она видела, как ее воины гибнут один за другим — и сама она, хоть и отбивалась, никак не могла найти возможность для контратаки. Закончилось все тем, что ее обезоружили и велели сдаваться... А затем прозвучал еще один приказ, очень похожий, так что она даже не сразу расслышала и подумала, что победитель повторно потребовал от нее капитуляции — и подняла руки, показывая, что согласна — но это было уже другое слово: - Раздевайся! Поняв, чего от нее хотят, воительница опасливо осмотрелась — вокруг все еще продолжался бой — но главарь мятежников, очевидно, не собирался ждать, и по его свирепому взгляду Лаврентия поняла, что лучше с ним не спорить, и подчинилась — не потому, что такое было ей привычно, а потому, что ни капли не сомневалась — при малейшей попытке сопротивления приставленный к ее горлу меч будет пущен в ход... Первым делом она сняла шлем и опустилась на колени, надеясь умилостивить победителя своей покорностью — но его меч неотступно следовал за ее шеей, а взгляд настойчиво требовал, чтобы она продолжала. Заставляя его ждать слишком долго, она рисковала жизнью — потому, не тратя время на наручи и обувь, пленница расстегнула ремень и принялась стягивать штаны... - Давай сюда. Лаврентия с тихим вздохом протянула пленителю ремень — он что, еще и бить ее собирается?! Но тот лишь раз угрожающе щелкнул ремнем и потребовал: - Раздевайся дальше, - по крайней мере, он убрал свой меч, и пленница почувствовала себя спокойней. Однако следом к ней вернулись стыд и здравый смысл — ей совсем не улыбалось щеголять голым задом посередь улицы. Потому, избавившись от кольчуги и наручей, она демонстративно отложила в сторону остатки оружия — кинжал и засапожный нож — и официально обратилась к рыцарю, надеясь, что его гнев поутих: - Сэр, я сдаюсь на вашу милость... - все-таки они были людьми одного сословия, и даже осознавая свое положение, Лаврентия рассчитывала, что он подождет хотя бы до спальни и не станет позорить ее перед всем городом. Но за свои надежды она получила своим же ремнем по лицу... - Снимай все, шлюха! - приказал злой рыцарь, когда пленница упала на спину, схватившись за щеку и глядя на него уже не с мольбой, а с гневом. Едва ли не больше, чем удар, ее поразило оскорбительное обращение — и она поняла, что не дождется милосердия и что ее, возможно, еще и солдатам отдадут. Это открытие заставило воительницу пересмотреть свое решение о сотрудничестве, и в какой-то миг она даже потянулась к кинжалу — но в тот же миг еще один удар ремня обжег ей пальцы... Пленитель не пожелал больше ждать от нее содействия — пинком перевернув свою жертву на живот, он прижал ее к земле и задрал гамбензон. Штаны она сама приспустила ранее, и оставались лишь трусики, которые были сорваны с нее за секунду. И затем он отымел ее, жалобно воющую и тщетно пытающуюся дать отпор, в зад — на глазах у толпы зевак, ибо бой уже успел закончиться, пока она мялась, и бойцы победившей стороны вперемешку с простыми горожанами собрались посмотреть на унижение пленной командирши. Лаврентия не знала, куда ей девать глаза — со всех сторон она встречала похотливые взгляды мужчин, что явно были не против принять участие в надругательстве над ее телом, пусть даже в третью или четвертую очередь — так что в итоге просто уткнулась носом в землю, плача от боли и стыда... Наконец рыцарь закончил свое дело — и, несмотря на то, что пленница к этому моменту уже полностью прекратила сопротивление, ее все равно выпороли ремнем по только что изнасилованной заднице, а затем вновь приказали раздеться — и на этот раз сломленной воительнице оставалось лишь подчиниться... Чувствуя себя побитой сукой, она сняла поддоспешник, рубашку и лифчик и сложила все это к ногам победителя, униженно моля о милосердии. Вместо ответа он взял все тот же ремень — ее ремень — и обернул вокруг ее шеи, застегнув, словно поводок, пока кто-то из солдат связывал ее руки веревкой за спиной. И в таком вот виде ее протащили по улицам, голую и побитую, вместе с несколькими другими женщинами из ее отряда, а также полутора десятками уцелевших нек. Впрочем, их-то вели обычной цепочкой, главным же зрелищем на этом параде была именно Лаврентия, которую влек за собой на коротком поводке лично командир отряда, а сзади сопровождали еще два «погонщика», не устававших шлепать ее по заднице, требуя, чтобы она крутила бедрами при ходьбе. Воительница пыталась протестовать, но закончилось это лишь тем, что ей заткнули рот тряпкой, сделав ее положение еще более жалким... Позорное шествие длилось, казалось бы, вечность — несчастная командирша собрала бессчетное множество оценивающих взглядов и изрядное число унизительных шлепков. Наконец они достигли цели, коей оказалась обыкновенная гарнизонная башня, расположенная примерно в полусотне метров от городской стены. Здесь караульные могли отдохнуть между патрулями, а во время боя в башне размещался резерв и сюда же сносили раненых — ценность ее определялась недосягаемостью для осадных орудий, подкопов и всего прочего, что могло угрожать основной системе фортификаций. Словом, неудивительно, что именно в одной из таких башен повстанцы устроили свой штаб. Лаврентию завели внутрь, в то время как ее подчиненные остались на улице — хоть их и поставили на колени, демонстрируя рабскую покорность возможно наблюдавшим за ними из окон вражеским командирам. Ей же как главной начальнице предстояло выказать свою покорность лично... Там она впервые увидела Стилфиста и заодно осознала, что человек, который взял ее в плен, Стилфистом не являлся — что было с одной стороны прискорбно, ибо она проиграла простому подручному, а с другой — внушило пленнице тень надежды на то, что ее судьба не находится в руках у того жестокого насильника. Легендарный храмовник, впрочем, тоже повел себя на слишком галантно, смерив воительницу оценивающим взглядом, особенно долго задержавшимся на ее обнаженных достоинствах... Не будь ее руки связаны, она бы точно прикрылась, как бы жалко это ни выглядело — ей было невыносимо стыдно от того, что она впервые предстала перед самим Стилфистом в таком виде, а глупый кляп не позволял ей даже обратиться к нему — впрочем, ей достало ума опуститься на колени даже без подсказки, и ее молебный взгляд, уже безуспешно опробованный сегодня, был теперь устремлен на этого рыцаря... - Кто это у тебя, Роберт? - помимо Стилфиста и того, кто ее привел, в комнате было