Вечные, молодые и пьяные

ГЛАВА 25 Родж забылся как-то слишком быстро. Я готовился было бесконечно долго утешать его, ходить с ним по барам, подставлять плечо и жилетку, но наш легкомысленный и непостоянный блондин вскоре обрел покой в объятиях очередной красотки. И только несколько месяцев спустя всем стало ясно, что это всерьез и надолго. Родж и вправду не продешевил, девица была совершенно невероятной красоты, да и немудрено – он выбрал француженку. В ней было что-то от самых известных, утонченных и изысканных дам Франции – Софи Лорен, Бриджит Бардо – что-то во взгляде круглых карих глаз, обрамленных темными ресницами, не требующими никакого дополнительного подчеркивания, что-то в изгибе ее миниатюрной фигуры: даже рядом с невысоким Тейлором она смотрелась Дюймовочкой. Она хохотала как безумная, слету запрыгивала к нему на руки, обнимала за шею, он щекотал ее, и они могли дурачиться часами. Если поначалу мне еще казалось, что завел он ее себе исключительно назло Мэю, то длительные наблюдения за этой парочкой развеяли всякие сомнения: Тейлор влюбился. Он смотрел на нее так, словно это была лучшая ударная установка в его жизни. В его ледяных голубых глазах при взгляде на нее полыхал огонь. И они постоянно уединялись. С ней Родж успокоился, перестал бузить, перестал спорить, ругаться. Даже почти бросил пить. И все у нас, казалось бы, пошло в группе на лад: мировая слава, сногсшибательные хиты, все при женах - ну кроме Фредди, который сам выбрал себе подобную участь – а я все равно скучал по тем нашим полуголодным временам, когда Тейлор ругался с Мэем из-за того, кто будет мыть посуду и резать салат, когда Фредди и Родж уединялись у себя в комнате, чтобы предаться порочным ласкам, а я подслушивал их через стену и безумно ревновал Роджа. У нас не было домов и денег, не было славы и авторитета, но тогда мы были друг у друга, и забыть это никак не получалось. Я частенько посматривал на Бри, пытаясь понять, что испытывает он при взгляде на Роджа с Доминик, но его непроницаемое лицо не выражало ровным счетом ни одной эмоции. Словно это не они целовались тогда в японской бане, не они не расцепляли рук, когда у Бри был гепатит… Хотя, в конце концов, почему за их отношения больше всего переживал именно я, а не они сами? Может быть, потому что мои собственные как-то резко дали трещину? Незадолго до Нового года я зашел как-то в студию поправить усилок и по дороге размышлял, может, его вообще стоит заменить. Репетиций на тот день у нас назначено не было, все мы готовились разлететься на праздники кто куда. Мы с Вероникой выбрали Финляндию – давно хотели арендовать на пару недель милый домик где-нибудь в пустынной местности на склоне холма. Кататься на лыжах, пить глинтвейн и наслаждаться тишиной и покоем. Я хотел позвать с собой Бри, чтобы взять дом побольше, но беременная Крисси категорически отказалась покидать Лондон, и он только развел руками. А вот Родж с Доминик согласились сразу. Фредди я даже не предлагал. Не представлял, каково это – отмечать Новый год с женой и любовником. Кого целовать за праздничным столом? К кому отправляться ночевать? Выбор был слишком очевидным, поэтому я просто поставил Фреда перед фактом. Он и бровью не повел: семейная жизнь есть семейная жизнь, никуда от нее не денешься. Сам он заявил, что устроит вечеринку в своем особняке, созовет туда всех геев Лондона, алкоголь будет литься рекой, и к нему непременно заглянет Бри. Когда я подошел к дверям студии, то обнаружил, что она была не заперта. И, войдя, обомлел буквально на пороге: в стеклянной кабинке у микрофона сидел Фред, а прямо у него на коленях восседал стройный мулат, и они жарко целовались. На меня пахнуло могильным холодом, словно меня сходу окунули в яму с заледеневшими нечистотами. Я стоял