Дикий волчонок

      Эта неделя рождественских каникул была самой восхитительной в жизни Сэма и самой безумной в жизни Дина. Джон не соврал, теперь он был рядом с сыновьями и если относительно Сэмми всё было понятно, то относительно Дина его одолевали сомнения. Старший хоть и завтракал без напоминания, и слушался его, лежал в кровати, хотя дико хотелось встать, уже не вздрагивал при массаже, но всё также называл его «сэр». Остро вставала и другая проблема — успеваемость Дина. Как и предполагал Джон, у Сэмми все оценки были в порядке, поскольку Дин следил за ним, оставляя свои потребности на «потом». Наоставлялся до того, что сам едва понимал, о чём говорят на занятиях, хотя, читая книги, подаренные отцом, он отметил, что память его значительно улучшилась. Он понимал прочитанное, делал зарисовки в альбоме. А ещё много думал, вспоминал детство. Каждый год ему дарили какую-нибудь необычную вещь: машинку или мягкую игрушку. А ещё были плакаты, шарики и много смеха. И всё это оборвалось так резко. В пять лет. Тогда малыш Дин так ждал своего дня рождения, но не получил ровным счётом ничего. Отец забыл о нём, а когда застал его плачущим, обозвал девчонкой. Но тогда было ещё терпимо. Сэмми был совсем маленький и за ним следила соседка. Хуже стало когда Сэму исполнилось три года. У него вертелось сто тысяч почему и он пытался расспрашивать отца, тот огрызался, грубо отодвигал его и цедил сквозь зубы: «отродье». Ещё хуже стало в младшей школе, а к тому моменту, когда Сэмми исполнилось семь лет, почти спившийся Джон пытался его бить. Дин заступался, сначала просто утаскивал в комнату, но когда отец стал врываться следом, закрывал мелкого собой.       Сейчас отец находился в состоянии длительной ремиссии, он больше не пил. Даже пытался заботиться, но Дин уже не мог этого принять. Он всё также напрягался, когда ждал шерифа со службы, тем более, что Джон привёз из школы документ о том, что на будущий год Дин повторит курс текущего класса. Насмешек Дин не боялся, в его классе только самый тупой не догадывался, что отец колотит его смертным боем, просто был напряжён, не понимая, зачем понадобилось вот это всё. И в таких вот невесёлых размышлениях прошёл почти месяц.В этот день Джон был как-то напряжён. Мороз на улице был совсем небольшой. Снег, уже кое-где подтаявший, сверкал сахарной глазурью. Джон пришёл с утра пораньше, посмотрел на спящего Сэма и сказал: — Ребята, просыпайтесь. Завтрак уже ждет, а после предлагаю вам немного покататься. Денег я дам — он протянул Дину сто долларов. Сын замялся и не зная, стоит-ли брать деньги, в итоге спросил: — Зачем? — Как зачем? Вещей, что я купил тебе, явно мало, а твоих вкусов я не знаю. Сэму тоже нужно купить побольше одежды, да и вам нужны книжки и новые тетради. Вот вы и поедете с братом вместе. Если нужно, попрошу Бобби вас отвезти.       Дин, недоуменно хлопая пушистыми ресницами, смотрел то на отца, то на брата, но ослушаться по-прежнему боялся. Осторожно растолкав Сэмми, он взглянул на календарь. Двадцать четвёртое января. Ему сегодня исполняется пятнадцать лет, но радости это не принесло, даже наоборот, вселило в Дина дикий, животный ужас, заставляющий вжаться в спинку кровати, подтянуть колени к груди, в попытке закрыться от побоев и, обхватив их руками, стараться не зарыдать от своего бессилия и жалости. Последние три дня рождения для него были сродни аду. Когда ему исполнилось двенадцать лет, Джон выгнал его на мороз, предварительно закрыв брата в подвале, и запустил домой только ближе к ночи, когда все тело подростка окоченело, губы приобрели ледяной синюшный оттенок, лицо и ресницы покрылись инеем и дыхание вырывалось паром из дубеющих легких, принося с каждым вдохом и выдохом сильную боль. Тогда Дин понял, что тепло — лучший подарок. Когда Дину исполнялось