Покажи мне мой путь

На следующее утро я, к моему удивлению, чувствовал себя не так паршиво. Лёжа на спине, я думал, что могу попытаться наладить своё состояние. Вчера не скатился в истерику и хорошо. Но можно ли это считать прогрессом? Всё-таки чувствую себя отвратительно почти всё время, исключая те моменты, когда я действительно ощущаю, что нужен кому-то. Когда мне звонят родители, то я вспоминаю детство: прогулки в парке, вкусную домашнюю еду, мамин смех, её улыбку, когда приносил домой хорошие оценки. Тогда я думаю, что будет очень плохо расстроить её и отца, которые столько сил потратили на моё воспитание. Ещё я думаю о Стэй, которые всегда поддерживают нас. Всегда, читая комментарии, я наполняюсь решительностью идти вперёд, чего бы мне это не стоило, ведь есть люди, которым я нужен. А также мемберы. Правда, я так сильно их люблю. Я знаю, что всегда могу попросить их помочь мне, и они мне не откажут. Тогда почему же я чувствую себя брошенным? Встаю с кровати. В помещении подозрительно тихо. Немного подумав, прихожу к выводу, что сегодня суббота, и ребята скорее всего либо спят, либо пошли по своим делам. Мне захотелось поговорить с Чаном. Он вчера проявил участие к моей жизни. Меня это не должно удивлять, но голос всё ещё нашептывает мне, что забота Криса направлена вовсе не на меня. Ты ведь знаешь всё. Прекрати отрицать. Ты не нужен им. Ты обуза. Они всегда так думали и будут думать. Пытаешься быть лучше, чем ты есть на самом деле. Смешно. Ты такой лицемерный. Только и можешь делать, что разочаровывать других. Я резко мотнул головой, что аж потемнело в глазах. Это заставило голос заткнуться. Иду на кухню и наливаю стакан воды. Почему-то засматриваюсь на то, как капельки стекают по стеклу, из-за чего проливаю жидкость на стол. Чертыхаюсь, пытаясь найти тряпку. Вытираю стол и сажусь пить воду. Она холодная и заставляет желудок урчать, попадая в него. Подступает тошнота. Ничего удивительного в принципе. Я уже давно не ел чего-либо, не ощущая тошноту и отвращение к пище и себе. Нет, я не собираюсь доводить себя до булимии или истощения. Я не понаслышке знаю, насколько это может быть плохо. Может я и хочу причинить себе боль, но явно не таким способом. Не хочу разрушать себя так. Я пытаюсь кушать хотя бы что-то за сутки, не пропуская ни одного дня. Я кушаю ради того, чтобы не чувствовать себя слабым. Я всё ещё борюсь с голосом внутри меня. Голос говорит мне все те вещи, которые заставляют меня забиться в угол комнаты и, трясясь от страха и беспомощности, глотать слезы, надеясь на спасение. Меня не спасают. Да, я пытаюсь бороться с голосом. Но мне кажется, что совсем скоро он меня одолеет. Я хочу продержаться ещё немного. Ради Чана. Ради Стэй. Ради мамы. Ради той иллюзии счастливой жизни, за которую я цепляюсь. «Вот бы кто-нибудь меня спас». Чувствую, что по щекам катятся слезы, а я уже сижу на полу, обхватив колени. В голове бьётся мысль, что я не могу позволить себе плакать сейчас, только не сейчас. Сюда могут войти, и тогда мне точно придётся рассказать тот ад, который происходит со мной каждый день. Я силюсь встать, но ноги меня не слушаются. Нога едет, и я больно бьюсь головой о ножку стола, что искры из глаз летят. Или это были слёзы? Я шиплю от боли и вдруг слышу чьи-то шаги. Закрываю рот ладонью и надеюсь, что меня не заметят. Размечтался. –Чонин? Ты почему..?Чонин! Что случилось? – я слышу голос Минхо. Он такой взволнованный. Я снова заставил волноваться близких мне людей. Ничтожество. Умри скорее, чтобы другим не пришлось тратить своё время на тебя. Я поднимаю голову, вглядываюсь в лицо старшего, но из-за слёз не могу разглядеть ничего, только слышу его перепуганный голос. Его голос такой мягкий. Совсем не такой, как у меня в голове. Я хочу доверять Минхо. Какой ты наивный. Это звучит так резко, что я подскакиваю, ещё больше пугая парня, державшего, оказывается, меня за плечи. Я пытаюсь ему ответить, но срываюсь ещё больше, издавая лишь хрип. «Пожалуйста, помоги мне». Ли как будто слышит меня. С невероятной нежностью стирает непрерывно скатывающиеся слёзы с моего лица, бережно ведёт рукой по спине, немного надавливая на поясницу, заставляя положить голову ему на колени. Он перебирает прядки моих спутанных после сна волос, напевает какую-то песню. Сути я не улавливаю, всё ещё дрожа от истерики, которая накрыла меня с головой. Слёзы уже давно закончились, и я мог теперь видеть лицо парня. Невероятно красивого парня. Тебе никогда таким не стать. Я снова дёргаюсь, но Минхо продолжает гладить мои волосы, изредка касаясь пальцами лба. Его ладони такие тёплые. Я бы хотел пролежать так всю свою жизнь. – Расскажешь мне, что произошло? – в голосе Ли уже не было страха или паники. Он был спокоен. Я видел участие в его лице. Я искренне надеюсь, что он правда заинтересован в моём состоянии. Я надеюсь. – Я могу? – снова хрипел. Осторожно присел. Ощущение тепла пропало. –Чонин, не каждый день увидишь тебя, чуть ли не лежащего на полу кухни, всего в слезах, знаешь ли, – старший попытался пошутить, видимо, – для чего ещё нужны друзья, я хочу помочь тебе. Он смеётся над тобой. – Знаешь, хён, мне уже лучше, спасибо. Я собирался встать и уйти в свою комнату. Спасибо Джисону и его любви к музыке, что он даже в выходные уходит с утра пораньше в студию: комната сейчас полностью в моём распоряжении. – А нет, ты никуда не уйдёшь, –Минхо вцепился в мою руку и усадил обратно на пол. До меня только что дошло, что я действительно лежал посреди кухни у хёна на коленях. Даже стыдно как-то, – я тебя не отпущу, пока ты мне всё не расскажешь. –Минхо-хён, можно хотя бы не здесь, – взмолился я, не ожидая того, что старший буквально оторвёт меня от пола и поволочет в мою комнату. Кажется, он всё-таки хочет узнать правду. Неужели я могу доверять ему? Мы сели на мою кровать друг напротив друга. Танцор выжидающе смотрел на меня. А я не знал, что мне следует ему говорить. Сейчас я думал о чём угодно, но явно не о том вопросе, который мне задал парень. Я хочу, чтобы он меня спас. Мне нужен хоть кто-нибудь. Я хочу наконец-то довериться кому-то. –Хён, я не знаю, что должен тебе говорить, но я хотел уже обратиться со своей проблемой к Чан-хёну. Можешь не волноваться за меня. – Нет уж, уволь. Чан зависает в студии и разгребает всё, что можно и нельзя. Дай мне помочь тебе, – он подсел ближе ко мне и заглянул в глаза. И я рассказал. Всё. И про то, что не могу кушать из-за вечной тошноты; что уже давно истратил всё тональное средство на приведение своего лица в относительную норму; что не могу спать, потому что слишком много думаю о том, что не представляю ценности для группы; что хочу исчезнуть и забыть всю свою боль. Умолчал я лишь про голос в моей голове, который заставляет меня потихоньку умирать.