Сияние в царстве теней

      Переступая с ноги на ногу, Габриэль боялся подойти ближе, ведь понимал, что вся эта передряга началась именно с него и его дурацкого, несносного и поистине детского спора. Он повернулся к затихшему зданию спиной и окинул обеспокоенным взглядом пожелтевшие холмы Греции, а также белые барашки на взволнованном море, которых с каждым часом становилось всё больше и больше. А суеверные людишки, испугавшиеся гнева богов и проживающие на этих самых холмах, несли в священные храмы последние запасы еды, лишь бы погода снова стала благоприятной и тихой.       Недовольно простонав и устремив взгляд в серое небо, затянутое тучами, архангел громко выругался, на пятках повернулся ко входу в здание и начинал нехотя подниматься по маленьким ступенькам. Мелкие капли почти неощутимого дождя разбивались о голый камень, издавая соответствующий звук. Ему предстоял нелёгкий разговор с громовержцем, последствия которого могли самым наихудшим образом сказаться на его судьбе. Пытаясь собраться и выглядеть непринуждённо, Фокусник прошёл несколько пустых помещений, выискивая в них Зевса. И каждый раз, когда он не находил его в очередной комнате, с облегчением вздыхал.       Возле главного зала для персональных приёмов Габриэль неслышно остановился и насторожился, подслушивая тревожный разговор богов. Отчётливо были слышны голоса обеспокоенной Геры, раздражённого Зевса и ещё одного невзрачного божка, который сообщал громовержцу о происходящем в ближайших городах. Слушая его недолгий рассказ, наполненный кучей деталей и подробностей, архангел поджал губы и изумлённо округлил глаза, раньше даже и не догадываясь, что всё было настолько плохо.       — Можешь не прятаться, Габриэль, — с тяжёлым вздохом проговорил Зевс и томно закатил глаза. — Я знаю, что ты здесь, пернатый, — Фокусник наигранно улыбнулся, уверенно выпрямился и резко вышел из-за угла, отвесив хозяину дома приветственный поклон.       — Как жизнь? — коротко усмехнувшись, поинтересовался он, но встретившись с их недовольными лицами, нарочно покашлял и сделался более серьезным.       — Что с Деметрой? — прямо спросила девушка, складывая ладони между собой и держа их у солнечного сплетения. Она, словно изящная статуя, стояла возле своего мужа, что с озадаченным видом сидел в кресле, обтянутым дорогой тканью с золотыми вкраплениями.       — Не медли, Габриэль, — громовержец стукнул кулаком по подлокотнику, после чего его жена заботливо положила руки ему на плечи, при этом неодобрительно нахмурившись.       — Деметра в отчаянии, — фыркнул архангел спустя несколько секунд напряжённого молчания, пожал плечами и широко развёл руками: — Её ненаглядная Перси, знаете ли, пропала, — таким же нерадостным тоном добавил он. Супруги тревожно переглянулись.       — Ты так говоришь, будто тебе до всего происходящего совершенно нет дела, — тонко заметил Зевс и хотел было продолжить, но богиня вовремя его перебила:       — Кто-нибудь знает, где она? Не могла же она исчезнуть бесследно.       — Мне кажется, что наша ранимая сестрёнка сама выдумала себе трагедию. Как будто она не знает, что похищения у нас очень частое явление, — с каким-то облегчением и даже гордостью заявил мужчина, краем глаза посматривая на реакцию своей жены. — Сегодня-завтра объявиться её похититель — кто-нибудь из дружков Орфея — и пригласит всех на их свадьбу, — он рассмеялся и положил руки на живот. — А Деметра, бедняжка, беспокоится! Что может случиться с нашей Перси? Радоваться же за неё надо! Взрослой станет, мужем обзаведётся…       — Подожди, — остановила его веселье Гера, всё это время внимательно следя за изменением выражения лица у замолчавшего архангела. — Ты ведь знаешь, чьих это рук дело? Нет причин врать, Габриэль, — громовержец вопросительно поднял одну бровь, даже не думая вплетать в эту историю своего хорошего старого друга.       — Персефона сейчас в Подземном Царстве, — всё-таки выдал он и, тяжело вздохнув, добавил: — Вместе с моим братом, — бог подался вперёд, ладонями обхватив подлокотники. — Она не страдает, чувствует себя просто прекрасно и, как мне показалось, не очень-то хочет возвращаться на Олимп, — суетливо протараторил Габриэль, то опуская, то поднимая уголки губ. Гера от удивления закрыла рот ладонью.       — Ты был рядом с моей дочерью в Аду и не забрал её оттуда? Как ты вообще теперь можешь мне в глаза смотреть? — срываясь на крик, возмутился Зевс, делая громкие вдохи и выдохи. Где-то за соседним холмом в одиноко стоящее дерево ударила жёлтая молния, после чего разразился гром, а лёгкий дождичек превратился в ливень. — Я могу понять и принять всё, но это! Люцифер единожды появился на Олимпе и уже устроил переполох во всех Греции! О чем ты думал, когда звал его? И о чем думал я, когда доверился вам, пернатым! — громовержец откинулся на спинку кресла и одной рукой прикрыл верхнюю часть лица. — Почему ты не забрал её?       — Проклятье, не помнишь? — уже тоже не выдерживая и невольно повышая голос, напомнил архангел. Шум барабанящего по крыше дождя и качающего деревья ветра мешал разговору, заставлял говорить громче и яростнее.       — Во имя моё, какое к черту проклятье? Или ты о том, которое я сейчас наложу на тебя?       — Только попробуй!..       — Хватит! — строгим тоном прервала их спор Гера и гордо откинула шелковистые пряди назад. Старые друзья, только что чуть не превратившиеся во врагов, специально выдерживали зрительный контакт. — Габриэль, ты о том проклятии, которое заставляет нас, языческих богов, вечно блуждать по Преисподней, если мы пробовали хоть каплю той еды? — архангел одобрительно закивал, отрывая сердитый взгляд от Зевса. — Тогда ты, наверняка, не знаешь настоящего конца этой легенды, — оба мужчины вопросительно нахмурились. — Проклятый бог обязан лишь треть года провести в Аду. Всё остальное время в его распоряжении, — девушка стала говорить увереннее и спокойнее, снимая напряжение, царившее вокруг.       — Значит…       — Да, значит, что ты можешь уговорить своего брата отпустить Персефону с тем условием, что через восемь месяцев она вернётся и пробудет вместе с ним остаток года. Раз уж он так чтит наши традиции с похищением, то пускай возьмёт во внимание и это условие.

***

      Стоя на просторном балконе и перебирая пальцами сорванный бутон белоснежной розы, Персефона влюблённо напевала себе под нос какую-то мелодию, которую даже Орфей со своей лирой не смог бы повторить. Перевязанное золотым поясом изгибы её фигуры подчёркивало полупрозрачное платье цвета спелой вишни. Она стояла спиной к открывающемуся оттуда пейзажу, чуть облокотившись на заграждение. Не упоминая о вновь заявившимся в Ад Габриэле, Люцифер велел ей подождать его здесь.       Её прекраснейшее настроение и радостное расположение духа вдруг прервал упавший ей под ноги дубовый лист с волнообразными краями. Заметив его, она опешила и нахмурилась, отложила ароматную розу в сторону и аккуратно взяла его двумя пальцами. В Преисподней не росли такие деревья — значит, он прилетел сюда с поверхности, из тёмного непроходимого леса, куда обычно не заходили путники, и чудом уцелел. Однако его цвет вызывал больше вопросов — засохший лист был ярко-оранжевого цвета, по краям переходящего в пунцовый.       Вмиг Персефона сложила все пазлы воедино и замерла, затуманенным взглядом смотря на колышущуюся полупрозрачную занавеску. «Визит Габриэля был тогда не случайным, » — подумала богиня, сильно изменяясь в лице. Она вновь взглянула на осенний листок: «Неужели там, наверху, природа погибает без меня? Там же моя мама…» — от одного лишь упоминания Деметры в груди что-то защипало, а слезы покатились из уголков её шоколадных глаз. В тот момент богиня осознала, как эгоистично поступила с матерью, которая любила её чистой и искренней любовью.       Внезапно она услышала приглушенный голос Люцифера, а затем и упрёки Габриэля, которые доносились из нижних залов, и пустила жёлтый листок по ветру, что вскоре унёс его с веранды. Приподняв подол платья, девушка вышла в комнату и, не оглядываясь, пошла к спорящим архангелам. Они и не думали, что встреча закончится так плохо, а Персефона сможет услышать их. Быстро спускаясь по сапфировой лестнице, она опустила голову, растерянно смотря себе под ноги и постоянно поправляя мешающие сиреневые пряди. Но у самой последней ступеньки, не заметив вышедшего из-за угла падшего в сопровождении его младшего брата, несильно столкнулась с ним.       