тринадцать, Джон сначала сильно избил сына, сломал нос, а после связал крепко-накрепко, не перекрывая кровоток и бросил в подвал, а ключи повесил на грудь. Подросток слышал, как тихо плачет Сэмми у двери, но сделать ничего не мог. Дин старался освободиться от пут, но узлы оказались самозатягивающимися и веревки только сильнее впивались в плоть, а попытки не увенчивались успехом. Разум подчинял страх, ядом проникал внутрь, сковывая бешено колотящиеся сердце, заставляя зрачки сузиться и покрыться холодной испариной лоб. Дыхание сбилось, нещадно болела челюсть и не получалось издать ни звука, он боялся за мелкого, ведь если он так и останется тут, у двери, то отец поколотит и его. Прекратив бесполезные попытки если не освободиться, то хотя бы ослабить веревки, Дин забился в беззвучной истерике, подрагивая всем телом. Его радовало только одно, он не слышал пьяной брани и ударов, значит с Сэмми все в порядке и осознание этого грело потрепанную душу. Подросток уже потерял счет времени, когда услышал «пошел вон отсюда, щенок», а после открылась дверь. Свет ослепил Дина, заставляя зажмуриться, подействовал на истощенные нервы, жиденькая кровь в его венах начала бурлить и раскаляться, словно магма, принуждая сердце учащенно биться, будто оно готовилось к марафону и готово было вот-вот выпрыгнуть из груди, и подросток судорожно и шумно сглотнул. Привыкнув к свету, он открыл глаза и увидел отца, который смотрел на него с презрением и нескрываемым отвращением и Дину показалось, что это конец, пусть никчемной, но все-таки жизни. Перед глазами пронеслись не совсем радужное детство, не самая счастливая юношеская пора, события сегодняшнего дня и все смешалось в разноцветную размытую картинку. Было больно. Еще Дин испытывал головокружение, тошноту и ужасный холод. Вопреки ожиданиям новых побоев, Дин почувствовал как отец разрезал веревки, ловко орудуя ножом. Осознав, что его конечности больше ничего не стягивает, Винчестер попытался ими пошевелить. Резкая ослепительная боль, подобная взрыву гранаты, которая беспощадно разрывает, дробит и режет все на своем пути, пронзила запястье и эхом распространилась по всему и так настрадавшемуся телу. Хризолитовые глаза подернулись пеленой, воздух узлом застрял в груди Дина и он сдавленно застонал, не в силах терпеть эту боль, что снова и снова прошибала его тело, подобно электрическому току. Джон, видя попытки старшего сына встать и вернуть чувствительность затекшим и онемевшим рукам и ногам, только смеялся и оскорблял его, а после обратился к Сэму: — Слышь, ублюдок малолетний, оттащи его в комнату и приберись тут.       Дин ненавидел отца в тот момент еще сильнее, ведь Джон просто развернулся и ушел из дома, оставив его еле живого и неспособного двигаться на грязном, пыльном, залитым кровью и давно не мытом полу, заставляя маленького Сэмми испугаться еще сильнее. А Сэму действительно было чего бояться, он слышал, с каким тихим свистом воздух покидает легкие брата, видел во что превратилось красивое лицо Дина и как он силиться подняться, видел младший Винчестер и окровавленные веревки, что валялись рядом. Сэм даже представить не мог, как ему перетащить брата по двум лестницам, из подвала и на второй этаж, чтобы не причинить еще больше боли. Гадкие слезы были готовы политься из зеленых глаз, как тогда, несколькими днями ранее, когда он до побелевших костяшек сжимал подушку, вгрызаясь в нее зубами, чтобы не закричать от боли. — Я скоро вернусь, Дин. Потерпи немного. — тихо прошептал Сэм, глотая слезы и прижимаясь к нему так, чтобы не причинить боли. Дин в ответ лишь вдыхал родной и успокаивающий запах брата и радовался тому, что хоть ему и досталось сегодня совсем не слабо, Сэм был цел. Он был готов пойти на второй заход, слоило только щелкнуть пальцами, лишь бы не отец не трогал