ID работы: 8907928

Я сумею сделать тебе больно

Гет
NC-17
Завершён
244
Размер:
138 страниц, 12 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
244 Нравится 114 Отзывы 79 В сборник Скачать

12. Я люблю тебя. Эпилог

Настройки текста

You set off a dream with me Мы с тобой слышим мечту, Getting louder now Она звучит еще громче, Can you hear it echoing? Слышишь, как раздается эхо? Take my hand Возьми мою руку, Never Enough — Loren Allred

«Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, я бы тогда, наверно, не говорил все, что думаю, но точно бы думал, что говорю. Я бы ценил вещи, не за то, сколько они стоят, но за то, сколько они значат. Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Я бы шел, пока все остальные стоят, не спал, пока другие спят. Я бы слушал, когда другие говорят, и как бы я наслаждался чудесным вкусом шоколадного мороженного. Если бы Бог одарил меня еще одним мгновением жизни, я бы одевался скромнее, валялся бы на солнце, подставив теплым лучам не только мое тело, но и душу. Господь, если бы у меня было сердце, я бы написал всю свою ненависть ко льду и ждал пока выйдет солнце. Я бы нарисовал сном или мечтой ВанГога на звездах поэму Бенедетти, и песня Серрат стала бы серенадой, которую я бы подарил луне. Я бы полил слезами розы, чтобы почувствовать боль их шипов и алый поцелуй их лепестков… Господь, если бы у меня еще оставался кусочек жизни, я бы не провел ни одного дня, не сказав людям, которых я люблю, что я их люблю. Я бы убедил каждого дорогого мне человека в моей любви и жил бы влюбленный в любовь. Я бы объяснил тем, которые заблуждаются, считая, что перестают влюбляться, когда стареют, не понимая, что стареют, когда перестают влюбляться! Ребенку я бы подарил крылья, но позволил ему самому научиться летать. Стариков я бы убедил в том, что смерть приходит не со старостью, но с забвением. Я столькому научился у вас, люди, я понял, что весь мир хочет жить в горах, не понимая, что настоящее счастье в том, как мы поднимаемся в гору. Я понял, что с того момента, когда впервые новорожденный младенец сожмет в своем маленьком кулачке палец отца, он его больше никогда его не отпустит. Я понял, что один человек имеет право смотреть на другого с высока только тогда, когда он помогает ему подняться. Есть столько вещей, которым я бы мог еще научиться у вас, люди, но, на самом-то деле, они вряд ли пригодятся, потому что, когда меня положат в этот чемодан, я, к сожалению, уже буду мертв. Если бы я знал, что сегодня я в последний раз вижу тебя спящей, я бы крепко обнял тебя и молился Богу, что бы он сделал меня твоим ангелом-хранителем. Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал бы тебя и позвал бы снова, чтобы дать тебе больше. Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на пленку все, что ты скажешь, чтобы слушать это еще и еще, бесконечно. Если бы я знал, что это последние минуты, когда я вижу тебя, я бы сказал: Я люблю тебя и не предполагал, глупец, что ты это и так знаешь. Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам еще одну возможность, чтобы все исправить, но если я ошибаюсь и сегодня — это все, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду.»       Белые стены, белый потолок, белые простыни, вновь пищащие приборы. Эта палата уже как дом родной. Всё тело невероятно болит, и я не могу встать. Лишь тянусь рукой к стоящему на столе стакану воды. Наверное, я так громко открыла глаза, что как только в моё горло попала вода, дверь в комнату распахнулась и появился Тони.       Он прошагал к стулу около койки, на который сел. Я скривилась, так как горло пронзила боль сразу же как сквозь него прошла вода. Тони смотрел на меня как-то странно. Уголки его глаз опущены, он выглядит очень расстроенным, будто что-то произошло.       