еще несколько человек, и одна из них — светловолосая молодая женщина, в которой нетрудно было опознать печально известную Элки, Мелиссу Винтерхилз — недовольно поинтересовалась: - Тебе Вероники мало? - Вражеский командир, - невозмутимо отвечал рыцарь-насильник, которого, оказывается, звали Робертом. Он ни разу не спрашивал свою пленницу о ее имени, но, видимо, откуда-то знал его: - Лаврентия, кажется. Мне она не нужна — привел к командиру. Никогда еще Лаврентия не была так рада слышать о собственной невостребованности, однако тут храмовник отпустил комментарий, заставивший ее зардеться и опустить глаза в пол: - Но ты ведь ее уже трахнул? - ему не было видно задницу воительницы, но даже ее походка рассказала ему достаточно. - Ну, да... - подтвердил Роберт. - А она покрепче, чем ваша нынешняя шлюшка, - Элки не уточнила, кого из «шлюшек» имеет в виду — она примерно равно презирала Элоизу, Рин и Сарью, отдавая некоторое предпочтение последней — но и ее вполне могла так обозвать. - Не нравится вам? На самом деле ее, вероятно, просто интересовало отношение храмовника к женщинам «покрепче». Многие мужчины предпочитали иметь стройных красавиц с мягкими формами — Элки же такой не была, но Стилфист тем не менее периодически оказывал ей знаки внимания... Однако тут ее разведоперацию прервал ее недалекий брат, поспешивший поделиться своим никому не интересным мнением: - Да солдатам ее шлюхой... - такое предложение заставило Лаврентию возмущенно выдохнуть через нос. Изнасиловал ее, так надо еще окончательно жизнь загубить?! Ей, прослужившей несколько лет в Ревин Маусе, не нужно было разъяснять разницу между персональной рабыней и шлюхой — и она однозначно предпочитала быть первой, хоть и не думала, что город продержится долго — если придется несколько недель или даже дней ублажать Стилфиста, а потом ее еще и освободят, то Лаврентия вполне была готова смириться с таким раскладом. - Мы же уже говорили об этом, и вот снова! - в комнате, как оказалось, была еще и жрица — а точнее, даже двое. Одна носила обычные одеяния — клобук и рясу с кольчугой поверх, а крест на груди говорил о ее сане аббатисы — другая же, брюнетка в одном лишь подряснике, босая и без головного убора, была вдобавок еще и связана — так, что, очевидно, оказалась здесь по той же причине, что и Лаврентия. Ее сан уберег ее от домогательств, но не от плена — и не приходилось сомневаться, что вскоре ее запрут в келье, наложив суровую епитимью, вроде сидения на хлебе и воде. Имперские власти, впрочем, обходились с жрицами повстанцев еще хуже — так как на их стороне было высшее церковное начальство, они зачастую добивались извержения изменниц из сана и дальше уже произойти могло вообще что угодно... Покамест, однако, молодая аббатиса находилась здесь на правах победительницы — и даже могла позволить себе заступиться за пленницу: - Это — ваша сестра по вере — вы могли бы обойтись с ней по-человечески! - Мне убить ее сейчас? - немедленно предложила Элки. Их с матерью Сильвестрой конфликт никак не желал утихать — командирша и сама раскаивалась в том, что позволила сотворить своим воинам в прошлый раз, но просто признать свою неправоту не могла и даже начала склоняться к партии защитников рабства, хоть в прошлом открыто выказывала презрение к практике порабощения пленниц. Сейчас же ее жестокое предложение имело целью напомнить молодой жрице о том, какой является альтернатива... А бедная Лаврентия, увидав перед собой топор, не нашла ничего лучше, кроме как начать бить земные поклоны — умирать она уж точно не хотела! - Видите — сама просится в шлюхи... - прокомментировал Роберт, заодно пнув ее под зад. - Это все с ее согласия, как и положено... - Да бросьте вы про вашу дурацкую традицию! - возмутилась Сильвестра. Она сама не так давно побывала в положении беспомощной пленницы, и хоть тогда ей удалось каким-то чудом сохранить свою честь, она знала и о том, насколько страшно и трудно противится человеку, держащему твою жизнь в своих руках, и о том, сколь мало будут значить твои протесты, если он все-таки пожелает тебя отыметь. - Принудить можно кого угодно, особенно угрожая смертью! Вы что мне обещали, сэр Стефан? Что пленниц будете отдавать одному господину — и в служанки, а не просто в игрушки! Сэр Роберт явно не собирается делать с этой женщиной ничего, кроме издевательств! - Что она тебе сделала? - храмовник не согласился напрямую с доводами аббатисы, но и отвергать их не стал, а обратился с вопросом к Роберту. - Коня моего убила, - сердито отвечал тот. - Ужас... - поразился Стилфист, непонятно серьезно или в шутку. - Можешь забрать ее себе в уплату за потерянного коня. Пленница отчаянно замотала головой и замычала, выражая свой протест — мало того, что она считала себя гораздо ценнее любого коня, так еще и была полностью согласна с матушкой — в рабстве у этого человека ее не ждало ничего, кроме бесконечных издевательств... к сожалению, ее мнение совсем никого здесь не интересовало — лишь пленница-монахиня взглянула на нее с видимым сочувствием, но и то навряд ли могло быть искренним — скорее всего, она радовалась, что ее саму такая участь минует. - У меня уже есть одна... - буркнул Роберт. - И ее я, кстати, взял из борделя ради милосердия по просьбе сестры — так что не надо делать из меня какого-то злодея! - Простите, я не слышала об этой истории, - Сильвестра, однако, была не только грозной, но и смиренной, что выгодно отлично ее от Элки — так что она сразу же извинилась, но затем продолжила допрос, как ни в чем не бывало: - Но если эта женщина вам неинтересна, зачем вы ее имели? Для вас секс — это наказание? - Ладно, - рыцарь не собирался извиняться за содеянное, но отлично понимал, что упрямую жрицу ему не переспорить — а та, вдобавок, была достаточно сильна, чтобы размазать его по стенке, свободной рукой отбиваясь от Элки — так что он пошел на уступки: - Раз уж она — моя пленница, могу я, по крайней мере, запереть ее в колодки? Это законное наказание. - В таком виде? Нет, - немедленно отвечала аббатиса. - Потому что это не наказание, а развлечение. И то, что вы сейчас устроили, кстати — тоже, - она недовольно кивнула в сторону окна, из которого открывался божественный вид на обнаженные тела остальных пленниц. - Роберт прав, - неожиданно на помощь брату пришла Элки. - Это ведь та самая сучка, которая договорилась о сдаче своих солдат, а сама так и не