Сэмми, только не его…       Через несколько мгновений, которые казались безумно длинными и тягучими, младший брат снова оказался в подвале и принялся вытирать кровь сначала с пола, а потом и с тела брата. Сэм плакал, захлебывался слезами, стирал их с лица, пачкая его свежей братской кровью, и каждую минуту спрашивал как Дин себя чувствует и насколько ему больно. Дин, сквозь зубы, через боль стараясь выдавить улыбку, еле слышно шептал «все хорошо, Сэмми», пытался успокоить, хотя у самого беспрерывным потоком катились слезы по щекам и исчезали где-то у подбородка, срываясь вниз.       Когда Сэм закончил стирать кровь и обрабатывать раны, он, осторожно поддерживая за плечи, помог Дину сесть, понимая, что поднять на руки и донести брата до комнаты выше его сил и возможностей. Дин вскрикнул, не сумев вовремя сжать зубы, когда ребра явно запротестовали таким перемещениям тела, грудная клетка отказывалась справляться с полученной болью, а сердце колотилось очень быстро и набатом отдавалось в ушах и в глазах заиграли противные черные круги. Дин сам не знал, откуда у него взялись силы, но, совместными с Сэмми усилиями, ему удалось встать на ноги. Голова снова закружилась и он пошатнулся в сторону младшего брата, Сэм перекинул левую руку подростка себе на плечи, а сам ухватил его за пояс изрядно поношенных и грязных джинс. — Все хорошо, мне не больно, не бойся, Сэмми — пробормотал Дин куда-то себе под нос, не имея сил поднять голову.       Сэм чувствовал, что брат все больше и больше перекладывает вес своего тела на него, но упорно шел вперед, лишь крепче прижимая Дина к себе, не хватало еще, чтобы он упал и наставил себе дополнительные синяки и ссадины. Доковыляв спустя полчаса до комнаты Дина, Сэм помог брату лечь, осторожно снял перепачканную в крови и грязи одежду и укрыл одеялом. В тот день Дин понял, главный подарок — живой и невредимый Сэм рядом. Когда Дину исполнялось четырнадцать, Джон за шкирку выволок его из комнаты, пока Сэм спал, отвез на заброшенную стоянку и приковал наручниками к старой, ржавой и разваленной машине, а после уехал, снова бросив его на морозе под ослепляющими солнечными лучами. Как выяснилось потом, по возращению домой, успевший изрядно накатить, шериф рассказал малышу Сэмми о том, что старший брат его бросил и уехал в другой штат. Сэм тогда убежал в комнату Дина, закрался под кровать и начал плакать, закусывая руку, сжатую в кулак, чтобы быть хоть на йоту тише. Решение покончить с собой пришло, когда он, уже слегка оправившись от истерики, вылез из-под кровати и улегся на нее. Оставлять записку смысла не было, и Сэм, поначалу пытавшийся что-то нацарапать, в итоге смял лист и бросил на пол. В подвале была старая, можно сказать допотопная бельевая верёвка, и ребёнок принёс её в комнату Дина. Поставил стул под люстру, с трудом залез и понял, что у него не хватает роста. Вспомнил, как ему кто-то рассказывал, что можно удавиться и на ручке двери. Так он и решил поступить: неловкими пальцами он принялся делать петлю. Когда всё было готово, он накинул конец верёвки на дверную ручку, сунул голову в петлю и резко упал на колени. Закашлялся, кожу на горле обожгло болью, но воздух всё также поступал в лёгкие.        Дину все-таки удалось освободиться, оторвав наручники вместе с ручкой от машины и он, не теряя ни минуты, кинулся домой. Забежав домой и увидев, что пьяный отец спит в кресле с бутылкой пива в руках, он бросился на второй этаж, в свою комнату, ему было необходимо, как глоток воздуха, удостовериться в том, что брат цел и отец его не тронул. Дверь в комнату подалась с большим трудом, будто бы что-то тяжёлое прицепилось к ней с другой стороны и мешало. Он смог открыть её только с третьей попытки и застыл на секунду, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног. Это был ужас и облегчение. Сэм, по малолетству, не смог сделать скользящую петлю и верёвка просто не затянулась у него на шее. Старший брат резко сорвал верёвку с шеи Сэма, прижал его к себе и только шептал: — Прошу, не надо, не надо, не надо. Что он наговорил? Сказал, что я бросил тебя? — Сэмми вздрогнул в его руках и кивнул. — Ложь! Я никогда тебя не брошу.       