там, ловил ртом воздух, наблюдая за тем, как смело блуждают ладони Фредди по телу парня, забираясь к нему под футболку, и старался ничем не выдать своего присутствия. А затем развернулся и едва ли не на цыпочках покинул помещение, стараясь не скрипеть дверью. И только на улице, когда в лицо мне ударили ослепительные лучи солнца, я согнулся и схватился за сердце, хотя где-то задворками сознания понимал, что был в этом и элемент актерства - пусть даже только перед самим собой. И предъявить мне ему по сути было нечего: каждый из нас нашел свое место в этой жизни. Счастливы мы были при этом или нет – уже не имело значения. Мы становились благополучными буржуа и все реже встречались. Я пытался вспомнить, когда в последний раз Фредди зажимал меня в углу, и не мог. Нас все время отвлекали какие-то суперсрочные и важные дела. Отношения стали сами собой разумеющимися причем за такой довольно короткий срок. И мы смирились с этим, приняли это как данность. Вылетали в Финляндию мы с Роджем дня за три до Нового года. Отгремело Рождество, которое мы отмечали исключительно в семейном кругу. Вероника была беременна нашим вторым ребенком, но все равно решила лететь. В отличие от Крисси, она не боялась встрясок и новых впечатлений. Домик, который выбрали для нас Родж с Доминик, оказался чудесным: он располагался на крутом холме в окружении засыпанных снегом елей. Здесь царила самая настоящая зима с крутым морозом и сухим хрустким снегом. Дорога к домику была предварительно вычищена, но мы все равно проваливались в сугробы по щиколотку, пока добрели до низких деревянных ворот. Домик располагался в отдалении от остального жилья, и нам было гарантировано полное уединение. Мы арендовали машину для поездок по магазинам. Лыжи и прочий инвентарь тут уже имелись. Родж как-то подозрительно притих, не бедокурил и не отходил от Доминик ни на шаг, а мне так хотелось поговорить с ним наедине. Получилось, лишь когда мы выбрались покататься на лыжах – Вероника, разумеется, осталась дома, а Доминик решила поддержать ее из женской солидарности. Конечно же, те холмы, где мы обитали, ничем не напоминали горнолыжный курорт, но нам хватало и этого. Ослепительно светило солнце на почти прозрачном небе, снег утрамбовался в наст, нас окружали голубые ели, роняющие снежное крошево нам за воротник, и я чувствовал себя как-то уж даже почти неприлично счастливым. Кататься мы умели плохо. Да что там – почти совсем не умели, практиковаться-то было негде, по горнолыжным курортам мы не ездили. Поэтому и решили начать с малого - шагали вокруг дома, задевая друг друга лыжами и безумно хохоча. Еле вскарабкались на вершину холма, и пока Родж набирался смелости да позу поэффектней выбирал, я сиганул вниз. Была не была, чего уж там, высота не бог весть какая, ноги не переломаю. Доехал я вполне благополучно, но уже в самом низу, слегка пошатываясь в попытке обрести равновесие, я тут же получил удар в спину и рухнул лицом в снег. А сзади на мне восседал лыжно-палочный монстр, оравший во всю глотку. Я поспешно выбрался из-под свалившегося буквально мне на голову и воющего Роджа, отряхиваясь от снега и вытирая лицо, наклонился к нему: - Ты в порядке? - У меня, кажется, что-то с ногой, - выдавил тот не в силах даже просто пошевелиться. Я попытался ощупать его правую лодыжку, куда он судорожно тыкал пальцем, но он тут же снова заорал. Поэтому пришлось взгромоздить свою буйную ношу себе на плечи и волочить его по сугробам назад в домик. Этот поход дался мне нелегко: Родж весил немало да и постоянно подвякивал, когда я ненароком задевал его травмированную ногу. Уже с порога я начал звать Веронику и Доминик, но никто не отозвался. И тут я вспомнил, что и машины возле домика видно не было. Вероятно, наши дамы укатили в город, и разбираться с