По одному лишь её взгляду, выжидающему, разочарованному, виноватому, архангелы поняли, что юная богиня догадалась о творившемся на поверхности, однако не имела ни малейшего понятия о лазейке, рассказанной Герой. Дьявол умело выдержал зрительный контакт и молча повернулся к Габриэлю, который буквально пару минут назад, цитируя жену Зевса, поведал ему о третях года и «мелком шрифте» в том проклятье. Это просто вывело Дьявола из себя, и просто так он не хотел сдаваться, ведь зашел уже слишком далеко и теперь мог с уверенностью диктовать свои правила.       — Ты должен отпустить её, — собранным тоном заявил младший из них и кивком указал на девушку, что выжидательно смотрела на недовольного Люцифера. Фокусник любезно протянул ей руку, как бы зазывая с собой, но брат лишь усмехнулся и пожал плечами, вставая между ними.       — Сейчас? Кажется, у меня есть ещё четыре месяца, — его взгляд стал требовательнее и суровее, при этом всё ещё оставаясь самодовольным. Мельком посмотрев на Персефону, он заметил в её глазах отчаяние, которое, в принципе, и ожидал. — Птичка сама залетела в клетку, — его губы исказились в ядовитой ухмылке. Раньше архангел не смотрел на неё с такой жадностью, которую теперь она смогла отчётливо разглядеть в нем.       — Ты даже не представляешь, что наделал, — с этими словами Габриэль, уже перепробовавший все попытки переубедить Дьявола и напоследок кинувший на богиню проницательный взгляд, поспешил удалиться оттуда и впредь больше не возвращаться.       Звук его стремительно удаляющихся шагов эхом раздавался по пустым комнатам, высоким, окутанным полумраком коридорам… Персефона разочарованно смотрела ему вслед, чувствуя себя навсегда потерянной и сломанной. Вся её жизнь переменилась так быстро и так непоправимо! И вина за это поровень ложилась и на неё, и на архангела, теперь провожающего брата гордым взглядом.       Она не могла сказать, что это место было противно и мерзко ей, но от одной только мысли о происходящем наверху ей хотелось бежать отсюда как можно скорее. Пытаясь угнаться за своими романтическими коллизиями, девушка разбила сердце матери и попала в гнусную ловушку. В глазах неопытной богини с самого начала всё это было так заманчиво и интересно, но Люцифер на самом деле просто хотел поиграть с ней, воспользоваться её глупостью, скрасить свою нудную адскую рутину. Впрочем, ему это удалось.       — Ты обманул меня, — обиженным шёпотом произнесла она и опустила голову, следя за тем, как мужчина, повернувшись к ней, стал медленно обходить её. Он положил руки на хрупкие и тотчас вздрогнувшие плечи Персефоны, нарочно наклоняясь к ней и обжигая своим дыханием.       — Не этого ли ты хотела? Ты же сама обманула себя.       И он был прав. Иллюзия перед её глазами пала, красивая и романтичная история с похищением — тоже. Всё потеряло краски, как потеряла краски и бедная природа Греции, скорбящая о своей сбежавшей богине. В который раз Персефона убедилась в этой безжалостной, окутывающей всё, силе — в любви, которую с начала времён изображали окружающие её боги и которая служила поводом для многих войн на протяжении всей истории.       Упав в отчаяние после потери любимейшей дочери, Деметра погубила природу. Желая лучшей жизни для изгнанного брата, Габриэль решил взять его с собой на Олимп. В поисках настоящей любви Персефона поддалась искушению. В порыве ревности Лилит обманула Асмодея и была обречена на заточение. А Люцифер… Люцифер был низвергнут с Небес за чрезмерную любовь к Отцу, нашедшего новых любимчиков — людей — и заставившего всех обожать их в той же степени. Почему одно чувство, всеми превозносимое и обожаемое, разрушило столько судеб и оборвало столько жизней? Потому что оно было жестоко, и в его жестокости и несправедливости юная Персефона убедилась на собственном примере.