В тот день Дин понял, лучший подарок — время, которое всё же у него есть. Нельзя сказать, что Джон специально приурочивал издевательства ко дню рождения Дина, просто в этом маленьком городке редко что-то случалось, а уж зимой, когда сырой снег и мороз с ледяным, пронизывающим ветром, загоняли даже самых отъявленных хулиганов по домам, и подавно. И шериф пил, пил и «развлекался».       Дин наконец-то отвлекся от своих воспоминаний и, поежившись от холода, легонько толкнул брата локтем в бок. Было страшно. Дин все думал и думал, какой фортель выкинет Джон на этот раз? Отдаст Сэмми в детский дом? Тогда лучший подарок и награда будет, если его брат попадет в детский дом этого же штата и к нему можно будет сбегать и даже попытаться выкрасть. Сегодня, получив деньги от шерифа, Дин понял, что больше не может терпеть. Решение пришло спонтанно. Дождавшись пока Джон уйдет из комнаты, Дин, крепко прижав к себе Сэмми и уткнувшись куда-то ему в макушку сказал: — Сэмми, ты хочешь посмотреть Нью-Йорк? — Очень! — радостно ответил младший. — Хорошо, тогда делаем вот что. Сегодня покупаем тебе вещи, и два билета на рейсовый автобус. — Но, Дин… Тебе же нет шестнадцати. Никто не продаст тебе билеты на междугородний автобус. — Мне не продадут, но бутылка халявного пива кому-нибудь из пьяниц, и билеты будут у нас. — А как же школа? Дин задумался. Если он ещё мог устроится куда-нибудь работать, уболтал бы, а через год показал бы документы, то устроить Сэмми в школу он точно не смог бы. — Сэмми, подойди сюда, — Джон позвал на кухню сына, тактично постучавшись в дверь. Дин напрягся, пытаясь пойти следом, но отец не позволил. — Нет, это наш с ним большой секрет. Оглядевшись и удостоверившись в том, что старшего сына нет в поле видимости и он точно не подглядывает и не подслушивает, Джон повернулся к Сэму, который с недоверием, но все же без прежнего ужаса смотрел на отца. Глубоко вдохнув, как перед прыжком с огромной горы в воду, шериф протянул ему двадцать долларов. — Держи, купи Дину подарок, ему будет приятно. — Спасибо, — Сэм замялся, но всё же договорил, — папа. Бобби приехал как раз в тот момент, когда парни уже позавтракали и оделись, зашел в дом, потрепал по непослушному «классическому беспорядку» Дина и сказал: — С днем рождения, большой брат. Ну что, готовы к поездке? Ответом послужил неуверенный кивок и, взяв Сэмми крепко за руку, братья двинулись к машине. — Если ты что-то сделаешь с ним и в этот раз, я тебя пристрелю и заберу их себе под опеку, ясно? — сквозь зубы, зло процедил Бобби, покидая обитель семейства Винчестеров. Всю дорогу до торгового центра Дин украдкой любовался облаками, искрящийся игрой снежинок на солнце, людьми, которые оживленно ходили и бегали по улице. Кто-то торопился в кафе для обеденного перерыва, кто-то ходил по магазинам, кто-то просто совершал семейные покупки. — Я с вами не пойду, у меня есть некоторые дела. Дин, вы сможете обратно добраться сами или мне нужно за вами заехать? — спросил старина Бобби, припарковавшись прямо возле входа и заглушая мотор. — Сами справимся, спасибо. Попрощавшись и дождавшись, пока машина исчезнет с парковки, братья подошли к высокому зданию, у входа которого все еще стояли надувные Санта-Клаус и старушка Гуди*, весело колышущиеся от дуновения ветра. Зайдя внутрь, они очутились в огромном холле торгового центра, где посередине располагался эскалатор, ведущий на верхние этажи. Слева и справа от входа находились