показалась... Сидела, получается, в засаде, чтобы вонзить нам нож в спину. Мы не о какой-то ерунде говорим, а о притворной капитуляции — лишить ее звания и высечь, как минимум, точно стоит. По тому, как она выделила интонацией это слово, можно было догадаться — пленницу, по ее мнению, надлежит не просто высечь, а запороть до смерти — и Лаврентия, услыхав, жалобно замычала и даже запрыгала на месте, тряся прелестями. Она надеялась, что если будет привлекать к себе внимание достаточно активно, кляп все-таки вынут и она сможет сказать, что просит пощадить ее жизнь ценой чего угодно... Возразить на обвинения Элки ей было по сути нечего — можно было лишь поражаться тому, как бескомпромиссно та оценила ее деяния — Лаврентия и совершала-то их, надеясь, что ее оправдает императорский суд, надеяться же на понимание от врагов в такой ситуации точно не стоило. Рабство и даже становление солдатской шлюхой казались теперь не такими уж страшными вариантами... - Я... - Сильвестра все еще пыталась ее защищать — воительница была всем сердцем благодарна этой жрице, хоть и знала, что ее за ее измену не ждет ничего хорошего — но тут Стилфист вмешался в спор: - Остынь, преподобная, - он положил руку на плечо молодой аббатисе. - Леди Мелисса и Роберт пострадали от ее действий и к тому же сами взяли ее в плен — они в своем праве, а ты не можешь принудить людей к милосердию. - Но! - жрица была точно не согласна. Потом ведь эти люди придут на исповедь и будут ждать, что она простит им грехи, которые она же упрашивала их не совершать — разве это справедливо?! - Давай ты заберешь себе кошек, - храмовник отчасти понимал чувства своей боевой подруги, а к тому же безмерно уважал ее — так что попытался воззвать к ее чувству долга: - Твоя миссия ведь в том, чтобы обратить их в нашу веру — так вон их там штук пятнадцать, бери и перевоспитывай. А с имперскими военными мы поступим так, как велит нам совесть и тактическая обстановка. - Тактическая обстановка? - нахмурилась жрица. - Выйди, пожалуйста, - настойчиво и уже довольно грубо попросил Стилфист. - Сэр Стефан... - прошептала она, сжав кулак. - Я еще доберусь до тебя и твоих языческих любовниц! - Слышали — до вас доберутся? - когда жрица, озвучив эту угрозу, покинула комнату, уводя с собой свою пленницу, оставшиеся офицеры почувствовали себя намного свободней, и Элки сразу же внесла рацпредложение, которое повергло в отчаяние Лаврентию, и так уже лишившуюся своей единственной заступницы: - А давайте поставим эту сучку в колодки снаружи крепости, чтобы они там видели, что мы не шутим! - Ага, я о том же самом подумал, - отозвался храмовник, - Однако дружба с Сарьей дурно на вас влияет, Мелисса. - Чья бы корова мычала! - фыркнула воительница. - Она теперь живет у вас спальне, или что? - Вроде того... - невозмутимо признал Стилфист. - Луканий... нет, лучше сэр Роберт — не мог бы ты сходить в цитадель и привести сюда Элоизу? - Я схожу, сэр! - причиной, по которой храмовник передумал и решил не поручать это задание оруженосцу, были некоторые непристойные вещи, которые тот мог увидеть у него в комнате. Если он не ошибался очень сильно в своих рабынях, те сейчас дожидались его в совершенно бесстыдных позах... И Луканий тоже это знал — но неожиданно вызвался сам. Утром он умудрился застать саму принцессу Сарью нагишом, да еще и за отсосом, и теперь у него разыгралось любопытство... - Вот кому дружба с Сарьей точно не идет на пользу... - усмехнулась Элки, когда молодой сквайр выскочил за дверь. - Думаете, она его соблазнит? - хмыкнул Стилфист, которого потенциальная измена его любовницы, похоже, лишь забавляла. - Пока вас не было, ей явно стало скучно, так что она липла ко всем подряд... - отозвалась командирша, сама не зная, зачем говорит это — тот факт, что храмовник сошелся со шлюхопринцессой, необъяснимым образом раздражал ее — и сама того не заметив, она опустилась до бабских сплетен. - Да, но Луканий-то у нас благородный юноша... Наверняка будет хранить верность своей малявке до последнего. - Отвратительно... - фыркнула Элки. Она могла кое-как смириться с тем, что мужчина имеет эльфийку в качестве рабыни, но то, что он практически берет ее себе в жены вместо нормальной человеческой женщины, было просто оскорбительно. И куда только смотрит Церковь?! Воительница оглянулась в поисках матери Сильвестры, но с сожалением вспомнила, что той уже здесь нет... - Командир, а вы-то не собираетесь сегодня к себе? - неожиданно спросил сэр Роберт. - Нет... наверняка придется назад бежать. Мы наподдали им для начала, но расслабляться пока рано, - дерзкая атака Стилфиста позволила ему практически собственноручно разбить пару вражеских отрядов и даже пленить вражескую боевую жрицу, но то был лишь первоначальный успех — на смену побитым подразделениям уже подходили новые. Императорская пехота заняла оборону на почтительном расстоянии от города — обстрелять их со стен было нельзя, а у них самих наверняка были арбалеты слонобойного калибра, из тех, что прошивают насквозь коня вместе со всадником... Пока все выглядело так, будто наученные горьким опытом осаждающие собираются накопить побольше сил, прежде чем вернуться под стены крепости — однако речь шла об имперской армии, славной своими хитроумными и героическими командирами — так что ожидать можно было всего, от ночных атак и до подкопов — потому Стилфист и собирался провести ночь, наблюдая за противником, хоть и знал, что тем доставит страдания дожидающимся его рабыням... - Если тебе нужно, можешь идти отдыхать, - добавил он, поняв истинный смысл вопроса Роберта. - Ты сделал свою работу на сегодня — дальше мы сами. Роберту и в самом деле было нужно. Он сильно устал от боя с упорной Лаврентией, к тому же после падения с коня у него болело левое плечо... Ну а вдобавок ко всему разговоры о рабынях пробудили в нем желание проведать Веронику. Да, он поимел сегодня ту суку, но на самом деле та была ему безразлична — а вот к своей молодой рабыне он успел прикипеть. Едва представив, как она встречает его, раздвинув ноги, он захотел это увидеть... Вероника, впрочем, была девкой своенравной и не особо умной — потому частенько могла преподнести своему хозяину неприятный сюрприз — и Роберт об этом знал, так что старался не завышать ожидания. Однако все вышло очень даже неплохо — когда он вошел, его рабыня сидела на кровати — юная блондинка в откровенном одеянии, отчаянно