Геллерт — похититель Рождества

— Ты убил Аберфорта? — Я тебе в тысячный раз говорю, что да. А теперь не будешь ли ты так любезен заткнуться и постоять на стреме? Вальмон уставился на Геллерта, как на величайшего преступника всех времен. — Ты убил Аберфорта. Геллерт застонал. Он не хотел рассказывать Вальмону правду, но без его помощи осуществить подсказанный Арианой план было невозможно. Пришлось ввести француза в курс дела, после чего приготовиться к бесконечным «Что? Как? Почему?» Вальмон наотрез отказывался красть сосуд с джинном, пока не услышал вескую причину, по которой это необходимо сделать. — Вальмон, он меня довел. У Геллерта не было никакого желания оправдываться, но упрямого француза важно заставить как можно скорее идти дальше. Они находились всего в коридоре от кабинета директора. — И ты его убил? — Слышал бы ты, что он говорил, — слизеринец почувствовал, как к нему возвращалась угасшая было ненависть к Аберфорту. — Я, Геллерт Грин-де-Вальд, не спускаю такое с рук. Вальмон продолжал стоять с открытым ртом, но его лицо приобрело новое выражение. — А теперь ты хочешь его воскресить? — Да, ты все верно понял — мы идем спасать гриффиндорца. Не медли же. — Зачем? — Вальмон…. — Зачем ты хочешь вернуть Аберфорта? — француз скрестил руки на груди. – Чтобы снова убить его через месяц-другой? Геллерт скрипнул зубами. Он понял, что Вальмон не отстанет. Его глаза горели тем же огнем, что глаза Арианы в ночь их с Грин-де-Вальдом разговора. — Откуда ты столько знаешь про джиннов? — не выдержав, спросил Геллерт. — Братья полагают, что многое скрывают от больной младшей сестры, — спокойно отвечала Ариана. — Но я умею слушать. Наблюдать. Научилась за годы изоляции. Я знаю все способы, к которым они хотели прибегнуть, чтобы вылечить меня. Но меня саму заинтересовали джинны. Я стала изучать их. Узнала о них то, что не каждому черному магу известно. Мечтала, что однажды смогу загадать желание, и все проблемы решаться в один миг. — Почему же ты отступила? Ариана наклонила голову и посмотрела на Геллерта, как педагог смотрит на провинившегося ученика. До боли знакомый взгляд. Альбусовский. — Потому что есть партии, которым лучше оставаться несыгранными. Разве ты это не усвоил? Геллерт поражался девчонке. Хрупкая и болезненная, она была мудрее его самого, Альбуса и Аберфорта вместе взятых. А потом сестра Альбуса произнесла слова, которые Геллерт вспоминал, на заре покидая дом Дамблдоров, не простившись с заснувшим под утро любовником, вспоминал всю дорогу до Хогвартса.  — Человеку не следует жить в своих мечтах, — твердо сказала Ариана. — И забывать про настоящую жизнь. — Вальмон, — Геллерт встретился взглядом с французом. — Все мои поступки были направлены на то, чтобы я стал счастливым. Я играл чужими судьбами, пробудил древнее зло ради исполнения своих желаний. Но эти действия привели к тому, что я сделал Альбуса несчастным. А я не могу радоваться, когда у него разбито сердце. — Но ведь сбылось все, о чем ты грезил. Альбус — твой. Теперь тебе не надо ни с кем его делить. Бери и пользуйся, разве нет? Геллерт покачал головой. — Он по-прежнему брат Аберфорта. Альбус не станет моим, даже если я убью всю его семью. Есть вещи, которые не может изменить даже джинн. — Гел, я не собираюсь отговаривать тебя от благородных поступков, но я не понимаю… — Я люблю его. Что тут еще понимать? Геллерт развернулся на каблуках и решительно направился к кабинету директора. — Кровь и вино, — уверенно произнес Грин-де-Вальд. — Откуда… — Услышал, когда нас с Алом приводили сюда. Видимо, директору было не до смены пароля. Преподаватели находились в Главном зале, пытаясь ликвидировать последствия учиненного джинном погрома. — Стой здесь и карауль, — велел Геллерт. — Подожди, — Вальмон с тревогой посмотрел на друга. — Что именно ты собираешься делать? Ведь нельзя отменять загаданное. — Я сделаю то, что должен. Не волнуйся, я быстро. Голос Геллерта звучал бодро, но он совершенно не был уверен в своих силах. Ему хотелось поделиться с Вальмоном гложущими его страхами и сомнениями, но если он нагонит панику на впечатлительного француза, тот, чего доброго, отправится укрощать джинна вместе с Грин-де-Вальдом, и тогда погибнут оба. Геллерт