Венок из лесных колокольчиков

                    Майрон стоял на смотровой площадке, мрачно глядя вниз, где копошились орки, с такой высоты походившие на суетливых муравьёв. Никогда ещё в его душе не ощущалась такая гнетущая пустота. Ничего не хотелось делать — ни воевать, ни создавать что-то, ни убивать врагов, ни мстить…       Хотелось только одного: исчезнуть, уйти за пределы Арды, отыскать там Мелькора и составить ему компанию. Может быть там, где он был рождён, успокоится его сердце? Может там он перестанет постоянно думать о Келебриан и своём потерянном шансе на счастье?       А был ли он, этот шанс? Суждено ли было им быть вместе? Он — тёмный, гордый, беспощадный, и она — нежная и светлая, прекрасная и хрупкая… Нет, их любовь с самого начала была обречена. И как он не понял этого сразу? А впрочем… даже если бы и понял, что он мог сделать? Сердце не подчиняется голосу разума, это Майрон уже понял. Он оказался слишком самонадеян, когда считал, что заполучит Келебриан.       Да, он получил её тело, завладел сердцем, но сломить душу ему оказалось не под силу. Неужели и это тоже было спланировано Эру? Ну ладно он — его грехи заслуживают жестокого отмщения, но Келебриан-то за что пострадала? Неужто всеблагому Творцу не жаль её? Не такой уж он и всеблагой, видимо!       Он долго стоял вот так — на ветру, подставляя разгорячённое прекрасное лицо под холодные порывы, и думал. Через какое-то время боль начала отступать, а душа — заполняться привычной яростью. Нет, Моргот их всех раздери, он не отступит! Он доведёт свой замысел до конца и докажет Келебриан, что в качестве Властелина он не так уж и плох.       Сняв с шеи цепочку, на которой висело кольцо, Майрон решительно надел его на палец и поднял вверх руку, любуясь блеском своего самого сильного оружия. Прикрыв глаза, он начал произносить заклинание, постепенно возвышая голос, который громовым эхом прокатился по долине.       Небосклон в считанные минуты затянуло чёрными тучами, ветер бушевал всё сильнее, сквозь потемневшее небо начали проблёскивать всполохи молний… А высокая фигура Майрона вдруг начала обрастать тяжёлыми доспехами из вороной стали, которые оплетали её подобно толстой коре. Мгновение — и на вершине Барад Дура стоял устрашающе грозный Тёмный Властелин. За его спиной хлопал на ветру длинный чёрный плащ, а сквозь узкие прорези высокого шлема горело пламя. Медленно обернувшись, Саурон увидел склонившегося позади него главнокомандующего.       — Выступаем на Эрегион. Немедленно.       — Да, мой господин!       — Короля Келебримбора взять живым! Никого из эльфийских Владык не убивать без моего личного приказа. И самое главное: с головы принцессы Харлиндона не должен упасть ни один волос! Если она пострадает, твою уродливую башку я сам снесу с плеч!       — Слушаюсь, мой Владыка!       Перед тем как покинуть Барад Дур, майа на минутку спустился в свои покои, а затем — в ту комнату, которую готовил для Келебриан. Там, казалось, до сих пор витал запах её волос и нежной кожи… Осмотревшись вокруг, он не смог сдержать тяжёлого вздоха, но тут же взял себя в руки. Взмах руки — и высокие окна закрылись плотными стальными ставнями, оставляя помещение во мраке. Саурон подошёл к постели, на которой спала Келебриан, вынул из кармана цепочку, на которой висел каплевидный топаз — его подарок принцессе, и положил его на прикроватный столик. Он нашёл украшение этим утром, когда вернулся из Харлиндона — видимо, эллет специально оставила его здесь, не решившись вернуть лично.       Рядом с кулоном на столик лёг венок — тот самый, что Келебриан надела ему на голову в день, когда подарила ему свою невинность. Силой заклятия Саурона ярко-синие колокольчики оставались такими же свежими, словно она только что переплела их стебли между собой, создавая для возлюбленного это нехитрое украшение, как символ любви и доверия.       Медленно поднявшись на ноги, он направился к двери, у порога обернувшись в последний раз. Закрыв дверь, он запечатал комнату силой заклинания, чтобы никто не смел больше войти сюда, кроме него самого. Да и у него едва ли хватит на это сил ближайшие лет сто…       — Прощай, любовь моя… — едва слышно пробормотал он, а через несколько мгновений перед главным входом в Барад Дур прогремел его громоподобный приказ:       — Вперёд! На Эрегион!       Так началась самая кровопролитная война Второй Эпохи, продлившаяся долгих восемь лет. Война за кольца власти, созданные для покорения Средиземья, за власть и могущество… А может, как месть за разбитые надежды на счастье?