***
Порой становилось слишком скучно, и Шон не ленился ходить по городу. Пейзажи Монтаны, видные лишь в этих районах города, радовали глаз. Шон говорил матери, что, если не станет певцом, будет проводником поезда. Любоваться родимой Америкой и помогать соотечественникам, радуя их своей приветливой улыбкой. Может он будет хоть чем-то, что их порадует? У Шона была очень красивая, приветливая улыбка, но он очень легко мог скрывать под ней самые разные порывы своей души: ехидство, злость, даже печаль. Он никогда не играл в театральных кружках, но, по словам бабушки, легко мог. В детстве, наверное, только бабушка и была подругой дней его суровых, и Шон прекратил от скуки говорить со старушкой, пока та вяжет, только когда увлёкся музыкой. Одинокому мальчику ничего не стоило закрыться от людей и привыкнуть к такому образу жизни. Отец говорил, гениям не нужны друзья. Шон мог бы сказать это в отношении Джесси, но точно не про себя. Он не страдал самоненавистью, правда, привык постоянно сбривать под "ёжика" ярко-рыжие волосы. Раньше они были длиннющие, а потом Шон стал панком, и такая причёска показалась более подходящей. Начальная школа, социализация не была весёлой, ибо да домашнему образованию. Лишь в классе четвёртом Шон смог ступить в скором времени на порог ненавистной ему школы. Здесь он всегда был один. Местные ученики издевались над ним за внешний вид и музыкальный вкус. А Шон ничего им не говорил. За всё время школы никто от него не услышал и слова. Его голос был такой большой тайной, что про него сложили легенду. Социальные сети помогли, но совсем немного. Шону не могли позволить стать интернетным червём и всё тщательно ограничивали. А ещё, вот вам факт, родители у него веганы, но Шон почти каждую неделю заходит в KFC за курочкой (нормальные пацаны ходят в KFC только за ней), а потом, заныкавшись в трубе, оставшейся от незаконченной стройки, с превеликим удовольствием её ел. Встретив Джесси однажды в кабинете музыкальной школы, у Шона вряд ли нашлась действительно веская причина познакомиться с ним. С Джесси часто снюхивались из-за синтезатора, но тогда дело было не в нём. Общего в музыкальных предпочтениях у мальчиков тоже ничего не было. Финансовое положение семей разное. Джесси уже в первую секунду их знакомства долбанул Беллу по башке. Так что же это было? Да ничего. Судьба. Точнее, её шутка. Проносится звонок в дверь. Упс... Шон живо спускается, последние несколько ступень просто перепрыгнув. Сейчас кого-то будут пиздеть за опоздание. И как Шон мог забыть? - Дурачина. Чего не пришёл к перекрёстку? Тот самый перекресток, из которого можно попасть в абсолютно любую точку города. Шон и Джесси почти бы жили друг напротив друга: западный поворот вёл в ухоженный район, где, как грибы, росли дома богатых семьянинов. Восточный - в бедную местность ветхих домишек со своим личным вором за каждым углом, где дети, несмотря на это, не боялись бегать со сделанными из отцовских старых машин игрушками. Оливия и Обри, не поссорившись бы с родителями, ещё имели шанс отгрохать место ну хоть немного лучше. Но Обри однажды сел в машину и покинул Калифорнию, не найдя в родном доме признания его музыкального таланта. Оливия не отстала, подтянувшись из Иллинойса, а причина была в Обри. - Извини, заигрался слегка. - А что играешь? - спрашивает Джесси, проходя в дом. - Да так, свои зашквары, как ты их называешь. - Но они ведь действительно зашкварные... - Кому как, - Шон пожимает плечами. - А ты сам что слушаешь? Офигеть, я даже не в курсе. - Действительно, - Джесси задумался. - Ну, каждый день что-то новое нахожу. - Жанр? - Меломаню, так сказать. - Ясно всё с тобой. Хотя, Шон тоже был меломаном, отчасти. Панк, не панк, другие жанры, а особенно попса и хип-хоп, манили к себе не хуже наркотика. Джесси действительно на каждый день имел новую любимую песню. Он собирал с простора интернета всё, что только мог, и вот вам ответ, чем он занимается всё свободное время. Отцовский компьютер еле держался с убийственным количеством гигабайтов накаченных синглов, альбомов и всего подобного, которые было просто