возникшей проблемой мне пока придется в одиночестве. Я медленно снял с Роджа куртку с шапкой, потом свитер, расстегнул горнолыжные штаны. Разрезать было жалко, поэтому попросил его потерпеть, и он громко орал все время, пока я их с него стягивал. Лодыжка сильно опухла, но мне все же трудно было судить, имелся ли перелом, или случилось банальное растяжение. Вызвать врача в такую глухомань возможным не представлялось, поэтому я решил ждать возвращения наших жен, чтобы отвезти Роджа в больницу. А пока дал ему обезболивающего и укрыл пледом. До Нового года оставалось всего два дня. Я сидел рядом с ним, гладил его по волосам в неловкой попытке как-то поддержать. - Весело заполучить такую травму прямо к праздничному столу, - с горечью выдал Тейлор. - Да ладно, Родж, это всего лишь дата, всего лишь цифра на календаре. Повеселишься позднее. Тем более тебе теперь есть с кем. - Дики, она спасла меня, - выдал вдруг буквально без предупреждения. – Она лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. - Даже лучше нас? Лучше Куин? – демонстративно надул губы я. - Вы уже моя семья, а с ней я заново переживаю все эмоции, обращая в положительное то, что раньше приносило лишь боль. Ты не представляешь, какой это кайф - когда любовь дарит радость. Я прекрасно понимал, к чему он клонит, но не хотел развивать эту скользкую тему. В конце концов, они с Бри немало всего наворотили, но сейчас, слава всевышнему, оба обрели покой и счастье в объятиях своих женщин. Счастье – жизненно необходимая составляющая творчества, без него все переворачивается с ног на голову, заливается мрачными красками, бурлящим потоком передается фанатской толпе, и вот уже несколько тысяч людей мучаются и страдают вместо того, чтобы просто улыбнуться и вдохнуть полной грудью. До больницы мы в тот день смогли добраться лишь спустя пару часов. Доминик я с нами не взял, чтобы лишний раз не слушать женские охи и ахи. Тем более, что у Роджа и вправду оказалось банальное растяжение. Ему наложили тугую повязку, порекомендовали носить свободную обувь и использовать трость. Но я все равно таскал его везде на руках – до такси, из такси до дома, чтобы не травмировать и без того болевшее. Родж хоть и сопротивлялся, но по виду его было понятно, что ему приятна такая забота. Доминик принялась хлопотать вокруг него с удвоенной силой, а я возобновил хождение на лыжах теперь уже в одиночку. Забредал в лес на несколько часов, любовался снежными переливами на ветвях, ловил на язык слетавшие с деревьев от малейшего дуновения ветра снежинки… А буквально перед самым Новым годом позвонил Фредди. Дамы наши серьезно подготовились, заказали кучу роскошной еды, но нас с Тейлором не подпускали к столу до самого вечера, и за целый день мы оголодали так, что нам было все равно что есть - лазанью или простые макароны. Наконец, свет был приглушен, зажжены свечи, из динамиков проигрывателя раздавались вальяжные джазовые мотивы, и мы вчетвером принялись неспешно разливать шампанское и раскладывать по тарелкам деликатесы. Тут-то и раздался телефонный звонок. Трубку сняла Вероника и сразу передала ее мне с многозначительным видом. - Привеееееееееет! – послышался оттуда изрядно захмелевший голос. На заднем фоне звучали оглушительные басы и кто-то истошно вопил. - Фредди! – крикнул я. - Может, ты выйдешь куда-нибудь, где потише? - Что? Я не слышу тебя, малыш! - И немудрено, - совсем тихо отозвался я. - Я новую песню написал! – заорал он. Oh how wrong can you be? Oh to fall in love was my very first mistake. How was I to know I was far too much in love to see? Oh jealousy look at me now, Jealousy you got me somehow. Меня разом прошило насквозь. Он сидит там посреди шикарной вечеринки, алкоголь льется рекой, его окружают стройные мулаты, и он смеет петь мне о