торговые аппараты с разными напиткам: горячий кофе и чай, газировки, вода. Вокруг все искрило неоновыми разноцветными красками, везде играла, будоражившая сердце, ритмичная музыка. Дин и малыш Сэмми зашли в один из магазинов, в котором было в тысячу раз тише и спокойнее, чем за его пределами. Винчестер-старший быстро и легко пролетал между стеллажами, на которых были красиво разложены футболки, кофты и джинсы и набирал все, что понравилось его взгляду и было в категории «средняя цена». Дешевые вещи брать было бесполезно, они быстро вытягивались и рвались, поэтому Дин решил сэкономить, ничего себе не покупая, но при этом приобрести брату нормальную одежду, которая прослужит хотя бы полгода. После семи минут похождений, они отправились в примерочную. Несмотря на всю неряшливость и нескладность фигуры Сэма, все смотрелось так, будто шили по его манекену и Дин, утвердительно кивнув самому себе, отправился к кассе, чтобы расплатиться. Уже стоя в очереди, Сэмми потеребил брата за рукав куртки: — Мы же ничего тебе не купили еще, Дин. — Ничего страшного, да мне и не надо, хватит того, что купил Джон, я стараюсь экономно и бережно относиться к вещам. Младший не нашел, что ответить и, оплатив покупки, они уверенно пошли по коридору этажа и заглянули в обувной магазин, где купили пару кроссовок и ботинок с туфлями. Братья прошлись ещё по нескольким магазинам, последним из которых был магазин со школьными принадлежностями, где Дин купил тетради, набор карандашей, ручек и фломастеров, а еще рюкзак. Старый ранец Сэмми был совсем хлипкий, где-то порвался и выглядел до безумия страшно. Закончив с покупками, Дин и Сэм отправились на четвертый этаж, чтобы немного передохнуть от магазинов и перекусить. Они заняли место у окна, и, пока брат отошел сделать заказ, Сэмми любовался видом улицы, людей было уже меньше, половина разбрелась обратно по офисам, еще часть просто отправились по домам. Когда Дин вернулся, братья съели по бургеру и запили все газировкой. Честно сказать, Сэмми не любил такую тяжёлую пищу и ел из уважения к Дину. Ехать домой совсем не хотелось и Сэм предложил сходить в кино. Дин не смог отказать брату, тем более, когда выдалась возможность худо-бедно отметить свой день рождения и они отправились к кассам кинозалов, для того, чтобы выбрать фильм или мультик. Они остановились на выборе «Джуманджи», купили билеты на пятый из девяти рядов, попкорн и колу и зашли в кинозал, рядом с которым ярко горел номер «1».       Джон тоже времени даром не терял, подождав полчаса после того, как его парни покинули дом, он поехал в магазин. Нужно было купить продукты для праздничного стола и торта, который шериф решил сделать своими руками, шарики и прочую лабуду для украшения дома и комнаты сына, а еще нужно было купить Дину подарок. В этом и состояла главная проблема. В той, прошлой жизни, Дин сам лично собрал свой первый дробовик в четырнадцать лет, да и Джон дарил своим мальчикам то пистолеты, то ножи, а чаще просто не присутствовал на их днях рождениях, пропадая на охоте. Книги, что подарил Джон подростку на Рождество, очень нравились Дину, он читал их с упоением и, кажется, врастал в них руками, душой и телом. Идея пришла на ум сразу, и шериф купил сыну анатомический макет человека от компании Edu-Toys Торс. Посмотрев на часы, Джон загрузил покупки в машину и направился домой, необходимо было успеть приготовить все до возвращения сыновей.       