лень удалить, когда Джесси переставал их слушать. Он иногда лежал в постели и думал, что у него мозг атрофировался. Это не то чувство, когда он переставал чувствовать этот орган, улетая под, только что жутко вставившие звуки, в мир эйфории. Это другое. Это не чувство, это осознание собственной бессмысленности, пустоты. Поэтому Джесси и мечтал зарабатывать на музыке. В голове тысячи услышанных треков сливались во что-то своё собственное, а иногда там просто случался взрыв, в результате которого что-то рождалось. И какой от Джесси толк, пока всё это в его голове? Научиться нормально записывать песни, внедрить их в массы, принести удовольствие таким же как он меломанам и слушателям - наверное единственный смысл жизни, без которого парень просто подохнет не простой духовной смертью, а уже настоящей. Парни прошли в комнату, Шон снова уселся на пол, Джесси опустился на кровать. Комната Шона - абсолютно неинтересное убежище обычного школьника, сына двух учителей. Мебель обычная, компьютер на столе обычный, цветы на подоконнике обычные, даже гитара с электронным пианино теряли свою крутость здесь. И, наверное, только раритетный патефон на специальной для него тумбочке разбавлял обстановку. Он стоял здесь лишь с дизайнерской целью, пластинок не было, их ведь давно никто не слушал... - Давай ты напишешь песню про свою лысую голову? - предлагает Джесси, глядя на чистейший, как свежий подгузник, потолок. - У меня целая тетрадь нормальных текстов, а ты решил так использовать мои способности? Это плевок в глаз. - Что за тетрадь? Шон вздыхает, вытаскивая из ящика стола аккуратную тетрадочку. - Я гораздо позже хотел её тебе показывать. - Один раз живём, хули, - Джесси взял заветный документ весьма заботливо, крепко держась за него двумя руками, будто волнуясь, что сейчас коршун выхватит её и улетит с их известностью. - Ты уже будешь что-то придумывать? - Посмотрим...***
- Обри, скажи ему! - Оливия сонная, как незнамо кто, но силы кричать она, почему-то находит. - Три часа ночи, а он там сидит! Не то, чтобы Обри вообще имел право сейчас ругать сына по поводу "правильного образа жизни". Он сам стоял к подключённой к охуенским наушникам (три месяца впроголодь) электрогитарой (ну, ладно, это подарок от университетских друзей) у телевизора, развивая свой скилл. И тоже в три часа ночи. Но у нас же типа всякая воспитательная муть, и мы же типа взрослые. Куда дальше херить здоровье? Но Обри видит сына за усердной работой, и у него тут же отпадает желание выполнять приказ жены. Ему было конкретно жаль Джесси. Ложиться в порыве вдохновения - это мучительнейшее наказание. - Ты знаешь свою мать. Может, не будем сегодня до неё докапываться? Джесси не слышал оживления в доме, начавшегося по его вине. У него, вообще, был талант не палиться за ночной работой, но даже профессионалы покоряются своим матерям. Джесси делал вид, а, может, не делал, а действительно не замечал отца, продолжая рисовать ноты в тетрадке. - Давай, парень, - Обри руками начинает отлеплять Джесси с пола и тащить его к кровати, но сын вырывается. - Папочка, ещё два такта! - взмолил он, бросаясь обратно на пол и показывая указательный палец, как жест просьбы дать ему минуту. Обри вздыхает, но молчит. Он уважает это. Джесси лихорадочно выводит последние знаки. Он поднимает листок двумя руками, оценочно проводя по нему взглядом. Обри треплет по плечу. - Давай, иди спать. Молодец.***
Джесси, как и должен был, сидел за синтезатором, то ли для эстетичности, то ли ещё для чего поставив на корпус милую фигурку. Шон стоял рядом, распевая соло их песни. Наконец-то. Напротив стоял отец с камерой. Он воодушевлённо улыбался. - Неплохо, но тебе нужно быть посмелей, Шон, - выдаёт он как совет. - Ладно, - Белл принимает его, хотя не уверен, что знает верный способ использования. Его голос плавно ложится на музыку, он слегка трясёт головой и телом, не в силах стоять спокойно. Рука тоже отстукивала приевшийся ритм на ляжке. Джесси, заканчивая играть, только что сымпровизированную партию окончания, довольно снял руки с инструмента. Отец отключил запись.***
