.*.*.
…Палпатин неспешно разжимает объятия, и она опускает глаза, не в силах пошевелиться или сказать что-нибудь. Будто не она минуту назад целовала его, прикасалась к нему, беседовала с ним о сокровенном — теперь запоздало дивясь своей исключительной дерзости. «Что со мной?..» — в воздухе виснет немой вопрос, который она не решается задать. Император сейчас рядом с нею — ближе, чем в самых смелых мечтаниях. То, чего она жаждала втайне от себя, сейчас накрывает с головой, пьянит — и в то же время вызывает робость, едва не переходящую в оцепенение. Никогда больше… Когда он прикасается к ней, обнимая за талию, и подводит к окну — плотная ткань платья вдруг кажется совсем тонкой. То ли дело в хитроумных секретах бисской моды, искусно сочетающей принципы минимализма и гедонизма; то ли настолько всепроникающ жар его ладони, от которого сбивается дыхание и норовят разгореться щёки… Стараясь не думать об этом, Исанн вглядывается в сумрачный ландшафт за окном. Далеко внизу растёт огромный город, но с такой высоты заметны лишь редкие огни — всё остальное тонет в ночной дымке, даже лунный свет растворяется в ней. Исанн вдруг чувствует себя потерянной. Хочется обернуться, проверить: вдруг в густом тумане исчезло и то, что их окружало?.. Прежде чем она находит силы овладеть собой, Палпатин безошибочно улавливает её замешательство: объятие становится крепче и жарче. — Такое полноценное уединение, как здесь, джедаи не могли даже вообразить, — замечает он, и ей становится стыдно за своё малодушие. То, что страшит её, — предмет гордости и восхищения для Императора. «По какому праву я до сих пор рядом с ним?..» — некстати проносится в голове, отдаваясь мимолётным, но заметным приступом боли. …не увидеть… — Для меня большая честь быть здесь по приглашению вашего величества, — довольно быстро находится Айсард, почти сразу понимая, насколько блекло и формально звучат её слова. Палпатин ждёт от неё совсем иного — и это иное обретается мучительно трудно. Однако он всё ещё рядом с нею. Это успокаивает. Внушает надежду… — Не надо смущаться, моя дорогая, — в его голосе слышатся и забота, и требовательность: удивительное сочетание, не свойственное никому больше. — Здесь это совершенно ни к чему. Исанн отворачивается от неуютного таинственного вида за окном, чтобы тут же оказаться в пристальном плену золотистых очей Императора; он выпускает её из объятий лишь затем, чтобы ласково коснуться щеки — но этого достаточно, чтобы снова оцепенеть. — Я уже не молод, — почти нараспев вопрошает он. — Не блещу красотой. Тем более — не склонен делиться могуществом… Скажи, чего тебе недостаёт в других? Исанн замирает: для неё это звучит настолько внезапно, что она не сразу постигает суть вопроса; а после из груди сам собой вырывается болезненный выдох. — Мой Император, — еле слышно произносит Исанн, чувствуя, как по всему телу пробегает крупная дрожь. В голове одна за другой проносятся неожиданно отчётливые картинки из прошлого. Вот Арманд Айсард, который исподволь отправляет на верную смерть всех, кому доводилось подойти к его дочери — к его безмолвной тени, к идеальному винтику в машине власти… — ближе, чем на бластерный выстрел. Вот огромный груз ответственности, нескончаемые потоки оперативной информации, изнуряющее обилие жизненно важных задач… Такова цена стремительного продвижения по службе. Вот парализующее одиночество, которое намертво сковывало душу в редкие свободные вечера, иной раз заставляя мечтать о смерти — пусть и славной, пусть и за Империю. Вот, наконец, минувший день: несколько часов в трудном и опасном полёте, под конец которого не оставалось ни сил, ни мыслей… кроме одной, что до сих пор готова опять загореться в сознании. …никогда больше… …не увидеть… Вас. — Мой Император, — приглушённо, но твёрдо повторяет она. — Нет никаких других. — Вот как?.. — он испытующе глядит на неё, скользя ладонью вниз, к шее и после — к затылку. — Ты была одинока? — Моё тело всегда принадлежало одной лишь Империи, как и душевные устремления, — коротко поясняет Исанн, с трудом сдерживая неловкую усмешку, столь неуместную сейчас. — Не столь редкий случай для тех, кто отдаёт всего себя Галактике, — неожиданно соглашается Палпатин, и в его взоре отражается понимание. — Но у одиночества есть свои опасности… Не бойся, моя дорогая, — мягко добавляет он. — Я вижу, ты научилась доверять своему Императору. — Нет никого, кому я могу верить, кроме моего Императора. Она хочет сказать что-то ещё, но слов не находится — только сердце часто и легко бьётся где-то почти у горла. Остаётся склониться в порыве благодарности — и снова замереть, ощутив, как горячие сухие уста легко касаются лба..*.*.
…Император отпускает её и возвращается к созерцанию — но уже не столь безмятежному. Он сосредоточенно вглядывается в зеленовато-сизую даль, будто в поисках чего-то, известного лишь ему одному, — и вскоре находит искомое. — Вас можно поздравить, директор, — уже совсем иным тоном объявляет он, вновь обращаясь к Исанн, и на его устах отчётливо проявляется тень улыбки. — Вы прибыли на Бисс в редкий час. Все луны сегодня покажутся над горизонтом!