ревности? - Фредди, прекрати. Я застал тебя тогда в студии с тем парнем. Не тебе петь о ревности, - нахожу в себе силы вместо поздравления бросить ему я. - И тебя с новым годом, любимый, - хохочет он и бросает трубку. Я понимаю, что не имею права ревновать, но слова песни Фредди засели в моем мозгу так, словно бы ее написал я. Я возвращаюсь к столу, весело улыбаюсь и передаю всем поздравления от нашего веселого вокалиста. Мы чокаемся. Шампанского много, хватит на всю ночь. Кажется, только на одного меня пришлось пару бутылок. Изрядно напившись, я падаю на диван и краем глаза замечаю, как поковылял к телефону Родж, хватаясь за стену. Доминик и Вероника уже отправились спать, да и я моментально проваливаюсь в тяжелый алкогольный сон. - Доктор Стэнли? – Брай смущенно мнется на пороге кабинета. – У вас будет минутка? Тот приглашает Мэя войти и отрывает взгляд от тетради, в которой минуту назад делал какие-то записи. - Я по поводу побочных эффектов, - начал Бри и тут же покраснел до корней волос. - Вы об эректильной дисфункции? Да, мы работаем над совершенствованием препарата. Но пока, насколько я могу судить, это временный сбой. Как только вы закончите принимать лекарство, все вернется на круги своя. - И надолго мы застрянем ну… в этом возрасте? - Не навечно, к сожалению, - покачал головой Стэнли. – Предположительно, старение должно наступать естественным путем. То есть еще лет 50 точно в стариков не превратитесь. Но мы опять же продолжим усиленно за вами наблюдать: что работает на мартышках, может не сработать на людях и наоборот. - Но я на самом деле не об импотенции пришел рассказать. С этим все не так печально, как пытается обрисовать Родж. Он как всегда драматизирует, - улыбнулся Мэй. – Вы уже сумели понять, почему у Джона начались все эти странные галлюцинации? - Термоядерный коктейль из дофамина, адреналина и нашего эликсира дал вот такой интересный эффект. В принципе, он вполне безобиден, хотя и причиняет вашему другу определенные неудобства. - Он избегает вашего общества? - Я бы так не сказал, скорее наоборот, - покачал головой Стэнли. – Я замечаю, как он караулит меня в коридоре и в парке. Просто стоит и наблюдает белый как полотно. - Как думаете, а почему нас с Тейлором это не коснулось? - Думаю, тут первостепенна травма от потери друга. Вероятно, вас она затронула в меньшей степени. Возможно, те, кто вам так по-настоящему дорог до сердечных болей, просто всегда находятся рядом с вами, и вам попросту нет нужды лишний раз травмировать организм выплеском гормонов в тоске по недостижимому. Хотя на самом деле тут вы не совсем правы, мистер Мэй. Галлюцинации не коснулись одного вас. - В смысле? – насторожился Бри. - Не так давно ко мне мистер Тейлор заходил. Тоже на видения жаловался. - Какого рода? – Бри ощутил, как внезапно похолодели его ладони. Стэнли хитро улыбнулся. - Вы ведь теперь время от времени в город выезжаете на уроки вокала. Ездите по очереди. Так вот, когда наступает очередь мистера Тейлора, то в педагоге он видит вас. А когда уезжаете вы, и он остается здесь один, то видит вас и во мне. Это даже выяснилось совершенно случайно. Тогда пару недель назад вы уехали, а где-то через час я заглянул к нему в палату. А он возьми и скажи: «Бри, ты чего-то забыл? Чего так рано вернулся?» Так-то все и выяснилось. - И он… - пытался подобрать нужные слова Мэй, - даже не пытался скрыть этого? - Нет. И меня не просил скрывать. Так что, вы можете в некоторой степени гордиться собой, для вас препараты проходят с минимальными последствиями. Еще две недели, и мы выпишем вас с Роджером. Джон задержится еще на несколько недель – необходимо понаблюдать за его сердцем. И да, когда возьмете его на гастроли, сильно-то не нагружайте, - он подмигнул Мэю и снова опустил глаза в тетрадь.