Высокий парнишка с тёмными, нерасчёсанными волосами и уже немного вылезшей растительностью на лице бежал вдоль узких улочек. От бега цепочка на его шее убралась назад, подпрыгивая каждый раз снова и снова. Всё его одеяние как будто сшили из старых занавесок на чердаке какого-нибудь заброшенного здания. Но, самое главное- он убегал от полиции. Он не обращал внимания на летящий в его лицо ветер. Ботинки легко ступали на асфальт, а затем на землю с её многочисленными кочками и очень быстро отрывались от них, оставив в качестве следа лишь пару крупинок пыли, отвалившихся от подошвы. Парень был крепкий. Он долго бежал без передышки, лишь на ветхом мосту, буквально упёршись в покрашенную опору, остановился и посмотрел вдаль. Хватит ли сил, чтобы уплыть? Может, сынициировать суицид? Звучит нелогично, да и шанс успеха мал. До парня доносятся чьи-то голоса, и он кидается на другую сторону моста, в лес. Лишь через сотню метров там начинается линия домов. Можно будет скрыться.***
Последний день лета не выглядел, как что-то эпичное или действительно захватывающее. Джесси и Шон, сидя на бывшей территории заброшенной стройки, показывали Мейсону свои новые творения. Последнему оставалось лишь молча охуевать, ибо существующих слов у него просто не было. Чувственные тексты Шона в ту ночь вдохновили Джесси. Он, в принципе, преисполнился мотивацией на работу, уже когда Белл сунул ему заполненную карандашными записями тетрадь. Джесси не отличался аналитическим мышлением, но иногда прослеживал в словах Шона некую задумчивость по одиночеству. Его друг не всегда писал про это, были песни и весьма даже позитивные, которую одну из многочисленных парни и взяли для более тщательной проработки. Шон не знал ни своей партии, ни чужой, всё доставалось Джесси, словно, тот какой-то специальный конвейер для такого. Ну, наверное, того всё устраивало. Шон любил поиграть с голосом и пробовать что-то новое, всё же, не мог он мириться прямо со всеми идеями Каннингема. Белл научился пению сам, потом, конечно, нашёл себе учителя для галочки. - Парни, вы такие умные, - говорит им Мейсон. Ну-ну.***
- Видел это? - наш тёмноволосый незнакомец сидел на старом диване в подвале неизвестного дома и совал другу кассету какой-то металл-группы. - Ещё месяц назад. Тот открыл пачку каких-то сладких палочек и сунул одну в зубы, издалека очень похоже на сигарету. Но этот человек не курил. - Давай создадим группу? - спрашивает он у темноволосого друга.***
- Ещё чуть наклони голову, - говорит Мейсон, показывая рукой. - Так? Шон и Джесси сидели на корточках в лучшем шмотье, которое удалось найти дома. Ну, либо занять у Шона. Мейсон сделал фото и предвкушённо рассмотрел его. Чёрт, даже слишком хорошо.***
Промозглый сентябрь не радовал хорошей погодой. Джесси благополучно устроился в новой школе. Под словом "благополучно" имелось в виду, что школьные задиры ещё не испытали его голову на практике как мячик. Этого не делали и в интернате, стоит сказать, но Джесси точно помнил, что где-то такое было. То ли на межшкольных соревнованиях, когда все приехали на один стадион, то ли он просто прогуливался вдоль этого места, как все обычные дети, и тут не повезло оказаться в лапах этих чудовищ. Били больно. В кольцо, к счастью, уж не додумались бросать. Так вот, Джесси пока никто не дёргал в его первой средней школе в жизни, но он задницей чувствовал подбирающиеся проблемы, и те не заставили себя ждать. А пока что, он спокойно сидел за семейным ужином. Хотя, Каннингемы весьма особенные, и за стол сядут вместе только, если хотят о чём-то поговорить. Удивительно, что им всем одновременно этого хотелось. Джесси тихо жевал лапшу, стараясь не отставать от родителей, уже приступивших к выпиванию чая. - Каждый раз в начале учебного года у нас один и тот же разговор, - начинает Оливия своим деловым голосом. - Так вот... - Ма-ам, - Джесси протягивает это кричащим, ноющим голосом и он отчаянно стучит приборами об стол. - Не хочешь взяться за голову и нормально отучиться? Когда Джесси выгнали из музыкальной, Оливия не особо отчаивалась. Скорее всего, ей