Sex, blood & rock-n-roll

Поздравляю всех читателей и мимопроходивших с наступающим Новым годом! ++++++ Глава 2. POV Карлайла. I would do anything for love (but I won`t do that). (Meat Loaf, https://www.youtube.com/watch?v=9X_ViIPA-Gc ) Play. Pause. Play. Pause. Play… Невыносимо. Немыслимо. Мой сын, мой мальчик... Как это могло случиться? Мы приложили столько усилий, чтобы существовать, не причиняя зла людям – и все оказалось разрушено, стоило только появится ищейке. Звук выключен, но мне не нужно слышать – все, что он говорил, навсегда осталось в моей памяти. «Ты же хочешь ее, да? Ты такой же, как я.... Ничто не сравниться со вкусом человеческой крови. Не сдерживайся. Не насилуй себя, не борись с тем, что заложено в тебе природой... ». Сумасшедшие, горящие голодом глаза, уверенный в своей правоте голос – Джеймс говорил, будто бы гипнотизировал, будто бы знал, что именно хочет услышать Джаспер: не противься – ведь ты создан таким. Чудовище. Один из тех, кто живет лишь для того, чтобы утолять свой голод. Голод гонит его вперед, с места на место, для подобных Джеймсу слова «милосердие», «любовь» или «сострадание» – пустой звук. И этот монстр осмелился прикоснуться к Джасперу. Я растерян. Я не могу предугадать, какие последствия это несет нашей семье. Эдвард исчез сразу же, как пришел в себя, его невозможно было удержать. Но я не позволю еще одному моему сыну снова стать убийцей. Я отыщу его, когда немного успокоюсь. Меня беспокоит то, что я не совсем понимаю, что происходит со мной самим. Несомненно, я рассержен, я вполне мог бы сказать – в ярости, но я умею держать себя в руках. Моя ярость всегда под контролем. Но я разозлен и очень огорчен. От того, что Джаспер сорвался? От того, что он позволил Джеймсу зайти так далеко? От того, что это был не я? Нет! Я не должен так думать, но ничего не могу поделать. Я завидую этому животному. Джеймс...ненавижу его. К своему стыду - больше за то ,что он посмел коснуться его, а не за убийство Беллы. Когда я вошел в балетную студию, их уже там не было. Остался только запах крови и секса. Спермы. Им пропиталось все вокруг. Я пришел в ужас – моя первая мысль была о том, что Джеймс изнасиловал Беллу, прежде чем убить. Что она мертва, я понял еще на пороге. Я бросился к ней – пусть я уже не мог помочь, но можно было попробовать как-то скрыть возможные следы. Мне не хотелось, чтобы Эдвард узнал об этом. В тот момент я настолько переволновался, что забыл о том, что вряд ли получится что-то скрыть от него. Взяв себя в руки, я посмотрел на нее как врач, а не как близкий человек: несколько сильных ушибов, перелом, разорванное горло. Девушка была полностью обескровлена, но не тронута. Что же тогда произошло здесь? Кроме того, меня сбивало с толку то, что я не чувствовал здесь никого другого, кроме Беллы и Джаспера. Я был в замешательстве, и тут увидел камеру. Вряд ли ее случайно оставили рядом с телом. Я забрал кассету и решил посмотреть ее дома. Пожалуй, только привычка сдерживать порывы помогла мне сохранить спокойствие, хотя бы внешнее. Разумеется, это не был первый раз в моей жизни, когда я видел утоляющего голод вампира. Не все друзья нашей семьи – вегетарианцы, я ожидал увидеть нечто подобное, но все же... Большинство из тех, кого я знал, убивали, чтобы жить, возможно, кто-то из них наслаждался этим, но никогда я не встречал создания, которое делало это так явно. Джеймсу доставляли удовольствие ее страдания. Будто одной крови для насыщения ему было мало, будто его насыщала не кровь, а страх и боль Беллы. Ужасно, просто ужасно, бедная девочка, бедный Эдвард... Когда появился Джаспер, мне захотелось закричать: «Не слушай его! Борись! Ты же можешь, ты сильный!». Было больно смотреть на его мучения и еще больнее осознавать, что я уже ничего не могу изменить. Джаспер колебался, но инстинкты были сильнее. И Джеймс, как змей-искуситель, не переставая, уговаривал: «Только человеческая кровь дает настоящую силу... только она удовлетворяет полностью... попробуй...» - именно те слова, которые могли вновь разбудить темные желания моего сына. Он не выдержал. Джаспер опустился на колени рядом с