пытавшемся выставить напоказ как можно больше — рыцарь называл это «блядский наряд». Сам он предпочитал видеть ее в черном кружевном белье, придававшем ее молодому телу хоть немного зрелости — но похотливая девчонка любила одеваться так, и как она сама объясняла, это было то же самое, как если бы она написала «Да» на своей заднице... Задницу, кстати, было отлично видно — тонкие трусики почти ничего не скрывали, а рабыня сидела, прижав коленки к животу и совершенно специально задрав это место повыше. - Мой господин... - прошептала она томным голосом, совершенно не подходящим ее возрасту. - Спала? - осведомился Роберт, по растрепанным волосам Вероники и ее позе, которую дико неудобно было поддерживать, заключивший, что она приняла ее только что. Да и стоять ей подобало возле двери, если на то пошло... - Нет... я лежала и думала о вас, господин! - отвечала девушка то ли жалобно, то ли обиженно. Верить маленькой сучке или нет, зависело лишь от рыцаря — ибо проверить ее слова было нельзя, а врала она много и часто. - Посмотрим, как ты там думала... - произнес он, подходя к кровати и протягивая руку — которую юная рабыня немедленно схватила и принялась усердно покрывать поцелуями — несомненно, для того, чтобы не дать господину пощупать ее между ног. Сочтя эти действия равносильными признанию, он постановил: - Трахать буду без смазки, сучка. - Д...да, господин... - только и успела пролепетать девушка, когда он улегся сверху, даже не снимая доспехов, и без лишних прелюдий отодвинул в сторону тонкую полоску ткани, принимаясь за дело. Киска Вероники, однако, вовсе не была сухой — похоже, что она пыталась скрыть то, насколько сильно о нем «думала»... - Мастурбировала? - Нет, господин... - Руки! - скомандовал он, не желая слушать ее оправданий. Бедная рабыня послушно завела руки за спину — по правилам их стоило бы еще и связать, но рыцарю лень было искать веревку. Однако он вытащил член из ее влагалища и вставил вместо этого в попку — как заслуженное наказание за то, что развлекалась без него... Вероника, несмотря на отразившееся на ее лице разочарование, покорно охала и терпела. Возможно даже, что она была невиновна — но разбираться Роберт не собирался. Долгое время он не мог понять того, что его рабыня ждет от него предельной жесткости и даже варварства, и оттого становится дерзкой и капризной, если он бывает слишком мягок. Воспитал ли ее такой ее жестокий отец или дело было в травмирующем опыте рабства — непонятно, но Роберт усвоил урок и с тех пор не ослаблял хватку ни на минуту — Вероника была, словно плохо объезженная лошадь, и чтобы подчинить ее, нужно было ездить, преодолевая ее сопротивление до самой победы — что он и делал... - Позвольте, я помогу вам снять доспехи, господин... - промурлыкала девушка сразу же после того, как поток семени излился в ее зад. Рыцарь не целовался со своей рабыней, но частенько позволял ей облизывать свои плечи и грудь в знак преданности — и та быстро пристрастилась к этому занятию, справедливо полагая, что это поможет ей заслужить хозяйскую милость — и ее предложение помощи в снятии доспехов было на деле предложением именно таких «услуг». Но Роберт пока еще не хотел переходить к столь нежным играм. - Лучше сними эту пародию на белье и подрочи мне сиськами, - потребовал он. Глаза юной рабыни на миг расширились, а затем хитро прищурились. - Все, чего пожелает мой господин! - прекрасно поставленным страстным голосом простонала она. Миниатюрный лифчик с треугольными лоскуточками ткани, прикрывавшими лишь соски и совершенно не мешавшими совершению требуемых действий, был снят, и девчонка, старательно прижав груди к хозяйскому достоинству, принялась ласкать его, помогая себе языком. Получался скорее минет, чем настоящее обслуживание грудью, однако главным здесь было то, что маленькая шлюшка старалась — и ее ноги на всем протяжении действа были задраны кверху и приглашающе раздвинуты, обозначая, что она будет готова вновь принять господина в любую из своих дырок, как только тот будет готов. И рыцарь собирался вновь отодрать ее в зад прежде чем, возможно, позволить ей самой получить немного удовольствия... - Между прочим, мне сегодня предлагали отличную зрелую шлюху в полное пользование, - похвастался он. То было небольшим преувеличением — Лаврентия, хоть и была «зрелой», на «шлюху» пока еще не тянула — однако главной тут была вторая часть фразы: - Но я отказался, сказав, что у меня уже есть одна. Так что ты теперь должна работать за двоих, поняла? - Господин... - Вероника прекратила приятные движения и воззрилась на него. Сообщение о возможной сопернице ожидаемым образом расстроило ее, но реакция на слова об отказе оказалась не такой, как ожидал Роберт. Не своим голосом она произнесла: - Я должна кое-что вам сказать... Позвольте, я встану на колени. - Работай дальше, - эта просьба была отвергнута — он был уже слишком возбужден, чтобы позволить ей сбежать — однако после полуминуты зловещего молчания все-таки спросил: - Что ты там натворила? - Я... ничего... - в эти полминуты Вероника страстно обсасывала его достоинство, всеми силами стараясь изобразить из себя примерную рабыню, и когда она попыталась отнекиваться, это прозвучало дико неубедительно: - Позвольте мне закончить минет, господин... - Говори, - он поднял пальцами ее подбородок. Теперь, когда девушке пришлось сказать это, глядя ему в глаза, она порядком струхнула. - Я... я... - запинаясь, она пробубнила что-то совсем нечленораздельное: - в-в-аша-р-раб-ба... б-беременна... Она подозревала уже больше недели — практически со дня прибытия в город — но все не знала, как должна об этом сообщить. Когда она пыталась думать, становилось лишь хуже — ее господин был суров и никогда не заявлял о желании сделать ее своей законной женой или иметь от нее детей — что, если он не воспримет это известие благосклонно? Ее мать зачала ее в схожем положении и призналась как-то дочери, что долго боялась сообщить отцу, а когда все-таки решилась, то была выпорота... За что пороть женщину, которую ты сам же обрюхатил, Вероника не понимала, но унаследованный от родительницы страх продолжал преследовать ее. Сегодня она наконец-то решилась рассказать Сильвии и посоветоваться — хотя очевидно, что у лейтенантши и самой никогда не было подобного опыта — в борделях, где она работала, как раз следили за тем, чтобы таких происшествий не происходило, а случались они