В итоге братья посмотрели фильм, и Сэмми, пока выходил из кинозала, спустился на первый этаж. Там, в «Магическом Драконе» продавали много замечательных вещей. «Золотые» из гипса сделанные дракончики важно восседали на верхних полках, хрустальные шары покрывались пылью на столах, на лесках, на уровне глаз висели чётки, кулоны, амулеты, пацифики и серьги. Сэм во все глаза уставился на них. Вот что было купить? — Что-нибудь присмотрели? — вежливо поклонился продавец-китаец. — Я ищу подарок старшему брату. — Каласо, на какой сумма? Сэмми выложил двадцать долларов, продавец цокнул языком и улыбнулся, а потом вдруг без акцента заговорил. — Малыш, этого слишком много. Здесь дешёвые сувениры, почему же ты ищешь подарок у нас? — А где ещё-то? Брату пятнадцать. В игрушки он не играет, а здесь… Он развёл руками, обозначая торговый центр. — Вот значит как, — парень покачал головой, задумался, а потом достал кулон, довольно уродливый. Загадочный полубык-получеловек имел рогатую голову с мистической спиралью, направленной вверх. — Это шумерское божество, очень сильный артефакт, его называют мужским, он наделяет хозяина выносливостью, духовной стойкостью, силой, а так же приносит удачу и защищает от любого зла. — продавец почесал затылок, а потом залез под стол и достал еще одну коробку. Рядом с кулоном лёг неплохой раскладной нож, с серебряной насечкой на рукояти.  — Ой, но как… — Кулон дешевка, если ты о стоимости, люди перестали ценить прошлое и давно ни во что не верят. Нож добротный. Что ещё нужно парню. — Спасибо, — Сэм церемонно поклонился, — простите за бестактность, а почему… — Язык коверкаю? А покупателем это нравится, это возвеличивает их в их собственных глазах, да и узнать можно много, если правильно слушать. А теперь беги к брату, а то он скоро хватится тебя и будет переживать. Сэмми, не зная каких богов ему нужно благодарить за то, что Дин купил ему рюкзак, в который можно все спрятать, расплатился с китайцем и, убирая подарки, побежал к брату.       Уже темнело. Солнце забирало тепло и собирало свои нити света в один клубок, который утаскивало за горизонт, постепенно уступая место своей младшей сестре — скромной и неотразимой луне, уже мерцающей в великолепии фиалкового неба. Домой решили идти пешком, было недалеко, всего пара-тройка миль. Почему бы и нет? Ведь подышать свежим воздухом тоже иногда надо, да и погода позволяла. Повисла неловкая тишина, которая давила на обоих, но никто не решался её нарушить. Сэм пытался придумать, что сказать, как начать хоть какой-то разговор, а Дин, казалось, был совсем отрешен от этого мира. — Дин, а у нас же остались деньги? — вырвалось у Сэма прежде, чем он подумал о чём говорит. — Ну да, мелкий, остались. Ты что-то хочешь купить? Скажи, что именно, чтобы я понял, какой дорогой идти домой — Нет, нет, нет… — Сэмми осекся, не зная, как приподать идею, — давай мы эти деньги спрячем? Ведь если отец… Договорить ему не дали, Дин дураком не был и сразу понял, что брат имеет в виду. Он тоже боялся, что отец снова сорвется и экономил каждый цент. Если это шаткое равновесие падет и Джон снова окунется в алкогольный омут, им первое время будет легче, чем было до этого и до боли любимый «голодный обморок» начнет посещать Дина не сразу. После изнурительного разговора, о том, как им поступить с деньгами, ни один не нашелся что сказать и остаток дороги прошли молча. Каждый был погружен в свои мысли и не желал их озвучивать. Сэм думал о том, как подарить Дину подарок, чтобы не видел отец. Дин же в то время думал, как не нарваться на гнев отца из-за того, что потратили не все деньги и купили все только для Сэмми.       