Беллой. Его стон пронзил меня, подобно разряду тока – столько страдания, бессилия и жажды в нем было. Мой мальчик не устоял и припал к ране на ее шее. Они убивали Беллу – вместе. Я не мог поверить своим глазам и думал, что хуже быть уже не может. Но тут Джеймс оттащил его от мертвой девочки. Взгляд Джаспера был затуманен, глаза медленно становились красными. Он завороженно посмотрел на ищейку, приник к нему, начал слизывать кровь с его шеи, подбородка, губ... Умом я понимал, что это всего лишь инстинкт – впервые за долгое время Джаспер попробовал крови, и ему было мало. Тут не могло быть ничего другого, но они – Джеймс и Джаспер – выглядели как любовники, и я был на грани потери контроля. А потом этот зверь толкнул моего мальчика на пол, он целовал его - не спрашивая разрешения, грубо, собственнически, будто бы имел на это право, не обращая внимания на просьбы отпустить. Так, как никогда не сделал бы я. Если б мое сердце способно было биться, оно остановилось бы в этот момент. Господи, что со мной? Я никогда – никогда - не прикоснулся бы к Джасперу, тем более таким образом. Я уже пожалел, что поставил кассету, но в то же время с мазохистским удовольствием пересматривал ее вновь и вновь. Зрелище был пронизано отвратительной чувственностью, оно затягивало, несмотря ни на что. Я не мог оторваться. После я проклинал свое любопытство и заодно тонкое чутье вампира. Мне было бы лучше не знать, что именно произошло в балетной студии. Теперь я не могу перестать думать о том, каково это - целовать Джаспера. Помню, как Джаспер впервые появился у нас, вместе с Элис. Эсми сначала перепугалась: эта малышка знала нас по именам и обращалась, как к старым знакомым. Элис сразу же нашла общий язык с Эсми, да и со всеми нами – ее невозможно было не полюбить. Даже Эдвард, которому пришлось пожертвовать ради нее своей комнатой, очень привязался к ней. Джаспер вел себя иначе. Он в основном предпочитал компанию Элис, а от остальных держался несколько в стороне. Я поразился, когда узнал его историю: такой хрупкий внешне и так много перенесший. Мальчик с трудом привыкал к новому образу жизни, ведь его воспитывали совершенно иначе. Он не мог подолгу находится среди людей, особенно если был голоден – ему было нелегко выносить даже очень слабые запахи. Поначалу, чтобы он привык, мы гуляли вместе, просто ходили по городу, по людным улицам, или же заходили в магазины или кафе, если там было многолюдно. Я старался приучить его держать себя в руках, и все время был рядом в этот тяжелый период. Позже, когда он более-менее обвыкся, Джаспер начал посещать школу вместе с остальными, Эдвард и Элис присматривали за ним. Многие часы мы провели, разговаривая. Его интересовала история моей жизни, и то, как у меня появилась теория, что вовсе необязательно пить человеческую кровь. Мне была приятна такая любознательность, я с удовольствием рассказывал обо всем, о чем спрашивал Джаспер. Он, в свою очередь, объяснил мне, как из-за своего дара – чувствовать эмоции окружающих – начал испытывать отвращение к убийствам. Ведь всякий раз он переживал все то же самое, что и жертва. Он пытался убивать реже, но голод рано или поздно одолевал его, и Джаспер снова погружался в чужой ужас. Поэтому он с большим воодушевлением отнесся к идее пить кровь животных. Джасперу было нетрудно признать, что каждый человек - бессмертная уникальная душа, а не пища для вампиров и что сверхспособности и сверхсила не дают права решать, кому жить, а кому нет - это прерогатива Бога. Намного труднее оказалось придерживаться этих принципов. Прийдя один раз ко мне на работу, он чуть было не вернулся к прежней жизни. Я разбирался с бумагами и почти закончил, мы собирались домой – и тут в больницу привезли пациента с огнестрельным ранением, несчастный случай на охоте. Мой сменщик сразу же занялся им, мужчину унесли в соседнюю палату, он не пробыл рядом с нами и нескольких секунд, и крови было немного – но Джасперу хватило, чтобы почти потерять контроль. «Карлайл, уведи меня отсюда, прошу тебя»,- он зажимал руками рот и нос, дрожал. . Это был первый раз, когда я коснулся его – ранее Джаспер, несмотря