Королевство пылает в огне (for Moonstone)

      Брю приходила к Джерому в Аркхэм в попытках понять, что творится в его голове. Часами слушала пояснения врачей, ходила на совместную с Валеска терапию. «Это может помочь в лечении», — пояснял врач их еженедельные встречи. Однако, не было никаких результатов. Джером смотрел на неё исподлобья своим безумным взглядом и скалился, а когда говорил, казалось, словно он способен пробраться в подсознание и перекроить разум, будто скальпелем, выуживая самые сокровенные мысли и тайны. Понять его самого было совершенно невозможно: Валеска говорил о смерти, убийствах и о том, как это приятно — чувствовать чью-то свежую тёплую кровь на руках. Брю неизменно морщилась и хотела бежать подальше из Аркхэма как можно скорее, но заставляла себя остаться и слушать. — Что есть норма, Брю? Мораль придумана человеком, верно? Так почему же человек нарушает законы? Потому что может. И я могу. — Ты играешь в бога. Считаешь, что можешь выбирать, кому жить, а кому умереть? — В бога? — смеялся Джером, дёрнувшись вперёд так резко, что Брю едва не подпрыгнула на месте. — Мне нравится твоя наивность. Нет, крошка Брю, я не играю в бога. Бог — молчаливый зритель, а я всё делаю сам. И судья, и палач, и гробовщик. Когда-нибудь ты поймёшь.       Разговоры заканчивались гляделками. Глаза Валески, казалось, способны прожечь дыру в черепной коробке дочери Уэйнов. Брю уходила не оборачиваясь, но возвращалась каждую неделю. — Нормальность — вот, что по-настоящему жутко. Ты никогда не знаешь, кто настоящий психопат, пока он не выдаст себя. Я мог бы быть сейчас где угодно, а никто бы так и не понял, что это я убиваю. Славный парнишка-циркач… Помнишь это шоу? Было весело.       Брю, разумеется, помнила. Помнила так хорошо, что образы до сих пор стояли перед глазами. Страх парализовал её. Видеть эту чудовищную картину, словно чей-то жуткий перформанс, сохранивший текстуру, цвета и запах, агонию умирающих и предсмертные вопли, а затем оглушительную тишину. Уэйн тогда была младше и куда наивнее. С тех пор ей пришлось повзрослеть.       Теперь всё иначе. Джером не боится правосудия, не боится закона. Он снова и снова находит способ выходить сухим из воды. Валеска каждый раз сбегает и убивает вновь, а затем непременно начинает играть с ней в кошки-мышки. Вот и сейчас он ведёт Брю цепью подсказок, потому что что-то замыслил.       В коридорах пахнет сыростью. Брю пытается не дышать слишком глубоко — в нос ударяет запах плесени. Уэйн зябко ёжится и оглядывается по сторонам. Ей бы быть там, где теплее и уютнее — в стенах родного поместья. Ей бы сидеть на диване с книгой и чашкой лавандово-мятного чая, укрывшись пледом, а не бродить по подвалам.       Каждый раз, когда Джером появляется рядом, Брю не по себе — её пробивает крупная дрожь, а ноги становятся ватными. Конечности отказываются слушаться. Его бархатный голос лезет в сознание, льётся в уши и лишает способности ясно мыслить. Уэйн в последнее время забыла о том, что такое покой. — Ты такая же, как я, крошка Брю. Абсолютно такая же. Наступит миг, когда ты оступишься, а оглянувшись назад обнаружишь себя в бездне, — шепчет Джером, задирая повыше её подбородок. — Нет! — почти шипит Брю. — Я никогда не убью человека и не стану монстром вроде тебя. — Это мы ещё посмотрим.