с глупыми и неопытными девочками, вроде Вероники... И все-таки она надеялась, что бывшая начальница подскажет ей хотя бы правильный подход к признанию. Но на беду их разговор так и не состоялся — в бане, куда они отправились посекретничать, их подстерегала Сарья, и Сильвию сделали кисколизкой, а Вероника тряслась от ужаса и все ее мысли были лишь о том, как избежать такой же участи. Ответа на свой вопрос она так и не получила, и ей оставалось лишь повалиться в ноги господину и сознаться так, как она сама умела — теперь же не удалось даже и это... Смотреть ему в глаза было слишком страшно, и она зажмурилась, едва произнеся страшные слова. - В-возможно, в-вам следовало в-взять т-ту шлюху... - так и не услышав никакого ответа, она открыла глаза, но смотреть осмеливалась исключительно на свою грудь. Молчание господина пугало ее, и она продолжила говорить, надеясь что он прервет ее и скажет хоть что-то! - Я скоро б-буду н-неспособна... у-угодить в-вам... - Дура! - в итоге рыцарь треснул ее по башке — довольно сильно, но все же ее реакция оказалась несоразмерной воздействию — она сжалась на постели, накрыв голову руками, будто ждала, что сейчас ее станут бить ногами. Роберт покачал головой и сердито фыркнул: - Тебе не об этом сейчас нужно думать. - А о чем? - глухим голосом осведомилась рабыня, не меняя позы. Рыцарь, подготовленный к такому развитию событий ничем не лучше нее, вздохнул. Он и сам был бастардом и не испытывал никакого отвращения к мысли иметь детей от рабыни — более того, он понимал, что это рано или поздно это должно было произойти, и был вроде как готов — до тех пор, пока это не случилось... Чего он совершенно не представлял — так это того, что он должен сказать малявке, которая меньше чем через год станет матерью. - Нашла время... - в конце концов он не нашел ничего лучшего, чем ее отругать. Смотреть ему в глаза рабыня явно не собиралась, да и он не испытывал особого желания, так что, взяв ее за плечи, перевернул вниз лицом. Теперь она лежала ничком, и привычный вид ее выставленной вверх задницы делал ситуацию менее напряженной. Несильно хлопнув ее по бедру, он до конца высказал свое раздражение: - Ничего лучшего, как залететь в осажденном замке, не смогла придумать? - Виновата! - вскрикнула девушка, но этот ответ был лишь рефлекторной реакцией рабыни на побои — на самом же деле винить себя ей было не за что, и они оба хорошо это понимали. - Можно я отсосу? - Вероника пришла в себя первой — она уже успела понять, что у ее хозяина не больше ответов, чем у нее самой, и предпочла вернуться к привычному занятию. - Ладно, давай, - милостиво разрешил Роберт. Она повернулась головой к нему и прильнула к мошонке, оставаясь согбенной и избегая поднимать лицо. Однако рыцарь дотронулся рукой до ее щеки и мгновенно поймал пальцами несколько слезинок... - Ты плачешь? - Простите, господин... - всхлипнула девочка, продолжая сосать. - Я тебя не обижу, - Роберт был далек от того, чтобы сразу обещать признать ребенка или сделать ее законной женой, но по крайней мере это он мог сказать. - Я знаю, - безрадостно отозвалась Вероника. - Чего ревешь тогда?! - Простите... - Я не понял! - тут уже сам рыцарь рассердился не на шутку. Ему, возможно, стоило продемонстрировать больше радости и похвалить ее — но она сама вела себя так, будто за известие о своей беременности ожидает чуть ли не смертной казни.. Он поднял ее и усадил к себе на колени. - Чего ты ждала — что я запрещу тебе рожать или продам в бордель? Таким человеком ты меня считаешь?! - Нет... - девочка трусливо уткнулась носом в его грудь, но сказала удивительно умную вещь: - Я просто понимаю, что вам сейчас не до того... Вы о войне думаете, а не обо мне. - Да, думаю, - с ее слов получалось, что она боялась именно того, что и случилось — и это было довольно обидно. - Но между прочим, я отпросился, чтобы прийти к тебе. - Этого я не ждала, - с оскорбительной честностью призналась юная рабыня. - Лежала и ругала вас, пока не услышала, что вы идете. - Бесстыдница! Снимай с меня доспехи и извиняйся! - потребовал рыцарь. - Слушаюсь... - прошептала девушка. Этим она, по крайней мере, умела и любила заниматься. Однако тревоги ее не улеглись, и уже через пару мгновений она тихо спросила: - Господин... Что меня ждет? Буду ли я своему ребенку матерью или рабыней? Озвученный ею вопрос и впрямь был важен — в Империи существовало два подхода к воспитанию рабских детей. Иногда — особенно если речь шла о дочерях от иноземных рабынь — матери позволяли самой вырастить ребенка, заботясь о нем в перерыве между прочими рабскими обязанностями. Это, конечно, оказывало разлагающее влияние на умы девочек — сызмальства наблюдая, как их родительница ходит без одежды, исполняет срамные танцы, а то и просто трахается прямо на глазах у детей, их дочери вырастали совершенно лишенными морали и годны были лишь на то, чтобы пойти по стопам матушки — хоть некоторых имперских рыцарей и лордов это устраивало, а кто-то даже специально растил рабынь на продажу. В случае же, когда предполагалось воспитать ребенка приличным человеком, мать либо просто продавали в другой дом, либо строго ограничивали в общении с чадом, приучая того относится к ней, как к простой служанке, которая приходит выстирать одежду и застелить постель, но не может ничему учить, советовать, да и вообще подавать голос без разрешения — дети быстро привыкали к этому и впоследствии падения шлюхи-мамаши не оказывали уже никакого влияния на их душевное состояние. Роберт, однако, и представить не мог, что его малолетняя рабыня знает и задумывается о таких вещах — хоть это было неизбежно, учитывая, что она являлась как раз незаконнорожденной дочерью и одной из жертв такого воспитания. Иканн позволил своей любовнице самой вырастить дочь, но сам при этом строго воспитывал их обеих — из-за чего Вероника привыкла смотреть на отца снизу вверх, а став рабыней, перенесла это отношение на своего господина. У Роберта ситуация, однако, была иной — его отец просто выгнал их с матерью взашей, а себе подыскал более достойную супругу — так что он ничего не знал ни о том, как живут дети рабынь и наложниц, ни о нормальном воспитании людей из дворянского сословия. Однако слова девушки вызвали у него симпатию, ибо он впервые задумался о странном сходстве между их происхождением. - Все зависит от тебя, - снисходительно объявил он. - Я буду внимательно