Венок из лесных колокольчиков

                    Барад Дур оказался крепостью просто пугающих размеров. Келебриан не представляла, сколько времени и орков понадобилось, чтобы отстроить такую громадину. Казалось, что лестница, по которой они поднимались с Майроном, никогда не закончится, и скоро эллет начала задыхаться от усталости.       Заметив это, майа едва заметно улыбнулся и вдруг легко подхватил её на руки. Келебриан ойкнула от неожиданности, но протестовать не стала: подняться на смотровую площадку — а именно оттуда Майрон решил начать экскурсию — было действительно непросто. К тому же, от длительного подъёма по винтовой лестнице её голова начала кружиться, а на руках у майа можно было расслабиться и закрыть глаза.       Единственное, что её очень смущало — собственная реакция на его близость. Сильные руки, что бережно прижимали её, не давая упасть, заставляли тело покрываться мурашками, совсем как тогда, когда Майрон ласкал её, сжимая в объятиях в порыве страсти. Как бы Келебриан ни пыталась противиться этим воспоминаниям, тело не слушалось голоса разума — оно стремилось снова окунуться в пучину чувственных наслаждений, которые умел дарить бывший возлюбленный.       Отчаянно пытаясь воскресить в памяти образ Элронда, дабы отрезвить себя, эллет едва не расплакалась, поняв, что все усилия тщетны: лицо жениха неумолимо расплывалось перед мысленным взором. Ей нужно держаться подальше от Майрона, сведя к минимуму все прикосновения, иначе зов плоти и стенания разбитого сердца легко заглушат остатки здравого смысла.       — Ты так глубоко задумалась, душа моя, что даже не заметила, что мы уже пришли, — раздался вдруг над ухом тихий голос Майрона.       Он осторожно опустил свою драгоценную ношу на каменный пол смотровой площадки, наблюдая, как её большие глаза изумлённо округляются. Келебриан ошеломлённо огляделась вокруг. Она никогда не думала, что боится высоты, но здесь, на самом верху Барад Дура, под резкими порывами ветра, у неё просто захватило дух. Казалось, отсюда можно разглядеть всё Средиземье, а облака проплывали так низко, что хотелось потрогать их руками.       — О, Эру! — выдохнула эллет, непроизвольно сжимая ладонь майа.       Майрон не преминул воспользоваться её страхом и тут же обнял за талию, прижимая к своей широкой груди. Его синие глаза лучились от счастья: вот она, его любимая, она рядом с ним, в его вотчине, принадлежит только ему и никуда уже не денется. И пусть пока она сердита на него, пусть напугана и разочарована, он-то знает, как переменчивы женщины. Пройдёт немного времени, и она снова будет сгорать от желания в его объятиях. Она простит его, по-другому быть не может, ведь Келебриан по-прежнему любит его.       — Не бойся, милая, я с тобой, — нежно шепнул он, склонившись настолько низко, что от его горячего дыхания шевельнулся короткий золотой завиток у её виска. — Я держу тебя, с тобой ничего не случится.       — Как здесь высоко! — она снова испуганно вздрогнула. — Кажется, что отсюда можно разглядеть даже Аман.       — Нет, боюсь, что до Амана отсюда слишком далеко, — рассмеялся майа. — Ну как, впечатляет моя цитадель своей мощью?       Келебриан едва смогла сдержать улыбку, услышав эти слова. Хоть улыбаться врагу, особенно в её положении пленницы, было как-то неуместно, но иногда Майрон вёл себя с ней не как грозный Тёмный Властелин, а как самый обыкновенный мальчишка. Видимо, в нём ещё многое осталось от того умелого мастера, лучшего ученика Аулэ, которым он был когда-то. Ему страстно хотелось признания своих творений, особенно от неё, ведь как-никак, он любит её. Пусть и по-своему, но любит, и от этого на душе становилось только хуже.       — Она выглядит, как вызов самому Ильмарину, — печально усмехнулась Келебриан.       — Так и есть, — самодовольно ответил создатель Барад Дура, ничуть не обидевшись на её иронию. — Только вот Сулимо моя башня не видна, даже с его высокого трона. Он вообще часто ничего не видит дальше своего носа.       Келебриан пришла в ужас от пренебрежения к королю Арды, прозвучавшего в этой фразе. Видимо, у Майрона есть зуб на Владыку ветров, и лучше ей не развивать эту тему.       — И как далеко распространяются твои владения? — спросила она, желая сменить тему и потешить самолюбие Тёмного Властелина.       — Всё, что ты видишь, до самого горизонта — это Мордор, душа моя, — пояснил майа, горделиво улыбаясь. — Это моё королевство, тёмная страна, сокрытая от шпионов Валар силой моих заклятий. Однако в скором времени границы Мордора станут шириться и отодвигаться всё дальше и дальше, до самых Гаваней, пока всё Средиземье не покорится моей власти.       — Идём отсюда, здесь холодно, — зябко поёжилась Келебриан, робко оборачиваясь к нему. — Пожалуйста, Майрон…       Беспроигрышно сыграв на своей женской слабости, она легко добилась своего — майа сразу исполнил её просьбу и повёл обратно в недра огромной башни. Ей не хотелось снова заговаривать о чудовищности его задумки, тем более, что это привело бы к ещё одному бесполезному спору, да и с мыслями необходимо было собраться.       Похоже, Майрон всё уже спланировал и переубедить его невозможно… А это значит, что у неё есть всего сутки, чтобы избежать насильственной свадьбы, и нужно тщательно продумать все способы, к которым можно прибегнуть, даже если единственным доступным выходом окажется прыжок вниз с этой самой смотровой площадки. Конечно, умирать было страшно, но окончательно возненавидеть того, кого она так безумно любила, стать его безвольной рабыней, игрушкой — ещё страшнее. Жизнь в неволе не для неё все равно что долгая и мучительная смерть от тоски.       Узкие тёмные коридоры крепости петляли, словно извилистые ходы огромного термитника, а факелы, развешанные на стенах, чадили, заставляя принцессу кашлять. На пути периодически попадались снующие туда-сюда служанки, которые тут же спешили согнуться в униженном поклоне, завидев хозяина. Келебриан эта слепая покорность была неприятна. Пусть Майрон говорил, что к эльфам их слуги тоже прикованы цепями преданности и долга, но по крайней мере эта преданность не замешана на страхе. Эллет решительно не желала верить в то, что рабы Тёмного Властелина преданы ему просто по зову сердца, даже после беседы с Ливией.       Наконец массивные двери, обитые железом, со скрипом отворились, и в лёгкие ворвался прохладный свежий воздух. Келебриан с наслаждением глубоко вдохнула, но тут же замерла на месте, не решаясь сделать следующий шаг: на входе дежурил целый отряд орков. В тяжёлых доспехах и шлемах, вооружённые до зубов, они выглядели устрашающе. Их морды язык не повернулся бы назвать лицами, словно Моргот специально постарался сделать их пострашнее, дабы посмеяться над красотой Перворождённых. В мутных глазах не наблюдалось и проблеска разума, только угрюмая решимость и агрессия, которая тут же сменилась раболепной покорностью и страхом при виде господина.       — Не бойся, милая, орки не так уж и страшны, — попробовал успокоить её майа. — Тебе нужно лишь привыкнуть к ним.       О, привыкнуть к этим диким тварям будет непросто! Едва Келебриан успела, подавив в себе страх и отвращение, спуститься во двор вслед за Майроном, как поняла, что привыкать ей придётся не только к оркам. Один из них подвёл к главному входу настолько пугающее существо, что принцесса, вскрикнув, спряталась за спину майа. Это было что-то вроде громадного волка или оборотня, на широкую спину которого было положено большое кожаное седло. Ростом почти с лошадь, с огромными острыми клыками, жёсткой чёрной шерстью и устрашающим оскалом — такое чудовище могло кого угодно напугать до заикания.       — Какая же ты у меня пугливая, любовь моя! — снисходительно рассмеялся Майрон, извлекая из-за спины дрожащую возлюбленную. — Ты что, никогда не видела варгов? Хотя бы на картинках?       — Нет, — она покачала головой, с ужасом глядя на приоткрытую чёрную пасть, куда её голова легко могла уместиться целиком.       С такими острыми клыками он мог бы разорвать её пополам в один миг. Легко Майрону смеяться, он-то с такими существами общается каждый день, его они тронуть не посмеют!       — Я… я ни за что не полезу на эту тварь! — дрожащим голосом произнесла Келебриан, пятясь назад, однако рука майа крепко обхватила её запястье и мягко притянула обратно.       — Полно, милая, это всего лишь средство передвижения. Это мой любимый волк, я сам вырастил его из маленького щенка, он не причинит тебе вреда. Но впредь я бы посоветовал тебе не оскорблять варгов в их присутствии. Эти существа довольно умны, они хорошо понимают твою речь и даже используют что-то вроде собственного языка, чтобы общаться между собой.       — Так они… тоже майа, как и волколаки? — наморщила лоб эллет, стараясь вспомнить, что читала в книгах по поводу разных мерзких существ, искажённых Морготом в древние времена.       — Нет, они обычные животные, из плоти и крови, но обладающие разумом, — объяснил майа, легко взлетая в седло и протягивая ей руку.       Скрепя сердце, Келебриан пришлось устроиться впереди Майрона, вцепившись обеими руками в луку седла. Она ни за что не отважилась бы сесть на спину такому чудовищу, если бы майа не настаивал.       — Почему у тебя нет лошадей? — недовольно спросила она.       — Лошади боятся меня, — пожал плечами Майрон, — а для орков они и вовсе — еда. Так что мы легко обходимся варгами и разводим их, как вы — лошадей.       — Хорошо ещё, что драконов не разводите, — едва слышно пробормотала Келебриан, однако он расслышал её слова.       — Увы, любовь моя, любимые создания Мелькора подчиняются только ему, — сокрушённо вздохнул Майрон. — Я всегда хотел иметь собственных драконов, тогда моя армия стала бы поистине непобедимой. Но увы, после Войны Гнева я не видел ни одного дракона. Если кто из них и остался в живых, наверняка находится сейчас далеко отсюда.       — Так значит, в военный поход ты тоже поедешь на этом варге?       — Для меня не проблема преодолевать большие расстояния самостоятельно, милая, тебе ли не знать? Я так же легко меняю обличья, как ты — свои платья.       — И какое же твоё истинное лицо?       — По задумке Эру я должен быть невидим твоему глазу, любовь моя. А внешность… каждый из айнур выбирал её сам, в зависимости от настроения или собственных предпочтений. Когда в Средиземье пробудились эльфы, Валар и майар приняли облик, схожий с ними, чтобы не пугать своей мощью.       — Значит, ты можешь стать и очень страшным, если разозлишься, например?       — Разумеется, но пугать тебя мне не хотелось бы, поэтому даже не проси меня продемонстрировать это.       — Я и не думала, однако ты ведь можешь и сам на меня разозлиться. Меня пугает такая перспектива…       — За что мне злиться на тебя?       — За то, что я никогда добровольно не стану твоей женой… Ты же понимаешь это, Майрон?       За спиной Келебриан повисло напряжённое молчание. Она со страхом ожидала, что майа выйдет из себя, но он успешно продолжал держать себя в руках, твёрдой рукой направляя варга вперёд. Он так и не ответил ничего на очередной её отказ, а через несколько минут непринуждённо заговорил на другую тему.       Целый день Владыка Мордора возил свою избранницу по территории Барад Дура, показывая свои владения. Она увидела своими глазами его многочисленные казармы, кишащие орками, огромные кузни, где ковалось смертоносное оружие, загоны для варгов, и даже бараки, в которых жили невольники. Рабов у Тёмного Властелина действительно было много, но увечных или замученных Келебриан среди них не заметила.       Сильные, крепкие смертные мужчины и женщины, которые занимались хозяйством, дабы кормить и одевать армию Мордора, выглядели вполне здоровыми и полными сил. Да, они не смели и глаз поднять на своего Владыку, но казались вполне довольными своей жизнью. Келебриан поначалу это шокировало, но потом она задумалась. Может, люди просто по-другому устроены? Их жизнь конечна, потому они куда сильнее страшатся смерти и цепляются за жизнь любой ценой.       Среди невольников-мужчин она не обнаружила эльфов: видимо, заставить их покориться судьбе было гораздо сложнее. Значит, все пленные эльфы скорее всего находятся в подземных темницах цитадели, куда Майрон вряд ли её отведёт. Единственное, чего майа ей не показал — это подземелья, где находились пыточные камеры, и помещения, где содержались его многочисленные прекрасные наложницы.       — Итак? Как тебе моя вотчина? — спросил её Майрон, когда к вечеру они ехали обратно в цитадель.       — Владения, достойные Тёмного Властелина, — устало пожала плечами Келебриан.       — Я и не ждал, что ты придёшь в восторг от первого же посещения Барад Дура, — снисходительно улыбнулся майа. — Со временем ты привыкнешь…       — Почему ты не показал мне своих пленниц? — вдруг перебила его эллет.       — Ты их видела. Только что.       — Нет, тех, что вынуждены делить с тобой ложе, — упрямо качнула головой принцесса. — Тех эллет, что после ночи с тобой обычно накладывают на себя руки.       — Кто наговорил тебе таких страшилок? — натянуто рассмеялся Майрон. — Ливия, не так ли? Полно, любовь моя, это не более, чем слухи, ещё и сильно преувеличенные.       — Не думаю, — снова покачала головой Келебриан. — Я уже слышала подобное раньше, ещё до того, как встретилась с тобой. Так говорили о тебе и твоём господине.       — И что же конкретно говорили? — с любопытством спросил майа.       — Что вы с Мелькором специально похищали самых красивых эллет, чтобы… чтобы забавляться с ними. И ещё… что ни одной из них не удалось пережить подобную ночь…       — Значит, ты веришь в то, что я способен истязать и мучить женщину? Разве с тобой я был жесток когда-нибудь?       — Нет, — вынуждена была признать Келебриан. — Но мне страшно… Я боюсь, что когда-нибудь ты перестанешь сдерживаться и поддашься давним пристрастиям…        Вместо ответа Майрон вдруг безудержно расхохотался, запрокинув голову назад. Келебриан этот смех показался оскорбительным. Она призналась ему в своём самом сильном страхе, а он лишь рассмеялся!       — Послушай меня, любовь моя, — вдруг вкрадчиво заговорил он, склонившись к ней. — Я не стану рассказывать о пристрастиях Мелькора, он действительно был склонен к садизму. Что же до меня… Во-первых, я не люблю лицезреть кровь и слушать вопли истязаемых пленников. Да-да, я слишком брезглив, представь себе. А во-вторых, настоящее удовольствие от обладания женщиной никак не вяжется в моём понимании с насилием. Мне куда проще наслать на девицу морок, после чего она сама с готовностью раскроет мне свои объятия, нежели всю ночь слушать безутешные рыдания. Поверь, мужчина получает больше удовлетворения, когда его хотят, а не боятся.       — Почему же тогда эллет накладывали на себя руки? — недоверчиво спросила принцесса.       — Ну… рано или поздно действие любого заклятия заканчивается. Когда до девиц доходило, чем они добровольно занимались со мной ночью… В общем, хрупкая душевная организация многих эллет слишком сильно страдала, вот они и отлетали в Мандос.       — О, Эру! Но это же чудовищно! — воскликнула Келебриан. — И тебе совсем не было их жаль?       — Жаль? — брови Майрона удивлённо поползли вверх. — Разве я настолько безобразен, что, лежа в моих объятиях, можно лишь дрожать от отвращения? Каждая из них могла стать моей фавориткой и жить дальше, не испытывая ни в чём нужды.       — Кроме самого ценного — свободы! — пылко возразила эллет.       — Эльфы… Как же вы все любите бросаться высокопарными фразами, придавая слишком много значения вещам, которые того не стоят! Не будь вы такими твердолобыми, может, и никакого Исхода не случилось бы.       — К Исходу привело вероломное убийство Финвэ и кража Сильмариллов! — возмутилась Келебриан. — И дело тут не в упрямстве эльфов, а в алчности Мелькора!       — Может, сменим тему? — вдруг предложил Майрон совсем другим голосом. — Меньше всего мне хочется копаться в истории Арды, находясь рядом с тобой. Лучше идём и посмотрим твой свадебный убор, он наверняка уже в твоих покоях.       — Я не собираюсь становиться твоей королевой! — в отчаянии выкрикнула принцесса, жалея, что она не может самостоятельно спрыгнуть со спины варга и броситься бежать прочь от Майрона.       На сей раз её слова возымели эффект. Рука майа вдруг обхватила её талию, прижимая крепко, почти до боли, а возле самого уха раздался тихий, суровый голос:       — Хватит, Келебриан! Мне надоело слушать твои отказы! Разве я сделал тебе что-то плохое? Был груб или жесток? Я понимаю, что тебе нужно время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что Мордор — твой новый дом, но моё терпение не безгранично! Тебе придётся смириться с тем, что завтра вечером ты станешь моей женой! Это понятно?       — А если я этого не хочу? — дрожащим голосом спросил она, закусывая губу от острого желания разрыдаться.       — Я это уже слышал, — сухо ответил майа. — Думаю, лучше тебе сейчас поесть и лечь спать. Ты слишком взволнована, чтобы мыслить здраво.       — Вряд ли я смогу уснуть…       — Я могу помочь и дать тебе сонного зелья, — предложил майа, снимая принцессу с седла.       — Нет, спасибо, как-нибудь обойдусь, — невольно содрогнулась Келебриан, вспомнив о том, какую страсть питал Майрон к собственноручному изготовлению всяких эликсиров и зелий. Кто знает, чем он решит опоить её, чтобы склонить к свадьбе?       — Тогда советую выбросить из головы все глупости и хорошенько выспаться, — сказал Майрон. — Завтра на церемонии я хочу видеть тебя свежей и отдохнувшей, а не бледной и измученной, будто перед казнью. Спокойной ночи, любовь моя!       Его горячие губы легко коснулись лба Келебриан, после чего майа быстро исчез, не забыв запереть дверь её покоев на ключ. Эллет обречённо посмотрела за закрытую дверь и горестно вздохнула. Надежда уговорить его, воззвать к совести или к милосердию, увы, не оправдалась. Чего и следовало ожидать. Значит, остаётся либо побег, либо, если она так и не найдёт сообщников, — самоубийство… Но этот способ она изберёт только тогда, когда перепробует все остальные. Осмотревшись, Келебриан заметила, что на столе её ждёт ужин. Голод давно настойчиво давал о себе знать, но ей было страшно пробовать пищу, приготовленную в логове врага.       Врага… Возлюбленного врага, если быть точной. Нет, она не думала, что Майрон решил отравить её — иначе для чего было вообще её похищать? Она опасалась какого-нибудь зелья, что отнимет у неё разум и сделает послушной куклой в руках Тёмного Властелина. Однако нарастающая слабость и боль в желудке всё-таки заставили её осторожно проглотить несколько кусочков холодного мяса и свежей зелени, запив всё это бокалом ягодного морса. Почти сразу же тело блаженно расслабилось, появилась непреодолимая сонливость.       Келебриан с трудом заставила себя пройти в соседнюю комнату, где, как объясняла ей Ливия, находилась её личная купальня. Как ни странно, вода в купели была довольно тёплой. Едва не засыпая на ходу, эллет вымылась и переоделась ко сну. Опустив голову на подушку, она блаженно расслабилась. Как хорошо было бы, окажись она сейчас дома! Матушка и отец должно быть места себе не находят от тревоги. Да и Элронд тоже… При мысли о женихе, Келебриан снова ощутила укол совести. Как она могла позволить Майрону целовать себя, да ещё и отвечать на его поцелуи? С обручальным кольцом на пальце! О, Эру, как же стыдно!       Уже почти засыпая, Келебриан мысленно воззвала к Владыке Ветров, умоляя о помощи. Она редко молилась в своей жизни, хотя отец воспитывал её в поклонении Валар и особенно Манвэ, которого почитал больше других. И теперь, в момент отчаяния, она пыталась найти утешение в молитве.       «Помоги мне, о великий, великодушный Король! Мне нет никакой надежды на счастье, я очень боюсь, что Майрон рано или поздно превратится в безжалостное чудовище. Лучше мне с ним расстаться навсегда, но сохранить хоть какие-то светлые воспоминания о нашей любви, чем постепенно возненавидеть. Я так слаба, мне трудно противиться зову своего сердца, но в то же время я уверена, что никогда не смогу примириться с его образом жизни. Помоги же мне, милосердный Владыка, родители и жених никогда не смогут вызволить меня отсюда… Вся надежда только на твою милость!»       Измотанная и уставшая, она даже не заметила, как Майрон осторожно проник в её сознание, пытаясь узнать, насколько он близок к цели вернуть её расположение.

***

      В отличие от Келебриан, Майрон не сомкнул глаз в эту ночь. Услышав её отчаянное воззвание к Манвэ, он бродил по своей комнате кругами, словно зверь по клетке, и не мог найти покоя. Весь день он разрывался между желанием немедленно схватить Келебриан в охапку и затащить в постель и стремлением прекратить этот бесполезный фарс и просто вернуть её в Харлиндон. Эти сомнения буквально раздирали его надвое, а молитва и вовсе выбила почву из-под ног. Две половинки его души — тёмная и светлая — боролись между собой.       В любимых голубых глазах застыли недоверие и страх — это буквально убивало Майрона, он вовсе не стремился к такому результату. Как же он хотел, чтобы она снова любила его! Безоглядно, искренне, доверчиво… Но с прежней нежностью и любовью Келебриан больше никогда на него не взглянет, отныне она всегда будет смотреть в его сторону с опаской, словно каждую минуту ждёт вспышки его гнева. Неужели любовь в её сердце окончательно угасла?       