Такого ещё никогда не было. Когда братья зашли в дом, он весь сиял от чистоты, в воздухе витал ароматный запах сладостей и еле слышно играла веселая музыка. Джон встретил их довольной улыбкой, забрал пакеты и начал рассматривать обновки, ни одним действием или словом не показывая, что в комнате старшего брата ждал сюрприз и подарок. Когда Дин заметил, что шериф рассматривает еще и ценники, его тело резко натянулось, как струна, дух пересекло, а в груди все стеснилось и стало нечем дышать. Это было страшнее прыжка с крыши. Страшнее вопля бешенного солдата, на глазах которого убили дорогого человека или члена семьи. Страшнее тихого последнего писка мыши, попавшей в лапы кошке-убийце. Отец сейчас поймет, что у них остались деньги, что Дин себе ничего не купил и будет плохо, да плохо так, что его придется по кусочкам соскребать с пола. Джон, оглядывая вещи, понял, что все они для Сэмми, по размеру явно не подойдут Дину и, по его примерным подсчетам, у братьев осталось шестьдесят долларов. Стало противно и тошно, шериф не испытывал по отношению к себе сейчас ничего, кроме ненависти. Что же он за урод такой, если старший сын решил обеспечить всем только младшего брата, забывая о себе и, совершенно очевидно, экономя? Ответ пришел в голову сразу, память подкинула рассказы Бобби о том, как встречал свое день рождение Дин на протяжении десяти лет. Хотелось отругать Дина, но Джон не стал этого делать. Во-первых, у его сына сегодня день рождения и ему исполняется пятнадцать лет, во-вторых, дети все еще его боятся и не поймут, что все нравоучения отнюдь не со зла. Стараясь сгладить неприятную атмосферу, которая нависла над домом, шериф жестом указал на лестницу, ведущую на второй этаж. Дин послушно поплелся наверх вместе с братом и Джоном, открыл дверь и обомлел.       Вся комната была украшена шарами, от стены до стены была натянута золотая гирлянда-растяжка «Happy Birthday», а на столе стоял огромный торт, на кровати же красовалась огромная коробка, перетянутая красной лентой, завязанной в бант. Невооруженным взглядом было заметно, что отец торт делал сам, вкладывая в него сердце и душу. Джон улыбнулся и тихо сказал: — С Днём Рождения, сын. Дин не знал что отвечать, ему до сих пор казалось, что во всём этом есть подвох и дальше будет только хуже. Джон угадал ход его мыслей и, видя в поведении Дина полную скованность и страх, тихо сказал: — Подвоха не будет, парень. А потом что-то со звоном надломилось и рухнуло. Какой-то невидимый барьер, хранивший его душевное здоровье все эти годы. — Можно? — и уже не дожидаясь ответа Дин достал нож, нарезал неаккуратные куски торта, подковырнул сердцевину и не стесняясь засунул себе в рот кусок. — Ничего, вкусно… — Только не болтай с набитым ртом. Я ещё ужин приготовил, спускайтесь на кухню. Джон вышел из комнаты, а Дин всё же открыл коробку и обомлел. Натуральный макет, какой он видел в школе, в кабинете естественных наук. Он мог бы ещё долго любоваться манекеном, но тут Сэмми потянул его за рукав. — Я есть хочу, пошли, а?       Ужин, начавшийся в тишине, постепенно становился всё расслабленнее. Джон был трезв, Сэмми устал, а Дин, пусть с трудом, отпустил ситуацию, хоть и частично. Мясо было прекрасно, только вот тушёные овощи всё портили, но Сэм ел охотнее, чем гамбургеры. Даже удалось завязать разговор. Слегка вынужденный, но постепенно перетёкший в нужное русло: — Дин, тебе ведь в следующий год шестнадцать, какой колледж выбрал? — Дин не знал, что отвечать, но Джон, не желая смущать сына, продолжил, — рискну предположить, что медицинский. — А я юристом стать хочу, — вдруг вставил Сэм. — Отлично, ты умный, у тебя получится. А работать будешь в адвокатуре? — В прокуратуре. Там интереснее. Ой, я совсем забыл. Сейчас! — Сэмми галопом ускакал на второй этаж, схватил рюкзак, достал подарки, красиво упакованные в одну коробку и двинулся назад. Вручив подарок имениннику, младший Винчестер аж глаза зажмурил, так боялся реакции брата, который нарочно медленно открывал коробку. — Сэмми, это… — Дин достал кулон и сразу одел на себя, нож же просто разложил и покрутил в руках, наблюдая как в холодной стали отображается все, как в зеркале. — Спасибо, мне очень приятно.       