наблюдать за твоим поведением и решу, нужна ли моему ребенку такая мать. В этот момент от Вероники требовалось всего лишь трогательно пообещать, что будет хорошо себя вести — но она в своей обычной манере нашла способ все испортить: - Господин, - она остановилась, так и не расстегнув до конца ремни на кирасе. - Я тут пытаюсь быть образцовой шлюшкой, вообще-то — а теперь выходит, что я должна быть примером для детей. Что мне делать-то? - Твой дерзкий язык — первое, что нужно исправить, - сухо ответил Роберт. - Что я приказал делать? - Снять с вас доспехи и извиняться... - вздохнула рабыня, потупив взор. - Ты должна делать это словами? - Нет... Я должна моим языком... - А тогда чего ты им чешешь? - рыцарь прервал ее на полуслове, отвесив пощечину. - Быстро за дело. - Да... - Вероника вновь была готова заплакать, однако ее наказание еще не закончилось — Роберт взял ее за ухо и, используя то в качестве ручки, заставил задрать голову и посмотреть ему в глаза. - Тебя саму еще воспитывать надо — мать твоя, видать, была дерзкой сучкой и тебя такой же вырастила, - девочка молча стерпела это оскорбление — хотя ее покойная мать и близко не была «дерзкой сучкой» по крайней мере в те годы, когда она ее знала — однако тут рыцарь перешел к закономерному выводу: - Хрена с два я тебе позволю портить мне дочь! - А если будет сын? - со слабой надеждой проскулила Вероника. - А, ну с сыном все вообще просто. Меч в зубы — и на войну... - Господин!!! - теперь уже она не была уверена, что ему можно доверить воспитание детей. - Да шучу я, - отмахнулся Роберт, но затем почти сразу признал очевидное: - На самом деле нас обоих к детям подпускать не стоит. Так что мы будем бессовестными родителями и свалим всю работу на тетю — она, в отличие от нас, получила надлежащее воспитание — пусть теперь отрабатывает. - Это жестоко, господин... - прокомментировала девушка, не поясняя, жалеет ли она «тетю» Элки или ребенка, которого та будет воспитывать. - А ты — с завтрашнего дня носишь закрытое платье. И берешь только в рот. - Нет, господин! - у Вероники мигом пропало все желание думать о будущем. - Срок еще не такой! Я вполне могу... - Никакой беготни, никаких падений... - прервав ее возражения резким шлепком по заднице, продолжил рыцарь. - Никаких порок? - ехидно предположила девушка. - Ну, веди себя так, чтобы мне не хотелось тебе напороть... - Поняла, - Вероника была наглой, но не такой уж глупой — она, во-первых, заметила, что ее господин сказал «с завтрашнего дня», а во-вторых — предполагала, что при помощи пары трюков сможет соблазнить его и в дальнейшем... К этому моменту она уже закончила раздевать рыцаря, и потому ничего не мешало ей, когда она, прильнув к хозяйской груди, прошептала: - Простите вашу дерзкую рабыню, господин, - и лизнула ее, пройдясь языком до самого плеча. - Ваша негодная сучка искренне сожалеет, - с этими словами она пошла на второй заход. - Какая же ты шлюха... - покачал головой Роберт. Ноги юной развратницы были широко раздвинуты, так что он без труда смог просунуть между ними ладонь и шлепнуть по промежности, вызвав довольный стон. - Придется постараться, чтобы воспитать Веронику-младшую порядочной девушкой... - Воспитывайте нас, как пожелаете, господин... - Веронику было уже не сбить с пути провокациями — она уверенно шла к своей цели. - Ладно-ладно... - капитулировал рыцарь. Умела же маленькая сучка угодить, когда хотела. - Куда ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? - Я ничего не могу хотеть — лишь исполнять ваши желания, господин... - льстиво отвечала девушка. - Я с радостью приму вас даже в попку, если вы того хотите... - Да ты сама этого хочешь, - фыркнул Роберт, отвешивая ей оплеуху — на этот раз шутливую. - Извращенка малолетняя. - Да, я такая, - подтвердила юная рабыня, поворачиваясь задом и раздвигая ягодицы. - Накажите меня напоследок!***
Между тем Луканий давно уже добрался до командирских покоев, но все никак не мог понять, что ему делать дальше. Его идея — взглянуть на грозную и бесстыдную вампиршу в роли рабыни — была безумной сама по себе, но утром это зрелище так поразило его, что он не смог удержаться от искушения... Ну а теперь ему предстояло войти в комнату, где сразу три очень красивые — и почти наверняка голые — бабы дожидаются своего хозяина. С другой стороны, если они просто спят, ему придется будить их — и это будет очень неловкая ситуация. Конечно, рабыни Стилфиста не могли спать — юноша понял это после некоторого размышления — даже его Мелони скорее всего не спит и ждет его, хоть он ей этого не приказывал — а уж выдрессированные сучки храмовника и подавно. Спасибо еще, если они не стоят рядком, подставив задницы — примерно такую картину Луканий ожидал увидеть, и реальность его не разочаровала — когда он наконец постучал, причем специально несколько раз, чтобы его при всем желании нельзя было обвинить в подглядывании, и вошел... За окном было уже темно, но комната освещалась свечами — и одного взгляда хватило, чтобы понять: похотливые рабыни специально расставили подсвечники так, чтобы все их прелести были видны как можно лучше. Ни на одной из троих не было ни клочка одежды, и лишь одна потрудилась сдвинуть коленки, когда поняла, что пришел не ее господин — две же другие продолжили сидеть, выставив все напоказ и бросая на трусливую товарку презрительные взгляды. Занятно, что в итоге Стилфист призывал именно ее — и Луканий поймал себя на мысли, что тоже сделал бы выбор в пользу скромной Элоизы. Он лупил Мелони за бесстыдство, однако по сравнению со своей наставницей та была невинна, словно девственница — достанься ему такая шлюха, он бы вовсе не знал, как с нею сладить. У командира, однако, все было иначе — и Элоизу он собирался не вознаградить за скромность, а напротив — подвергнуть наказанию. Сквайр взглянул на красавицу-рабыню с сочувствием — но та сидела, зажмурившись и уставившись в пол, готовая расплакаться от стыда, и не видела ничего вокруг себя... - Господин Луканий, - старшая рабыня поприветствовала его безразличным голосом — очевидно, единственной ее эмоцией от его появления было разочарование — потому что пришел не Стилфист. Но тут ее прервала Сарья: - Господин Луканий, как мы можем вам услужить? - у вампирши, в отличие от волшебницы, голос был игривым и даже заманивающим — вдобавок она напоказ поиграла бедрами, будто в самом деле собиралась его обслужить. Он всегда