Нет, она его не разлюбила, он был уверен в этом. Когда он поцеловал Келебриан, она не смогла долго противиться. Майрон снова ощутил знакомый трепетный отклик в её теле, который любимая старательно пыталась подавить. Раз ей так трудно сопротивляться его поцелуям, может, стоит осыпать её ими с головы до ног? Пусть она снова утонет в пучине страсти, пусть потеряет голову! Он на что угодно был готов, лишь бы Келебриан оттаяла, хотя бы раз снова сказала «люблю», обняла по своей воле! Но похоже, что этого уже не добиться…       На рассвете майа не сдержался и всё-таки пришёл в комнату своей пленницы. Он вошёл неслышно, опасаясь разбудить её, но эллет спала крепко и даже не пошевелилась, когда он осторожно прилёг на постель рядом с ней. Наблюдая за тем, как первые лучи восходящего солнца открашивают в розовый цвет её нежные щёки, а густые волосы переливаются в солнечных лучах подобно драгоценному, живому шёлку, он затаил дыхание, любуясь её совершенством.       «Зачем ты поставил её на моём пути, Отец? Зачем вложил мне в сердце эту проклятую, глупую любовь? Разве для этого я был создан? Я стремился лишь к тому, чтобы превзойти других в знаниях и мастерстве! Смеялся над чужими слабостями, уверенный, что я выше всех этих нежных чувств, которые ослабляют личность… И в отместку за гордыню ты решил наказать меня именно любовью! Что ж… ты добился своего: она уже не моя, и я истекаю кровью…"       По сравнению с молитвой Келебриан, полной надежды на чудо, обращение Майрона к Создателю было скорее горьким упрёком. Он никогда не считал себя истинным антагонистом в полной мере. Скорее, чувствовал себя недооценённым и непонятым, потому и решил вершить судьбы мира самостоятельно, раз уж Эру дал ему такие способности.       Привыкший всё и всегда раскладывать по полочкам, планировать, просчитывать на несколько шагов вперёд, он впервые столкнулся с силой, которую никак не мог контролировать — с той самой пресловутой любовью, не укладывающейся ни в какие разумные рамки. Ему, прагматику до кончиков волос, было очень тяжело признать, что он влюблён, а уж своими руками отдавать любимую другому! Это просто невыносимо!       И всё же Майрон не мог не рассматривать такого варианта развития событий, как окончательный разрыв. Как бы ни хотелось верить в чудо, едва ли Келебриан смирится со своей участью, а это значит, что ему придётся отпустить её… При одной мысли о том, что он может собственноручно передать её в руки Элронда, сердце Майрона начинало рваться на части, но когда перед его мысленным взором вставала картина, где он хоронит погибшую от тоски любимую… Нет, после такого он точно не сможет жить спокойно!       И как же ему поступить? Как сделать этот чудовищный выбор? Отпустить Келебриан или навсегда запереть в Барад Дуре? И в том, и в другом случае это грозило майа невыносимой болью. Отпустив возлюбленную, он собственноручно вырывал себе сердце из груди, а оставив подле себя, обрекал её на гибель.       Глядя на невинное личико — такое прекрасное и нежное, чуть приоткрытые губы, чей вкус он помнил так хорошо, длинные густые ресницы, пушистым веером лежащие на щеках, аккуратный носик, тонкие брови, стремительно взлетающие к вискам, — Майрон окончательно принял самое тяжёлое решение в жизни. Нет, уж лучше пускай она не будет рядом с ним, пусть станет женой этого проклятого Элронда, но хотя бы останется жива! Если Келебриан умрёт по его вине, он никогда не сможет простить себя. Даже если с горя перебьёт всех эльфов в Средиземье, такую боль потери ему никогда не унять.       Лучше он будет смотреть в летнее небо и видеть её глаза, засыпая, думать о ней, вспоминать о том, как сжимал её в объятиях, как когда-то сделал своей, чем наблюдать, как она гаснет, словно свеча… Ему останутся эти воспоминания в качестве единственного горького лекарства от боли в сердце. Ведь в отличие от людской памяти или памяти тех же эльдар, память майа — словно книга, где каждое воспоминание надёжно запечатлено, как слово на листе пергамента. Он ясно помнит и будет помнить каждый миг, взгляд, вздох, поцелуй, и так будет всегда.       