Осознание быстро приходит ко мне, и я быстро ложу руку на всё такой же круглый живот. — Ты на похороны пришел что ли? — улыбаюсь я, но Старк продолжает сидеть с каменным лицом. — Что случилось-то? — Мне не повезло, — он ставит локоть на колено и трёт глаза. — Почему именно я должен с тобой говорить, — бормочет себе под нос. Я двигаю бровью, и слегка поглаживаю большим пальцем живот. — Хорошая новость — свадьбы не было, Стэлла в бегах, — Тони зачесывает волосы назад, он делает это только когда волнуется. — Пуля прошла сквозь живот, — замолкает и смотрит на мою реакцию, но я молчу, ведь жду продолжения. — Ты пролежала на операционном столе больше двенадцати часов, врачи боролись и за твою жизнь, и за жизнь малых, — Старк говорит так, будто кто-то умер. Я продолжаю утешительно улыбаться, обманывая свой мозг. — Пацана не спасли, — его глаза прикрываются.       Я медленно моргаю, пытаясь понять смысл сказанного. — Ты шутишь? — на выдохе произношу я, и уже не могу держать улыбку на губах. — Я похож на шутника? — грубовато отвечает Тони. — Я, черт возьми, понятия не имею, что с этим делать. К психологу тебя? Или куда? Это же невыносимо терять не родившегося ребенка.       Он говорит, а я не слышу. Смотрю в стену невидящим взглядом и не контролирую слёзы. Два видения в которых только девочка. Только одна малышка. Но я там такая счастливая, будто мальчика и вовсе не должно было быть. Ком в горле невероятно давит на голову, вот-вот взорвется. Я пожимаю губы. Потерянность. Боль. Они окутывают меня в одеяло своих ощущений, говоря, что с ними будет лучше.       Эти чувства как наркотик. От них такие же ощущения. Только это не счастье, а неисчерпаемая истерика, которая захлёстывает с новой силой. Она душит своими черными ручищами, не давая вздохнуть. Твердит, что я ужасный человек. Я никогда не заглядывала в камень души. Исследовав его, мы с Тони пришли вывода, что там хранится всё, что мы любим, и все что хотим знать. Он никогда не открывался сам по себе, но в этот раз что-то пошло не так. Как только Тони покинул палату, я прикрыла глаза и упала в бездну.       В бездну теплого красного цвета, каким меняется закат. И я раскрыла глаза внутри самой себя. И такое умиротворение, спокойствие. Дышать легко, и никто не сидит на груди. Наверное, как-то так я представляла себе рай, не с зеленой травой, а с небольшим количеством теплой воды на полу, где можно увидеть своё отражение, не с деревьями и солнцем, а с гамаком, что подвешен в воздухе, а около него бесконечное количество книг. — Мам! — я оборачиваюсь и вижу мальчика лет восьми. С шоколадными глазами и блондинистыми кудрями. Падаю на колени и хлопковые штаны намокают. И теперь этот кто-то уселся мне на плечи. Я смотрю на этого ангела и не верю, что это мой сын. — Не плачь, — он дотрагивается моей щеки и вытирает слёзы. — Не ты убила меня, поэтому не можешь винить себя в этом, — я молчу. — Я вернусь ещё, но только при одном условии, — мальчик вглядывается в мои глаза. — Ты не будешь плакать, и не будешь вспоминать о том, что я вообще когда-то существовал. Конечно, знать будешь, но не горевать. Ты намного сильнее всех в этом мире. И ещё, сестру назовите Джессикой.       Мальчик растворяется, а я и понять не могу, что произошло. Оглядываюсь по сторонам и вновь нахожусь в больничной палате. Передо мной стоит женщина, на бейджике которой написано, что она психолог. Но мне не нужен мозгоправ, я чувствую себя сносно, не считая того, что очень сильно хочу убить Стэллу.       Женщина начинает что-то говорить, о том, как сложно пережить смерть собственного ребенка, но я смотрю в окно, погружаясь в свои мысли. Я никогда не переживала свои ведения, как должна, не входила в роль самой себя. Возможно, стоило, ведь даже не подконтрольные ведения появляются не от нечего делать. — Вы слышите меня? — она проговаривает и дотрагивается моей руки, от чего я вздрагиваю. — Я в порядке, — её глаза округляются. Она смотрит на меня с минуты три молча, псоле чего выходит из палаты.