было просто лень разбираться с такими мелочами. Не закончил - и не закончил, играть-то умеет. Из обычной школы не сбежишь. Но и попросту получать здесь бесконечные "неудовлетворительно" тоже надоедало. Оливия действительно заводила один и тот же разговор на тему хорошей успеваемости в начале года, но потом... просто забивала болт. Воспитательная функция выполнена, всё в порядке. - Ну, я тебя не вдохновила? - спрашивает Оливия напоследок. - Неа, - Джесси продолжает есть. - Ну, пожалуйста. Хотя бы что-нибудь сделай в этом году. И это типа должно было повлиять на Джесси, по крайней мере, заставить почувствовать себя стыдно из-за половины троек в аттестате. Ясное дело, на следующий день Джесси забудет, что такой разговор был. - На следующей неделе поедем к твоей троюродной сестре. У неё там день рождения, - объявляет мать. - Мам, ей пять лет, - Джесси явно не имеет желания куда-либо ехать. - Вообще-то, шесть. - А разница? Оливия сжала губы и свела брови, что означало примерно "заткнись нахрен". Джесси так и сделал. - Ладно, все здесь понимают, что они единственные наши родственники, которые не разорвали с нами связи, - объяснила Оливия. У неё была способность парой слов перевернуть все убеждения. Обри уже это понял, поэтому молчал в тряпочку. У Джесси ещё была маленькая надежда на установление своей справедливости. Но его всегда прижимали. Не хотел он ехать на смазливый праздник шестилетки... Ясное же дело, что только мать самой троюродной сестры попытается расшевелить таких же мелких гостей, а остальные мамочки будут болтать о своих прекрасных чадах в уголке. Джесси понадеялся, что там будет хотя бы бутылка алкоголя, и он наконец-то его попробует. И это будет единственный толк от всего этого. Всё так и было. Джесси уже начинало тошнить от этих бело-розовых тонов, но он жил только мыслью, что у одной дамы в сумочке припасена немаленькая бутылка вина. Женщины громко смеются, услышав любую хуету об их или чужом ребёнке. Мужской половине Каннингемов становилось скучно. - Поехали, - Обри тихо позвал сына за собой. - Куда? - Подальше отсюда. "Господи, спасибо, пап!" Они погрузились в машину, и впервые, на редкость, Джесси ехал на переднем сидении. - Вдруг мама заметит? - вспоминает юноша. - Не заметит, - Обри решительно завёл автомобиль. - Я ей потихоньку четверть вина скормил, ей будет пофигу. Ну, чтоб ей не было скучно, некоторым другим тоже добавил. - И ты всё им выбухал? - Джесси, как может, не скрывает волнения. - Оставил немного. Но они передерутся за эту каплю, если найдут бутылку дома. Она у меня. Джесси обломался. У отца пиздануть что-то всегда труднее, а он ещё и ярый ненавистник алкашей, и капли не даст. Но Джесси рад, что он хотя бы уедет отсюда. Этот вечер мог быть худшим в жизни Джесси, если бы не отец. Всё это время они просидели в машине, любуясь огнями города с высокого обрыва. Обри ставил в проигрыватель старые песни, но музыкальные вкусы отца и сына сильно совпали ещё в детстве.***
- И почему ты такой мелкий? Не привиделось, у нас тут чёртов флешбек. Обри возился с Джесси с самого его рождения, так было заведено. Правда, отцу было достаточно включить ребёнку хороший фильм и оставить его наедине с наушниками и плеером, чем действительно его чему-то учить. Однако, бывали мгновения, когда от отцовства не сбежишь. И, ладно ещё ежедневные прогулки. Гораздо хуже была только покупка обуви. Не то, чтобы в этом маленьком городе было много обувных магазинов - два или три. Объезжая их все, часто получалось так, что на маленькую ножку Джесси обувь просто не находилась. Ехали в другой город. А что делать, не босиком же ему ходить? И, только когда подходящих ботинок не нашли и здесь, Обри чувствовал приближение нервного срыва. Глаза маленького Джесси наполнились слезами, но он так боялся осуждения, что старался делать это тихо. Обри не хотел затягивать истерики. - Тебе точно неудобно в них? - спрашивает он. Джесси мотает головой. В то пространство, которое осталось от ботинок, можно было легко пихнуть ещё одну такую же ногу. И так каждый раз...***