собрался решительно отвернуться и войти в кабинет директора, но позволил себе задержать взгляд на Вальмоне, запоминая каждую черточку лица лучшего друга и особый блеск в его глазах, в которых отражалась вся Франция. Взяв себя в руки, Геллерт отправился на рандеву с судьбой. Черный сосуд находился в ящике директора, защищенном десятками охранных заклинаний. Помня инструкции Арианы, Геллерт укусил палец и кровью начертил на столе руну, которую целый день изучал в поезде. Эту руну без риска быть превращенным в пепел мог нарисовать только хозяин черного сосуда. Руна звала джинна, приказывала ему разрушить все преграды между ним и хозяином. Выждав несколько мгновений, Геллерт осторожно открыл ящик и достал черный сосуд. Руки тряслись, в горле пересохло. Еще есть шанс передумать, оставить все как есть, вернуться к Альбусу и трахать его, не обращая внимания на залитое слезами лицо… Геллерт открыл сосуд. — Джинн, — Геллерт заставил голос звучать твердо. Перед глазами стоял образ Арианы. — Я хочу заключить с тобой сделку. Темная аура сгустилась. Стало холодно. Изо рта слизеринца вылетело облачко пара. Плохие знаки. Джинну слова Грин-де-Вальда совсем не понравились. — Я знаю, что после третьего желания ты станешь свободным, если такова будет воля хозяина. Я освобожу тебя. Я загадаю последнее желание, а потом сделаю тебя свободным, если ты поклянешься, что исполнишь это желание, каким бы… оно… ни было… Геллерту с трудом дались последние слова. Сердце колотилось, как ненормальное, дышать становилось все труднее. Ледяной порыв ветра чуть не сбил Геллерта с ног. Пошли трещинами древние витражи на окнах. — Даже если я попрошу отменить загаданное… — прохрипел Геллерт. Мебель задрожала, стены принялись ходить ходуном. Слизеринец с тревогой посмотрел на потолок. Теоретически, тот мог рухнуть на него в любой момент. — Если ты согласен с моими условиями, начерти руну принесения клятвы. Если нет, начерти руну отречения. В воздухе появилась темная фигура, к которой добавлялись новые линии. И чем больше было линий, тем сильнее Геллерт убеждался в том, какую руну выбрал джинн. Ариана предупреждала Грин-де-Вальда. Да и сам он догадывался, что находилось немало смельчаков, решивших обхитрить древнюю магию таким дешевым фокусом. К сожалению, ни один из них уже не мог поделиться опытом с нынешними обладателями их черных сосудов. Геллерт смотрел на руну отречения с пугавшим его самого спокойствием. Он был готов к поражению, должно быть, поэтому философски его воспринял. Не готов был лишь к смерти. К ней подготовиться невозможно. «То, что я сказал тогда… я не…» Грин-де-Вальд так и не спросил Альбуса, что он подразумевал этой фразой. С момента смерти Аберфорта Геллерт не вспоминал о тех словах. Что ж, оставалось надеяться, что они значили то единственное, о чем мечтал Грин-де-Вальд. В противном случае все действия Геллерта с момента нахождения черного сосуда обесценивались. Все, кроме последнего, которое он собирался совершить прямо сейчас. — Что ж, в таком случае, за мной последнее желание, — сказал Геллерт. Образ Арианы сменился образом серебряного ангела. Ариана подсказала ему, что с джинном можно попробовать заключить сделку. Но плана Б у Арианы не было. Его Геллерт придумал сам, осознавая, на какой риск идет.  — Джинны не могут изменять прошлое и отменять загаданное, это верно, — говорил Геллерт. — Но что если не будет прошлого, которое джинну пришлось бы изменять? Что если не будет событий, которые привели к изменениям? Дышать стало легче. Джинн не прерывал. Он слушал. — Я знаю, это все равно будет противоречить правилам. Мы вырастили ветку из древа жизни, а тебе придется ее срубить. Но на ее месте вырастет новая. И в этой новой ветке событий ты будешь свободен. Что скажешь? Без всяких сделок и договоров. Джинн, — Геллерт колебался всего мгновение. — Я освобождаю тебя. Но ты не станешь свободным, пока не выполнишь мое последнее желание. Таковы правила. И если им последовать, ты получишь то, чего хочешь больше всего на свете. Я исполню твое заветное желание, джинн, но только если ты исполнишь мое. Если откажешься или убьешь меня — навеки останешься пленником сосуда, потому что сосуд не может перейти к новому хозяину, если не