знал, что она извращенка, но от такого бесстыдства просто онемел... - Шлюха... - негромкое замечание одной из рабынь было отлично слышно в повисшей тишине. - Ой, Рин, мы все перед ним сидим, как шлюхи — просто я одна не притворяюсь, что господина Лукания не существует, - парировала вампирша. Эта перебранка разрушила иллюзию абсолютной рабской покорности — несомненно, раз он не являлся их господином, они не собирались сдерживаться в его присутствии. И с его стороны было бы немудро призывать к их порядку — в самом ли деле командир полностью подчинил Сарью или она просто играет в рабыню — это никак не меняло того, что она была сейчас самым сильным существом в этой комнате, а то и во всей цитадели — гораздо сильнее и опасней Лукания. Рин же, вероятно, была второй — и осознание этого простого факта заставило юношу поскорее перейти к делу. Ему-то, к счастью, была нужна третья рабыня — роскошная, но не опасная... - Лорд Стилфист приказал мне привести к нему Элоизу... - объявил он, и уже говоря эту фразу, понял — сейчас будет взрыв. - Мы тоже хотим! - экс-градоначальница, услышав свое имя, испуганно распахнула глаза, а Рин резко дернула ушами и, возможно, прикусила губу — но ничего из этого Луканий не увидел, ибо Сарья выразила возмущение куда более явно, во всей красе являя свою хищную природу. Ее клыки совершенно точно стали длиннее, чем пять секунд назад, и на миг юноша поверил, что сейчас она бросится в атаку... - Командир вызывает ее, чтобы поставить в колодки... - принялся оправдываться он. - На вряд ли вы такого хотите... - Сарья, заткнитесь, - неожиданно на помощь ему пришла та, кого он презирал. Спокойным и властным голосом она призвала остальных рабынь к порядку. - Господин Луканий разговаривает не с вами. А ты, Элоиза, оглохла, что ли? Тебе передали приказ твоего господина... - Слушаюсь и повинуюсь! - не дожидаясь окончания лекции, блондинка вскочила на ноги и даже поклонилась Луканию в пояс. Однако грозной волшебнице показалось мало даже этого: - Кто разрешал тебе встать? На четвереньках ползешь к господину Луканию — он сам решит, каким образом хочет тебя вести... Господин Луканий, у нас есть поводок для нее, если вам угодно, - следом эльфийка обратилась к самому сквайру, несколько опешившему от ее натиска. Самым удивительным, пожалуй, было то, что все ее слушались — и даже Сарья на время умолкла, хоть и глядела исподлобья. - Трахните эту суку в рот — что она себе позволяет? - заметив недовольство, проявившееся на лице юноши, когда с ним заговорила Рин, она все-таки высказалась. - Я исполняю свои обязанности, - пояснила волшебница. - Я все еще старшая рабыня — и пока это так, вы будете вести себя надлежащим образом не только в присутствии господина, но и перед его людьми! - Давайте ваш поводок, - Луканий, конечно же, не стал бы трахать чужую женщину — пусть даже и в рот — но Рин в самом деле сильно раздражала его, так что он решил принять предложение и тем остановить глупую перебранку... Элоиза уже подползла и теперь стояла перед ним на четвереньках — зрелая, но все еще очень красивая женщина — возможно, одна из прекраснейших представительниц человечества, которых ему доводилось созерцать обнаженными и с такого расстояния. Конечно, он предпочел бы Мелони — и не только потому, что вечномолодое тело эльфийки было куда совершенней. Во взгляде красавицы-блондинки читалось отчаяние сломленной женщины, которого он не хотел бы видеть у своей рабыни. - Не наденете на себя что-нибудь? Конечно, то было совершенно бессмысленное предложение — в колодках ее бы все равно раздели — и Луканий сделал его в основном из сочувствия. Но показательно было то, насколько быстро отреагировала рабыня — причем вовсе не та, кого он спрашивал: - Элоиза наказана, господин, - выпалила она, и слова не дав вставить градоначальнице. - Она не может носить никакой одежды, пока наш господин ей не разрешит. - Рин, господин Луканий тебя не спрашивал, - Сарья немедленно ухватилась за ее ошибку, дабы поквитаться за недавнее оскорбление. - Простите, господин, - равнодушно извинилась волшебница и бесстыдно добавила, наперед зная, что у него не хватит яиц сделать что-нибудь с нею: - Можете наказать меня, если вам угодно. Юноша даже глядеть не стал на насмешницу и спросил Элоизу еще раз: - Вы собираетесь идти так? - Да... - процедила та, глядя в пол. Ей было невыносимо стыдно и за свое положение и за то, как ее отчитали, словно девчонку, но самое главное — она находилась к Луканию ближе всех и даже в темноте смогла заметить, что у него встал... Это в очередной раз напомнило несчастной аристократке, что ее красота не принадлежит больше ни ей, ни даже ее новому хозяину. Сейчас ее выволокут на площадь, где все мужчины города смогут пялиться на нее, бесстыдно возбуждаясь и насилуя ее в своем воображении, как и этот мальчишка... - Встаньте на ноги, - его следующий приказ походил на обыкновенное издевательство, хоть на деле юноша просто хотел обозначить, что не желает вести ее на четвереньках. Но Элоиза готова была умереть от стыда, чувствуя, как его взгляд скользит по ее фигуре... Ей было страшно с ним идти — а ну как он изнасилует ее прямо в коридоре — и кто ей, рабыне, поверит? Такое не было редкостью — она своими ушами слышала, как Рин созналась, что вынуждена была обслуживать человека, который просто вел ее к господину. Элоизу же не просто вели, а доставляли для наказания — и возможно даже, что сквайру в награду за его помощь будет позволено отыметь ее перед всем городом... так она думала и взирала на бугор у него в штанах с отвращением и страхом, а поднявшись на ноги, стала смотреть так уже на самого Лукания. В этот момент подошла Рин и унижение градоначальницы вышло на новый уровень. К ее ошейнику был прицеплен поводок, врученный юному оруженосцу, как будто она была сучкой на прогулке, а он — ее хозяином. Но злая эльфийка не остановилась на этом — даже не спрашивая разрешения у Лукания, она завела руки Элоизы за голову и связала их веревкой. Сквайр понятия не имел, как ему на это реагировать — в другой ситуации он бы, пожалуй, вступился за пленницу, но после того как увидел ее свирепый взгляд, ему как-то расхотелось... А затем его отвлекли от разрешения этой дилеммы самым немыслимым образом. - Разрешите мне сказать, господин?! - Сарья — сама Сарья — распласталась перед ним на полу. Она была полностью обнажена и лишь ее прекрасный рыжий хвост