- Я здесь бывал раньше, - рассказывает отец, медленно заворачивая. Этот город был куда больше родного Джесси. Больше магазинов, больше школ, сфер услуг, клубов и баров. Обри действительно приезжал сюда с Оливией и ещё тройкой одногруппников. В далёкие нулевые они праздновали здесь окончание первого года. Тогда старший Каннингем не задумывался, насколько скоро у него появится сын. - Смотри, у кого-то жаркая ночка намечается, - Обри снизил скорость, открывая окно, и Джесси увидел толпу наряженных людей. Все они безумно рады жизни, шли с бутылками в руках, кого-то уже тащили. Вскоре отец и сын вернулись за Оливией. Она ещё не знала, что почти весь праздник провела в чужой спальне в отрубе. В дороге она тоже спала, но под конец проснулась. - И как так могло выйти? - Действительно. Было поздно, но Джесси находил ночь даже более умиротворённой, чем день. Он глядел в окно, уже замечая признаки приближения к дому. От поездки осталось немного. Что-то играло по радио, но Джесси не слышал, у него свои наушники. Впереди мелькнули фары другой машины. Приближаясь, она вела себя всё более странно, точнее, водитель будто не справлялся с той бешеной скоростью, на которой несся. Обри начинал сомневаться, что останется спокойным, когда машина достигнет их, но всё было куда хуже. Молодой парень за рулём окончательно терял управление, но, если честно, он и не выглядел взволнованным. В конце концов Обри резко надавил на газ. Противоположная машина пролетела всего в десятке сантиметров, она тоже стала останавливаться. Водитель высунулся из окна. - Они там в порядке? - спрашивает его спутник. - Насрать. Поехали уже! - проворчал сзади сидящий. - Нет, надо убедиться, - возразил парень за рулём. Короче говоря, в машине их было трое. Третий, который сидел сзади, тоже открыл дверь, смотря на машину вдалеке. Там кто-то наконец-то открыл заднюю дверь и еле вылез, как будто уже помирал. Парень смог рассмотреть лицо этого вылезшего. Это был Джесси. - Один выжил, заводи давай, - выпалил незнакомец, захлопнув дверь. Постояв некоторое время, автомобиль тронулся вновь. Джесси было как-то не до него. - Блядь, блядь, блядь! - он уже не стесняется выражений. Открывает дверь, оценивая состояние отца. Подушка безопасности потихоньку сдувалась, а кровь только начинала идти густым потоком из носа.***
Скорая прибыла быстро. Районная больница находилась неподалёку. Обри поместили в отделение с каким-то переломом, с каким, Джесси не знал. Мать никогда не удручала его такими ужасными подробностями. К сожалению, из двух друзей Джесси, дозвониться удалось только до Мейсона. Шон наверняка дрых без задних ног. Но и на том спасибо. Судя по бутылке в руках младшего Каннингема, у него было просто ужасное внутреннее состояние. Мейсон дошёл до машины и встал рядом с Джесси, что расположился на заднем сиденье открытого автомобиля. Джесси пил не потому, что это было целью дня. Он почему-то почувствовал, что эта штука поможет. - Слушай, он же жив. Это главное. - И мало таких идиотов в мире? - Джесси имел в виду виновников всего этого торжества. - Да мы там все могли сдохнуть, понимаешь?! - Понимаю, - выдержанно ответил Мейсон. - Дай-ка я у тебя это заберу. И он осторожно вытягивает бутылку из рук. - Что у него там? - Не знаю, мать не сказала. Дай бог, чтобы нос. Мейсон выдыхает. - Не переживай. Обойдётся всё, - азиат приобнимает Каннингема, смотря то на него, то в какую-то совершенно другую точку. - А чего ты здесь, а не с родителями? Джесси выглядит так, будто сейчас расплачется. Во-первых, он и сам не мог смотреть на родных, что корчатся от боли. А, во-вторых, его мать была пьяна в стельку, врачи несли какую-то хрень, и она со злости начала всех материть. Она вела себя так неадекватно, что Джесси сначала захотел уехать из города на пару дней для встряски. К счастью, быстро осознал, что и дня не продержится, потому что нахрен никому не нужен. - Ой, да пошли они нахуй, - Мейсон слегка смущается, услышав эти слова, хоть и сам был горазд шпарить, но из уст Джесси всё равно как-то странно звучит. - Можно к тебе на одну ночь?***