выполнены три желания предыдущего. Геллерт чувствовал, как волновался джинн. Его заманили в ловушку его же собственных правил. Теперь судьба Грин-де-Вальда зависела от того, какое из правил джинн решит нарушить. Слизеринцу оставалось лишь надеяться, что жажда свободы перевесит желание наказать наглого хозяина. Геллерт знал, что его следующая фраза определит не только его судьбу, но и судьбу Альбуса. Следующая фраза могла стать последней для Геллерта Грин-де-Вальда. Он боялся. Медлил. Пытался вспомнить всю жизнь за несколько мгновений, но вспоминал лишь Рождественский бал. Улыбку Вальмона. Вкус того напитка, кажется, это было вино… Танец под зажигающую музыку. Поцелуи Альбуса. Любовь, которую они подарили друг другу в тот вечер. Тогда Геллерт был по-настоящему счастлив. Тогда ему надо было остановиться. — Приготовься услышать и исполнить мое последнее желание, если хочешь стать свободным, — сказал Грин-де-Вальд, откидывая прядь с влажного от выступившего пота лба и бесстрашно оглядывая взглядом пространство, наполненное древней темной силой. — Я желаю… Я желаю, чтобы я никогда тебя не встретил. Слизеринец уже раздумывал, не подпалить ли кровать, но сделал неосторожный шаг, запутался ногами в гирлянде и упал, больно ударившись об пол. Обхватив затылок обеими руками, Геллерт со стоном перевернулся на бок. Взгляд сфокусировался на чем-то черном, лежащим под кроватью Аберфорта, чем-то, по форме напоминающим стопку книг. Геллерт присмотрелся. Да, так и есть, книги. Из списка дополнительной литературы. Геллерт закатил глаза. Воистину Аберфорт Дамблдор — самое скучное и предсказуемое существо на планете. Мысленно матерясь, Геллерт покинул гостиную семикурсников. Он шел по коридорам, не разбирая дороги. Что-то не давало ему покоя. Какое-то странное чувство неоконченного дела. Как будто он должен был сделать что-то очень важное, но никак не мог вспомнить, что именно. — Смотри, куда идешь, — прошипел Грин-де-Вальд, врезавшись в кого-то. — Гел, — раздался до мурашек знакомый голос. Геллерт повернулся и увидел Альбуса. Почему-то при взгляде на Ала слизеринец почувствовал облегчение и буквально нечеловеческую радость. — Я думал, ты на балу веселишься, — холодно сказал Геллерт, не забывший ни фразы состоявшегося недавно разговора. — Решил надеть запонки, которые ты подарил мне на день рождения. Не хотел потерять их в толпе, но понял, что без них чувствую себя… не знаю… с ними лучше. Альбус смущенно опустил глаза и кашлянул. — Гел, я обдумал твои слова и понял, что мне нужно кое-что тебе сказать… я хочу, чтобы ты знал — я люблю тебя. — Вот это новость, — не удержался от сарказма слизеринец. — И я приглашаю тебя отпраздновать со мной Рождество. У Геллерта отвисла челюсть. — Быстро же ты меняешь решения, — заметил он, когда обрел способность говорить. — Я знаю, как для тебя важно отпраздновать Рождество с семьей. И, несмотря на это, я оставлял тебя все эти годы в одиночестве, потому что не хотел делиться счастьем. Прости меня. Геллерт ущипнул себя. — Аберфорт в курсе, что ему придется праздновать Рождество в компании слизеринца? Альбус улыбнулся. — Не придется. Мы с тобой встретим Рождество вдвоем. Нашей семьей. Геллерт молчал. — Я снял номер в коттедже на несколько дней у берега моря. Уверен, тебе там понравится. — Скажи мне, я ведь сплю? Я сейчас открою глаза, и все это окажется сном? Альбус рассмеялся и покачал головой. — Нет, сейчас ты поможешь мне надеть запонки, а потом мы пойдем в Главный зал. После этого советую начать собирать чемоданы. Захвати шарф — зимой у моря бывает холодно. — Странно, я даже не загадываю желание на Рождество, с чего вдруг ему сбываться? — Может, ты загадал его много лет назад и забыл об этом? Сразу исполняются только незначительные желания. Еще минуту Геллерт смотрел в голубые глаза Альбуса, затем привлек его к себе и поцеловал. И от жара того поцелуя могли расплавиться все черные сосуды мира. В голове Геллерта настойчиво заиграла мелодия, и впервые за долгие годы она принесла Грин-де-Вальду улыбку. I feel you Christmas I know I’ve found you You never fade away The joy of Christmas Stays here inside us Fills each and every heart with love Where are you Christmas Fill your heart with love*