Когда с ужином было покончено, Дин и Сэм уселись на диван и решили посмотреть «Один дома». Комедия, конечно, больше рождественская и никак не котируется с нынешним праздником, но очень смешная и поучительная. Она негласно рассказывает о том, что и один в поле воин. Джон же остался на кухне и решил прибраться, помыть посуду и убрать остатки еды со стола. Не досмотрев фильм даже до середины, братья уснули, уютно расположившись по разные стороны дивана. Шериф, закончив уборку, любовался сыновьями, ему не хотелось их трогать, но, если они останутся тут, то на утро у них точно будет нестерпимо ныть спина и все тело от неудобного положения. Осторожно и бережно, стараясь не разбудить, Джон взял на руки Сэма и отнёс наверх, положил ближе к окну, поцеловал в лоб и заботливо укрыл одеялом. Теперь был черёд старшего сына. Шерифу было страшно, Дин всегда смотрит на него глазами провинившейся собаки, совсем затравленной побоями, и, если он сейчас проснётся, попробуй объяснить ему, что боли нет и он просто решил его перенести. Подхватив аккуратно Дина под шею и колени, даже перестав дышать, Джон пошел в спальню своих детей. Дин, в сильных руках отца, впервые за долгие годы не дёрнулся, даже прижался крепче и положил руку на грудь, где бешено колотилось сердце. Шериф, чуть подталкивая дверь ногой, прошёл в комнату, положил сына на кровать, немного отодвигая ногу и руку Сэмми, который разложился уже как морская звезда, укрыл одеялом. Джон невесомо поцеловал в макушку и его, шёпотом, едва различимом даже в этой звенящей тишине, пожелал спокойной ночи и, включая ночник, покинул комнату, мягко закрывая за собой дверь. Негромко зевнув, шериф пошёл к себе, мысленно ставя сразу несколько плюсов в свой столбик: день рождения прошёл нормально, как и положено во всех семьях, был и смех, и веселье и подарки, а ещё Дин, как казалось ему, перестал его бояться хотя бы на подсознательном уровне.       Утром, когда сыновья встали и пошли умываться, Джон начал собирать шарики, которые валялись по всему полу. Его взгляд упал на постель мальчиков. «Надо бы перестелить» — подумал шериф. Он поднял подушку старшего сына, чтобы снять наволочку, и его пронзила сжигающая изнутри, рвущая сердце боль, такая острая, что хотелось кричать, выть и плакать одновременно. Под подушкой лежал нож, причём раскрытый. Память сразу подкинула картину прошлой жизни, в которой Дин так же спал, держа под подушкой наготове либо дробовик, либо нож, готовый в любую секунду убить каждого, кто пришёл причинить страдания его семье. Сознание Джона заволокла пелена апатии, эти сходства прошлой жизни и нынешней были, как резкий удар под дых, который заставляет сломаться и сложиться пополам даже самого сильного. Только вот в этой жизни, нож был явно для защиты от него самого. Мало кто из нас знает, что такое истинная душевная боль, она намного сильнее моральной или физической. Физическую боль, на самом деле, можно легко заглушить, если не медпомощью, то по достижению определённого болевого порога тело «выключает» сознание само, освобождая хозяина из этих ужасных тисков. Душевные же раны намного больнее, даже палец порезать приятнее, чем испытывать это.       Шериф не решился менять постель, чтобы лишний раз не напугать сына, положил подушку на место и вышел из комнаты. Он добьётся, обязательно добьётся того, чтобы под подушкой у Дина была только простыня и ничего больше, даже если на это потребуется «убить» долгие годы, тем более, что первые уверенные шаги уже сделаны и возымели успех. *Гуди — спутница Санта-Клауса, только это не внучка, как Снегурочка у Деда Мороза, а его жена. Это добродушная толстушка, с седыми волосами, с толстыми очками, обожающая своего мужа. Она живет с Сантой в прекрасном Лунном замке на горе и тщательно следит за тем, чтобы Санте всегда было уютно. Примечание авторов: амулет, который купил Сэмми для брата — тот самый кулон, что носил Дин в прошлой жизни. И да, мы ждём много комментариев)