Семья Мейсона проживала в просторной квартире в центре города. Для четырёх человек местечко они отгрохали неплохое. Даже непонятно, что Мейсон забыл в банде, потому что тут не скажешь о плохом воспитании, может, только о недостатке внимания или ещё какой херне. Джесси пока ещё не знал о семье Мейсона абсолютно ничего, да и последний не стремился о ней много говорить. Джесси только знал, что у друга есть сестра, она играет на электрогитаре и танцует, и парень неизвестно для чего пытался выискать взглядом её комнату. Всё оказалось куда проще. - Вот и кого-то ты приволок? Задолбали твои бандиты с района, - девочка с длинными чёрными волосами, предположительно девяти лет, с карими глазами легко пробуждается, лишь услышав, как открылась дверь в комнату, которую брат и сестра не очень-то мирно делили. По стенам развешаны плакаты с корейскими мальчиками. - Это Джесси, мы зовём его Джей-Джей, он не бандит. - То-то от него так водярой несёт. - Это вино, дура. Девочка фыркает. - А разница? - спрашивает она. Уловя это слово, Джесси поднял взгляд. - Помолчи, а? У парня сложная ситуация, сегодня поспит у нас. Он тебе даже не мешает. - А он не влюбится в меня? Чё он так пялится? Мейсон поворачивается к Каннингему. Тот вообще пялится, но в глазах его пустота. - Сама сказала, что он пьян. Ему как-то пофиг на твоё существование. - Ты так про каждого своего пьяного гостя говорил. Джесси лишь сполоснул лицо, пытаясь при этом издавать как можно меньше шума. Наткнуться на родителей этих воителей почему-то не хотелось. Да и те наверняка сразу же вышвырнут лохматого подростка, от которого пахнет перегаром. В дверь ванны постучали. - Можно войти? - раздаётся холодный не больно заинтересованный голос. Сестру Мейсона звали Джессика. С полотенцем в руках она прошла в это маленькое помещение и уселась на корпус ванны. Джесси чувствовал, что эта девчонка не была злой, просто, может, Мейсон действительно слишком много раз пренебрегал её личным пространством, приводя домой всяких дебилов. - Значит, ты Джей-Джей? - она протягивает в руки белое полотенце, при чём, как раз вовремя. Джесси кивает вместо нормального ответа на вопрос. Его голова настолько плохо сейчас соображала, что все когда-либо услышанные им композиции он просто забыл. Джессика сидит и наблюдает. - Ты не похож на тех, кто бывал здесь раньше - замечает она. Это было действительно так. Обычно здесь ночевали совсем худые как спички парни, которые были завёрнуты в джинсы и свитера по самую макушку (вместе с капюшоном). Они прекрасно осознавали, что подвыпили, и при том не боялись вести себя, как придурки. Утром они выкуривали сигарету и, не обращая никакого внимания на мелкую, уходили отсюда. Нередко одни и те же люди возвращались вновь. Джесси напился славно, но он держал язык за зубами: очень сильно у него болели мозги, чтобы ещё тратить их на речевую деятельность. Он был одет в шорты, что для Джессики после стольких прочных джинс было просто новшеством. Она с интересом рассматривала парня, особенно его лицо. - Ты играешь на электрогитаре? - Джесси наконец-то выстраивает пару слов, выходя из ванны. - Да. Приходи, покажу. - Замётано. Знаешь, мне кажется, ты нормальная. - В смысле? - В хорошем смысле. - Ну всё, ложись уже спать. Мейсон улёгся на полу. - Я не могу выгнать тебя с твоей кровати, - тут же возражает Джесси. - Всё в порядке. Тебе нужно хорошо отдохнуть. Джесси думает, что Мейсон слишком добрый человек. Но совсем скоро усталость вырубает парня, и во сне он видит всякую хуйню.***
- Куда мы идём? - В танцевальную студию. Шону оставалось только гадать, зачем. - А как там твой отец? - Нормально. Сказали, через неделю выпишут. Джесси как будто ни о чём не хочет говорить. - Я тебя кое с кем познакомлю. - Вау, Джесси, ты социализируешься? - Приобретаю связи. Это сестра Мейсона. - Ух ты, девушка! - Ей десять, придурок. Шону это ни о чём не говорило. Когда они пришли, Джессика репетировала. Её движения поражали ничего не смыслящие в этом мозги парней, и они стояли не в силах сделать что-то ещё. Правда, глаза у Джесси расширились, а у Шона остались такими же, да и лицо у Белла было попроще.