Не в силах совладать с искушением, майа осторожно провёл большим пальцем по нижней губе эллет. Лучше бы ему уйти сейчас и подумать о том, как отправить её домой, но он не мог не прикоснуться к любимой в последний раз. Хотя бы мимолётно. Но Келебриан, словно только того и ждала, внезапно открыла глаза и тут же испуганно охнула, отшатываясь в сторону.       — Майрон?! — пробормотала она. — Ты… что ты здесь делаешь?       — Не бойся, я не трону тебя, — тихо сказал он. — Я не хотел будить тебя, любовь моя…       — Что тебе нужно? — спросила эллет, натягивая простыню до самого подбородка.       — Что мне нужно? — майа вдруг печально усмехнулся, пожирая её глазами. — Мне нужна ты, Келебриан. Твоя любовь и нежность. Но я понял, что твои чувства безвозвратно ушли, сменившись страхом и разочарованием… И что бы я ни делал, их уже не вернуть. Я не привык довольствоваться полумерами или трусливо прятаться от действительности, и потому решил отпустить тебя домой… Стать причиной твоей гибели я не хочу.       Принцесса изумлённо округлила глаза: неужели ей не послышалось? В голосе Майрона была бесконечная тоска и обречённость, и она так глубоко их прочувствовала, что тут же ощутила отголосок боли в собственном сердце.       — Прости… — скорбно прошептала она. — Я правда не смогу быть с тобой… даже несмотря на то, что всё ещё люблю тебя.       — Скажи мне это ещё раз, — тихо попросил он, придвигаясь ближе. — Я хочу запомнить твой взгляд, когда ты это произнесёшь.       Она через силу улыбнулась сквозь набегающие слёзы и робко придвинулась к нему навстречу. Тонкая ладонь нежно коснулась щеки майа, поглаживая и лаская, затем переместилась на губы, проведя по ним кончиками дрожащих пальцев, пока рука Майрона не перехватила её, поднося к губам. Ощутив касание его губ и горячее дыхание, Келебриан рвано выдохнула и закрыла глаза.       Майрон медленно потянулся к её губам и робко, словно впервые накрыл их своими. Это был их самый нежный поцелуй. Медленно, чувственно, вкладывая всю свою любовь, они целовали друг друга, прощаясь…       Майрон не пытался зайти дальше и склонить Келебриан к чему-то большему: он понимал, что время нежной страсти для них прошло. Он сделал ошибку, привязавшись к ней так глубоко, и уже поплатился за это. Никогда не быть вместе Тьме и Свету… С трудом оторвавшись от мягких розовых губ, он осторожно стёр слёзы с её щёк и сказал:       — Не плачь, любовь моя! Это действительно было только сладким сном, а снам свойственно заканчиваться, даже самым волшебным. Я буду помнить о тебе всегда, не сомневайся, ведь ты единственная, кому удалось внушить мне любовь. А теперь поскорее одевайся, пора мне исправить свою ошибку и вернуть тебя обратно в Харлиндон.       — Но… как ты собираешься это сделать?       — Так же, как и выкрал тебя. Не волнуйся, это займёт лишь несколько мгновений, а затем ты проснёшься в своей спальне, словно никуда не исчезала.       — А вдруг нас там ждут воины моего отца? Или… Элронд? — она испуганно схватила его за руку. — Они попытаются убить тебя!       — О, любовь моя, если бы ты знала, как трепещет моё сердце, когда ты вот так волнуешься за меня! — Майрон поцеловал обе её ладошки. — Не бойся, меня не так легко убить. Даже если меня успеют ранить, я легко восстановлю свою физическую оболочку. Но до этого не дойдёт, уверяю тебя.       — Значит… когда я проснусь, тебя уже не будет рядом? — спросила она севшим от волнения голосом.       — Да, милая. Я окончательно останусь в твоём прошлом, так будет лучше для нас обоих. Только… пообещай мне одну вещь.       — Какую?       — Вспоминай обо мне хоть иногда что-то хорошее.       — О, Майрон… благодарю тебя! — нервы Келебриан не выдержали, и она, горько разрыдавшись, бросилась ему на шею.       — Я люблю тебя… люблю… прости меня… — бессвязно всхлипывала она, прижимаясь к нему всем своим хрупким, дрожащим телом.       — Я тоже люблю тебя, моя Келебриан… — тихо сказал майа. — Прости меня за всё, что я причинил тебе. И прощай.       Не в силах больше выдержать пытку, которую ему причиняли её слёзы и сбивчивые признания, Майрон быстро пробормотал заклинание, и вот эллет уже обмякла в его руках, заснув глубоким сном. Обернув возлюбленную в большое серебристое покрывало, майа поднял её на руки и перенёс обратно в родительский дворец.       