***

      Там, где солнце заходит за горизонт, озаряя небо золотыми лучами, там, где чайки летают низко к воде, зацепляя крыльями прохладную морскую воду, там, где находиться хочется бесконечно, волны лижут белоснежный песок Малибу, предупреждая о приливе, морской бриз охлаждает кожу, и постоянно хочется улыбаться. Тут снимали легендарные фильмы, росли известные люди, становились счастливыми пол планеты.       Здесь, сидя на песке, Алексис наслаждалась солнцем в последние дни летнего отпуска вместе со своей семьёй. Её голова покоилась на коленях Питера, а взгляд блуждал по побережью, где за чайками бегала маленькая пятилетняя Джессика.       Возможно ли представить, что за пять лет две огромнейшие компании стали одним целым и раскинули свои сети по всему миру. Если вы сейчас сидите в интернете, используете электричество или какой-то гаджет, то скорее всего благодаря этой компании. Филиалы в Европе, Австралии, Канаде, США и даже союз с Вакандой. Это было мечтой, которая воплотилась в жизнь.       Алексис приобрела тюрьму, в которой отбывала наказание Стэлла. Увы, посадить на пожизненное её не получилось, а всего на всего на двадцать лет, без возможности подать на апелляцию. Но даже эти двадцать лет, она проведет в муках, отрабатывая ежедневно трудовую норму, что нарушала все права человека. Но кто сказал, что Стэлла человек?       Раньше, её мечтой было построить торгово-развлекательный центр, в котором будет всё что только пожелаешь. С каждым днём счета пополнялись, а на её владения зарились конкуренты. И начиналась борьба. Что же будешь делать, когда в воде появится кровь? И кто ответит за это? Твоя дочь или твой не родившийся сын? Акулы и мафия всегда будет существовать, и они всегда будут точить зубы.       Обнуление счетов, кражи банков, поджег электрических сетей, покушение на жизни — это всё стало на столько обыденно, что, когда в очередной раз это происходило, девушка просто щелкала пальцами. Эта её мечта стала материальной, и жизнь потеряла краски. Ведь не интересно жить, когда в твоих руках всё.       А потом, она взглянула в карие глаза дочери, и поняла — вот она — её мечта. Деньги не имеют смысла без этого кучерявого ангела. То, как Джесс улыбается, как учиться ходить, ездить на велосипеде, как лепечет что-то про очередную зверюшку. Совершенно обычный ребёнок, которого хочется сделать только счастливее.       Кевин нашел себя, наконец-то. Он перестал быть одиноким певцом, который постоянно жалуется на свою карьеру. Романовски стал солистом группы и обрёл настоящее счастье в виде Эмбер Лайтвуд, что постоянно закатывала глаза на его выходки. И пусть на некоторых корпоративах, в его организме было слишком много алкоголя, пусть он его легкие были чернее атомной войны, девушка любила его за эти длинноватые темные волосы, за тату на шее и за прокуренный голос, которым он посвящал ей песни.       Морган, вопреки отказам своего отца, вступила в художественную студию, именно это и послужило тем, что Тони решил объединить компании, ведь вряд ли младшая дочь согласится быть генеральным директором Старк Индастриз. Для картин Морган, в галерее Пеппер была отведена отдельная комната, и когда люди слышали, что картины нарисованы одиннадцатилетним ребенком, они поражались талантом. Но ведь вся семья Старков кишит талантами, не так ли?       Лине посчастливилось стать пиар-директором. Теперь без нее не проходила ни одна пресс-конференция, вся желтая пресса проходила только через её руки, и только она объявляла любое появление Старка и Паркера на людях. Дилан? Одумался. И к тридцати годам сделал Форсайт предложение. Ещё та свадебка была.       После того выстрела, вся жизнь Питера пронеслась у него перед глазами. В памяти начали всплывать те дни, когда он только влюблялся в Алексис, когда она улыбалась, плакала. Жаркие ночи, которые они скрывали под воротниками рубашек и свитеров. Их светящиеся глаза, когда они видели друг друга, дыхание в унисон. Это всё печатью ударило в его мозг, душу, сердце, заставляя вспомнить: кто он такой.       Он опустился перед ней на колени и сделал предложение. Без кольца с бриллиантом, без громких заявлений, без пафоса, от которого тошнило уже обоих. Время вернуть нельзя, и говорят, что люди не меняются. Но ведь можно снять с себя маску безразличного и бесчувственного придурка. И Питер снял. Люди не меняются? Каждому можно дать второй шанс, даже если у него будет стоять десятичная степень.       Если люди перестанут верить в любовь, то во что же можно будет верить? Ведь, любовь — это самое чарующее чувство из всех. Она может подарить тебе багаж счастья и проблем, может сделать твоё сердце трепещущим, а может разбить его на куски. Но без этого никак. Ведь не было человека, что не познал на себе все горести любви, и все прелести её же.       Так приятно было сидеть на теплом жёлтом песке. И перебирать её волосы. В её глазах можно было увидеть все десять тысяч оттенков зелёного. Её грудь вздымалась от частых вздохов, а руки покоились на животе. Я смотрел на нашу дочь, что бегала по побережью и видел в ней моё лучшее творение. Наше лучшее творение. А потом переводил взгляд на Алексис, которая стала подарком судьбы.       Она оставалась всё такой же, а я знал её до кончиков волос. Я заметил, что на лбу появилась морщинка, к которой тут же дотронулся и она расправилась. Она подняла на меня свой взгляд, светящийся и влюбленный. Алексис смотрела на меня сквозь время одним и тем же взглядом. Она поджимает губы и над чем-то думает. Слышится смех, и я обращаю внимание на дочь, которую на руках катает Кевин. — Если моя дочь пристраститься к запаху сигарет, тебе не жить, — кричу я лучшему другу, а он что-то бормочет в ответ. Алексис улыбнулась, оголяя белоснежные зубы. Я так влюблен в эту улыбку. Девушка садиться на песке, а я вновь перетягиваю её себе не колени. — Знаешь, — проговаривает она, кладя руки мне на плечи. Она до жути красивая и моя… — Я так хочу прожить с тобой вечность, ведь для меня это очень просто, — Алексис облизывает нижнюю губу, а я заправляю блондинистую прядь ей за ухо. Она замолкает и вновь погружается в свои мысли.       У меня крышу сносит от этой девушки. Я зарываюсь руками в длинные волосы и притягиваю её к себе. Целую в сладкие губы, которые на вкус как карамель. Поверить не могу, что когда-то жил целые шесть лет без этого вкуса. Она улыбается сквозь поцелуй и морщится. — Опять этот кофе, — смеется Алексис, а я наиграно закатываю глаза. — Ты перебил меня. — Простите, миссис Паркер, согрешил, — мне так нравится её дразнить, ведь она так сильно влюблена в фамилию Старк и Роджерс, что по началу даже не хотела брать мою. — Ты самая лучшая у меня. — И я тебя люблю, Паркер, — она берет моё лицо в свои ладони, и мы заваливаемся на песок. Люблю тебя до бесконечности

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.