скрывал от взора часть спины — а похотливая попка, задранная кверху, возвышалась над всем и была, несомненно, главной частью тела царственной развратницы. От этого зрелища взгляда было невозможно отвести — и если до этого Луканий еще мог сомневаться, которая из представленных здесь красавиц его возбудила, то теперь все сомнения разом отпали. Разумеется, виной всему была она — единственная женщина, про которую у него язык не повернулся бы сказать, что она в чем-то уступает Мелони. Сарья была, словно взрослая версия нее — бесстыдная и порочная — но даже осознавая ее испорченность, невозможно было отрицать ее притягательности. - Говори... - ее вопрос был совершенно бессмысленным — как будто у него хватило бы духу ей запретить — но то, как она выражала свою покорность, сводило Лукания с ума. Как только командир может противиться ее чарам — и может ли?! Юноша едва нашел силы, чтобы заставить себя произнести одно слово... И вот в таком состоянии ему пришлось столкнуться со следующей просьбой обольстительной вампирши: - Возьмите меня тоже, господин! - она привстала на колени и обхватила его ногу руками — еще немного, и он бы почувствовал ее сиськи сжимающими его колено — а взгляд шлюхопринцессы прямо говорил о том, что она вполне готова зайти так далеко. То была самая убедительная просьба, которую только могла обратить женщина к мужчине. - Лорд Стилфист не давал никаких распоряжений на ваш счет... - чувство долга заставило его возразить — хоть наполовину он просто хотел узнать, что произойдет дальше, и оп! - упругие достоинства вампирши обхватили его ногу. - Скажите ему, что я сама попросилась! Можете вести меня на поводке и связанную, как Элоизу — и я готова взять на себя полную ответственность, если господину не понравится! - Я не могу принять такое решение... - Луканий отлично знал, что скажет ему командир — «у тебя есть своя голова» — каким бы всепрощающим он ни был по отношению к своим шлюшкам, подчиненным он никогда бы не позволил сваливать ответственность на баб. И как бы соблазнительна ни была Сарья, не в ее силах было это изменить — другое дело, что далеко не каждый мужчина смог бы отказать ей в такой ситуации — и многие пошли бы у нее на поводу, даже зная, что в итоге им попадет. Ему было чуть проще — он привык спорить с Мелони. Занятие это было неблагодарное — нужно не думать о том, что тебе говорят, и раз за разом повторять свои аргументы — а в конце пообещать какой-нибудь утешительный приз: - Я передам лорду Стилфисту вашу просьбу, и он пришлет за вами кого-нибудь, если сочтет нужным... - Ну пожалуйста-аа, господин Луканий... Я не могу ждать! - вампирша перешла к совсем уж детским приемам и все неумолимей напоминала Мелони. К несчастью для нее, чем больше между ними было сходства, тем проще Луканию было ей противостоять. - Нет, - ответил он уже почти как настоящий мужчина. И тут помощь пришла откуда он ее не ждал — хотя ждать бы следовало. Грозовая волшебница подхватила Сарью под мышки и оторвала ее от ноги оруженосца. - Господин Луканий сказал вам «нет» — уймитесь! - на самом деле ее вмешательство заняло так много времени, потому что она сомневалась — не стоит ли ей атаковать вторую ногу сквайра и проситься вместе с Сарьей — ведь ей хотелось ничуть не меньше! В отличие от неискушенных соперниц, ей уже и не стыдно было пройтись нагишом по городу и встать в колодки — и если бы в колодках ее поимел господин, она бы сочла это приемлемой сделкой... Или можно было подчиниться господской воле и послать ему Элоизу — но в этом случае, конечно, Сарью не следовало пускать с ней. Лучше, чем кто бы то ни было, Рин знала, что ее господин добр — даже если сначала он и рассердится, в конце концов все равно просит развратную принцессу. Возможно, он заставит ее извиняться отсосом в присутствии своих офицеров или же покарает в задницу, как уже не раз за последние дни — но ничего из этого не будет для вампирши подлинным наказанием, и в итоге они с господином просто развлекутся без нее. В результате этих сложных расчетов волшебница все-таки решила встать на сторону закона и поставить зарвавшуюся соперницу на место. Беда была лишь в том, что в рукопашной схватке ей было с Сарьей не сравниться — пока еще та отбивалась не слишком активно, но стоит вампирше стать серьезней — Рин немедленно будет избита, как уже случилось сегодня утром... в этот момент в их борьбу вмешался сам Луканий: - Вы не должны драться. Лорду Стилфисту это не понравится, - на самом деле он понятия не имел, как относится храмовник к дракам между своими рабынями, а просто подумал, что он бы не разрешил Мелони никого бить. На эльфиек, однако, внушение возымело действие. - Простите нас, господин, - Рин ткнула соперницу носом в пол, сама одновременно склоняясь. Удивительно, но Сарья позволила ей это — ровно до того момента, когда сквайр, благоразумно решивший убраться поскорее, покинул комнату, уводя за собой Элоизу. Ну а затем... вампирша вытянула ноги, схватила ими старшую рабыню и перекувыркнулась, оказавшись в итоге сидящей верхом на ней. - Рин, еще раз поднимешь на меня руку — я тебя съем, - объявила она, не потрудившись даже повернуться и посмотреть собеседнице в глаза — вместо этого на волшебницу «смотрела» ее задница. - Ну и зачем вы возбудили Лукания? - та даже не попыталась сбросить противницу — ведь ее цель была уже достигнута. Сарья осталась здесь и будет страдать так же, как и она, в ожидании господина. Теперь можно расслабиться и немного подразниться. - Чтобы он пошел и трахнул малышку Мелони, разумеется, - вампирша ответила на ее насмешку вполне серьезно. - Она там страдает, бедная. - Ну ему же сейчас не до того... - раздраженно фыркнула Рин. - У людей война, они погибнуть могут, между прочим — как вы можете в такой момент думать о потрахушках? - Ой, а сама-то! - ее лицемерие было немедленно обличено, когда Сарья безо всякого стеснения просунула руку ей между ног. - Течешь вовсю. - Разумеется, я теку... - волшебница могла бы отплатить ей такой же «проверкой», но в том не было нужды — в голосе вампирши она слышала ту же боль, что испытывала сама. - Но надо просто покорно ждать... - Он не придет, - принцесса констатировала очевидное. - Раз прислал за Элоизой Лукания — значит, самого его еще долго не будет, - она слезла с наставницы и уселась на пол, расставив ноги в стороны. - И что нам делать? - Ждать, - безрадостно повторила старшая рабыня.