на все наши разговоры, держался несколько отстраненно. Что я чувствовал, держа в объятиях моего мальчика? Любовь? Отцовскую любовь? Вряд ли. Это чувство очень отличалось от того, что я испытывал, например, к Эдварду. Эдвард был моим первым созданием; без сомнений, я люблю его, но совсем иначе. Так человеческий родитель любил бы своего первенца. Может, в этот момент я и понял, что Джаспер не совсем сын мне?. Как бы то ни было, я приложил все усилия, чтобы скрыть, что переживаю. Это было нелегко, учитывая, что Эдвард читал мысли, Элис видела будущее, а Джаспер ощущал малейшую перемену моего настроения. Но я справился. Я всегда был сдержан, у моей любви не было будущего, так что я спрятал ее ото всех. Не позволял себе думать и чувствовать, маскировал свое истинное отношение за привязанностью отчима к приемному ребенку. Как оказалось, весьма удачно. Никто не должен был знать. Джаспер и Элис были привязаны друг к другу. Он очень трепетно относился к своей подруге. Она, как он говорил, спасла его от ненависти и ужаса, показала иной путь. Дала надежду. Эти дети любили друг друга, и я не имел никакого права вмешиваться. Отношения Джаспера и Элис напоминали мне мой собственный брак: точно так же я любил и почитал Эсми, она была для меня самой прекрасной женщиной на земле. И это еще одна причина, по которой я должен и буду молчать – я не могу причинить ей такую боль. Джаспер пришел ко мне, потому что нуждался в помощи, и мой долг – оказать ему эту помощь, защищать и оберегать его, помочь перестроиться. После почти столетия потакания своим желаниям ему было трудно придти к самодисциплине, и его воля, несмотря ни на что, была слабее, чем у любого из нас. Джаспер очень старался обуздать себя, не в последнюю очередь ради Элис. С моей поддержкой ему это удавалось. На смену отстраненности пришло доверие, которое я не имел права предать. Он действительно начал относится ко мне так, как если бы мы были отцом и сыном. Я смирился с тем, что так оно и останется впредь. Написано ведь: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской». Но не боязнь кары всегда останавливала меня, в первую очередь я думал о благополучии Джаспера. Мои желания не имели и не имеют – да просто не могут иметь! - никакого значения. Я повторял про себя каждый день, как когда-то повторял молитвы: не думать о нем, не позволять себе мечтать, не чувствовать, не причинить вреда. Вампиру трудно умереть, мне ли не знать этого – но когда я увидел, как кто-то другой дотрагивается до него, целует его, мне казалось, что я умираю. Наверно, это звучит немного странно – ведь у Джаспера всегда была Элис. Да, конечно, они были парой в полном смысле этого слова, для меня это не было секретом. Нам сложно хранить секреты - ведь любой из нас слышит, что творится на другом конце дома. Из вежливости, я всегда отгораживался от определенных звуков, и хорошо натренировался в этом – благодаря Эммету и Розали. Они были очень… активны в первый год их совместной жизни, а я не хотел знать таких подробностей о моих детях. Признаюсь – я не всегда игнорировал то, что было слышно из комнаты Элис и Джаспера. Люди слабы… а я все же когда-то был человеком. Но Элис любила моего мальчика, он любил ее, они были предназначены друг другу. Пусть мне было больно, но я не разрушил бы их счастье. И тут появляется кто-то, кого волнует лишь удовлетворение его грязных желаний, кому безразличны чувства Джаспера. Джеймс-ищейка – это совсем другое дело. Я и не думал, что способен так ненавидеть. Мне не хочется искать истоки этой ненависти. Потому что главная причина – он сделал то, на что я никогда не пойду, как бы ни желал этого. Теперь тем более, я не могу принести Джасперу еще большую боль. Его необходимо найти и вернуть в семью, в нормальную жизнь. Когда мы найдем его, Джасперу как никогда понадобятся моя поддержка и защита, и я дам ему их, как и должен сделать отец. Я стер последние минуты на проклятой кассете, чтобы не было искушения пересмотреть вновь. Но моя решимость сдерживаться уже не так сильна, как раньше. Я не знаю, как с этим бороться и не знаю, как долго смогу оставаться лишь отцом.