В комнате Келебриан было тихо, но Майрон сразу же заметил, что в кресле спит завернувшаяся в длинный плащ фигура. Элронд… Неудивительно: где же ещё находиться безутешному жениху, как не в комнате исчезнувшей невесты? Другой бы уже нёсся во весь опор, чтобы бросить вызов дерзкому похитителю, но наш Элронд не таков. Безрассудства в нём нет ни на грош, он сначала должен всё обдумать и взвесить, а уж потом действовать, чтобы наверняка. Вот почему Келебриан никогда не полюбит его: нет в нём того безумства, пылкости, которую так любят женщины. Майрон злорадно усмехнулся: так ему и надо, этому Элронду! Пусть живёт с ощущением, что его выбрали от отчаяния, а не по любви.       Осторожно положив принцессу на постель, Тёмный Властелин наклонился, чтобы в самый последний раз коснуться её губ, но тут в его спину внезапно упёрлось лезвие длинного меча. Не обращая внимания на угрозу, он легко коснулся губами губ возлюбленной, наслаждаясь яростным пыхтением соперника за спиной.       Ну, надо же, каков смельчак! Майа готов был подвергнуть сомнению собственное мнение о том, что в этом эльфе совсем нет склонности к безумствам: только идиот мог надеяться вот так запросто заколоть его подлым ударом в спину. Неужели этот глупец думает, будто Майрон не заметил его? Или надеялся застать его врасплох?       — Глупая затея, — неспешно выпрямился майа, спокойно оборачиваясь к жениху Келебриан. — Ты прекрасно знаешь, что убить меня невозможно, а вот я, напротив, легко могу лишить тебя жизни, причем, даже не применяя оружие. Так к чему эта нелепая бравада?       — Ты украл у меня невесту! — процедил сквозь зубы Элронд, и не думая опускать меч.       — Невесту! Она дала тебе слово только от отчаяния, — усмехнулся Майрон. — Тебя не смущает этот факт? Келебриан никогда не полюбит тебя так, как любила меня. Я всегда останусь в её памяти первой любовью и первым мужчиной. Она никогда меня не забудет, как и я её.        — Это мы ещё посмотрим! Келебриан станет моей женой, и я сделаю всё, чтобы она забыла о тебе, как о страшном сне.       — Ты сначала выживи в предстоящей войне! — насмешливо посмотрел на него майа. — Учти, мои лучшие воины специально будут разыскивать тебя во время битвы, чтобы прикончить и принести мне твою голову на серебряном блюде.       — Учту! — холодно кивнул Элронд. — Но и ты не забывай, что у меня теперь есть очень веская причина, чтобы выжить — она будет ждать меня. Кстати, раз уж вы так любите друг друга, то почему ты вернул её? Не смог убедить в своей любви?       Майрон криво усмехнулся, злобно сверкнув глазами. Пора возвращаться восвояси, пока гнев не заставил его испепелить проклятого соперника и тем самым заставить Келебриан снова плакать.       — А вот это тебя совершенно не касается! — напоследок отрезал майа. — Считай, что тебе сказочно повезло, сын Эарендиля: тебе досталась моя женщина… Но в глубине души она навсегда останется моей, даже если станет твоей женой и родит тебе сыновей. Помни об этом и моём великодушии!       Элронд не успел даже моргнуть, как майа исчез, озарив комнату яркой вспышкой света. Он несколько секунд молча смотрел в одну точку, стараясь справиться с тем ядом, что разливался в крови от последних слов Саурона. Ненависть — всепоглощающая, как девятибальный шторм в море, — заполнила каждую клеточку его тела. Как же он хотел убить Саурона! Уничтожить, стереть с лица Арды саму память о нём… Жаль, что это невозможно!       Внезапно на постели зашевелилась Келебриан, и Элронд тут же бросился к невесте, отбрасывая в сторону меч. Взяв её за руку, он склонился к её лицу и нежно провёл ладонью по щеке.       — Любимая! — тихо позвал он. — Проснись! Ты дома, всё хорошо.       Келебриан в ответ поморщилась, пытаясь стряхнуть с себя сонный морок, и вдруг едва слышно прошептала:       — Майрон…       Сердце Элронда тут же пронзила стрела жгучей ревности. Даже сейчас, после того, как она снова оказалась дома, Келебриан думает о Сауроне… О, Эру, дай ему сил выдержать это и не поддаться отчаянию! Он должен всё вытерпеть и добиться её любви. И он добьётся!